* * *
— Опять думаешь о нём — из ниоткуда появляется женщина, с бутылкой сакэ в руках — Хватит ковыряться в сознании, лучше на — наливает одну из чайных кружек — Выпей. — Откажусь. — Какая сесть оторвать хоть одно слово от Мичикацу-самы — театрально клониться, вяло улыбаясь — Ну ладно тебе недотрога, от пару глотков сакэ ещё никто не ослабевал — разрушая ночную тишину сумасшедшим смехом. — Ты пьяна, Кото. — И? Это значит нам не о чём беседовать? Какой же ты скучный, не то что твой брат — Видит, как сжимают стол до поломки, слышит до скрипа зубов — Да не злись ты так, будто совсем уж ненавидишь — подходит близко, лицом к лицу, настолько, что их носы прикасаются — Просто завидуешь, милый мой. Он тебе не противен. — Уходи — шипит сквозь зубы. — Раньше ты был рад меня видеть. — Видеть в сознании, не так. — А что не так? В сознании я слишком груба и несерьёзна. Так хоть, проговорим глубоко, душевно. — делает паузу, позволив мужчине успокоится — Скажи, ты «их» искать надумал? Хоть разок. — Да. Все мертвы, никого не осталось. — Остался один. — ловит на себе заинтересованный взгляд — Хочешь знать где? — Нет. — Хочешь. Тебе одиноко. И не отрицай, не приму — выдерживает паузу — Он ещё ребенок, но уже хашира. Твой потомок, Мичикацу. Не брата. Будь разумнее, хоть и он тебя вряд ли примет, но знать то должен. Её тон меняется, как и ощущения. Ей жаль демона? Серьезно? Первой женщине-охотнице жаль существо собратьев которых она уничтожает пачками? Именно, без капли колебания. Кото не воспринимает Кокушибо. Она видит только Мичикацу — потерянного парня, чья мечта была лишь стать самураем, великим воином, быть достойным своего звания. А не бегать за достижениями брата, пытаясь повторить то же самое, только в разы лучше. Кото помнит когда Мичикацу отступился. Когда ни поддержка корпуса, ни её как лучшую подругу не помогла. И вот они снова встретились в те года, под лунным светом. Под лучами былого величия его самого. Только через дней пять, как покинул корпус уже не Мичикацу. А верный соратник короля демонов — Кокушибо. Нет. Она решила никогда не произносить это имя. Он для неё Мичикацу и всегда будет таковым. — Охотнику незачем такой предок. — Неужели винишь себя? Это твоё дитя, хоть взгляни на него разом. Почему я должна тебя уговаривать? За несколько столетий не додумался об этом, и сейчас сидишь тут в жалком подобии ни демона, а какого-то растерянного мальчика и боишься появиться рядом со своим же наследником? — Тебе не понять. — Конечно, не понять, я то свою семью не покидала — знает, что давно перешла черту, но ей дозволено — Хочешь страдать в одиночестве ещё пару столетий? Нет. Вечность? — усмиряет пыл, устав — Делай что хочешь, больше повторять не буду. Разворачивается к сёдзи криво зашагав, падая от влияния алкоголя. — Я не знаю — встаёт в ступор, ожидая чего угодно — Ненавижу его или себя. — Просто не можешь принять ошибку — икает, еле продолжив шагать — Ну… Увидимся — падает, не дойдя. — Оставайся на ночь. — А ты — не сдерживается, расплывается в пьяной улыбке, сверкая красным кончиком носа — Со мной что-ли ляжешь? А, ну ты же демон. Тогда я спать! — не успев встать, оказывается в руках старого друга, доверившись. Устроившись на его плечах. Не думает ни о чём. Ни о муже, что волнуется в каждую её миссию как в первую, ни о детях. Они давно подросли. Да и в мыслях Кото ничего такого нет, просто дружеская встреча, дружеский разговор и дружеский сон на одной и той же кровати. Сон с демоном, кому спать то необязательно.* * *
— Токито-сама, ваши раны ещё свежие — говорит в поклоне Канзаки взволнованно — Шинобу-сан попросила подготовить вам комнату. Останетесь? — Ладно — забывает причину, по которой не первый раз избегает сна в этом месте. Аой пулей убегает в комнату, шурша где-то в дали. Охотник же лишь медленно попивает чай, пытаясь понять почему телу так тревожно. В первый раз? Нет. Кажется, он чувствовал такое. Только почему в голове лишь редко мелькающие образы стен старого домика в крови и…его? Нет, не похоже. Он не так груб, эмоционален. Он не умеет готовить, не кричит на самого себя. Но кто-то точь-в-точь в его сознании оказывается полной копией внешности самого Муичиро. И не только это. Женщина. Она мелькает редко. Его родственница? Сестра? Мать? Знакомая? Почему сейчас её нет вокруг? Неизвестно. Известны были лишь её слова: «Я из великого рода сильнейших воинов, как ты, как он. Ты — мой талантливый, милый мальчик. Тебя ждёт великое будущее» — Токито-сама, комнату подготовила — вырывает его из мыслей резкий приход Канзаки — Острожно, ваши швы! Встаёт, собирая вещи, желая поскорее уснуть. Совсем не заботится о ранах, резко передвигаясь по коридору, зайдя в спальню. Запирает все возможные сёдзи, но волнение тело не покидает. Волнение, что медленно переходит в дрожь, перетекая в… страх? Разве когда-либо он ощущал такое? Лезли ли мысли в голову, запоминались ли так едко? Юноша прикрывает глаза, вздохнув, в миг забыв обо всём, погрузившись во тьму, заглушая в голове все голоса вокруг. Раз. Два. Три. Следом ещё пару капель слёз, много, слишком много. До аномалии. Капельки стекают по морщинистому лицу, с глаз, что выражают лишь сожаления. А тело дрожит в волнении настолько, что сам столп ощущает, чует издалека на себе. Две мужчины стоят лицом к лицу на поле битвы, не убирая рук с рукояти оружия. На поле, где чертовски знакома местность. — Не притворяйся. — слышит издалека глубокий басистый голос, что незнаком — Я желаю лишь счастья и мира. Когда вокруг столько разрушений, почему ты выбрал этот путь, брат? Мужчина стоявший спиной к столпу, в фиолетовом хаори лишь сжимает плечи, не предоставив никакого ответа. Только вздох, усталый, жуткий, полный ненависти. — Я ведь… — голос резко меняется, как и тело мужчины, становясь детским. Вокруг крутится туман, превращая образ взрослого человека в ребёнка — Сказал, что хочу стать самым сильным самураем! — звучит уже по-ребячески. — Ты будешь самым сильным, Мичикацу. А я вторым после тебя! — перед ним стоит тот же красновласый мужчина, только в обличии ребенка — Ты всегда был лучше меня — будто крутится петля времени, возвращая всё в начало А перед ним стоят те же мужчины, не замечая существование самого Муичиро. Он лишь наблюдатель, разве нет? Лицо. Он может поклясться, что лицо старика в красном хаори молодеет каждой минутой. Морщины исчезают, а побелевшие волосы становятся темно-алыми, не раскрашиваясь, будто возвращаясь в свой свет. Старческая кожа на руках затягивается, возвращая ту форму тела и кожи, что присуще лишь молодым людям. За мгновения перед хашира оказывается молодой мужчина лет не больше тридцати, в странных серьгах символом солнца, что с сожалением, болью в глазах, тем же взглядом смотрит на мужчину, именуемого как «Мичикацу». — Ты в разы лучше, братик! Твоя семья любит тебя, ты не один. Вдруг мужчина в фиолетовом медленно поворачивается к Муичиро, совсем не удивлённо, будто ожидаю его тут, зная о присутствии давно. Смотрит на мальчика, что застыл в незнании, тёмно-пурпурными глазами, пока что людским лицом. Протягивает руку, призывая — Ты моя семья, дитя моё — руки обретают когти, кожа бледнеет. Токито хватает лишь раз, резко подняв взгляд, взглянув на них — три пары глаз с кровавой склерой, с надписью «первый высший» смотрят в душу, читая всё изнутри. Приближаясь шаг за шагом, не убрав руку. Но темнота накрывает его снова, будто защищая, дёргая, желая разбудить. И достигает цели. Парень резко раскрывает глаза, встав, часто дыша в холодном поту дрожа от тревоги. — Токито-сама — в сёдзи стучаться — Вы в порядке? Помочь? — слышится голос той служанки, что с синими бабочками. — Мичи… Мичикацу — бормочет себе пол губы. — Вы уснули? — девочка никак не отстаёт — Не нужно — пытается произнести как можно громче Благо Аой удается услышать и додуматься больше не тревожить столпа. Что сладко спит на своём месте, нет, страдает от страха, кошмаров. Не помнит первый ли раз такое, находясь в поместье бабочки. Решив прийти в себя, раскрывает сёдзи видом на сад. Тот сад, что в точности напоминает то место из грёз.* * *
— Милая…моя… — всхлипывает часто задыхаясь своими же кровавыми слезами, что лишь ослепляют его — Лили, моя Лили — крепко обнимая труп, принимая её смерть. Не в силах Ясуо предотвратить, но только в его ли ничтожной магии? Слишком мал, слаб, низок. Никакой, и управлять никак не сумеет. Это конец. Их конец.