|Табаки|
Стук в дверь. Назойливый, омерзительный и совершенно неожиданный, учитывая, что сейчас было утро субботнего дня. Кто бы это мог быть? Свои не стучат, еще одной новенькой быть вроде бы тоже не должно. Неужели старина Р Первый пожаловал? Но почему в субботу? А может это сам Акула? Любопытство пересилило сонливость и я открыл глаза, выкарабкавшись из одеяльного кокона, в котором так сладко спал. — Я знаю, что вы там, открывайте! — женский голос и еще более убедительные удары о нашу бедную и ни в чем не повинную дверь, — Впустите меня, слышите! Вы обязаны меня слушаться! Оглядываюсь и замечаю Македонского, неуверенно мнущегося в коридоре. Он явно не был уверен в том, что незваную гостью стоило пускать внутрь, да и слушаться ее тоже не имел ни малейшего желания. — Это Душенька, — просипел Слепой из своего угла, и я в ужасе переглянулся со Сфинксом, который как раз тоже встал с кровати в этот самый момент. — Русалка с Мухой ушли с час назад, — говорит лысый и протяжно зевает, — Чего ей надо? Сегодня же суббота. Русалка с Мухой, говоришь? Но девушек-то у нас в комнате было аж в два раза больше… — А Спица? — озираюсь и пытаюсь высмотреть нашего собрата-Лога, но среди тех немногих, кто продолжал спать, не замечаю ни его, ни его бандерложьей возлюбленной. Зато замечаю кое-кого другого, — Мара, эй, Мара… Она сладко спит, уткнувшись лбом в плечо Лорда, и едва слышно посапывает. Тормошу ее и замечаю, что привлек внимание остальных к нашей прекрасной сонной парочке. Стук в дверь усилился, комната сотряслась, казалось бы, вместе со всем Домом: — А НУ БЫСТРО ОТКРОЙТЕ! — Македонский, не выдержав, пошел впускать ураган в нашу спальню. Сфинкс вышел вперед, готовясь принять первый удар на себя, — ЭТО ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ! КАК ВЫ СМЕЕТЕ! ЧТО У ВАС ТУТ ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ, ПОЧЕМУ КОМНАТА В ТАКОМ СОСТОЯНИИ? Слышу испуганный вздох Мары и поворачиваюсь к ней, многозначительно крутя пальцем у виска. Она кивает, озирается и, замечая начавшего просыпаться Лорда, на грудь которого она оперлась, застывает как каменная. — Вам чего здесь нужно? — слышу голос Сфинкса и поддакиваю ему, оказывая посильную поддержку. — Так врываться в комнаты к не своим подопечным — невежливо, — говорю я и добавляю, — Хоть бы причину объяснили. А то ишь, повадились… Душенька смотрит на меня взбешенным взглядом разъяренного быка и подскакивает к общей кровати, тыча мне под нос часами на своей руке: — УЖЕ ПОЛОВИНА ПЯТОГО! ВЕЧЕР, А ВЫ ТУТ ВСЕ ЕЩЕ СПИТЕ, ВЫ ЭТО ХОТИТЕ МНЕ СКАЗАТЬ? — она кричит, а я отстраняюсь, чувствуя, что меня начинает подташнивать. — Ну, спим, — кто-то сзади кашлянул и хрипло заговорил. Судя по вызову в голосе — это был неокончательно проснувшийся и крайне недружелюбно настроенный Лорд, — Вам то что до нас? Истеричная воспитательница задохнулась от негодования, но даже она, едва взглянув на Эльфийского Принца, на несколько секунд замолчала, собираясь с мыслями. А потом она разглядела сонную девушку рядом с ним. И от ее визга с кровати едва не свалился Толстый, которого вовремя успел поймать молодчина-Македонский. — БАРСКАЯ, ТАК ВОТ ЗНАЧИТ КАК ТЫ ВРЕМЯ СВОБОДНОЕ ПРОВОДИШЬ! — она хватает Мару за руку и притягивает к себе, буквально выплевывая слова в девчачье лицо, — АЛКОГОЛЬ! КАК НЕ СТЫДНО! НЕ УСПЕЛА ПРИЕХАТЬ И СРАЗУ В ПОСТЕЛЬ К ПЬЯНИЦАМ И НАРКОМАНАМ! — Уважаемая… — начинаю было я, но Мара меня перебивает. — Вам от меня какого черта нужно-то? — голубые глаза сверкают злобой и она отстраняется, отцепив от себя пальцы Душеньки и продолжая на нее, как ни в чем не бывало, смотреть. — ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! Я… — Вы не имеете никакого права вот так вторгаться в мужскую комнату и повышать здесь голос, когда некоторые еще спят. Душенька развернулась на сто восемьдесят градусов и хотела было схватить за руку и Сфинкса тоже, но вовремя осеклась. Пока она делала глубокий вдох, чтобы, по всей видимости, продолжить орать теперь уже на него, рядом с ней материализовался Слепой, и весь запал нашей дорогой воспитательницы разом куда-то улетучился: — Ты, — она тычет в него пальцем, на что мы со Сфинксом только дружно хмыкаем. Еще бы гримасу незрячему состроила, ну в самом деле, — Ты же тут якобы главный, да? — Возможно, — отзывается вожак. — Что за безобразие происходит в этой комнате? Как вы можете… — Вас это не касается, — он бросает это через плечо и отходит к окну, открывая его нараспашку, — Забирайте свою подопечную и уходите, раз она вам так нужна. Вам же сказали, здесь еще люди спят. Кричать и сыпать претензиями на Слепого не хватило духа даже у этой разъяренной фурии. Обойдя кровать сбоку, она схватила Мару за руку и молча потащила за собой, и на этот раз девушка не то чтобы сильно сопротивлялась. Когда их шаги стали едва различимы, и Македонский снова закрыл дверь, отгородив Четвертую от всего остального мира, я выдохнул и хитро взглянул на Лорда: — Она ее сожрет, не боишься? Наш Принц на это лишь фыркнул и защелкал зажигалкой. — С чего бы мне бояться, — закурив, он расслабленно прикрыл глаза, — Мне на Душеньку глубоко наплевать, будет она сожрана или нет. А ты влюбился, дракон наш златовласый, совершенно точно влюбился. И это нечто большее, чем твое недавнее увлечение Рыжей. И мне это нравится — От ваших девушек одни только проблемы, — Черный встал со своей кровати и, распинав Белобрюха, дрыхнущего без задних ног прямо на полу, вышел из комнаты, больше не сказав ни слова. Кто-то где-то оглушительно зевнул. А затем посыпались вопросы, и идентифицировать зевавшего не составило труда: — Что я пропустил? Что случилось? Все уже разошлись? Мне приснилось или кто-то и в самом деле кричал? Македонский помог Курильщику забраться на общую кровать. Толстый, помотав головой из стороны в сторону, начал хныкать, по всей видимости осознав, что куда-то ушла его новая кучерявая подружка. — Интересно, — говорю я, раскуривая трубку и всматриваясь в довольное, что крайне редко бывает, лицо Лорда, — А чего все-таки Душенька-то хотела?|Мара|
Она привела меня в Могильник. Из ее сумбурной речи, включающей в себя оскорбления, нотации и еще черт знает сколько всего лишнего, я поняла главное — сегодня в два часа дня у девушек должен был быть плановый медосмотр, который я, собственно, благополучно и совершенно бессовестно пропустила. И про который абсолютно ничего не знала, если уж на то пошло. Но это ладно. Спишем на организационные недочеты. — Я искала тебя по всем этажам, пока мне не сказали, что ты ушла ночевать к этим маргиналам из Четвертой, — не затыкалась Душенька, пока мы шли по коридорам и лестницам, — Как можно, ты нашла просто худших из… — Кто вам сказал, что я ушла к ним? — Рыжая, — ее Душенька почему-то назвала по прозвищу, хотя меня до этого кликала упорно по фамилии, — Я даже не хочу знать, чем ты там всю ночь с этим блондинчиком занималась. Порадуюсь, если только пила. Но в любом случае… — А вот и вы, наконец. На нашем пути возникает грозный силуэт Крестной, и я устало морщусь, предвкушая грядущее цирковое представление. — В кабинет ее, быстро, — кивнув на дверь, Крестная отходит и, презрительно меня осмотрев, добавляет, — Мы пока поговорим, а с тобой я разберусь позже. Пожимаю плечами и отправляюсь на медосмотр. Врачи, Пауки то бишь, встречают меня неприветливо и суетливо, но их я хотя бы могла понять — я все-таки опоздала, задержала их, устроила какой-то переполох среди воспитателей… Приятного было действительно мало. — Нарколепсия так и прогрессирует? — спрашивает Паучиха, светя мне в глаза фонариком и делая вид, что не замечает размазавшейся косметики и устойчивого хвойно-спиртового амбре. — Вроде бы нет, — пожимаю плечами и отвечаю уже более развернуто, — Хуже не становится. Паралич тоже по прежнему. Кошмары те же, что и всегда. Только лес непонятный добавился. И рядом с местным драконом всего этого нет, но ты мне навряд ли поверишь. — Пила вчера? — Да. — Что? — Не знаю. — Сколько? — Не помню. Женщина в белом халате кривит губы и меряет мне давление. Затем достает градусник. И садится заполнять какие-то другие бумажки: — Куришь? — Нет. — Употребляешь? — Алкоголь. — Половой жизнью живешь? Я помедлила, и она подняла на меня глаза поверх очков. В памяти крайне не вовремя всплыл Лорд, наклонившийся ко мне этим утром так близко, что его шепот обжег мне ухо и кожу на шее. — Ну? — Нет. — Проверим. — Не имеете права. — Тебя забыли спросить. Удовлетворенная показателями градусника и тонометра, Паучиха отправила меня за смежную дверь проверять сердце, а затем сказала вернуться и показаться гинекологу, неврологу, психологу и кому-то там еще. Кажется, даже стоматологу. Уж он то мои зубки точно оценит как никто другой. Ха-ха. — Вы закончили? — Крестная появилась точно к концу всех процедур, — Я провожу госпожу Барскую в ее палату. — В палату?! — уворачиваюсь от цепкой руки воспитательницы и непонимающе смотрю на медсестру-врача-кто она там, — Разве со мной что-то не в порядке? — Так как ты опоздала, мы не успели взять у тебя все необходимые анализы, — отвечает за нее Крестная, сцепившая руки за спиной и выглядевшая как коршун, — А также не успели понаблюдать за твоим сном и поведением, которое меня сильно огорчает и, учитывая все произошедшее, даже граничит с девиантным и опасным для твоей жизни. Да что ты такое несешь? — И насколько меня изолируют? — спрашиваю, всеми силами стараясь скрыть злость и желание задушить их всех на месте. — До понедельника, а там посмотрим. Чувствую, как у меня в груди что-то тяжело ухает. Сердце уходит в пятки. Впервые в жизни я, кажется, поняла смысл этой фразы, прочувствовав все на себе. «Приходи завтра в шесть на Перекресток» — Но вы же… «Придешь?» — «А ты сомневаешься?» — Какие-то возражения, милочка? — Нет, никаких. Пойдемте. — Вот и славно, — Крестная подзывает к себе Душеньку и улыбается, настолько натянуто, что еще чуть-чуть и ее рот запросто мог бы порваться по швам, — В Клетку ее. И с Ральфом поговори, увижу в нашем корпусе или в медблоке кого-то из его своры — исключу на месте. Отчаянно захотелось, чтобы в «ее» корпусе вдруг оказался Слепой. Я бы посмотрела, кто кого исключил бы. И откуда — уж не из жизни ли часом? — Эй, не засыпай, — Душенька тянет меня за руку и тут же испуганно вздрагивает, — Ты чего это? Эй? У меня перед глазами темнеет, и ее голос доносится как будто бы сквозь вату. — Барская? — Барская, ты что удумала? — Нет, только не падай, ты меня слышишь?***
Слепой вышел из комнаты примерно в половину одиннадцатого. Устав от голосов и нескончаемого шума вокруг, он быстрым шагом направился вперед по коридору и дальше — на лестницу, вниз, на первый этаж, прямиком в подвал. Свет в коридорах уже погасили, но для него это не имело значения. Он шел уверенно, кончиками пальцев иногда касаясь облупившейся штукатурки на стенах и то и дело сгрызая ее остатки — те, которые еще можно было подцепить. Быстрее. Ему нужно было туда как можно быстрее. Сбежать ото всех и от самого себя в частности. Раствориться. Исчезнуть. Слиться с Ним в единое целое. — Пожалуйста, — он шепчет, облизывая корки засохшей на губах крови, и съеживается в углу подвала, обгрызанными ногтями царапая цементный пол. Порыв ветра уносит из его головы все звуки и мысли. Запах мокрой травы ударяет в нос, и слепой от рождения ребенок жадно втягивает его, насыщаясь, пропитываясь им изнутри, насколько это было возможно. Так хорошо. Пальцы комкают влажную землю, как в первый раз. Поднимаясь, он чувствует, что его босые ноги утопают в грязи, но даже и не думает отступать. Покачивающиеся ветки деревьев касаются его головы, словно поглаживая. Словно приветствуя старого друга, которого давно не видели и по которому все это время скучали. Он чувствует лунный свет на своем лице и глухо рычит, стирая стекающую по клыкам слюну рукавом свитера. Или мохнатой лапой. Какая, к черту, разница? Полная луна ласкает его прохладными прикосновениями. Дом дышит в спину, не желая выпускать его на эту сторону надолго. Слепому всегда казалось, что тот просто боится, что когда-нибудь он не вернется. Когда-нибудь. До специально намеченного для этого срока. Он открывает глаза и болезненно стонет — вот только из горла вырывается нечто больше напоминающее волчий вой. — Здесь есть кто-нибудь? — до него долетает смутно знакомый голос, и острые когти взрывают землю, когда он срывается с места и бежит. Куда? Едва ли он знал это сам. — Я слышала рычание, — женский голос снова раздается прямо за его спиной. Желтого цвета глаза с узким зрачком закрываются, не выпуская на свет слезу, — Слепой, это ты? Он поворачивается к ней, передергивая плечами в попытке унять дрожь. Мара стоит в нескольких метрах от него, и Дом толкает его, заставляя сделать шаг ей навстречу: — Давно ты знаешь про это место? — Со второй ночи в Доме. Это случайно вышло, — он слышит, как она усмехается, и отрицательно качает головой. — Ты пришла по шоссе? — Что? — девушка явно не понимает, о чем он, — Я просто уснула, как всегда. И попала сюда. В твой сон, да? Снова? Слепой молчит и опирается спиной о дерево, судорожно вдыхая свежий воздух, с непривычки почти царапающий его переполненные дымом легкие. — Что это за место? — ее голос начинает звучать глуше. — Лес. — Тебе это снится? — Это не сон, — он улыбается, и трещины на его губах вновь начинают кровоточить, — Осторожно, сзади тебя коряга. — Откуда ты… — Мара смотрит на него, но пазл в ее голове упорно отказывается складываться, — Я слышала рычание. Это был ты, да? — Ты делаешь успехи, — донесся до нее чей-то шепот. Место, где секунду назад стоял Слепой, было пустым. Только трава примята отпечатками грязных ног. Оглядевшись, она так его и не нашла, зато увидела свет, который пробивался через деревья и очертаниями напоминал окна старого, покосившегося Дома. Все чудесатее и чудесатее. А потом она проснулась. — Слепой. — Что? — Ты сидишь на полу возле моей комнаты, — голос Стервятника доносился откуда-то сверху. Позади него, за стеной, голосили остальные члены Третьей. Звуки Дома наваливались на него один за одним, да и сам Папаша тоже никак не переставал говорить, — Я подумал, что стоит тебя окликнуть. Ты же, наверное, чего-то от меня хотел? — Нет, — с трудом поднявшись по стенке, Слепой едва не огрызнулся, когда Стервятник попытался его поддержать, — Все в порядке. Я здесь случайно… оказался. Не хотел мешать. — Ты не помешал, — бархатный тембр Птицы сорвался на хрипловатый смех, — Готовишься к выпуску, да? Есть успехи? — Есть, — белесые глаза сощурились, язык слизнул с губ багровые капельки крови, — Ты с ней, если я не ошибаюсь, поладил. Бровь Стервятника вопросительно подпрыгнула вверх. Пальцы крепче вцепились в набалдашник трости: — Она мне сразу понравилась. — Как и всем. Одна такая симпатия едва мне все планы не попортила, — Слепой покачал головой и потянулся грязными пальцами к лицу. Папаша всучил ему в руки салфетку. — Откуда ты ее выкопал? — Не я, — вожака Четвертой передергивает, и он снова обессилено опирается о стену, — Она «наша». Ты ведь это тоже чувствуешь. — У нее младшие братья или сестры не умирали, случайно? — спрашивает Стервятник и стучит по полу своей тростью, всматриваясь в лицо собеседника. Тот, словно почувствовав это, отворачивается и пожимает плечами. — Не знаю. Может быть. — Ей место у меня, среди Птиц. — Ей место у нас, среди Дохляков. Золотистые глаза удивленно распахиваются. Растянув тонкие губы в ухмылке, Сиамец мельком смотрит на Тень, печально тому кивая: — Ты притащил ее сюда, потому что она такая же? — он не дал Слепому ответить, быстро добавив еще один вопрос, — Она нужна тебе как Ходок, не правда ли? — Это уже не твое дело. Стены Дома будто бы сузились, нависнув над ними давящими серыми блоками. Дом не приветствовал разговоров на такие темы. Вожаки ходили по тонкому льду, и невесть откуда взявшийся ледяной порыв ветра был тому лишь очередным подтверждением. — Изначально я думал, что она просто будет одной из нас, — к удивлению Стервятника, Слепой принялся что-то ему объяснять, — Думал, что возвращаю «домовского» ребенка на место, не более. Меня больше заботило состояние моих, чем… — А теперь ты думаешь, что она удержит Лорда и не даст ему сорваться до выпуска? — Папаша хмыкнул, как всегда обо всем догадавшись. — Не давай ему наркотиков, — отлепившись от стены, слепец тяжело вздохнул, молча направившись к двери в свою спальню. Стервятник подождал, когда его друг скроется из виду, и прислонился к стене Дома сам, лбом, касаясь ее пальцами в том самом месте, где еще недавно он видел тень своего брата. — Мы заберем и тебя тоже, не бойся. Мы заберем с собой всех, кому не место в этой проклятой Наружности. Слепой мне это обещал. А значит, обещал сам Дом.