Семь Демонов

Темнота проскальзывала по густым мокрым ветвям, соперничая с лунным светом. Ветер трепал последние листья, прилипшие к тощим сучьям деревьев, дождь падал с неба мелкими холодными каплями. Ночь была неумолимой, холод царапал кожу Вари, когда она шла по Запретному лесу с палочкой из темного дерева в руке. Её злость была погашена воем тварей, гулявших по территории, и теперь на её месте была только испуганная девочка-подросток. Полночный час пробил в неподвижном воздухе, и по заброшенному лесу прокатились отголоски ужаса. Вороны каркали, голоса их были хриплыми и ржавыми, скрюченные шеи выглядывали из отверстий и поворачивались, чтобы посмотреть на девочку. Одежда Вари развивалась от ветра, и дождь прилип к ее коже. Волосы темными прядями падали на лицо, прилипая к приоткрытым губам. Холод поселился в ее костях, тело становилось тяжелее с каждым неуверенным шагов. Глаза судорожно оглядывали окрестности, а дыхание участилось. Сначала она слышала его голос как шепот, как призыв без слов. Затем он стал биться о ее череп, крича, плача, умоляя следовать за ним. Словно потянутая за невидимую ниточку, она направилась в лес, одетая лишь в пижаму и мантию. Теперь девушка поняла, что босая, и, не обращая внимания на резкий укус мороза, прижалась пальцами к ледяной земле. Ноги онемели, и если бы на них были порезы, она не смогла бы их увидеть. Это был не голос, обращенный к ней, нет, это было присутствие. Более того, оно было чудовищным, почти дразнящим. Варя должна была догадаться: она слышала много историй о том, как дети уходят в ночь и не возвращаются. Да она и сама чуть не стала такой. Но все же зов был сильным, магнетическим, и чем больше она его игнорировала, тем сильнее чувствовала, что задыхается. Неужели ее разум слаб? Неужели она ослабила бдительность из-за того, что больше не училась в своей академии? Она стояла посреди леса, слишком далеко от замка, чтобы кто-нибудь услышал ее, если она будет кричать до тех пор, пока голос не покинет ее. И на мгновение она взмолилась, чтобы ее тело хотя бы нашли. Варя не слышала, как он приближается, Она слышала, как шелестят кусты, когда он начал подходит к ней. Она даже не слышала, как он волочит свои раздробленные ноги по лесной подстилке, подкрадываясь к ней. Нет, она чувствовала только его дыхание на своей шее. Она вздрогнула, когда существо провело пальцем по ее щеке, которая была настолько прогнившей, что она ощущала кость на своей коже. — Почему ты так далеко от дома? — спросило оно, и Варя почувствовала, что замирает от звука его голоса. Голос был мелодичным, даже божественным, голосом прекрасной женщины, но, когда оно слегка наклонилось к Варе через плечо, она увидела, что плоть существа медленно отрывается от скул. Безумные глаза смотрели на нее, почти навязчиво, а улыбка существа была, растянутой. Возможно, из-за того, что половина лица была оторвана когтями, мышцы разорваны, а связки выставлены на всеобщее обозрение, лицо стало более свободным. — Я знаю тебя… — продолжало существо, медленно обходя ее по кругу. Варя закрыла глаза, ее желудок скрутило при виде изуродованного лица. Она знала, что это такое: похожие лица она видела в книгах. Это была мавка, и от этого знания у Вари поползли мурашки по коже, потому что если она не уберется отсюда поскорее, то вряд ли сможет узнать то, что от нее осталось. Мавки — это загубленные души, умершие ужасной преждевременной смертью и стремящиеся заманить людей в лес и устроить им такую же судьбу. Обычно у них были красивые лица и длинные темные волосы, которые они распускали по ветру. Они просили расческу, а если ее не было, то медленно перегрызали горло, давая захлебнуться своей кровью. — Зачем ты звала меня? — спросила она, стараясь не потерять голос, когда почувствовала, как пальцы существа потянулись к ее волосам, медленно перебирая мокрые пряди. Дождь все еще продолжался, и теперь он был более сильным, заглушая все вокруг, и Варя чувствовала, как бьется ее сердце. — Он идет, — хохотало оно, теперь уже сильнее дергая девушку за волосы, заставляя ее наклониться, чтобы крикнуть в ухо. — Он идет, он идет, он идет. Он придет за тобой. От ужаса у Вари заслезились глаза, и она сжала челюсти, сдерживая крик боли и ужаса. Призрак обхватил рукой ее шею, но не впиваясь в нее пальцами. А потом, подставив подбородок, потянул ее к себе, и Варя распахнула глаза. Она была в ужасе и смотрела на нее большими злобными глазами, тяжело дыша и смеясь ей в лицо. Рука его сжалась, и Варя рванулась, чтобы вцепиться в него когтями, но почувствовала, что одерживает верх. Он идет. Он идет. Он идет. Оно захлебывалось слюной и кровью, вылетавшими из его жалкого рта. Варя потянулась к палочке и, собрав все силы, произнесла заклинание. Конфринго. Проклятие ударило тварь в грудь, заставив ее вскрикнуть от боли и отлететь от девушки. Хотя проклятие и не могло разорвать на куски нетелесное существо, оно было достаточно мощным, чтобы оттолкнуть его от нее. Варя схватилась за шею, тяжело дыша, и смотрела, как мавка все больше злится. Тогда она бросилась бежать, не обращая внимания на боль, которую причиняли ей ветки и сучья. Босые ноги с силой ударялись о землю, а по лицу текли слезы испуга. Она продолжала бежать, не заботясь о том, в правильном ли направлении она идет; она просто знала, что должна убежать от чудовища. За спиной зашуршала листва, и в тот момент, когда рука уже почти схватила ее за мантию, она прорвалась сквозь строй деревьев — замок стоял на скалистом краю. Варя не остановилась, пока под ногами был камень, а не трава, и, когда ее тело мягко столкнулось с одной из стен школы, обернулась и посмотрела на лес. Мавка смотрела на нее, глаза пылали яростью, рот был широко раскрыт в крике страдания. Мавка металась по лесу, размахивая руками, похожая на бешеного зверя. Варя всхлипнула, схватившись за грудь, и почувствовала, что ей стало тяжело дышать. Она боялась, нет, она была в полном ужасе, и она прижалась к стене, ее тело стало уставать, а адреналин медленно выходил из крови. Ее веки дрогнули, услышав раннюю песню птиц, и она почувствовала, как слабые лучи декабрьского солнца коснулись ее замерзшего лица. Петух не пел, но гул природы был слышен. Мантия была насквозь промокшей, и, вдыхая воздух, она ощущала ледяной холод в легких. Варя поняла, что спала на улице — ранняя зимняя погода не помеха, и на секунду ощутила гармонию в безмятежности раннего утра. Ветер стал тише, а от запаха дождя и щелочного озера закружилась голова. Мелкие капли росы падали с близлежащих растений, с чарующим звуком ударяясь о каменный пол у входа в замок. Тело запульсировало, когда она медленно поднялась, кости хрустели при каждом движении, а голова на секунду закружилась, когда она села прямо. Зрение затуманилось, и она ухватилась за стену, чтобы поддержать себя. Медленно, волоча ноги, Варя вернулась в замок, оглядываясь по сторонам в поисках учеников. К счастью, было еще слишком рано, чтобы кто-то из них проснулся. Она открыла дверь на лестницу, ведущую в Подземелья, и медленно спустилась вниз. Когда она вошла в Общий зал, то почувствовала, как тепло, исходящее от огня, разогнало мороз, сковавшие ее. — Где ты была? Варя повернулась лицом к Николасу Эйвери, стоявшему за столом в центре комнаты, и увидела перед ним множество пергаментов. Она направилась к нему, затем опустилась на одно из кресел, слишком уставшая, чтобы отвечать сидя. — На улице, — голос ее был едва слышен, и она вздрогнула от неестественного звука. Николас с отвращением сморщил нос, затем наколдовал чайник. Наклонившись, он поднял сумку и достал из неё баночку с душистыми травами, которые высыпал в одну из чашек. С помощью палочки он подогрел чай, затем медленно размешал его и передал девушке. — Почему же у тебя на лице засохшая кровь? — снова спросил он, и Варя, задыхаясь, поднесла руку к щеке. Как только пальцы коснулись ее, она почувствовала боль. Рука вернулась с темно-красными капельками, и она вытерла их о влажную одежду. — И почему твоя одежда промокла? — Ну что ты вечно лезешь не в своё дело, — насмешливо спросила девушка, поднося чашку к губам и пропуская огненную жидкость в горящее горло. — Я была в лесу. Николай приподнял бровь: — Я знал, что ты немного неуклюжа, Петрова, но не валяй дурака. Варя посмотрела на него, не оценив его слов. — Неуклюжа? Я выросла в академии, Эйвери, а не в канализации. И даже если так, смешно с твоей стороны сомневаться в моем интеллекте, когда я столько раз превосходила тебя Мальчик ухмыльнулся, затем откинулся в кресле, как можно более невозмутимо. — Я предпочитаю использовать свой интеллект для других целей и занятий. Свои байки про академию оставь себе и Реддлу. — В самом деле? Что, например, интриги и коварство? — Варя горько рассмеялась, прекрасно зная о выходках своего однокурсника. Мальчик сделал вид, что поджал губы, а потом строго посмотрел на нее. — Хватит быть такой неуловимой, что ты делала в лесу? — спросил он серьезным голосом. Варя вздохнула, поигрывая чашкой и размышляя, стоит ли откровенничать с парнеи. Она чувствовала потребность поговорить с кем-то, поделиться своим травмирующим опытом, и, возможно, сделать так, чтобы это больше походило на историю, чем на реальность. — Я услышала зов, — начала она, обратив свой взор на окно позади мальчика, за которым виднелось глубокое озеро. — Даже не зов, это был не голос. Это было чувство, довольно темное, и оно потянулось ко мне и заставило меня искать его. Так я оказалась в лесу. — И что бы это ни было, оно ранило тебя? — спросил Николас, внезапно заинтригованный. — Да, — ответила девушка. — Это была мавка, и теперь, когда я думаю об этом, я не могу понять, что она делала в этих краях. Они не часто встречается здесь. Более того, оно никогда не забредает так далеко на Запад. — Любопытно, — хмыкнул парень. Варя кивнула, мысленно возвращаясь к словам призрака. Это было не предупреждение, нет, скорее угроза, и девушка никак не могла разложить их по полочкам. Почему он пришел, и почему призрак звал ее? — Я думаю, на это есть причина, — заявила славянка, наблюдая за тем, как Николай записывает несколько слов на своих свитках, которые он держал чуть отвернутыми от нее. — Сколько сейчас времени? — Раннее утро, наверное, ближе к пяти, — пробормотал юноша, бросив взгляд на часы на стене. — Да, час близится к пяти. — А что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала, что ты утренний человек, — спросила Варя, все еще пытаясь мельком взглянуть на его работу. Он насмешливо посмотрел на нее, затем начал собирать свои свитки, запихивая их в аккуратную сумку. — Обычно я предпочитаю работать здесь по утрам: вокруг почти никого нет. Но сегодня меня грубо прервали. — Николай ответил, и Варя на мгновение задержала на нем взгляд. Его черные волосы завивались на концах, по бокам были короче, а пряди средней длины спадали на лоб. Его глаза были тревожно-пустыми для парня его возраста; казалось, они внимательно следят за каждым ее движением. Теперь, без школьной формы, он выглядел еще более потрепанным, его темный свитер контрастно выделялся на фоне кожи. — Ты над чем-то работал? — продолжила девушка, заметив, как его взгляд метнулся к ней, и в нем зародилось легкое раздражение. — Работал, — сказал он строгим голосом, как будто имел над ней власть. — Но не стоит зацикливаться на том, что я делаю, Петрова. Ты можешь ужасно разочароваться во мне. — У тебя такой могучий и грозный голос, что можно забыть, что ты всего лишь мальчишка, — поддразнила она, и он снова хмыкнул. — Мальчишка? С учетом того, как выросло большинство из нас, я бы удивился, если бы в нас осталась хоть крупица невинности. Все думают, что принадлежность к Священным Двадцати Восьми приносит только престиж и славу, но даже в детстве мы учимся выполнять волю родителей. Никто из нас не нормален, я тебе отвечаю. Он сохранял самообладание, почти гордясь своим мучительным детством, его глаза блестели достоинством. Варя, однако, умела распознавать боль, и она не упустила его напряжения, которые плясали по краям его зрения. — Это свойственно человеку, — заявила она. — Да, — хмыкнул Эйвери, оценив ее понимание. Он некоторое время смотрел на нее, как она отпивает последние капли чая, и прятал ухмылку. Он не доверял ей, что бы ни говорили его друзья. Варя казалась ему хитрой и умела раскусить человека. В чем-то она была похожа на Тома, но если тот погряз во тьме, которая их окружала, то она держалась от нее подальше. И это сводило Эйвери с ума. Часы пробили пятый час, и механический звук эхом разнесся по тихой комнате. Мягкое тиканье пронеслось в воздухе, и на секунду оба подростка затаили дыхание, вслушиваясь в окутавшую их тишину. Варя смотрела, как шевелится один из гобеленов, как средневековые волшебники произносят сладостные заклинания в сторону огромного существа, преследующего небеса. Сцена повторялась, как непрерывный цикл показательных боев. — Ты сказала, что чудовище звало тебя? — голос Эйвери заставил Варю вздрогнуть, так как она была заворожена сценой на гобелене. Повернув голову в его сторону, Варя увидела, что он недовольно морщится. — Да, — подтвердила она, — оно как будто тянуло меня в лес, и, не повинуясь его зову, я чувствовала, что задыхаюсь. — Но зачем оно звало тебя? — спросил он, сосредоточив взгляд на ее лице, готовясь определить, не лжет ли она ему. — Я не знаю, Эйвери, — искренне ответила она. Он хмыкнул, постучал пальцем по столу, задумавшись на секунду. — Думаю, тебе стоит поговорить об этом с Максвеллом, — сказал он, чем вызвал насмешку девушки. — В чем дело? — Этот парень ведет себя так, будто я пустое место в комнате, — сухо усмехнулась она, приподняв брови, — мы просто были вежливы к друг другу. — Разумеется, Нотт не из тех, кто воспринимает людей как нечто большее, чем пустое место, но он хорошо разбирается в книгах, и я полагаю, что у нас есть, что у него спросить, — сказал Эйвери, медленно вставая со своего места. — Он может помочь, вот что я хочу сказать. Варя кивнула, наблюдая, как он поднимает с земли свою сумку и накидывает ее на плечо. — Спасибо. При воспоминании о костлявом пальце, коснувшемся ее щеки, по коже поползли мурашки, и она заподозрила, что именно от него у нее порез. Внезапно осознав свою неопрятность, она встала и направилась в одну из душевых, с жадностью оттирая кожу, пока не вспомнила о руках существа, схватившего ее. Варя сняла халат, затем пижаму и поморщилась, увидев под ним покрасневшую кожу. В некоторых местах халат прилип к открытым порезам, и от жгучего желания сорвать его голова шла кругом. Ночной халат был грязным, покрытым грязью и засохшей кровью, и она подумала, заметил ли Эйвери, что кровь течет не только по ее щеке. Она поднесла его к носу, понюхала, а затем стремительно бросила на землю. От прогорклого запаха у нее заслезились глаза, и она надеялась, что парень не заметил этого. Наконец она шагнула в душ, включила воду, чтобы очистить кожу, и стала расчесывать волосы, дергая за пряди. При воспоминании о руках Мавки, тянущих ее за пряди, кожа вдруг покрылась мурашками. Она начала тихо плакать.