Его вытянули на работу в заслуженный и оправданный честно отработанной неделей выходной в конце дождливого октября. Заявили о «чрезвычайной срочности», тонко намекая, что «
никакого выходного тебе, дядя шериф, не видать; придётся страдать в свободной стране, а не неспешно потягивать спиртное перед старой телевизионной коробкой, урод» — об
убийстве. Пришлось собраться, по-быстрому отлить, заехать в круглосуточный внизу улицы и направиться в путь по маршруту, выстроенному хреновым навигатором.
Как обычно.
Время в памяти отложилось, стоило только бросить спешный взгляд на магнитолу —
4:25. Это больше произошло инстинктивно, но
4:25 будто оказалось выжженным клеймом на розовых извилинах.
Не сказать, что убийства происходят редко. Дядя шериф считает, что они — неотъемлемая часть жизни. Как что-то живое сначала рождается, а потом умирает, так и в чьём-то мозгу мелькает навязчивое вожделение пролить кровь. При возникновении
разлада стоит упомянуть следующее:
естественный отбор — для вас шутка?
В общем, убийства — частые явления.
Большинство людей, если не убивали, то хотя бы
представляли это: как
убьют шумного надоедливого соседа, который не понимает настойчивую
просьбу прекратить шуметь поздним вечером, как
убьют ненавистного преподавателя, который валит на ненавистном предмете, как
убьют своего заклятого врага, как
убьют одного напыщенного мудилу. Но они не сделали, не делают и не сделают этого, потому что нить, сцепленная между зубами —
воля, — не рвётся, пускай и очень сильно
натягивается.
Убеждения, нарочито показная законопослушность и отрицание — единственное, что им не позволяет сбиться со своего пути. Грезя приблизиться к святым, грешны люди мыслями.
У большинства ведь мог быть один и тот же мотив —
ненависть. Она не стихает, а разливается по венам вместо крови.
Это воскресенье могло стать неплохим днём для отдыха, но оно испортилось с самого начала: поездкой в соседний штат, пролитым на рубашку кофе и скандалом с женой, которой надоела
эта работа. Дядя шериф понимает свою жену:
эта работа ему тоже
пиздец как надоела.
Его, в последнее время, многое конкретно заёбывает, и жена предполагает, что так происходит из-за накатывающей старости — образованием носогубных складок и возрастных морщин, деформацией и птозом кожи лица, дряблостью и подобным. В ответ только — «я не старый!».
Ничего другого, кроме как
работать, не остаётся. Даже если не нравится.
Дядя шериф уже закалён: многое повидал, достиг каких-никаких высот и отправил своего ребёнка в первый класс. Ему не страшны никакие ужастики, с которых его дочка обычно лишается сна на сутки, никакие зверские убийства, никакие тёщи.
«Бояться нечего, если происходит цикл» — завет покойного отца, которому он покладисто следует.
А люди
страшны. Это каждому должно быть известно с самого
начала.
Его направили на место преступления из-за того, что практикантам, выехавшим на вызов первыми, требовался кто-то старший. Из полицейского управления города, прилегающего к лесистой местности, не нашлось высших званий, которые находились бы
не в отпуске, поэтому они решили затронуть соседский округ и, соответственно, шерифа, какого работа
заебала.
Профессионализм взаправду
впечатляет.
***
Дядя шериф хотел спать, но сейчас находился неподалёку от полицейской машины с работающими мигалками и расспрашивал городского практиканта.
Практикант был молодой, с бритым треугольным подбородком и горбатостью в спине. Он рассказывал о том, что удалось узнать, спокойно и держал в руке записную книжку. Очевидно, тот отвечает за сбор информации: опрос обнаруживших труп, заметки, касаемые самого места преступления, и прочее. Если спрашивать о броских деталях случившегося, то точно
его.
Шерифу уже было известно, что был убит
подросток. Орудие пока не нашли и не определили, но всё — всего лишь
дело времени. Однако с этим и любая секунда на счету. К тому же, погиб
ни в чём не виновный ребёнок.
— Так кто обнаружил труп?
— Охрана, — отвечает практикант, затихает совершенно ненадолго и листает записную книжку. Замирает, прокашливается. — Мужчины совершали обход катакомб ранним утром — между тремя и четырьмя часами — и обнаружили в одном и туннелей чемодан, который раньше не видели.
— Охрана всегда совершают обход катакомб в это время?
— Они проводят его нередко, но в крайних случаях. Лагерь здесь же: очень часто дети сюда лезут.
— Неужели никаких дверей и замков? — Слышится усмешка.
— Есть и замки, и двери, и ограждения. Ключи хранятся всё время у охраны.
— И при такой
безопасности, — полицейский делает особый акцент на последнем слове сквозь сжатые зубы, — дети всё равно имеют доступ к катакомбам?
Вдох.
— Верно.
— У них крайне занимательная система безопасности.
— И не говорите, шериф.
— Что у тебя ещё есть?
— Всего понемножку. — Практикант протягивает записную книжку.
Шериф принимает её и изучает неаккуратно внесённые данные, пока темнота рассеивается над головой и ночь отступает.
Записи из записной книжки практиканта следующие:
Чемодан с расчленёнными останками неопознанного тела и наручными часами (циферблат треснутый)
Катакомбы
Пропажа ключа
Таблетки
— Улики неплохие. А что за таблетки?
— Без понятия. За дело кто-то возьмётся, он и выяснит. Лично я предполагаю, что это может быть какими-то психологическими препаратами.
— Тело уже забрали?
— Да. К обеду работа судмедэкспертов будет завершена. Могу отправить их отчёт на электронную почту. Хотите?
— Я хочу придушить ублюдка, который такое делает с детьми. Отправишь. Я, может, тоже подключусь к этому делу.
— Я думал, вы ненавидите свою работу.
— Такие ублюдки должны получать по заслугам.
— Согласен с вами, шериф. Найдут его обязательно и арестуют.
Пока можно было ссылаться на удачу, которая и сейчас неловко улыбалась. Количество улик указывало на неаккуратность преступника, что было только на руку полиции. Однако многое покоя не давало.
Так или иначе, в этот раз всё было как-то
по-другому. И дядя шериф это чувствовал — ему это не нравилось.
