***
Главную роль в победе Масакадо над своим дядей, Тайра Ёсиканэ и примкнувших к нему сыновей Мамору из дома Минамото, сыграло не только то, что мужчина был опытным воином, но и то, что в отличие от большинства своих родственников, высших вампиров и презренных полукровок, Масакадо родился с чистой кровью и превосходил их всех по силе и могуществу. Сына Ёсимоти боялись, как чумного проклятия — особенно страшились двух пар его пылающих из-под кабуто красных глаз, всегда прищуренных и оценивающих, как будто заглядывающих прямиком в душу. Поговаривали, что мужчина царствовал над всеми демонами потусторонних миров, а когда кровосос шел по улице, то вмиг расступались перед Тайра горожане, с опаской, но и толикой восхищения смотрели на тисненных золотом бабочек-махаонов на его кирасе — символ великого клана. Тайра Масакадо гордился тем, что в его жилах текла кровь императора Камму, но втайне свирепствовал от несправедливости, ведь позаботились о том, чтобы его род никогда не занял престол, дав внуку императора фамильное имя «Тайра» и сделав вассалом, которому только и оставалось, что кусать локти. Медленно, со вкусом слизав с губ брызнувшую на лицо кровь, Масакадо тихо и удовлетворенно зарычал, поднял с земли за волосы отрубленную мечом голову дяди и швырнул ее прямо в разинутую пасть дракона, блестящего, как гематит, как сама ночь, как выжженная пожарищем земля. Громко хлопнув пастью, призванный дух проглотил добычу, зашевелил длинными жесткими усами, а после, обогнув хозяина, по одному мановению его руки набросился на замерших в ужасе воинов Ёсиканэ и Минамото, пожирая их и громя собравшееся войско. Высший бросил Масакадо дерзкий вызов, убив его отца и попытавшись захватить часть клановых земель, принадлежавших чистокровному по праву наследования, и младший Тайра не спустил это родственнику с рук. Покончив с противниками и оставив их истерзанные тела на поле боя, Масакадо отправился к дому поверженного Ёсиканэ и спустил духов с поводка. Чудовища убили всех, кто находился внутри — прислугу, женщин, детей, изрисовали тонкие бумажные сёдзи кровавыми цветами, выбросили на энгаву хозяйского дома смятые останки, точно делали Масакадо жуткое подношение, доказывали господину свою верность. Вампир довольно улыбался, любуясь плодами своего карательного похода, а затем собственноручно поджег резиденцию, оставив от своего дяди только имя в семейной хронике.***
О-о-о, безжалостен был тот самурай, не щадил никого, ни старых, ни младых, ни братьев, ни дядьев своих — рубил всех, кто смел руку поднять на славного сына Хэйке. И меч в его пальцах пел, и стрела ластилась к ладони, как маленький отрок, и духи, им призываемые, кружили над темной головой, точно ласточки. Страшен был Масакадо, грозен.***
— Ты зарвался, Тайра! Ты убил моих сыновей! — Минамото Мамору, брызжа слюной от ярости, ткнул в вампира пальцем, натянул поводья с такой силой, что конь под ним чуть не взбрыкнул. — Я всего лишь показал плешивым щенкам, где их место, — Масакадо усмехнулся краем рта, переводя багровые глаза с собеседника на еще одного своего родственника, сидевшего на коне поодаль. — Дядя Куника, пример дядюшки Ёсиканэ ничему вас не научил? — Ты совершаешь ошибку, идя против своей семьи, Масакадо, — Тайра Куника нервно сглотнул, ощущая на себе обжигающий взгляд четырех вампирских глаз. — Это вы начали войну. Я всего лишь защищаю то, что мне принадлежит. Убирайтесь с моей дороги или умрите с достоинством. Если оно в вас еще осталось. Армия Масакадо, такая же свирепая, как и их полководец, алчущая горячей крови, подгоняемая визгом крылатых тварей, вытащенных из мира духов, смела противников, будто большая черная волна, накрыла с головой, разметала в стороны. Истинный скользил меж воинов, как тень, выныривал из брызг крови, срывая с полукровок Минамото содэ, чтобы добраться до незащищенных броней участков тела, вгрызался клыками в испуганные лица, наотмашь рубил катаной. Громкий жестокий смех вырвался из груди Масакадо, когда он увидел, как чудища, похожие на уродливых женщин с клыкастыми ртами-присосками, массивными хвостами и гребнями-шипами на спине раздирали высших вампиров, которых Тайра Куника привел с собой на битву с племянником. Замерев посреди побоища, самурай шумно выдохнул через нос, вслушался в окружавший его лязг мечей, беспомощное ржание лошадей, опрокинутых на землю, рев потусторонних тварей и вопль схлестнувшихся в схватке кровопийц — а затем резко метнулся в сторону. Когтистые пальцы вцепились в чьи-то фукигаэси и грубо потянули воина назад, заставляя спотыкаться. — Нет! — Куника испуганно вскинул перед собой левую руку, защищенную наручами, когда, развернувшись, лицом к лицу столкнулся с оскалившимся Масакадо. — Теперь ты боишься, дорогой дядя? — в горле чистокровного хищно заклокотало. — Я ведь тоже, как и ты, рода Хэйке! — словно в подтверждение своих слов высший коснулся собеседника потоком своей ауры, сгустившейся от страха и адреналина, стрекочущей блеклыми искрами. — И что с того? — Тайра поморщился и толкнул Кунику в ответ грохочущим громовым раскатом, прошибающим током вдоль позвоночника. — Думаешь, раз ты чистокровный, то тебе все сойдет с рук?! — А ты думаешь, раз мы с тобой одной крови, то я позволю отнимать мои земли? Ничтожество. Тайра Куника, широко раскрыв в воинственном крике клыкастый рот, выбросил вперед руки, активируя дар проклятой крови, но не успел даже задеть Масакадо, потому что сбоку от мужчины появился огромный рогатый демон в охваченных огнем доспехах — существо обрушило вниз нагинату, отсекая конечности нежити по самые локти. Уставившись на брызжущие кровью обрубки, Куника завопил от ужаса, понимая, что остался беззащитным и безоружным. Масакадо, на лице которого расцвела дикая плотоядная усмешка, приблизился к противнику, гремя доспехами, придирчиво осмотрел высшего двумя парами глаз сверху вниз, а после мощно пнул ногой, отшвыривая противника прямо в подставленные скрюченные пальцы голодных химер, начавших рвать на Кунике броню, чтобы добраться до мяса и кишок. Последнее, что увидел вампир перед тем, как тварь вбила длинные саблевидные когти ему в лицо, были золотые бабочки на нагруднике Масакадо.***
Тонули в крови все, кто шел по следу монстра дома Тайра. Перекусывали кости клыки крепкие, рвали кожу когти железные, глотала кровь пасть ненасытная. Злым и хитрым окрестили Масакадо под небом синим. Но были все же у дракона радости маленькие — супруга человечья, из отцовского дома за ним убежавшая, и отпрыски звонкие, пучеглазые.***
Несмотря на позднее время, никто в доме чистокровного не спал. Слуги монотонно взбивали покрывала в покоях хозяйки и грели воду для офуро, конюх, дремля на ходу, вычесывал гриву у коня, принадлежавшего молодому господину Тайра. Сидевшая на энгаве девочка лет шести, заслышав скрип открываемых парадных ворот резиденции, мигом спрыгнула на землю и побежала встречать гостя, широко раскинув в стороны руки, точно была не дочерью самурая, а простолюдинкой, неотесанной и глупой. Масакадо подхватил малышку и прижал к кирасе, которая тихо скрипнула потертой кожей и вшитыми в них металлическими вставками. Девочке нравилось часами вертеться около доспехов отца, трогая пальчиками шнуровки и затупившиеся края нагрудных железных пластин. — Фу, от тебя пахнет кровью! — ребенок сморщился, уперся ладонями в грудь Масакадо и отодвинулся подальше, на что нежить резко подалась вперед и клацнула клыками прямо перед носом дочери, заставив ту вздрогнуть и замереть. — Маленькая химэ испугалась? Маленькая химэ не должна пугаться, она должна кусать в ответ. Вот так, — Тайра еще раз щелкнул пастью, но уже медленно. — Вот так? — улыбнувшись, полукровка повторила за мужчиной. — Ты будешь славным вампиром, когда вырастешь, — Масакадо с гордостью взглянул на дочь, довольно сощурившись. — А ты покажешь, как просыпаются маленькие глазки? — дите ткнуло пальцами в скулы кровососа, где у него под белесыми шрамами скрывалась вторая пара глаз. — Не сейчас, химэ, они устали. — Добро пожаловать домой, отец, — когда Тайра подошел к крыльцу, его глубоким поклоном встретил старший сын. — Позвольте взять ваш меч. — Не приходили ли вести из столицы? — Масакадо опустил дочь на землю, снял с пояса ножны и вложил их в подставленные руки Ёсикадо. — Еще нет, отец. — С возвращением, муж мой, — из глубины хозяйского дома, шлепая босыми ногами по деревянному полу, вышла женщина. Поравнявшись с сыном, она почтительно поклонилась вампиру, прикрывая темно-ореховые глаза. Их союз с самого начала был роковым и проклятым. Будущая супруга Масакадо приходилась родной дочерью Тайра Ёсиканэ, того самого злополучного дяди истинного, позарившегося на чужие владения. Самурай увидел девушку случайно, всего лишь мельком, когда та уходила через задние ворота дома, и загорелся желанием забрать ее себе, словно трофей, драгоценное сокровище, ну а если Тайра Масакадо чего-то желал, он добивался этого всеми возможными способами. Ёсиканэ с тревогой наблюдал за тем, какие жадные взгляды кидал племянник на его дочь, стоило ей появиться в поле зрения мужчин, но еще пуще он заволновался, когда заметил, что девушка отвечает чистокровному взаимным заинтересованным взором. Высший рычал, багровея, как тэнгу, что не позволит дочери сойтись с чудовищем, порожденным его братом Ёсимоти, всячески отказывался благословить будущий брак кровососа и полукровки, и в итоге все закончилось тем, что Масакадо просто забрал возлюбленную из родительского дома. Это только усугубило глубокую вражду между двумя ветвями большого клана, и не исключено, что убийство Ёсиканэ собственного брата и захват чужих земель был попыткой отомстить за нанесенное оскорбление. — Ёсикадо, возьми Такияся и иди в дом, — вдруг строго произнес Масакадо, подталкивая дочь к террасе. Юноша, поклонившись, схватил сестру за руку и поспешил скрыться за сёдзи. — Что-то случилось, мой господин? — женщина выпрямилась, заглядывая вампиру прямо в глаза. — Не вижу в твоем взгляде горести по отцу, разве тебе не жаль его? — истинный усмехнулся, ласково провел пальцами по выбившейся из прически супруги пряди. — Я скорблю по своему отцу, но это был лишь вопрос времени, когда вы вцепитесь друг в друга. Он возненавидел тебя с той самой поры, как ты женился на мне, наплевав на запрет, — хозяйка дома вздохнула, гася улыбку. — Я всего лишь забрал то, что принадлежало мне, — Тайра довольно осклабился, провел пальцами по изящной нежной шее и изгибу плеча, чувствуя, как у него начинают гореть клыки и тянуть внизу живота. — Масакадо, ты должен остановиться. Я слышала про дядю Кунику и Минамото Мамору. Их сыновья будут мстить. — Пусть приходят, я сделаю с ними то же самое, что сделал с их отцами, — кровопийца потерся носом о щеку жены, вдыхая сладкий аромат ее кожи, огладил запрятанное тканью хитоэ упругое бедро. — Я не позволю мешать мое имя с грязью. — Подумай о нас, вдруг они обидят наших детей? — полукровка вновь прикрыла заблестевшие глаза, позволила супругу блуждать руками по своему телу и покрывать поцелуями бьющуюся на шее жилку. — Если эти твари тронут хотя бы волос на голове маленькой химэ, я вот этими руками вырву их сердца, — Масакадо стиснул жену в объятиях, заставив охнуть. — Я прокушу им глотки и досуха выпью кровь, а то, что останется, сотру в порошок. — Масакадо… — Хватит о них. Я скучал. Роди мне еще одного сына, я хочу, чтобы наш род жил вечно, — вампир тихо рыкнул на ухо женщине, увлекая следом в поцелуй.***
Горем охваченный, сын убитого драконом Ёсиканэ, славный Тайра Садамори, хотел добиться мира между их домов, ибо незачем братьям пускать кровь друг другу. Ко двору Масакадо явился сей брат и колени преклонил, взмолился о благоразумии.***
Садамори нервничал, сидя на подушках перед двоюродным братом, стискивая вспотевшими от волнения пальцами ткань одеяний. Масакадо, даже облаченный в сокутай, выглядел так, будто в любой момент сорвется с места и отправится в сражение — ровная спина и расправленные плечи делали чистокровного в глазах смотрящего еще более страшным и величественным. Полководец равнодушно смотрел на своего родственника, привычно щуря лисьи, переливающиеся красным, глаза. Масакадо намеренно не скрывал цвет радужек, напоминая собеседнику, с кем тот имел дело. Полукровка поджал пересохшие губы, потянулся за пиалой с чаем, которую кровосос ему по-хозяйски наполнил. — Брат Масакадо, я уже говорил об этом в своем письме тебе, но повторюсь — мы никогда не были с тобой врагами. Отец сам избрал свою судьбу, объединившись с Минамото Мамору, и его могут осуждать лишь боги. Как почтительный сын я должен очистить его имя от позора, но я не вижу никакого смысла во вражде, — Садамори тщательно подбирал слова, боясь поднять глаза и встретиться с рубиновым взглядом вампира. — Если я погибну в тяжбе с тобой, не останется никого, кто позаботился бы о моей матушке и владел отцовскими землями. — Мне нет никакого дела до владений Куники, забирай их и хозяйствуй, — Тайра отмахнулся от мужчины, подтягивая широкий край рукавов. — Милостивый Будда, твое великодушие не знает границ, брат Масакадо, — полукровка поклонился самураю до самого пола, незаметно выдыхая в половицы. — Просто я знаю, что такое честь и достоинство, брат Садамори. Не забывай об этом, когда вернешься домой. Пусть мы одной крови, но, если вздумаешь пойти против меня — я тебя убью. Покидая владения истинного вампира, наследник Тайра Куники всю дорогу до дома терзал себя размышлениями о правильности своего поступка. Садамори не был глуп и понимал, что не выйдет победителем в противостоянии с Масакадо, да и сам кровопийца пообещал не нападать на него, пока брат благоразумно сидит у себя в резиденции и не косится в сторону земель полководца, но поселившаяся внутри Садамори червоточина уже прогрызала путь наружу. Пощипывая себя за ус, мужчина тяжело выдохнул и задернул штору паланкина, закрываясь от внешнего мира. Ёсиканэ и Ёсимаса, еще одни двоюродные братья Садамори, стали теми, кто вытащил сомнения родственника на белый свет. Злобно шипя и распространяя по комнате колючую ауру, мужчины в обе глотки уверяли Тайра, что пока тот прячется под сводами палат, трусливо поджав хвост, Масакадо безнаказанно смеется им всем в лицо и ходит по землям клана так свободно, словно был единственным их владельцем. Приняв во внимание уважение, с которым Садамори относился к своему покойному отцу, полукровки надавили на больное, невзначай намекнув, что для воина нет ничего главнее, чем доброе имя и светлая память о предках — и как только мог их дорогой брат поверить словам проклятого людоеда, убившего стольких родственников и завладевшего их нажитыми непосильным трудом драгоценностями? Мелькнувшие в сознании Садамори злые багровые глаза Масакадо заставили мужчину вздрогнуть и втянуть в плечи голову, но Ёсимаса, сладкоречивый, как кицунэ, стиснул пальцами рукав накидки брата и уверил, что они с Ёсиканэ не оставят родню в одиночку тягаться с адским отродьем.***
В гневе великом швырнул сын Тайра на пол чашу, кровью наполненную, узнав об измене. Плачет маленькая химэ, к материнскому телу прижимаясь — пугает ее злость, в отце пробудившаяся. «Не жить тебе, Садамори, не ходить по земле клана Хэйке! Как сгинул Тайра Куника, так и ты издохнешь, будто собака побитая!». И загремели доспехи латные, на широкие плечи опускаясь. Крови хочет черное чудовище.***
Сотни воинов Масакадо, вооруженные луками и мечами, в нетерпении ожидали на границе с провинцией Симоцукэ, наблюдая за тем, как войска Ёсиканэ, брата их господина, уверенно шли на них, выставив перед собой щиты. Чистокровный, спешившись с коня, в презрении сжал бледные губы в тонкую, едва видную линию, резким рубящим движением кисти разорвал пелену мира смертных и духов, призывая верного дракона. Тварь, покачиваясь в воздухе, плавно выскользнула вперед, зарычала, когда самурай коснулся чешуйчатого носа, позволила ласково потянуть за колючий ус. Масакадо поднял левую руку с нацепленным на нее защитными наручами, веля лучникам готовиться, — воздух наполнился упругим звоном натягиваемой тетивы — затем резко опустил вниз. Смертоносный град стрел, обрушившийся на воинов Ёсиканэ, разбил построение; пораженные солдаты повалились наземь, под ноги идущих позади, заставляя их спотыкаться и отодвигать щиты. Под громкий рев своего хозяина, вскинувшего над головой хлыст, пехота Масакадо рванула в бой, рубя врага клинками и разрывая клыками глотки. Черный дракон Тайра нырял в сражающуюся толпу, как птица в лазурные волны, охотясь за рыбой, ударами мощного хвоста отбрасывал от себя неприятелей. — Ёсиканэ! Где ты, шлюхино отродье? — голос вампира громом грянул над полем. — Против меня сошлись, лизоблюды?! Выйди и сразись со мной, как воин! Ёсимаса хоть и сбежал в Хитати, поджав хвост, как псина, но у него хватило смелости поднять на меня меч! Перед Масакадо, преграждая ему путь, выскочили трое полукровок. Бледные, как призраки, с выпученными глазами, они наставили на истинного клинки, начали теснить назад, чем только разозлили и без того взбешенного самурая. Сорвавшись на утробный рык, Тайра поднял к янтарному сумеречному небу руки, засиявшие черными кривыми всполохами — вмиг сгустился мрак над Симоцукэ, а когда мужчина рывком выбросил кисти рук вперед, прямо из черноты небосвода с грохотом обрушились на горе-воинов пышущие молнии и дотла спалили их, оставив на земле черные жженые следы. Чистокровный согнулся, с громким кашлем исторг из себя масляный сгусток крови; силы небесные пока еще плохо подчинялись Масакадо и отнимали у нежити много сил. Праведный гнев богов, рванувшийся прямо из вышины, напугал солдат Ёсиканэ, и они кинулись врассыпную, побросав оружие. Вампиры Тайра взревели, захохотали, погнали неприятеля прочь, бросая им в спины обидные ругательства и осуждающие свисты. Выпрямившись, тяжело дыша и откашливаясь, Масакадо уставился четырьмя бешено подрагивающими зрачками в сторону холма, где, наконец, нащупал энергетику брата. — Трусливый сукин сын. Беги, беги, пока еще можешь.***
Хитер был дракон дома Хэйке; отправился в столицу Масакадо прежде обидчиков своих, государю изложил жалобу на нерадивых братьев. Мил сердцу оказался государю храбрый Тайра и, не гневая богов, в день полнолетия отпрыска-принца, признал он его преступления легкими, вреда престолу не причиняющими, а вот братьев его, Ёсиканэ и Ёсимасу, нарек разбойниками, и гнать должны были их прочь со всякой земли хозяйской. Не успокоились опозоренные братья, с поля боя бежавшие, задумали новое зло против Тайра. Горели ярким пламенем дома крестьянские, Масакадо принадлежащие, кричали в страхе люди, без крова оставшиеся. Лицом мрачен, отправил демон супругу свою и отпрысков подальше, боясь за жизни невинные, а сам погнался за братьями, денно и нощно выискивая след, кровью пачкая истоптанные дороги. Дурное в голове его селилось.***
Опершись на хиджитатэ и подперев голову, Масакадо уставился перед собой, медленно покачивая во второй руке пиалу с остывшей кровью, которую ему слил верный слуга, отправившийся с самураем в поход против Ёсиканэ и Ёсимасы. Высшие старательно путали следы, удаляясь все глубже в пределы страны, но Тайра был опытным полководцем, а потому было лишь вопросом времени, когда он настигнет своих обидчиков и жестоко покарает. Государев указ уже ни для одной из сторон не был сдерживающим фактором — только месть грела душу Масакадо, заставляя скалиться, точно дикий зверь. Прославившийся в народе как великодушный воин и страшный монстр, вампир собирал вокруг себя людей и одновременно отталкивал их, его восхваляли и проклинали, к Тайра шли за защитой и бежали от него прочь. Щурясь, чистокровный махом опрокинул в себя остатки крови и отшвырнул чашу прочь. Не было ему пути назад, слишком далеко зашел Масакадо в своем стремлении поквитаться с ненавистными родственниками. Прикрыв веки, мужчина повел в воздухе пальцами, подзывая к себе потустороннюю тварь, и улыбнулся, заслышав знакомое щелканье жвал и шорох перебираемых множественных лап. Из темного угла походной палатки к Масакадо подбиралась огромная паучиха, уродливая, сверкающая солнечно-желтой россыпью глаз на сером вытянутом лице. Подкравшись к хозяину, чудище подогнуло лапы, укладываясь гладким брюхом на землю, потянулось к Тайра длинными тощими руками, но не коснулось, замерев в нерешительности. Клыкастая пасть духа растянулась в жуткой улыбке, а хелицеры — возбужденно задрожали. — Господи-и-ин! — Давно я не видел тебя, Хатиман, что же ты не являлась на мой зов? — Масакадо наклонился к чудовищу, подхватывая женщину за подбородок и заставляя смотреть ему в глаза. — Или ты стала не верна мне? — Вер-рна, господин, верна-а, — паучиха зашлась многоголосным смехом, раболепно сложила на груди руки. — Сожр-р-ру! — Скоро я настигну щенков Ёсиканэ и Ёсимасу, и тогда ты славно попируешь, — истинный несильно оттолкнул от себя духа, отчего та довольно взвизгнула, наскоком подобралась и обогнула Масакадо, переползла ему за спину. — Я забрал себе все восемь земель региона Канто, и пусть только посмеет кто назвать меня грабителем. Это лишь малая цена за козни моих братьев. Я пойду дальше, разорю все наделы, какие только встречу на пути. Никто меня не остановит, даже государь. — Влады-ыка, будь владык-к-кой. — Что ты сказала? — кровосос нахмурился, взглянул на собеседницу через плечо. — Стань императором, мой господин, ст-тань, — паучиха прильнула к плечу Масакадо, пощелкала голодной пастью. — Правь все-еми! Кровосос почувствовал, как жаркое черное пламя вспыхнуло в его груди и разлилось по всему телу. А ведь тварь, как ни странно, была права. Он, потомок правителя Камму, отпрыска самой Аматэрасу, имел больше прав на престол, чем кто-либо другой, но его несправедливо лишили принадлежащей роду Тайра власти. Ощущая растущий внутри него гнев, Масакадо оскалился, обнажая острые клыки, чуть приоткрыл крошечные глаза на скулах — бьющая током аура вампира расстелилась по земле, злобно укусила паучиху за лапы, заставив ту переливчато и обиженно взвыть, отшатнуться от хозяина и зашипеть. Разве есть кто-то более достойный, чтобы занять императорский престол и руководить страной? Тайра наяву грезил, как будут к нему ходить на поклон министры, как он собственной рукой вырвет с корнем род Минамото и Фудзивара, задравшие нос, считавшие себя исключительными. Давно не сотрясали великие дома потери и казни, с тех самых пор, как Сугавара Митидзанэ, оклеветанный и разжалованный до управителя, в прах обратил Токихиру из дома Фудзивара, по чьему навету пострадал чистокровный. Масакадо усмехнулся — он станет проклятием куда более страшным, чем шестиглазый Сугавара, а дом Тайра навеки войдет в историю. Выдохнув, самурай рассеял потоки агрессивной энергии, с улыбкой взглянул через плечо на жавшуюся в угол потустороннюю тварь. — Не бойся, Хатиман, господин не обидит тебя. Ты подала ему славную мысль, — вампир протянул духу руку, а когда та вновь приблизилась, провел пальцами по впалой, сухой на ощупь, щеке. — Будь верна своему владыке, и я щедро тебя вознагражу. — Влады-ы-ыка, мой! Мой! — паучиха пророкотала, потерлась лицом о чужую ладонь, точно игривый щенок, напрашивающийся на ласку. — Хочу сожрать. — Скоро, уже совсем скоро.***
В ужасе государь — проклятый Масакадо, демон из дома Тайра, против него восстал, новым императором себя объявив. «Ниц падите перед своим владыкой, в верности клянитесь, и будете при дворе моем властвовать!». Плачет от горя супруга его человечья, над детьми бьется, как подбитая птица. «Обезумел муж мой Масакадо! Не держать мне более рук его, не целовать рта, не знать ласк и заботы! Беду привел в дом несчастный супруг!». Воспрянул духом Садамори, вызвался извести разбойника-кровопийцу, положить конец дракону Хэйке.***
Армия Масакадо, расположившаяся в горах Сашима в ожидании противника, с затаенной тревогой смотрела на своего предводителя, замершего под развевающимся знаменем дома Тайра у края вершины и глядевшего куда-то вниз, в долину. Мужчина был спокоен, как мертвец, ни один мускул не дрогнул на его лице, один раз только поджались обескровленные губы, когда закричала средь ветвей какая-то птица, вероятно, кем-то или чем-то испуганная. Под глазами новоявленного императора залегли чернильные тени, а чуть впалые щеки выдавали голод вампира, но он стойко держался, положив ладонь на рукоять меча. Несколько дней назад разведка принесла письмо, где говорилось о том, что по следу Тайра двинулись войска, и во главе одного из них стоял Садамори, поганое ничтожество, кланявшееся Масакадо и благодарившее за милосердие. Чистокровный смял бумагу в ладони и выбросил в пламя костра, велел готовиться к сражению. У входа в походную свою палатку нежить выставила длинный острый кол, чтобы водрузить на него отрубленную голову брата и возить по захваченным провинциям как символ своего могущества и нетерпения к предателям. Когда кони и пехота императора показались на горизонте, Масакадо медленно водрузил на голову шлем, обнажил катану и отослал вперед юрких духов, похожих на огромных размеров крыс с переливающимися бусинками-глазками и шипастыми хвостами. Твари понеслись, точно за ними гналась сама смерть, врезались в крепкие поджарые лошадиные ноги, принялись перегрызать животным сухожилия, опрокидывая коней и их всадников. Тишина гор вмиг растворилась в родившемся столпотворении, потонула в криках раздавленных лошадьми людей, в испуганном звонком ржании. Воинственно зарычав, воины Тайра вскинули клинки и темнеющей грохочущей лавиной обрушились на противника, наслали на них с вершин ливни из стрел. Кто-то из высших со стороны Садамори применил дар крови — на руках и лицах врагов вылезли истекающие кровью и гноем язвы, за мгновения разъели кожу, и теперь та отваливалась липкими гнилыми кусками, обнажая кость. Масакадо распахнул разлом миров, выпуская оттуда тварей, больших и мелких, злобных, скрежещущих клыками-иглами. Массивное, обсидиановое, чешуйчатое тело взвилось в небо гибкими кольцами; дух-дракон заревел и рухнул на поле, точно кара самого Будды, волной прошелся средь копошащихся самураев, перекусывая пополам доспехи и копья. Истинный продирался сквозь воинов, рубя всех, кто попадался по пути, оставлял противников без рук и голов, отравляя воздух своей разряженной аурой. Четыре алых глаза, пылая ненавистью, выискивали среди людской мешанины фигуру Садамори. В голове нежити вертелась только одна мысль: убить нерадивого родственника, убить с особой жестокостью. Снять с него, еще живого, кожу, перебить каждую кость, не оставив целехонькой ни одну, заставить смотреть, как будут выжирать его внутренности инфернальные чудища, размазывая по мордам горячую кипящую кровь. Гнев, охвативший Масакадо, был так силен, что вампир не обращал внимания на застревающие между пластин доспехов обломки стрел, на то, что его кабуто слетел, стащенный за отворот чужой рукой. Мужчина наотмашь ударил мелькнувшего перед ним полукровку, в кровь разбивая лицо, а когда тот свалился, схватившись за поврежденную челюсть, Тайра наконец увидел Садамори, восседавшего на коне и отбивавшегося от врагов. — Я дал тебе шанс убраться и жить мирно, но ты, презренная тварь, осмелился за моей спиной строить козни! — Масакадо рычал, и голос его тонул в канонаде сражения. — Я сотру тебя и твой род с лица земли! В воздухе резко запахло разряженной свежестью — истинный взмолился небу, призывая богов излить свой гнев на непокорных, идущих против него, нового императора. Первые изломанные молнии ударили по дальнему флангу, грохотом разрывая барабанные перепонки, поджигая лесной массив на склонах Сашима, в прах обратили пеших и конных. Масакадо в крике разинул клыкастую пасть, направил свое одеревеневшее от потока энергии тело в сторону Садамори, таща за собой рокочущую ослепительную стену. Полукровка в ужасе вскинул руку, едва не выпустив из пальцев поводья, мощным пинком откинул от себя самурая, потянувшегося было, чтобы схватить мужчину. — Остановись, Масакадо! Ты зашел слишком далеко! Громовая стихия не щадила ни людей, ни вампиров, ни духов, сжирая их, точно голодное пламя, наскакивала тараном и била в лоб. От пожара, лизнувшего верхушки деревьев, у самураев раскалились доспехи, градом покатился соленый пот, многие пригнулись к земле, задохнулись от густого едкого дыма. Испугавшись грохота и жара, лошади в панике разбежались, натыкаясь на воинов и давя их копытами. Хлынувшая горлом кровь выплеснулась не только изо рта Масакадо, залив золотых бабочек на кирасе, но и из носа, потянулась тонкими вишневыми струйками из уголков глаз, изуродовала благородное лицо Тайра, уподобила плотоядному демону. С хрипом втянув легкими сухой горячий воздух, чистокровный шире развел в стороны руки, призывая с небес молнии. Если кто и выживет в этом сражении, то понесет по все концы Японии леденящую кровь легенду о сошедшем с небес боге-драконе, вампире-императоре. Садамори, спешившийся, обнажил меч и побежал на Масакадо, что-то крича брату, но тот его уже не слышал, поглощенный намерением превратить горы в царство огня и смерти. — Я — Тайра Масакадо, ваш правитель! Я вампир чистой крови, на моей стороне сами боги! Услыш… Слова замерли, непроизнесенные, разбитые прорвавшимся сквозь горло мужчины острым концом омытой кровью стрелы. Совсем еще молодой, лучник императорского войска, не веря своей удаче, выронил лук из дрожащих пальцев и рухнул следом на землю — все силы вложил юноша, изодранный духами, в свой последний выстрел, в единственную уцелевшую в его колчане стрелу. Масакадо широко распахнул в удивлении и неверии рубеллитовые глаза, принялся ощупывать себя за шею, ухватился вмиг ставшими скользкими от крови пальцами за древко и попытался выдернуть стрелу из глотки. Окружение уродливо смазалось багровым и тусклым, и самурай упал на колени; Тайра захрипел, не в силах сделать вдох, обломал трясущимися руками железный наконечник, но, когда стал рваными движениями стараться выдернуть саму стрелу, перед ним выросла облаченная в доспехи фигура Садамори. Полукровка, в глазах которого тлели угли презрения вперемешку со страхом и отчаянием, занес над головой Тайра меч. — Император велел принести твою голову, ведь только тогда он будет знать, что твой мятеж подавлен окончательно. Я не жду от тебя прощения. Последнее, что успел сделать чистокровный, прежде чем острое лезвие врезалось в его плоть, отсекая от тела голову, это плюнуть в Садамори кровью.***
Так повержен был демон из дома Хэйке. Долго висела голова его при дворе, людей пугая, людоедам в назидание. Да только однажды пропала, исчезла, как пыль дорожная. Хотите — верьте, хотите не верьте, но слухи ходят, что ожила голова Масакадо и улетела, прибилась к славному Сибадзаки, там и зарыли ее. Подойди, слышащий меня, к могиле могучего Тайра, моли Масакадо о помощи! Давно это было. Истинно давно. Луны сменялись солнцами, да только живо было проклятие дома Хэйке. Далеко протянули они свои руки, облачились в сокутай императорский. Не спит ночью Тайра Киёмори, наяву видит, как страной правит его род. Сгинул Масакадо, но дух его всегда стоит за спинами отпрысков славных, железной рукой ведет он клан Хэйке на погибель. Истинно говорю вам. О-о-о, где ты, дракон дома Тайра, обрушь ярость на обидчиков своих, пусть вновь слышат во всех четырех сторонах о великом Масакадо, чистой кровью порожденным.