Зарытое с правдой.

      Происходящее Твику чудится кошмаром, вдруг ставшим самым прекрасным сном.       Окружение вокруг противное, иллюзорное, а всего в нескольких шагах — находится Кенни. Он не складывается с окружающей его обстановкой, так и оставаясь ярким, вырвиглазным пятном.       В голове, словно податливые центробежной силе приспешники, извиваются сотни разнообразных мыслей. Они никак не могут отыскать для себя спокойствия среди подкорок разума Твика, где всегда властвует хаос. Изувеченные и уставшие, мысли смиряются.       Кенни сидит в позе лотоса на кровати и щипает себя за ногти, выковыривая из-под них грязь. Потом он резко замирает, подняв голову.       Этого всего не может быть. Это всё только кажется. Это всё обратится тщетным десятком снов, вырытых из забытого потока утихших желаний…       — О, Твик! — восклицает с радостью Маккормик, вскакивает со спальной койки и подбрасывается к парнишке, захватывая того в объятия и чуть ли не сбивая с ног. Он утыкается лицом в плечо Твика и стискивает его руками так сильно, будто грозится любвеобильно переломать позвоночник.       — Кенни!       Нынешний Кенни ничем не отличается от Кенни, оставшегося в тусклых из-за времени воспоминаниях после горькой разлуки.       — Господи, Господи… Чувак, это же просто охуеть! — Как и в подборе красочных выражений, так и во всём остальном.              От него по-прежнему едва пахнет прожжённым дешёвым табаком и чем-то сладким, он по-прежнему обнимает неожиданно для собственной щуплости крепко и побуждает тягуче разливаться по телу теплоту.       Твик, конечно, такой себе поклонник стабильности, но из-за этого факта начинает чувствовать себя чуточку лучше.       — Кенни… — начинает он, но осекается, осознавая, что вряд ли сможет связать хотя бы два слова. У него всегда были проблемы с этим. Да и в голову ничего путёвого не лезет.       Кенни был его лучшим и единственным другом. Твик считает, что с Кенни ему очень сильно повезло: таких людей, как он, не встретишь больше нигде и никогда — только в определённое время и только в определённом месте.       Место Кенни — мальчишеский туалет начальной школы; время — середина второго урока.       Твик даже предполагает, что их встреча не была случайной. Возможно, он слегка фанатичен к судьбе и предназначению, но ему, правда, лучше быть уверенным в том, что всё предрешено, чем в чём-то другом — неопределённом и страшном.              Они познакомились в начальной школе. Оба никак не могли пристроиться к остальному социуму, будучи оторванными от высокомерного стада нормальных людей, вот и сплелись, как одинокие змеи, чтобы друг о друга хотя бы согреться.       Кенни клялся в верности и обещал, что, когда станет миллиардером, вытащит их обоих из этой гнилой дыры, пока Твик кормил его недоеденным ужином и вручал тёплые носки из своего гардероба.       Миллиардером никто не стал, а из одной дыры они попали во вторую.       Всё предрешено. Такие, как они, изначально обречены на верную погибель.       — Я тоже скучал, Твик, — шепчет Маккормик и почему-то отстраняется. Он смотрит Твику прямо в глаза и оглаживает чужие плечи. — Скучал ужасно!       — Так ты всё время был здесь?!       — Не всё время, конечно. В первые дни меня держали в нашем полицейском участке, но потом меня отправили сюда. Я пытался… Ну, в общем, знаешь этих взрослых. Они такие тупые!       Кенни точно что-то недоговаривает, но Твику, в целом, всё равно на это. Маккормик никогда не уличал его в недоговорённости или лжи, потому и у Твика нет такой возможности.       Да и зачем? Меньше знаешь — крепче спишь.       Поэтому Твик попросту кивает. Ему всё ещё нечего сказать.       — А что ты тут делаешь?       — Судьбой занесло.       — Ха, — Кенни усмехается и хлопает друга по плечу. — Судьбой, — он втортит. — Знаешь, а судьба — та ещё сука.       Твик натягивает улыбку:       — Да, но... благодаря ей мы наконец встретились.       — И не поспоришь. — Кенни отходит в сторону и плюхается на койку. — Только я успел заскучать по соседству, как явился ты. Видимо, для меня наступает самая светлая полоса в моей жизни. Наконец!       — А где же твой прошлый сосед?       — Прошлый, как и позапрошлый, покончил с собой. — Кенни говорит об этом легко, будто сообщает о дождливой погоде на следующей неделе.       Видимо, находясь в Ларонге, волей-неволей, но привыкаешь к таким вещам.       Твик сомневается, что когда-то сможет привыкнуть к чему-то подобному: крови, ужасам, смерти. Бедный олень, которого сбил отец по пути сюда, уже вызвал у Твика неподдельный страх, что уж говорить о людях.       — Это...       — Ужасно? Да, — прерывает его Кеннет. — Они оба были славными парнями, но ничего не поделаешь. Самоубийство — это, знаешь, как раковая опухоль. Если промелькнёт одна мысль о нём и ты забьёшь, она вернётся и всё усугубится.       — Обнадёживаешь.       — Говорю как есть. Вот ты хотя бы один раз думал об этом?       Твик знает, что он думал об этом однажды и даже не один раз, но ему не хочется сообщать именно в таком контексте.       — Чтобы покончить с собой?       — Ага.       Смотря в ангельские глаза, Твик понимает, что и врать не особо-то желает. Он бы сказал, честно, но не сейчас.       Кенни выглядит уставшим, и Твик догадывается, что тот всё равно бросится ему помогать, если узнает, что совсем недавно его друг грезил мечтой выпрыгнуть из машины и разбиться, лишь бы сюда никоим образом не добраться.       Если бы Твику удалось, он бы пожалел о своём решении из-за того, что не свиделся с другом своего детства перед концом.       — Не хочешь говорить — не говори, — произносит Кеннет, подмечая долгое молчание. Наверняка он догадался; нужно было сказать что-нибудь, однако сейчас уже действительно поздно.       Твик вздыхает и, пройдя немного вперёд, опускается на койку рядом с другом. Он не до конца осознаёт, зачем это делает, но делает: подвигается ближе и роняет голову на чужое плечо.       — Мне не нравится здесь.       — Здесь никому не нравится, Твик.       — Что же тогда всех держит?       — Судьба, наверное, — отвечает Кенни и громко хохочет, хлопнув себя по ноге. — Вот это я забавно сказал!       Твик фырчит и закатывает глаза. Отлично, Кенни его подкалывает — ничего нового. И тут юноша замечает, что в дверях находится какой-то отчётливый силуэт.       Кто-то спереди стоит.       Кто, зачем и как долго?       Твик фокусируется на фигуре и примечает знакомые черты. В стоящем в дверях парне он признаёт чудака из двенадцатой. Твик вздрагивает и указывает на него пальцем.       — Ты! — Твик восклицает. — Чего тебе надо?       — Чтобы вы заткнулись, — отвечает чудак из двенадцатой и показывает средний палец.       — Пошёл ты на хуй! — Твик бросается грубостью в ответ. Правда, словесной.       — Это Крэйг Такер, — шепчет Маккормик. — Средние пальцы — его способ общения. Он посылает всё и всех, так что можешь на него за это не обижаться.       — Вот бы отрубить его средние пальцы нахер, — бормочет Твик себе под нос.       — Ну, или обижаться. — Кенни поднимается с койки и раскидывает руки в стороны. — Крэйг, дружище, давно не виделись! — Он подбирается к гостю и слегка приобнимает его.       — Ты заходил ко мне пять минут назад, — Такер сообщает бесстрастно.       — Пять минут длились для меня вечно. Разве ты по мне не скучал?       — Звучит по-гейски, — отмечает он и смахивает с плеча маккормиковскую ладонь. — Отвали.       Крэйг не кажется безобидным — от него за несколько миль веет опасностью, — но он ничего не делает. По крайней мере, с Кенни.       — Помнишь я рассказывал тебе о друге, с которым я-       — Это он, — утверждает Крэйг, а потом невзначай добавляет: — И мне всё равно.       — Грубый.       Такер показывает Кеннету средний палец прямо в лицо.       — Мне всё ещё всё равно. От вас двоих много шума, и это меня не устраивает.       — Хорошо, мы будем потише и больше не потревожим твой сон, Аврора.       — Аврора? — спрашивает Крэйг, приподнимая одну бровь.       — Принцесса такая есть.       Твик хихикает себе в кулак. Кенни вообще не меняется.       — При чём тут принцесса?       — Ох, Крэйг, ты совсем не понимаешь шуток.       — Они у тебя тупые. — Такер моргает и выдыхает. — Если я не усну, пеняй на себя, Маккормик.       — Мне не терпится узнать, что ты придумаешь на этот раз, — хохочет Кенни и хлопает Крэйга по плечу. — Ладно, иди, я понял, шуметь не будем больше. Всё равно сейчас хотел Твику экскурсию провести.       — Удручающе.       — Воздержись от лишних комментариев, умник.       Крэйг молча уходит, и Кенни прикрывает дверь.       — Ты с ним дружишь? — интересуется Твик.       — В Ларонге друзей не бывает, однако с некоторыми ребятами лучше поддерживать около-дружеские отношения. Крэйг — как раз-таки один из таких ребят. Его весело злить, но доводить его до бешенства мне бы не хотелось.       Твик тяжело сглатывает. Он разделяет с Маккормиком это нежелание: в Такере взаправду есть что-то опасное. Среди голых стен, выкрученных лампочек и разбитых стёкол Такер выглядит слишком нормальным.       А это невозможно: будучи нормальным, сюда не попасть. Нормальным здесь не место.       — Пойдём расскажу, что здесь и как.       Твика будто прошибает током, и он хватается пальцами за одеяло. В голове вертятся мысли о драки в столовой, мальчике-зефире, крови и «воодушевляющих» плакатах на стенах.       — Я не хочу...       — Боишься, что ли? — Кенни беззлобно усмехается.       — Да. — С языка соскакивает, прежде чем Твик успевает подумать.       — Чувак, тебе всё-таки стоит пойти. Я покажу и расскажу, кого стоит остерегаться, а то от незнания ты можешь вляпаться по самые уши.       Твик считает озвученный аргумент приемлемым, поэтому подбирается к Кенни и вцепляется в него мёртвой хваткой.       — Не отходи от меня, ладно?       — Забились.       По крайней мере, одно понятно точно: Кенни — единственный в Ларонге, кому Твик может доверять.

***

      Когда они только выходят из собственной комнаты в коридор, они пересекаются с одним парнем и Твик уже начинает жалеть. Этот парень несёт ножницы в руке и мило улыбается Твику, после чего заходит в комнату позади и едва хлопает дверью.       Двенадцать.       Сосед Крэйга. Взлохмоченный, чудаковатый и подозрительный. Ничем не отличается от остальных здесь, лишь сердце рядом с ним бьётся быстрее обычного.       — Разве вам можно брать ножницы? Он ведь может накинуться на Крэйга ночью и попросту убить! Нелогично давать острые предметы психам.       Кенни смотрит на Твика и посмеивается:       — Кто Крэйга убьёт? Баттерс, что ли? — Он фыркает. — Уверяю, чувак, Баттерс никого не трогает, пока никто не трогает его. Крэйга он не тронет точно.       Твик сглатывает.       — Почему?       — Они дружат. Убивать своих друзей — не в его стиле. Так-то они — самые нормальные ребята из всех, кого я знаю, и я часто тусуюсь в их комнате, и, как видишь, жив и здоров. Рекомендую делать то же самое.       — Я не хочу!       — Брось, будто у тебя есть альтернативные варианты.       Твик съёживается. Ему страшно находиться в этом месте. Ему хочется отсюда побыстрее убраться, и он не знает, как ему это сделать. Возможно, стоит об этом поговорить с Кенни. Позже.       И Маккормик, в конце концов, рядом. Тревога немного притупляется.       Кенни ведёт его дальше по коридору, и разбитая плитка, на которую они наступают, гулко отражается отзвуком от говорливых стен. Коридор по-прежнему пуст: никто не идёт позади или навстречу, и это пиздец как радует. Вот только ненадолго.       Они проходят мимо окна, когда Твик замечает сидящих на подоконники визави друг другу парней.       Парни неловко держутся за руки. У одного — разбитые костяшки и искусанные в кровь губы, у другого — тёмные мешки под глазами и нездоровая бледность лица. Твик плохо разбирается в людях, чтобы сказать, что с этими двоими не так.       Один из них мельком замечает Твика и сразу же опускает чужие руки, насупившись. Его друг никак не реагирует — только прислоняется головой к стеклу и отводит взгляд в сторону. Тот, видимо, находится где-то вне, и происходящее здесь и сейчас его мало волнует.       Знакомая штука.       Так или иначе, они явно не выглядят так, будто готовы заводить новых друзей и настроены дружелюбно, и Кенни...       Останавливается прямо напротив них. Вот же блять.       — Сорвали вам романтику? — Он спрашивает с издёвкой. — Уж простите.       — Отвали, Кенни, — говорит рыженький и скрещивает свои руки на груди. — Я просто разговаривал со Стэном.       — Тише, Кайл. Я просто подошёл поздороваться.       — Хорошо, а теперь, будь добр, свали.       Маккормик, слава Богу, сваливает и тащит за собой Твика дальше.       — Их не стоило трогать! — шипит Твик.       — Не неженки, значит, можно.       Какой же он безрассудный!       — Это Кайл и Стэн. Кайла лучше не злить, а Стэну не нагонять жути. Часто ходят вдвоём, если к ним присосёшься, можешь быть уверен, что тебя вообще никто не тронет.       — Это ещё почему?       — Заслуга Кайла Б. Одного парня чуть не убил. Хотя есть слухи, что пару раз он кого-то всё-таки кокнул.       — А полиция?       — Полиция-то? Я тебя умоляю, Твик, что бы у нас ни происходило, Ларонг ни разу не заинтересовал полицию. Копы знают, что здесь происходит и что ничего с этим сделать не смогут, и им плевать. Они никогда сюда не приезжают.       — Пиздец.       — И не говори.       Здесь будет тяжело. Должно быть, родители Твика очень сильно ненавидят, раз отправили его сюда.       Ларонг — якобы перевоспитательный центр, чьи способы явно не работают. Что тут можно, так только гнить и гнить, разъедаясь изнутри.       — Какая приятная встреча, Кенни! — Перед ними возникает мальчик-зефир. На его лице — даже ни намёка на злобность, и это напрягает. — Это твой новый сосед?       — Ага, — отвечает Маккормик и останавливается. — Его зовут Твик.       Твик не очень рад тому, что Кенни остановился. Если эта свинья так визжала и грозилась убить какую-то «пиздень»...       — Очень приятно, Твик. Меня зовут Анж, — он представляется и протягивает Твику руку. Твик озадачен.       — Но тебя зовут-       Кенни затыкает ему рот ладонью.       — Анж, как бы мне ни хотелось прерывать с тобой увлекательную беседу, но нам нужно идти. Твик новенький, и я ему всё показываю.       — Ох как, — он сцепляет свои ладони вместе. — Ничего страшного, мой дражайщий Кенни! Твику и правда нужно освоиться, поэтому не смею вам мешать. В любом случае, если вы захотите со мной поговорить, то я буду у себя.       — Хорошо! — Кенни склоняется к уху Твика и шепчет: — Это Эрик Картман, и после «воспитательных процедур» у него всегда слетает голова.       «Воспитательные процедуры». Даже звучит страшно. Твику не хотелось бы оказаться на одной из таких процедур, поэтому нужно вести себя тихо.       Они проходят мимо плаката, надпись которого гласит:       «Милые лица не говорят о том, что вы милы внутри».