«Но послушай, Асканио, существует и другая любовь, она вызывает у меня не смех, а ужас: любовь страшная, безрассудная, неосуществимая, как мечта.»
Александр Дюма, «Асканио»
В собственном городе у Москвы было несколько квартир в разных элитных районах города, однако в основном он жил в одном из небоскрёбов Москвы-сити, что ему так нравились. Ну как сказать жил — работа отнимала так много времени, что порой он ночевал там часа по 4, и снова уезжал по делам.
Сначала Вашингтон не хотел заходить внутрь и уж было собрался просто подождать у двери, но Московский отмахнулся.
— Да не бойся ты так, нет у меня дома ручных медведей и погреба с водкой, или как там русских у вас на Западе изображают? — с деланной серьёзностью предупредил Михаил, но после не выдержал и рассмеялся.
— Бред, никто так не думает. — на выпад о страхе он никак не ответил, но всё же зашёл, кинув на столицу России осуждающий взгляд.
Никаких медведей там и правда не было. Их встретила просторная, роскошная, современно обставленная прихожая и громко мяукающее белое пушистое существо, встречающее хозяина, но, завидев, что он не один, замершее. Это была голубоглазая кошка с белым, всклокоченным мехом — определённо кошка, а не кот, пусть Анакост в этом и не особо разбирался. Москва-река? Из всех рек она ближе всего к Москве.
— Это моя кошка Москва-река. — проследив за взглядом Джеймса, подтвердил его мысли Михаил. — Не медведь с балалайкой, как видишь.
— Вижу. А документы.? — блять, блять, блять. Это первый раз, когда они встречаются в столь неформальной обстановке, пусть Джеймс и приехал только за документом. Любой другой влюблённый был бы на седьмом небе от счастья, но не он — не имел права. Нужно скорее
сбежатьуйти. Всеми своими силами Джеймс пытался сохранять самообладание, но его отчаянно скрываемый трепет был замечен.
— Так торопишься уйти, будто боишься. — как бы невзначай бросил Михаил, от чего у Джеймса пошли мурашки по спине. Не то чтобы Москва сам стремился проводить время с неприятными ему городами, такими как Варшава, к примеру, с которой у него была взаимная неприязнь с доисторических времён, но никакого дискомфорта не испытывал. Московский чувствовал себя в словесных перепалках и взаимных оскорблениях как рыба в воде. Даже с врагами мог пообщаться, неважно, нужно ли это для дела или просто по пустой прихоти. Вашингтон поступал по-другому — и с недругами, и с союзниками вёл себя сдержанно и рассудительно, даже несколько холодно. Но именно его словно избегал. Интересно, почему.
— Ты слишком самонадеян, Москва. С чего бы мне тебя бояться? — тут Вашингтон не соврал, он и правда не боялся. Но настоящую причину Михаил знать не должен. — У меня просто много дел. — сухо отрезал тот, невольно чуть-чуть отступая назад. Не то чтобы дел было слишком много — он сказал это только чтобы оправдаться. Стоп, оправдаться? С чего бы, с каких пор он должен оправдываться перед столицей РФ? Абсолютно не должен. Его дело — наконец выполнить то ради чего он приехал и просто уехать в номер. Так к чему все эти внутренние монологи и препирательства с Москвой?
«Надо уходить» — то и дело твердил мозг.
— Господи, ты всегда так всерьёз понимаешь все шутки?.. — с его шутками Анакост скоро поседеет, честное слово. Эти эмоциональные качели бросали его то в жар, то в холод. Всё больше и больше Джеймс чувствовал, будто падает в бездну, из которой уже невозможно выбраться.
— «Хорошее» время для шуток, нечего сказать.
«Отчего не хорошее?» — так и хотелось возразить Михаилу. Этот вопрос и впрямь его интересовал, но в конце концов уже надоело. Если уж любезнейший коллега вовсе этого не оценил.
— Ладно-ладно, сейчас.
Сходил он и правда довольно быстро, не снимая обуви (Михаил не понимал западной привычки носить обувь дома, но так было намного быстрее) — не прошло и двух минут. Вскоре он показался в одной из двери с листами в руках и протянул их Анакосту, после чего слегка похлопал его по плечу с коротким «Ну вот». Мир словно замер и померк навсегда, все краски, всё внимание сосредоточились лишь на этой руке с дорогими золотыми кольцами и на миг остановившимися на ней голубыми глазами, после небрежно отведёнными. Москва даже и не понял, что его обычный и ничего не значащий жест только что всколыхнул в душе американской столицы. С ужасом Анакост чувствовал, как слегка начинают дрожать ноги и бледнеют щёки.
—…что с тобой? — донеслось краем уха до Вашингтона. Не обеспокоенным тоном, конечно, нет. Даже для такого прежде благоразумного, но погрязшего в этом водовороте как Джеймс это кажется невозможным и нереальным. Не надеется, да и не надеялся никогда. Стоять в стороне, захлёбываясь в ревности и невозможности даже во всём признаться — его печальный удел.
Думал ли Вашингтон о признании в своих глупых, неправильных чувствах? Иногда такое закрадывалось в голову, но тот гнал эти мысли. Не настолько он лишился разума. Московский откажет, в этом нет сомнений, а после этого Анакост даже в глаза не сможет смотреть Михаилу от стыда. Хотя ничего и не поменяется — сейчас как будто он может даже его прикосновения выдерживать спокойно! Только сейчас Джеймс понял — раз уж Москва итак обо всём догадывается и назад пути уже нет, то эту почти вековую пытку стоит закончить раз и навсегда. Может, после отказа его истерзанное сердце наконец-то умолкнет, пройдёт время, всё забудется как жуткий сон или недоразумение, и разум снова будет выше чувств.
— Я… — ну же, соберись! Джеймс выпрямился, призвал всё своё самообладание и взглянул прямо в глаза Михаила. В небесно-голубой радужке читалось недоумение, бровь его была слегка выгнута. Какой бы ни была цена, назад пути нет. — …хотел бы поговорить. О кое-чём важном.
— Да, я слушаю. — неужто Вашингтон закончит игру в молчанку? Волнуется будто барышня, что в любви собирается признаться. Ха, бред. Столица США если не выше этого, то по крайней мере благоразумнее. Такое Москва отбрасывает. Так что же ещё?
Внезапно, разрывая тишину и резко полоснув по ушам, раздаётся дверной звонок. Джеймс слегка вздрагивает от неожиданности. Может, таинственный незнакомец испортил величайшую минуту в его жизни, её без преувеличения можно так назвать, а возможно наоборот спас Вашингтона от необдуманного поступка, о котором он будет жалеть и краснеть всю жизнь. Кто знает? Сейчас не то время, чтобы глобально всё анализировать. Однако момент упущен, это точно. Анакост собрался уйти — видно не судьба признаться, но Москва его остановил.
— Ты же хотел о чём-то важном поговорить? Подожди меня в коридоре. — Джеймс послушно отходит.
Михаил оглядывается на дверь. Он вроде никого не ждёт, да и уж больно поздно. Скорее всего дверью ошиблись. Подходит к двери и смотрит в глазок. На лестничной клетке стоит одинокая худая и знакомая фигура. Питер? Вот это да. Что он забыл здесь? Их же кроме рабочих отношений ничего больше не связывает. Пришёл за какими-то отчётами?
«Блять, у меня тут контора что ли, почему все на ночь глядя за бумажками припёрлись?» — раздражённо думает Москва. В самом деле, не квартира, а хуй знает что.
— Александр Петрович, Вы что-то хотели? Что… — собрался было спросить Михаил, открыв дверь, как вдруг Романов, слегка покачнувшись, чуть не упал. Москва успел ухватить его за рукав. Обычно всегда аккуратно уложенные тёмные кудри выбились из причёски, на бледных щеках пылает нездоровый румянец. Помимо этого было ещё одно но — резко запахло алкоголем. Петербург что, пьян? Ещё с их отношений Московский помнил, что культурная столица так плохо переносит алкоголь, что его может унести с одного бокала. Но что Романов делает в таком состоянии на пороге его дома? Ведь они разошлись ещё в 90-х, когда Москва очнулся после распада СССР с гигантским пробелом в памяти почти в 70 лет, а Петербург плотно подсел на вещества. Расстаться было наилучшим решением, ведь они стали совсем другими людьми. Сейчас Михаил относился к Александру только как к своему бывшему ученику
и любовнику и второй столице родной страны.
— Миш… — неожиданно выдыхает Александр. Он уже встал на ноги, но опять опасно покачнулся. Михаил удивлённо смотрит на Питер. Уже давно они зовут друг друга просто по имени-отчеству. Откуда такая фамильярность?
— Александр Петрович, — честное слово, Москве всё это надоедает. А учитывая то, что Вашингтон стоит буквально в соседнем коридоре и всё это слушает не прибавляет привлекательности ситуации. Скорее бы выпроводить пьяного бывшего, чтобы не светить перед врагами личными проблемами. Но Романов, судя по его виду, и не думал уходить. — Если Вы что-то хотите сказать, то мы можем…
— Прогоняешь меня? — Петербург делает шаг вперёд, странно поблёскивая светло-серыми глазами. Подходит к Московскому совсем близко, склонив голову на бок. Михаил ничего не ответил и продолжил выжидающе глядеть на Александра, требуя пояснить своё поведение. Северная столица усмехается. — Ладно, ведь мы даже не в отношениях. Но это… поправимо. — язык у Питера слегка заплетался, но говорил он вполне ясно, словно эти мысли давно уже крутились у него в голове и дали выход в виде слов только под дурманящим влиянием алкоголя. — Ты бы не хотел вернуть всё, что было между нами? Я скучал…
О Боже! Конечно Москва ожидал всего и примерно к такому был готов, но слова Романова слегка сбили его. Да, они раньше встречались, но сейчас… Михаил даже близко не представлял их снова вместе. В самом деле, Петербург уже давно слился с толпой подчинённых. Город как город. Будь это обычное время, то Московский бы спокойно отказал. Чужие сердца он не боялся разбивать и бережливостью к чувствам других не отличался, если только это не выгодно ему самому. Но они не одни — есть и третье действующее лицо в этом странном спектакле, что стоит за кулисами, то есть за дверью. Вашингтон.
Надо было позволить ему уйти, но ведь Москва не знал, кто и с какой целью к нему придёт. А даже если бы столица США ушел прямо при Питере, то тот мог это… не так понять. Час довольно поздний, да и Романов не в самом трезвом состоянии. Положение не из лёгких. Михаил не боялся того, что Джеймс кому-то разболтает — он явно не тот, кто будет низко сплетничать о чужих драмах и кому они действительно интересны. Но всё равно неудобно.
— Ну так что? — не дожидаясь ответа Московского, Петербург проходит дальше в квартиру. — Даже на кухню не пригласишь? — Александр вдруг внезапно вскрикивает, столкнувшись с Вашингтоном. Несколько секунд он молча сверлит Анакоста взглядом, пытаясь переварить увиденное.
Весь разговор двух столиц России Вашингтон прекрасно слышал, проклиная себя и то как невовремя он оказался здесь. Честно говоря, с Петербургом он был не особо знаком — да, раньше им надо было пересекаться по международным столичным делам, но всё-таки его он знал не так хорошо, как Москву. Александр производил впечатление вежливого и воспитанного города, и его сегодняшнее поведение несколько удивило Джеймса. Но дело не в этом.
Москва и Петербург раньше встречались? А ведь по их поведению и не было понятно. А ведь он думал, что Москва и Пекин… перед глазами сразу вставал Юшенг с его неприятными красными глазами и счастливый, смеющийся Московский. Эта картина всегда причиняла ему столько резкой и отравляющей боли в сердце, а оказалось, что это неправда.
Ладно, бред.
Джеймс надеялся, что его не заметят. И сейчас, стоя лицом к лицу с Романовым, он лихорадочно думал, что будет говорить.
Москва закатывает глаза, прикрывая рот рукой. Ну всё. Спектакль подходит к кульминации, весьма неприятной.
— Теперь понятно… — холодно бросает Романов, неприязненно переводя взгляд с Джеймса на Михаила. — …почему ты не хотел мириться. С американцем мутишь, да?!
Московский краем глаза заметил, что Вашингтон, услышав выпад Александра, от удивления таращит глаза и роняет документы, тут же кинувшись их поднимать. Но быстро выкидывает это из головы, слишком уж он был возмущён дерзостью Петербурга.
— Питер! — с ноткой угрозы в голосе шипит Москва. — Ты хоть понимаешь, что за чушь несёшь? Я не собираюсь перед тобой оправдываться.
— А мне оно и не нужно. Всё и так ясно. — Санкт-Петербург, последний раз кинув полный презрения взгляд, резко разворачивается на каблуке и шагает к выходу. Дёргает ручку двери, которую Михаил забыл закрыть, и чуть ли не вылетает подальше от этой квартиры. Быстрые шаги Александра затихают вдали.
Несколько секунд Москва и Вашингтон стоят молча, не шевельнувшись и не проронив ни слова. После громких криков Романова звенящая тишина ещё больше давила. Говорить ничего никому не хотелось, да и смысл. Каждый думал о своём, но во многом их мысли сходились — громкое, режущее «с американцем мутишь, да?!». Джеймс испытывал жгучее чувства стыда за то, что Петербург то, вобщем то, частично оказался прав в своих словах. Разве что Москва не испытывал даже половины всех его чувств, так что зря Питер беспокоился.
— Я пойду. — единственное, что Анакосту хотелось — доехать до отеля и лечь спать. Хотя кого он обманывает, уснуть он не сможет, а будет обдумывать то, что произошло сегодня. Михаил ничего не ответил и лишь кивнул, устало массирую виски и прикрыв глаза. — Я никому не расскажу о том что было, не беспокойся. — довольно смело сказанно. Московский останавливается и распахивает глаза.
— Иронизируй и дальше, мне всё равно. Я бы посмотрел, если бы попробовал кому-то рассказать. — очевидно, Москва принял это за насмешку над собой. Вашингтон криво улыбается. Напрасно российская столица так думает.
— Я серьёзно говорю, что не скажу. Это не в моих правилах. Всего доброго.— Джеймс разворачивается, сжимая в руках заветные документы, и уж собрался уйти. Михаил от удивления слегка приоткрывает рот — этот американец даже не будет ничего требовать взамен за молчание или подшучивать над нелепым положением, в которое Москва по случайности попал? Даже непривычно. Сам Михаил никогда не упускал возможности унизить врагов. Что это значит?
— Постой! — Вашингтон разворачивается, чуть вздрогнув. Он надеялся, что столица РФ не вспомнит о его попытке сказать о «чём-то важном». Безумной, неудачной попытке. Даже хорошо, что она сорвалась, если бы Петербург пришёл в этот момент, то… страшно представить. Москва задумчиво смотрит сквозь Джеймса, а после, вздохнув, произносит: — Не воспринимай на свой счёт слова Санкт-Петербурга, пожалуйста. Он был пьян.
— Я понимаю. — пауза, столицы встречаются взглядами. Вашингтон его тут же отводит. — Только главное, чтобы он другим не рассказал.
— Не рассказал о чём? — резко переспрашивает Москва. — Он не посмеет разносить свои пьяные бредни остальным. Да и в любом случае я привык к глупым сплетням насчёт себя. Мне всё равно.
— Дыма без огня не бывает, как и сплетен на пустом месте. — спокойно возражает Вашингтон. Москва даже ничего ответить не успевает, как его коллега покидает квартиру. Дверь с негромким стуком закрывается. Он остаётся один.
