***
Настойчивый звук будильника разрезает тишину раннего утра, вынуждая Михаила уйти из столь сладостного и короткого царства сна в реальный мир, полный забот, битв и печалей. Голова раскалывалась, а всё тело ныло и требовало сна. Но расслабляться пока нельзя, ведь впереди саммит столиц. Надо собраться и натянуть до ужаса уверенный в себе вид и извечную улыбку, скрывающее его истинное отношение к этому сборищу психов, иначе он назвать эти собрания не мог. Однако как гордая столица Российской Федерации, Москва просто обязан там присутствовать. И не просто присутствовать, а быть достойным своей страны и всех заткнуть за пояс. Сборы проходят быстро, и вскоре Михаил уже идёт по коридору в зал, где должно было оно проходить, в дорогом деловом костюме и уложенными золотистыми волосами с выбившейся передней прядкой. При параде. Оттуда доносился гул, основная часть столиц уже в сборе. «С Богом.» — прежде чем раскрыть дверь, Москва произносит два слова, что в любых ситуациях помогающие ему всю его жизнь. Душа, сердце и помысли сразу наполняются уверенностью, пусть за своё грешное существование он нарушал заповеди не раз, утешая себя тем, что это было на благо государства. Столица России сразу приковывает к себе все взгляды. Любили его или ненавидели, никто не оставался равнодушным. В воздухе повисло секундное молчание, а после, словно лёгкий неосязаемый ветерок, разнёсся шёпот, но Москва не обратил внимание. Он всегда в центре мировых событий и всеобщих обсуждений, одно из главных действующих лиц на театре политики, привык уже. Михаил не удостоил остальных и пренебрежительного взгляда, и, вскинув голову, пошёл к своему месту. — Я до сих пор не могу поверить, — когда он уже сел, до ушей Москвы донеслись негромкие слова на французском, и он невольно вслушался в разговор. Этот язык Михаил отлично знал — отголоски Российской империи, где в высшем обществе порой дети его учили раньше русского, и, разумеется, не одобрял такое принижение собственной культуры. Но требовали приличия. — Хельсинки точно не врёт? — Я не думаю, что он бы стал разносить непроверенную информацию, да и ведь ему сказал Петербург. — голоса принадлежали Парижу и Лондону, что сидели позади. Не то чтоб ему были интересны сплетни этих европейцев, но, услышав имя города своей страны, Москва напрягся. О чём таком важном Питер пиздит посторонним, уж не государственные ли секреты? Ладно, всё-таки он вторая столица страны и должен фильтровать и проверять свою речь, особенно перед недружественными странами. Но всё же, стоит чуть поднапрячь слух. — А ведь и не скажешь, что между Москвой и Вашингтоном что-то есть. — увлечённые беседой, Уильям и Пьер не замечают, что случайно повышают голос больше, чем нужно, и сидящий впереди Московский их слышит. Прекрасно слышит. Сначала Михаилу показалось, что он ослышался. Но нет, их слова по-прежнему звонко стояли в ушах. — Что есть? — Москва резко разворачивается, требовательно и испепеляюще глядя на французскую и английскую столицу. Те не ожидали, что объект сплетен их услышит, но вовсе не стали тушеваться. — Тут интересные слухи ходят… — Париж, слащаво улыбаясь, выхватывает нить разговора и решает завести его в нужное ему русло. — Мы не могли их проигнорировать, ведь об этом все говорят. — Что за слухи? — опять односложный вопрос, но большее столицу РФ и не интересует, чтобы как-то острить. Вовремя притвориться тупым — истинный ум. — Мне кажется, тебе лучше об этом известно, не так ли? — Пьер с ожиданием впивается глазами, еле заметно ухмыляясь. — И Джеймсу. — Если бы мне было известно, то я бы не спрашивал. — уклончиво отвечает Михаил, пропуская последнее мимо ушей. Острить всё же придётся. Париж переглядывается с Лондоном. — Тут Вэйно кое что узнал, ему рассказал Александр, ведь он, в отличие от тебя, нормально общается с Европой… — Москва закатывает глаза. Эта парочка уже начала его бесить, а внятного ответа на свой вопрос он так и не получил. Но уже начал обо всём догадываться. — Так на чём же я остановился? Ах, да. Петербург сказал, что вы с Вашингтоном мутите. — столица Франции впивается глазами, ожидая реакции. Ха, Михаил не доставит ему такого удовольствия. Московский, секунду помолчав, заходится в смехе. Париж недоумённо смотрит на него. Он не ожидал такого, рассказывая сплетню. Злости, удивления, но точно не смеха. — Придумайте что-то поостроумней в следующий раз, ладно? — наконец-то прекратив смеяться, Москва напоследок ухмыляется и отворачивается. С лица сразу сходит улыбка. Ладно, перед Парижем и Лондоном он не будет обнажать истинные эмоции, но сразу понял, что они не из воздуха взяли этот глупый слух. После того самого насыщенного событиями вечера, когда столица США зашёл за документом и это увидел Питер, прошло уже три месяца. Романова он не избегал, вовсе нет, напряжение между ними, конечно, чувствовалось, пусть два главных города России и старались держаться вежливо. Однако те слова Петербурга Москва помнил, помнил его полный злобы и отчаяния взгляд. Сначала он думал, что всё это было под действием алкоголя, ну сказал чушь в порыве ревности, с кем не бывает. Михаил не мог ответить на чувства Александра взаимностью, уж ничего с этим не мог поделать. Им предстояло ещё вместе работать, так что неразумно портить отношения, лучше позабыть то что было и сохранять нейтралитет. Но чтобы пускать о нём слухи, так ещё и среди других столиц? Настолько захочет насолить ему Романов, сгораемый в пламени уязвленного самолюбия и отвергнутой любви? Какая глупость. В глубине души поднялась волна раздражения на Петербург, но быстро опустилась. Ладно, сделанного не воротишь, а до уровня Александра Московский не опустится, вступив в ответные разборки. Надо думать о том, что делать дальше. Для начала, слова француза «ведь об этом все говорят». Так вот о чём остальные стали шептаться, когда он вошёл. А сам Вашингтон знает, интересно? Москва оглядел зал. Нет, ещё не пришёл. Когда придёт, его ждёт неожиданный сюрприз. Вспомнишь солнце — вот и лучик, как говорится.***
Вашингтон нервно постукивает пальцами по столу. Собрание длилось вот уже час, но Джеймсу казалось, что оно тянулось в три раза медленнее. Он пытался сосредоточиться на происходящем, но безуспешно. Чьи-то монотонные доклады, то и дело вспыхивающиеся дискуссии и жаркие споры совсем не трогали его. Собственное состояние беспокоило Анакоста. Тщетно он пытался собраться, успокоиться и сделать, как обычно, уверенно-безразличный вид. Осевшее и царапающее где-то внутри непонятное беспокойство не давали этого сделать. Он пришёл за 5 минут до начала. После деловой встречи с Пекином перед собранием Джеймс чувствовал себя несколько раздражённым. Пытался убедить себя, что это из-за политики Китая, мешающей Штатам и вечно лезущей к России. При последней мысли Вашингтон вздрогнул и на секунду замер. Боже, неужели он… Заканчивать собственную мысль не было смысла, всё и так понятно. Анакост окидывает взглядом присутствующих, и останавливается на златовласой фигуре, что сидит чуть дальше. Михаил, подперев рукой голову, что-то записывал и изредка тихо шептался с Минском. Неожиданно Москва отворачивается от Немигова, и их глаза встречаются. Нет, Джеймс не ошибается. На удивление, Московский не отводит очей. В этих светло-голубых омутах читается… ожидание? Но чего? Вашингтон, слегка прикусив губу, спешно смотрит куда-то в свои документы, через внезапно нахлынувшую мутную пелену и воспоминания того вечера не видя их совсем. Сколько минут прошло? Одна? Пять? Чувство времени совсем растворилось в рое гудящих мыслей. Неожиданный приглушённый гул из кармана возвращает с небес на землю. Тихонько, чтобы никто не заметил, Джеймс достаёт его.Михаил Московский, 15:36
«Нужно поговорить после собрания, дело важное.»
От удивления Вашингтон слегка приоткрывает рот. Что, зачем? Что-то, связанное с работой, наверняка. Если думать логически, то так скорее всего и есть. Но какое-то гложущее непонятное предчувствие наводило совсем другие мысли. Это очень странно, но Джеймс, честно говоря, уже не был изумлён.Вы, 15:37
«Хорошо.»