(Не)враги

      Вашингтон снова пьёт очередную чашку кофе. Ещё и ещё, чтобы наконец-то добиться бодрости. В последнее время сна не хватало категорически. Он тяжело вздохнул. Что же, такова доля столицы, которой он стал практически с самого раннего возраста. Голова неприятно гудела. Вчера ночью Джеймс прибыл на международный саммит столиц, который должен состояться уже через 20 минут, поэтому был ещё больше уставшим, чем обычно. Но не только физическая усталость тревожила его мысли. На этом саммите он вновь пересечётся с ним. С Москвой. Казалось бы, чего тут такого? Они — столицы двух вечно соперничающих держав, а значит — враги. Это простая истина. Но что-то пошло не так.       Какую-то странную симпатию к Москве он начал испытывать ещё в 20 веке, и, с ужасом осознавая эти чувства, пытался подавить их (да и сейчас тоже), но никак не получалось. Москва, несмотря на свои насмешки, был умным и интересным собеседником, что-то неуловимо в нём влекло и притягивало Джеймса, словно магнит. Московский никак не хотел покидать его голову, перед глазами всё время вставала эта несколько нахальная улыбка, чем-то напоминающая ему Нью Йорка, и наигранно-елейный голосок, протягивающий: «Решил закупать нефть у России? Очень мило. Обещаю, что не буду жадничать.» Сердце предательски ёкало в груди, дыхание сбивалось. Если во время онлайн-конференций и можно было это маскировать, то такие нечастые встречи вживую превращались в настоящую пытку, и надо было применять все актёрские способы, чтобы скрыть свои чувства. Михаил казался ему слишком необыкновенным и загадочным. Что Вашингтону известно о Москве за пределами собраний столиц и рабочих ночных совещаний? Такие эмоции были для Анакоста чем-то новым и неправильным. Конечно, он считал, что холодный рассудок и трезвая голова для столицы это самое главное, но всё-таки, собственная бесчувственность в глубине души порой пугала. Почему он не мог влюбиться в кого-то из своей страны, Нью Йорк или Сан Франциско, к примеру? Почему именно в Москву — столицу России? Эти дурацкие чувства были лишь проблемой, но он никак не мог от них избавиться.       Задумавшись, столица США не заметил, что уже скоро начнётся собрание столиц. Выкинув опустевший стаканчик из-под кофе, тот направился по коридору в зал, где и должно оно проходить. Вскоре он дошёл, поприветствовал некоторых своих коллег и сел на своё место, раскладывая документы. Московский сидел чуть дальше, между Минском и Пекином, и о чём-то оживлённо беседовал со столицей Китая, улыбаясь. Россия — достаточно гомофобная страна, но если их с Пекином связывают далеко не дружеские отношения?.. Анакост почувствовал, как неприятное, жгучее чувство растекается в груди, внутренности очень больно скрутило. Вашингтон понимал головой, что с таким тёплым взглядом и улыбкой Москва на него никогда не посмотрит. Только той фальшивой улыбкой, которую так часто используют другие столицы для своих врагов, и тем холодным взглядом, не выражающим ничего, кроме враждебности и презрения, но сердце никак не желало умолкать. Они по разные стороны баррикад, но разве ему это объяснить? Эти глупые чувства нужно запрятать куда подальше, они не должны мешать работе!       Собрание проходило, как обычно. Обсуждение и решение насущных политических вопросов и проблем, аж 4 часа. Москва начал уже уставать. Итак долгие бессоные ночи, да ещё споры с Киевом на собраниях, которым, казалось, конца не будет. Пусть он и привык уже, что прежних хороших с «братом» уже никогда не будет. Наконец-то собрание закончилось. Послышался нестройный гул голосов и звук отодвигаемых стульев. Откинувшись на спинку стула, Михаил достал флягу с водкой — во первых, напиток хоть как-то бодрил и Московский не пьянел, во вторых, кто ещё будет поддерживать стереотипы о русских, как не сама первопрестольная столица Москва? Медведя или танк брать не очень удобно, а фляга с водкой — самое то! На него с подозрительно косилось несколько столиц, но Михаил лишь улыбнулся уголками губ и демонстративно стал отпивать больше. «Какие-то проблемы?» — читалось в небесно-голубых глазах. Опустошив флягу, Москва начал тоже потихоньку собираться, убирая в портфель документы и направляясь к выходу. Самолёт завтра рано утром, поэтому Московский планировал пойти к себе в номер и хорошенько поспать хоть где-то. А после — родная Москва и много работы. При воспоминании о работе, об этих бесконечных документах и звонках, Миша с грустью внутренне усмехнулся. Снова минус здоровый сон, но ведь звание столицы — это не только много работы и ответственности, но и большая честь, ради которой он шёл по головам многие годы, жертвуя хорошей репутацией среди остальных и собственными принципами. Кого-то другого на этом месте он не мог даже представить.       — Moscow! — послышалось позади него. Москва остановился, слегка раздражённо поведя плечом. Ага, размечтался о сне в номере отеля, наивный! Да и это «Москоу» его всегда бесило и резало слух. Он обернулся. Это был Вашингтон. Столица Америки выглядел иначе, чем обычно. В глубине тёмно-голубых глаз было что-то похожее на… волнение? Как странно. Он всегда был словно похож на робота, своими вечно идеальной укладкой, старящими очками и отточенными словами. На все остроты, которыми столица России ловко парировал во время онлайн-конференций, Вашингтон всегда отвечал сухо, поэтому это Михаилу стало наскучивать, а нынешняя перемена несколько заинтриговала Москву.       — Что такое? — Может быть, он назначит супер важную и секретную конференцию?       «Которая из-за разницы в часовых поясах будет ночью, конечно же!» — промелькнуло в голове у Москвы. Опять пресекаются хоть какие-то мысли о сне. Повисло молчание, которое длилось несколько секунд. Московского это начало напрягать. Да что, чёрт его побери, происходит? Мимо проходили остальные столицы, и с некоторым интересом, а иногда и с некоторым страхом (если Россия и Америка поссорятся ещё сильнее, ядерных боеголовок не миновать всем) смотрели на беседующих злейших врагов. Вашингтон сжал губы, и негромко, чтобы не услышали остальные, но чётко произнёс:       — Твоя «дружба» с Пекином ни к чему хорошему не приведёт, Москва.       Только спустя мгновение до Джеймса дошёл смысл его слов. Серьёзно? Звучало это далеко не в политическом смысле… Выглядит так, будто он ревнует Михаила к Юшенгу. Долго нельзя прятать и избегать своих чувств, и Вашингтон впервые прямо признал сам себе — да, он ревнует! Но Московский точно не должен об этом знать. Они не должны любить друг друга, это предательство их собственных государств, а если кто-то узнает, то скандал мирового масштаба. Джеймс увидел, как голубые глаза напротив удивлённо расширились, но тот за секунду взял себя в руки, и выражение на лице Москвы стало колюче-ядовитым. Он явно понял неоднозначность этих слов.       — Ревнуешь? — обычная улыбка Москвы, не излучающая никакого тепла, но на этот раз взгляд вместо полушутливого-полусосредоточенного стал холодным и острым, словно осколки льда. Разговор заходит в ещё более опасное русло. Осталось только одно — сделать вид, будто он и имел ввиду политический подтекст, а Москва всё надумал сам.       — Ирония здесь неуместна, — Анакост резко разворачивается и шагает прочь. Париж пытался с ним заговорить, но было видно, что Вашингтон слишком погружен в свои мысли, и де Сенье отстал. Михаил остался стоять в некотором замешательстве. Обычно Вашингтон редко когда задевал его первым. Слишком странное поведение. Конечно, он в шутку и чтобы позлить предположил, что столица США и правда ревнует, но не может же это быть в самом деле, верно? Это абсурдно и бывает только в глупых романтических книгах. В реальности всё намного сложнее. Но почему он сказал, что именно с Пекином, а не с Китаем в целом? Мозг вставал в тупик, и другого объяснения просто не находил.       — Миш, всё хорошо? О чём вы говорили с Вашингтоном? — услышал Москва мягкий голос Минска позади. Немигов поравнялся с ним, и Михаил невольно вздрогнул, вновь увидя вместо привычных тёмно-синих глаз брата ярко-алую бездну. Хотя, пора бы уже привыкнуть, ведь он и сам с такими когда-то ходил, и вполне потенциально может и сейчас.       — Да не важно, будто эти пендосы могут говорить что-то стоящее. Собрание сегодня было особенно трудным, правда? — Московский широко улыбнулся, слегка похлопывая Николая по плечу и начав обсуждать сегодняшний день вместо своего внутреннего состояния. И правда, не стоит забивать голову этой американской чепухой. Минск ещё раз взглянул на Москву, пытаясь прочитать его эмоции по едва уловимо нахмуренным бровям, но промолчал. Однако он точно знал, что Мишу что-то тревожит.             Вашингтон тем временем закрывается в кабинке туалета, пытаясь дрожащими от волнения пальцами закрыть этот чёртов замок. Наконец ему удалось это сделать, и американская столица тихонько сползает по стене, прикладывая ладони к пылающим странным огнём щекам. Что с ним происходит? Москва приносит лишь хаос и пожар в его сверкающий чистотой, столько лет держащийся в равновесии мирок, состоящий из работы и столичных обязанностей, где подобному места нет. Только в глубине души, как бы он это и отрицал, ему это нравилось. Но разум всё ещё протестовал, но попытки его были всё слабее, с каждым днём, проведённым рядом с Московским. И Анакост снова вспоминает слегка выбившиеся из укладки золотистые волосы, и небесно-голубые глаза, так и сверкающие странной искоркой, свойственной лишь Москве, этой искоркой, начисто сжигающей всё в его сердце, оставляя лишь пустоту. Которая ныла, когда Вашингтон понимал, что не быть столицам-врагам вместе. Анакосту невыносимо болько, такое чувство, будто его вот вот разорвёт на части. С одной стороны — долг перед родной страной, а с другой — завораживающие глаза этого русского, не дающие покоя. Глаза, всегда смотрящие на него с презрением и неприязнью. Но так и должно быть, а сегодняшнее недоразумение надо выкинуть из головы и впредь вести себя подобающе столице. А именно — снова держаться со всеми ровно, всегда иметь холодный ум выше чувств. Только тогда всё будет хорошо, как раньше. На том он и решил, глубоко понимая, что, конечно же, у него не хватит сил.