«07.02.2017 Мне нравится в этом лесу. Спокойно. Тихо. Здесь кажется, что ситуация в мире совсем не критическая. Природа всегда меня успокаивала. Жаль, что Джины и Ильсана нет рядом.»
«08.02.2017 Я отправляюсь искать свою семью, оставляя этот военный объект. Думаю, ничего не случится — про него практически никто не знал, многие умерли, а некоторые сюда не вернутся даже под дулом пистолета. Хочу привести свою семью в надёжное укрытие. Военным объект пока не пригодится — нас расформировали, а моя база перестала функционировать. Я на заслуженном отдыхе, но теперь не знаю, где мои любимые. Джина не ответила на последние мои письма. Но я найду их. Любой ценой.»
Тэхён читает про то, как дед Чонгука выходит из леса. Читает про его хождения и попытки проложить маршрут в голове. Лес, оказывается, был создан искусственно, специально для военных целей. А расположение ловушек частично можно менять. Что ж, видимо этим дед и занимался — поэтому карты не совпадали, а леса все боялись как огня. Дед искал семью не очень долго. Пошёл на последнее место, где они были — в один из лагерей. И только там узнал, что Джины больше нет. Умерла. Ещё несколько месяцев назад, при нападении тварей. А Ильсан, которому на тот момент только исполнилось семнадцать, его и видеть не желал. Он отца возненавидел из-за того, что его никогда не было рядом. Дед, несмотря ни на что, остался жить с сыном рядом. А тот на него и внимания не обращал. Слишком поздно было завоёвывать его общение и любовь. Они друг друга не знали, и Ильсан совсем не хотел, чтобы отец был рядом. А после вообще ушёл в армию. Бросил всё и всех. В итоге дед остался один в каком-то самом первом лагере, которые тогда только-только начали образовываться. Оказывается, первые лагеря появились ещё в две тысячи семнадцатом. Там, где тварей было больше, а города эвакуированы. Именно в лагеря и заселяли людей, если это так можно назвать. Та самая Джина умерла при первых нападениях, так и не успев попасть в лагерь… Тэхён читает историю, понимая и деда, и Ильсана. Чёрт знает, как бы он сам относился к такому родителю, если бы такое произошло с ним и с его отцом. Читая историю, Ким может поставить себя на место любого. Осуждать кого-то из них не тянет. По крайней мере, пока. — Тэхён… — севший голос Чонгука отвлекает от чтения. Ким промаргивается, поднимая голову и глядя на мальчишку. Чтение в темноте явно плохо отразится на зрении, — ты не видел моего Бона? — Нет, — Ким помнит, что это медвежонок. Имя его давно запомнил, потому что Гук таскается с ним везде. Уже не обращает внимания на лагерных, просто берёт медведя, если ему нужно, — может, под кроватью? Полусонный Гук спускается на пол, вставая на колени и заглядывая под кровать. Шарит там рукой, но ничего не находит. Снова поднимается, начиная перебирать вещи на кровати. Смотрит под подушкой, убирает одеяло, даже матрас отодвигает. Но ничего. Бона нет. — Е-его нет, Тэхён, — Гук обеспокоенно смотрит на мужчину, а тот только хмурится, откладывая дневник в сторону. — Может у меня на кровати? — Тэхён поднимается, начиная шарить по простыни. Также заглядывает под матрас и подушку, но там пусто, — посмотри в вещах своих, в тумбе. Тэхён не привык паниковать раньше времени, поэтому прикидывает варианты, где может быть медведь. Вряд ли он где-то в лагере. Скорее всего в комнате, просто завалился куда-то, мало ли. Хотя обычно он лежит у Гука на кровати. Либо Чон его берёт с собой, уходя из комнаты. А вот Чонгук паникует. Он Бона оставил на подушке, когда уходил на улицу. В этот раз не взял с собой. Видимо, надо было. Потому что когда они вернулись в комнату, Чонгук не обратил на это внимания. Он и не подумал бы, что медвежонок может куда-то деться. — Е-его нет… — голос дрожит, когда Чонгук оборачивается на Кима. — Найдём, окей? — Тэхён, сидя на кровати, смотрит Чонгуку в глаза. В темноте не видно, но он уверен, что они полны слёз. Чонгук всегда плачет в такие моменты, но Кима, на удивление, это больше не раздражает. Вообще. Ни капли, — ложись сейчас спать. Завтра утром по лагерю походим, хорошо? Может, ты его взял и забыл где-то? — Н-нет, я его тут оставил, — Чонгук садится на своё место, подтягивая колени к груди и шмыгая, — а если его кто-то забрал? — Вряд ли, — Тэхён успокаивает, хотя лагерные дети и могли это сделать. Некоторые, может, даже не специально. Просто потому что увидели игрушку. Эти стайки беспризорных детей могут многое сотворить, хоть сейчас за ними и больше смотрят, — сейчас выпей отвар и спи, окей? Завтра найдем. Обещаю. И не беспокойся. Чонгук кивает ему, укладываясь на кровати. Без Бона до ужаса непривычно и странно. Он ведь для Чонгука не просто игрушка. Как он будет без медвежонка, которого ему оставил дедушка? Гук не хочет больше терять кого-то, пусть и не живую игрушку. Для него медведь тоже важен…***
Однако утром они ничего не находят. Ходят по всему лагерю, но везде пусто. Тэхён даже останавливает маленьких детей, спрашивая у них про белого медвежонка. Но те таких даже не видели. У них теперь есть игрушки, но белого медведя с чёрными глазами среди них нет. Игрушки, кстати, принесли из дома Чонгука, за что дети очень благодарны. Столько всего у них никогда не было. Чонгук ищет до вечера, прерываясь на сон, обед и ужин. И не только он ищет. Мужики все подключаются, Моника тоже. В свободное время заглядывают во все места, где медвежонок может быть, но ничего. Его нигде нет, а Гук уже плакать готов, потому что не мог Бон просто так пропасть… И только к вечеру он его находит, когда они с Тэхёном возвращаются в комнату после ужина. Чонгук заходит в комнату, кусая губы и стараясь не плакать. Бон найдётся, он уверен. Тэхён идёт рядом с ним, держа руку на худом плече мальчишки — это знак поддержки с его стороны. Гук подходит к своей кровати и откидывает одеяло, чуть хмурясь — под ним явно что-то есть. А после застывает, так и стоя с одеялом в руках. А внутри что-то предательски обрывается. Трескается так, рушится под ноги. Первая слеза капает с ресниц прямо на Бона. Точнее, на то, что от него осталось. Чонгук громко всхлипывает, тут же привлекая внимание Тэхёна. — Да не реви пока, Чонгук. Найдём Бонучелла, — Ким подходит к пацану, стараясь его успокоить. Но тут же натыкается взглядом на медвежонка. Зрелище не из лучших. От Бона мало что осталось. Чёрные глазки вырваны, лапы оторваны, живот вспорот. Он весь выпотрошен. Внутренний синтепон лежит рядом — он буквально разбросан по кровати. Голова тоже оторвана. Она лежит на подушке, а улыбка из ниток, которая всё ещё осталась, выглядит сейчас крайне жутко. Зловеще даже. Чонгук разворачивается, не желая видеть это зрелище. Плачет громко, прижимаясь к Тэхёну и крепко обнимая его. Вжимается в живот и сжимает футболку на спине. Ким осторожно отводит его к своей кровати, садясь на неё и усаживая Чонгука на колени. Пацану и без того плохо, а какая-то тварь умудрилась ещё больше испортить ему жизнь. И Тэхён даже догадывается, кто именно. Чимин. Больше некому. — З-зачем они так? — Гук всхлипывает ему в шею, плачет навзрыд, совсем не понимая, почему люди такие жестокие, — я-я же им н-ничего не сделал… — а Бон — тем более. — Люди хуже тварей, Чонгук, — Ким гладит его по спине, чувствуя, как тот содрогается в рыданиях из-за игрушки. Ну совсем ребёнок… — За что? За что, Тэхён? — он всхлипывает ещё громче, а Ким и не знает, то ответить. Хороший вопрос. Тэхён и не отвечает. Нет у него ответа на этот вопрос. Потому что причина, чтобы делать мерзости, особо не нужна. Чонгуку сложно это понять, он никого обидеть не сможет, а лагерные так выживают. Показывают агрессию, отстаивают своё «Я». Чимин тоже в каком-то смысле. Плюс он мальчишку сразу невзлюбил, за что скоро ответит. Ким позаботится. Чонгук, уставший и заплаканный, засыпает через несколько минут. Просто вырубается из-за нервов, болезни и очередной тяжёлой ситуации. Он долго сидел в объятиях Тэхёна, да так и заснул. Ким укладывает его на свою кровать, накрывая одеялом и подбивая подушку. Собирает остатки медвежонка и укладывает всё это в рюкзак. Просто так не донесёт — синтепон по дороге может потеряться или какая-нибудь лапа вылетит. Потом не найдёшь. Поэтому и собирает всё, чтобы отнести кое-куда. Он выходит с этим рюкзаком из корпуса, замечая, что лагерные уже готовятся ко сну. С Паком он разберётся чуть позже. Оставлять Чонгука одного, конечно, не хочется, но вряд ли Чимин или его пацаны рискнут сейчас войти в комнату. Скорее всего будут думать, что Тэхён внутри. Поэтому не пойдут, побоятся. Ким доходит до столовой быстро, лучше не медлить. Мало ли, Чонгук проснётся, или пацаны всё же придут. Или ещё что. Тэхён снова идёт к чёрному ходу. Знает, что Моника там. Немец, к сожалению, тоже. У Тэхёна могли бы немного измениться планы, но Немец им сильно помешает. — Моника, — Ким стучит в дверь, зная, что Уильямс внутри. И плевать он хотел на поздний визит, комендантский час, Немца и всё остальное. — Чего тебе? — Моника открывает дверь, выходя на улицу и становясь около неё. — Дежавю, правда? — Тэхён ухмыляется, делая ленивый шаг вперёд, — следующее, что мы должны делать, это страстно целоваться внутри… — Оставь свои фантазии при себе, понял? — Моника поднимает подбородок, не желая поддаваться Киму. Каждый раз напоминает себе, что она с другим, — чего тебе? Говори или уходи. — Нужна твоя помощь, — Моника поднимает бровь, потому что пока не понимает, что конкретно случилось. Если бы было что-то с Гуком, Ким бы не стоял так вальяжно с идиотской ухмылкой на лице, — нужно кое-что кое-куда вставить, заполнить и соединить несколько частей тела вместе. — Знаешь что? Пошёл к чёрту! — девушка психует, недовольно глядя на Кима, а тот только хрипло смеётся, — и больше не приходи ко мне… — Моника разворачивается к двери, но её тут же ловят за руку, дёргая обратно. — Я про медведя, Мони, — Тэхён шепчет на ухо, специально делая голос ниже. Знает, что Монике такое нравится, — а ты про что подумала? — Моника? — Немец открывает дверь, а Моника тут же отходит от Тэхёна. Не хватало ещё проблем с Клаусом… — всё быть нормально? — Да, Тэхён уже уходит, — Уильямс встаёт ближе к Немцу, — приходил сказать, что мишку нашли. — Мы с Моникой уходим вместе, — Тэхён пожимает плечами, открывая рюкзак и показывая содержимое, — про помощь я не врал. Моника заглядывает внутрь, понимая, что да, помощь не помешает. Внутри просто части медвежонка, и одному всё сшить совсем не получится. Тем более Киму, который ни разу не держал в руках нитки с иголкой. Тэхён провозится до утра минимум, да и ради Чонгука можно с ним сотрудничать. Поэтому она кивает, заходя в столовую и ища нитки с иголкой. — Пошли, — она выходит на улицу, но куда они пойдут, она ещё не знает. Сейчас везде темно, а чтобы сшить медведя обратно нужен будет свет. Как минимум, костёр. Но на улице холодно. — Не скучай, Немец, — Тэхён ему салютует, ловя на себе слегка враждебный взгляд. Он прекрасно знает, как Клаус относится к Монике. Но и ему она не безразлична. — И куда мы? — Моника идёт за ним, перед этим показательно поцеловав Клауса. Тэхён на всё это никак не отреагировал, но Немца взглядом прожигал. Как и тот его. — К нам в корпус. Там и Чонгук рядом, и свет можно будет зажечь в холле. И тепло. Моника не противится. Потому что это самый логичный вариант. В столовой сейчас прохладно и темно, у неё в комнате мало места, у Тэхёна в комнате спит Чонгук, и свет никак не зажечь. А в холле Ким даже не сможет ничего сделать. Такого, за что потом Монике было бы стыдно перед Немцем. Потому что в холле они на виду у всех. Как минимум у одного корпуса. И там высока вероятность того, что кто-то может выйти из комнаты. — Готова провести со мной ночь, Мони? — Ким бросает через плечо и ухмыляется довольно. — Это только ради Чонгука. Не надейся на большее, Ким, — Тэхён мычит, явно не веря ни одному слову. — Можешь прикрываться Чонгуком сколько угодно, — Ким открывает дверь в корпус, пропуская Монику вперёд и лукаво улыбаясь ей. Девушка лишь закатывает глаза, проходя внутрь и цыкая, — но мы же знаем правду, Мони. — Правда в том, что нам нужно сделать Чонгуку медвежонка, — Моника садится на скамью, складывая руки на груди, — не более. Тэхён, усмехаясь, садится рядом. Зажигает несколько свечей, потому что света от окна не так много. Ночь ведь почти. Достаёт все части медведя из рюкзака и раскладывает на соседней скамье — двигает её ближе к ним с Моникой, чтобы было удобнее. Иначе будут оба мешать друг другу. — Романтично, правда? — Ким через несколько минут косится на Монику, понижая голос до шёпота. — Сшивать труп игрушечного медведя? Очень, — Тэхён хмыкает, видя серьёзное лицо Уильямс, — получше ничего не мог придумать, да? — А ты бы согласилась со мной на свидание? — Моника смотрит на него в ответ, но тут же отводит взгляд, бросая короткое: — Нет. Тэхён знает, что это ложь. Она бы согласилась. Может, не сразу, но согласилась бы. Более того, они оба знают, что это ложь. Моника просто отгородилась от Кима после его ухода. Да, Тэхён сам виноват, но сейчас он здесь и отступать не собирается. Немец не преграда. Так, лёгкое прикрытие, которые скоро само собой рассыплется и исчезнет с их пути. Они сидят довольно долго, но набивают медведя заново и сшивают его части. Местами было сложно, но в целом не так критично. Просто выглядело страшно, даже жутко. Но сейчас всё лучше. Конечно, у него уже не такой вид, как прежде, но это самое большее, на что способны Тэхён и Моника. Чонгук точно оценит их старания утром. А вот виновного Ким найдёт. — Где он был, кстати? — Моника пришивает глаза, накалывая пальцы и шипя. Они маленькие и, видимо, надо было пришивать раньше, а не тогда, когда медвежонок уже почти готов. — Подбросили Чонгуку в кровать, уже в таком виде. — Чимин? — они все знают, кто относится к Гуку плохо. Хуже всех, если быть точнее. — Больше некому. Моника мычит, согласная с этим. Остальные лагерные, может быть, намного лучше бы относились к Гуку, если бы не все выходки Чимина. Это ведь Пак всех настраивал против мальчика. Дразнили и обижали Чонгука все с его подачи, а сам Чимин был главным во всём этом деле. — Он тоже ребёнок, по сути, — Уильямс внимательно смотрит на Тэхёна, а тот в лице меняется, становясь мрачнее, — и он всё ещё твой брат. — Мне что с этого? Я его не знал почти, когда мы встретились, — это правда. Тэхён встретился со своим дядей по маминой линии уже после смерти родителей. И на двоюродного младшего брата, который постоянно ныл и боялся, было плевать. Он появился в тот момент, когда Тэхёну было не до чего. — Думаю, ему не так много нужно. Твоё внимание и забота. Ты не знаешь, как он к тебе тянется? — Моника не отвечает на вопрос, потому что он глупый. Всем стало бы проще, если бы Ким наладил отношения с младшим братом. И в лагере стало бы спокойнее, Чимин не был бы таким агрессивным. — Я не стану всем и каждому уделять внимание и заботу, — Тэхён так больше не умеет. И не умел никогда, наверное. В другой жизни — может быть. В другом мире, без тварей. Но не сейчас. — А кому станешь? Моника откладывает готового медвежонка в сторону, полностью поворачиваясь на Кима и внимательно на него глядя. Тэхён не станет со всеми добрым, как с Гуком, оно и понятно. Он вообще делает невиданные ранее успехи в отношениях с людьми. Потому что прежде он был намного грубее, жёстче и агрессивнее. Как и все они. Сказать что-то ещё Моника не успевает. Потому что чужие губы накрывают её собственные. Тэхён углубляет поцелуй сразу, ближе притягивая девушку и держа ладонь у неё на затылке. Та выдыхает шумно, отвечая на поцелуй и поддаваясь напору. Целует порывисто, закрывая глаза. Позволяет Киму шарить руками по её телу, забираться под футболку и оглаживать спину. Выгибается, сама обнимая Тэхёна за плечи. Сердце бьётся в грудной клетке как бешеное, стоит только этому человеку проявить инициативу. Поцелуй смазанный, языки сталкиваются, но даже не в этом дело. А в том, что так после Остина ни с кем не было и не будет. Желанно и горячо, до колючих мурашек на теле и бешено скачущего пульса. Поэтому Уильямс полностью отдаёт контроль Киму, не сопротивляясь его давлению. Внезапно чувствует болезненный укус на нижней губе и распахивает глаза, словно приходя в себя. Моника резко разрывает поцелуй, отстраняясь и с ужасом глядя на Тэхёна. Тот только ухмыляется довольно, нагло глядя на девушку. Знал ведь, что все слова о Немце — только слова, не больше. Они веса не имеют. Уильямс врёт всем, даже самой себе. — Не смей, Ким, — Моника поднимается с места, быстро надевая шапку и куртку, которую сняла в самом начале, — даже не думай. — Когда спишь с ним, представляешь меня? — звонкая пощёчина обрушивается на щёку Кима, после чего Моника сразу уходит. Хлопает дверью, а Тэхён улыбается довольнее прежнего, не обращая внимания на горящую щёку, — значит, представляешь, — тянет довольно, наперёд зная, чем у них всё закончится.