Мальчики не плачут

Несколько недель спустя.

      — Сдал! — громко и радостно выкрикивает Минги, как только они выбегают из школы на улицу, крепко держась за руки. — Я сдал! Санни!.. Лицо Минги сияло такой живой и широкой улыбкой, что Ёсану самому смеяться хотелось — вот так просто, без особых на то причин, искренне и совершенно счастливо. Минги его за руку держит, не отпуская, повторяет одни и те же слова, будто ещё не до конца осознавая, не веря, пытаясь убедить в реальности происходящего самого себя. И смеётся. Так же, как и Ёсан — совершенно счастливо. Смеётся, то глядя на него искрящимися радостью глазами, то зажмуриваясь и поднимая голову к ярко-голубому весеннему небу, подставляя лицо под тёплые солнечные лучи, от чего огненно-рыжие волосы словно золотистым блеском сверкают. А Ёсан смотрит, не переставая улыбаться — и оторваться не может. Счастливый и такой настоящий Минги — определённо одно из самых лучших зрелищ, которые Ёсану доводилось видеть… Одно из самых прекрасных. Минги будто сон, будто он — нереален. Ведь невозможно это — быть настолько волшебным, лишать дара речи одним своим взглядом, сводить с ума одной улыбкой. Но если уж Ёсану и суждено сойти с ума вот так — из-за Минги, — он очень даже не против… — Сдал! — повторяет ему Кан. — Ты сдал, Минги… — И ты тоже! Мы это сделали! У нас получилось! — Минги вдруг подхватывает его на руки, принимаясь кружиться с юношей прямо посреди школьного двора. И плевать, что в любой момент их увидеть кто-то может. Теперь — плевать. Они сдали выпускной экзамен… — Ну всё, всё, — смеётся Ёсан, слегка похлопывая парня по плечу, чтобы вернул его на землю. — Отпускай меня!.. — Это всё благодаря тебе, — произносит Минги, выпуская того из объятий. Ёсан поправляет слегка смявшийся край лёгкого коричневого пальто, поднимая на Минги вопросительный взгляд, который быстро сменяется понимающим. С дня сдачи главного государственного экзамена прошла одна бесконечно долгая, напряжённая и волнительная неделя, на протяжении которой они, не находя себе места, ожидали итоговых результатов, озвученных учителями только сегодня. Ёсан, конечно, знал, что написал как минимум на «удовлетворительно» — потраченные на учёбу и подготовку время и силы просто не могли оказаться напрасны и не дать никаких плодов, — но несмотря на это, устойчивое ощущение затаённой внутренней тревоги не отпускало его до сегодняшнего дня. Впрочем, Ёсан не был бы Ёсаном, если бы был полностью уверен в своём успехе и абсолютно ни в чём не сомневался. Да и переживал он даже не столько за себя, сколько за Минги. Не зря ведь они так усердно работали и занимались каждый день, чтобы у Сона была возможность написать всё самостоятельно и достичь хотя бы минимального порога проходных баллов?.. Но сейчас они оба были уверены — не зря. Ведь Ёсан ожидаемо сдал экзамен на «отлично» — хоть и до максимального количества баллов чуточку не хватило, — но даже этот результат был гораздо выше среднего и достаточно высоким для удачного поступления в желаемый университет. Минги же, к их общему, но приятному удивлению, превзошёл ожидания и свои, и Ёсана, получив вымученную, но заслуженную твёрдую четвёрку. Четвёрку! Всё это, действительно, было похоже на какой-то очень хороший сон… — А вот и нет, — мягко отрицает Кан, пряча руки в больших карманах. — Ты добился этого сам. Своим трудом и усилиями, как и хотел… Помнишь? — Да, но… Если бы не ты, у меня ничего бы не вышло, — серьёзно и честно признаётся Минги, заглядывая парню в глаза. — Ты единственный, кто поддерживал, помогал и верил в меня… А без этого — никакие бы «усилия» не имели значения. Ёсан опускает глаза, расплываясь в очередной непроизвольной улыбке, делает шаг к Минги и обнимает его за шею, заставляя слегка склониться и ответно обнять за талию. Казалось бы, столько всего хотелось сказать, столько эмоций внутри бушевало, но в то же время — нужных слов толком не находилось. Ведь оба понимали и чувствовали друг друга без лишних разъяснений, благодарностей, ощущали счастье друг друга на подсознательном уровне, делились им, осознавая, что один очень большой шаг вперёд уже сделан, пройдена весьма нелёгкая половина их пути к счастливому будущему, в котором они так хотели друг друга сберечь и ни в коем случае не потерять. Но путь пройден ещё не полностью, не до конца, и впереди ждёт наверняка немало трудностей, но… Ни один из них не сомневался, что они справятся. Парни нехотя друг от друга отстраняются, когда из школы начинает выходить больше людей, но на самом деле, обоим было уже откровенно всё равно, кто и что может о них подумать. Теперь школьная жизнь позади — через несколько дней они получат свои аттестаты и подбросят к небу шапочки выпускников, навсегда попрощаются с этим местом, со своими одноклассниками и учителями и больше никогда их не увидят. Да и вряд ли среди них остались те, кому всё ещё не стало глубоко всё равно на Сона и Кана, ведь все они — уже взрослые люди, в приоритете у которых должны быть теперь собственные жизни и проблемы, а не чужие. Минги казалось, что многие из здешних учеников действительно начали это понимать… А что касается самих Минги и Ёсана… Они решили поступать вместе. В один город и в один и тот же университет, правда, на разные факультеты, но это было уже не столь страшно. Главное, что они останутся вместе и учёба их не разлучит, и что госпожа Кан только поддержала эту идею, пообещав ребятам помочь с поиском жилья и оплатой. А вот господин Сон к затее Минги уехать и поступить самостоятельно отнёсся не то с неким недоверием, не то с равнодушием, но парень, в общем-то, большего и не ожидал… Поведение отца теперь уже почти не ранило — Минги слишком привык, чтобы расстраиваться из-за его холода и чёрствости. Сейчас ему просто хотелось поскорее уехать и начать новую, счастливую жизнь, оставить всё плохое в прошлом, в том числе — и отца, ведь Минги знал: он не останется один. У него никогда не было нормальной семьи, но зато есть родной человек, который стал ему ближе и нужнее всех остальных, человек, который и стал Минги настоящей семьёй, показав и подарив то, чего Сону не хватало на протяжении восемнадцати лет — обыкновенную человеческую любовь. А в большем Минги и не нуждался… Ёсан нежно обхватывает своей его ладонь, сплетая их пальцы. — Мама заберёт нас! — передаёт он Минги, прочитав пришедшее на телефон сообщение от матери, которая уже ждала их у тротуара рядом со школой. Кан тянет его за руку, направляясь в сторону улицы и сразу замечая неподалёку знакомую машину, машет маме рукой, уже предвкушая, как расскажет ей об успешно сданном экзамене, и женщина в солнцезащитных очках, словно думая о том же, выходит из авто, становясь у открытой двери и издалека улыбаясь сыну. Но Ёсан внезапно останавливается посреди улицы. Точнее… первым останавливается Минги, вдруг без слов отпустивший руку Ёсана, и Кан недопонимающе оборачивается назад, чувствуя, как сердце в груди пропускает удар. Ведь совсем неподалёку от маминой машины стоит чужая — дорогое, сверкающее на солнце солидное чёрное авто с тонированными стёклами, даже внешне выглядящее слишком уж нелепо и неуместно из-за своего роскошного вида в этом простеньком и скромном городском районе. И если бы Ёсан не знал, кому принадлежит эта крутецкая тачка, подумал бы, что сюда случайно какого-то богача занесло. Но Ёсан знал. Знал, кому она принадлежит, и, возможно, даже догадывался, зачем её владелец сюда приехал… Потому что рядом с машиной стоял мужчина в не менее солидном тёмном костюме, присевший на край капота и будто в ожидании кого-то сложивший на груди руки. Но только по тому, как неотрывно мужчина смотрел на Минги, Ёсану уже было предельно ясно: это — его отец. — Что ты тут… делаешь? — негромко спрашивает у того Минги, подходя на два небольших шага вперёд, зачем-то коротко оглянувшись по сторонам, и, кажется, не на шутку растерявшись. Ёсан, успевший отойти от него на полметра, одно мгновение колеблется: стоит ли подойти к Минги, взять за руку, успокоить хотя бы своим присутствием рядом или оставаться на месте, чтобы не сделать хуже? Наверное, лучше и вправду пока не вмешиваться… — Приехал поздравить сына со сдачей экзамена, — отвечает мужчина так, словно это — что-то само собой разумеющееся, хотя всем троим было понятно, что выглядит это ни черта не так. — Или ты… не сдал? — Сдал, — Минги прячет руки в карманах кожаной куртки, слегка склоняя голову и глядя на отца с каким-то подозрительным прищуром, и добавляет с ноткой очевидного сарказма: — Так что можешь поздравлять, раз за этим приехал. — Оу… Сдал, значит. Неожиданно… — Не более неожиданно, чем твоё появление здесь, — Минги любезничать явно не собирался. Этот визит отца — последнее, чего можно было бы ожидать от сегодняшнего дня, если бы можно было ожидать вообще. Минги даже не думал о том, что он, как многие другие нормальные родители, додумается приехать в такой важный для Сона день… Всё это так и наводило на ощущение какого-то подвоха. — Я всего лишь хотел поговорить, — отвечает мужчина, и, как кажется Минги, отвечает честно. — О чём таком срочном тебе вздумалось поговорить, что ты соизволил потратить своё время и приехать ко мне в школу?.. Ёсан нервно прикусывает нижнюю губу, внимательно наблюдая за их разговором с небольшого расстояния, и оборачивается на маму, так же стоящую у своей машины. Госпожа Кан о взаимоотношениях Минги с его отцом знала, правда, в общих чертах, но и этого было вполне достаточно, чтобы прийти к какому-то ожидаемо негативному выводу о Соне-старшем. Поэтому женщина слегка кивает Ёсану вправо — мол, подойди сюда ближе и не лезь в чужие дела. — Давай не будем создавать новый конфликт. У нас с тобой и так их было… достаточно. Отец говорит это таким спокойным и непривычно мягким тоном, что Минги невольно нахмуривается, присматривается получше — а точно ли это он, точно ли его не подменили? Может, просто какой-то розыгрыш, шутка? Но Минги совсем не понимает, где и когда ему нужно смеяться… — Я много думал, — продолжает отец, шумно выдыхая и как-то нервно зачёсывая назад волосы. — Много думал о том, что… воспитывал тебя неправильно, возможно, слишком строго, и… Я ведь детства тебя лишил, — усмехается с непонятной Минги грустью, поднимая глаза и встречаясь с ним взглядом. Минги ничего не понимает. — Ты уже вырос, считай, закончил школу, и теперь тебя ждёт самостоятельная, взрослая жизнь. Я знаю, что ты этого очень… ждал. И знаю, почему. Неужто волнуется? И с чего бы?.. — Пап… что ты несёшь? — у Минги в глазах — абсолютное недоумение. А всё происходящее в данный момент только сильнее становится похоже на несмешную шутку… — Честно? Сам не знаю... Я не силён в каких-то откровенных речах, — признаётся тот со всё той же невесёлой улыбкой. — Знаю только, что… сожалею. Сожалею о своих поступках, о том, что причинял тебе боль, что заставил себя возненавидеть. И о том, что так поздно всё это тебе говорю. — Т-ты сейчас… Ты что… раскаиваешься? — уточняет Минги, на секунду прикрыв глаза и пытаясь собраться с мыслями. Принять, осознать, поверить в то, что это, действительно, говорит не кто иной, как его ненавистный и бессердечный отец. Но может… эта бессердечность не такая уж и безнадёжная? Может, люди и вправду способны меняться? Пусть даже такие жестокие, как он. Но ведь Минги же — меняется. Возможно ли то, что отец тоже осознал свои ошибки, что решил исправиться? Но как же сложно в это поверить… — Наверное… да. Раскаиваюсь, — повторяет мужчина последнее слово, будто сам от себя не ожидая, что может его произнести. — Почему сейчас?.. — Минги не замечает, как голос непроизвольно начинает дрожать. И непонятно, отчего — то ли от накатывающей злости, то ли от болезненной обиды. — Почему… спустя столько лет? Где всё это время было твоё чёртово раскаяние? Спрятанные в карманы руки принимаются дрожать вслед за голосом — Минги сжимает их в крепкие кулаки, мельком думая о том, как бы этими самыми кулаками хотелось выместить на лице мужчины всю свою многолетнюю боль. И у него совершенно нет никакого желания понять, принять, уж тем более — простить его, нет никакого чувства сыновней любви, привязанности и жалости — только лишь пугающая, холодная пустота. — Я виноват, я понимаю, что виноват, — кивает Сон, словно как должное принимая всю ненависть Минги. — Но этого больше не повторится… Я… постараюсь стать нормальным отцом для тебя. Очень постараюсь. Если ты дашь мне шанс… Минги кусает щёку изнутри, сдерживая совершенно неуместный сейчас порыв заплакать, только вот совсем не из-за трогательности этих бессмысленных извинений. Он сам не понимает, как и почему это происходит, почему в глазах застыли непрошенные слёзы, почему сдерживать их — так тяжело. Минги вообще-то почти никогда не плачет… И что это на него нашло? — Ты ведь собираешься поступать в Кванджу, верно? — продолжает отец, подходя немного ближе. По щеке будто сама по себе стекает слеза, которую Минги наскоро небрежно вытирает ладонью, но всё равно старается держаться стойко и неприступно. — Да, — он слегка кивает головой, невольно шмыгая носом. — Но я поеду туда вместе с Ёсаном. Вон он, видишь? Они одновременно поворачивают головы на Кана, стоящего около машины матери, который, заметив явно целенаправленные взгляды двух похожих пар глаз на себе, неловко поправляет лямку сумки на плече, чувствуя себя некомфортно даже при малейшем зрительном контакте с господином Соном. — Постой… — мужчина снова смотрит на сына, отчего-то задумчиво хмурясь. — Ёсан? Неужели… тот самый? Разве ты не… Отец слишком очевидно терялся и недоумевал — и Минги это приносило искреннее удовольствие. Пришёл с «повинной», думал, что сможет вот так просто взять и всё исправить своими ненужными и совершенно ненадёжными речами, от которых Минги тошнило только. Но как он отреагирует, если узнает о них с Ёсаном? Останется в этой демонстративной роли понимающего и «хорошего» отца или вернётся в своё естественное состояние морального урода, как только дело дойдёт до его больной темы? — Разве вы не были в… как бы это сказать… плохих отношениях? — скомканно заканчивает он вопрос. Ох, отец знал о той истории вражды между Минги и Ёсаном не понаслышке — ведь сам когда-то сделал всё возможное, чтобы заставить сына возненавидеть этого мальчика и навсегда забыть о каких-либо романтических чувствах к нему. Но вовсе не знал о том, что сделать это не получилось. Даже путём постоянных угроз и тайных избиений… — К счастью, всё в прошлом, — коротко объясняет Минги, специально пытаясь добиться от отца какой-то более свойственной ему реакции. Чего-то, что дало бы убедиться окончательно, что ни черта он не изменится, сколько бы ни говорил об обратном. Ведь о каких изменениях может идти речь, если он и сейчас не примет Минги таким, какой он есть, с его настоящей ориентацией, с его чувствами, с его желаниями, планами и мечтами? — Мы уже давно не враги, — продолжает Минги, как ни в чём не бывало, иногда поглядывая в сторону внимательно наблюдающего за ними Ёсана. — Наоборот, очень сблизились. Даже начали встреча… — Что? — короткий вопрос отца звучит даже раньше, чем Минги успевает закончить предложение. И вот он — настоящий господин Сон. Вот его недоумевающее лицо, на котором смешалась целая гамма неопределённых эмоций, вот та самая жутковатая ледяная сталь в строгом голосе, от которой по спине пробегают мурашки. Не столько от страха, сколько просто от неприятного ощущения дежавю, от паршивых воспоминаний, моментально возникающих перед глазами. — Что ж… это было совсем не трудно, — парень с мелькнувшим в голосе презрением усмехается, наблюдая за тем, как меняется выражение лица мужчины. Минги разочарован, но в то же время — ничуть не удивлён… — О чём ты говоришь? — отец заметно напрягается, переводя взгляд то на Ёсана, то снова на Минги, нервно губы облизывает, сжимая и разжимая кулаки. — Это правда? Ты встречаешься… с ним? Нет уж, хватит, заканчивай этот цирк, — мужчина как-то неуместно и совсем не весело посмеивается — видимо, до последнего не хочет верить в правдивость слов Минги. — Не держи меня за придурка… Ты же знаешь наше правило. Как ты посмел… нарушить его? — Нет никакого нашего правила, никогда не было. Были только твои, твои грёбаные, абсурдные правила. Но знаешь? Плевать я на них хотел, — не сдерживает вырывающихся из уст слов Минги, уже абсолютно не думая о том, как на них отреагирует отец и что может за это сделать. — И на тебя мне плевать тоже. Соизволил одуматься, стать хорошим родителем, начать всё с чистого листа? Сам-то поверил в это? Чудовище… Минги совершенно не жаль. Он будто медленно срывается с тормозов — вот-вот, и рванёт. Но голоса не поднимает, лишь медленно подходит ближе, с неприязнью заглядывая в глаза, говоря с отцом так тихо, чтобы никто из окружающих не мог их расслышать. Только Ёсан — слышал. Будто по губам читал, понимал по взглядам, движениям, голосу. Понимал и чувствовал. — Ты пожалеешь, — таким же тихим, угрожающе тихим тоном отвечал мужчина, — Пожалеешь, если не прекратишь это. Ты знаешь меня… — Угрожай мне, чем хочешь и сколько хочешь. Но ни одна твоя чёртова угроза больше не запретит мне быть с тем, кого я люблю, — Минги почти что шепчет. Но Ёсан — слышит… Ёсан чувствует — какой его Минги храбрый и решительный. Чувствует, как всей душой и сердцем горд за него — ведь прямо сейчас Минги наконец таки давал отцу настоящий отпор, чего так долго не мог себе позволить. Минги наконец таки переставал бояться и выбирал себя. — Послушай внимательно… — господин Сон, видимо, всё ещё не терял надежды, не желая так просто сдаваться и уходить ни с чем. — У тебя есть выбор. Мы можем построить нормальные отношения, нормальную семью. Я могу измениться… Вот увидишь. Просто брось этого мальчишку… Он же… не нужен тебе, — уверенно заявляет мужчина, пока Минги, которому слушать всё это порядком поднадоело, устало зачёсывает волосы назад, отворачиваясь от отца и поднимая голову к небу. — Это всё — просто детские игры. Это всё не всерьёз, не по-настояще… Договорить он не успевает. Потому что твёрдый кулак Минги, с размаху резко проехавшись по отцовской щеке, лишает не просто возможности договорить, а дара речи в целом. Вокруг тут же слышатся испуганно-удивлённые возгласы и тихие перешёптывания людей, остановившихся понаблюдать за семейной перепалкой известного бизнесмена и его сына посреди улицы. Ёсан и сам взолнованно вздрагивает, вмиг напрягаясь, но не двигается с места. Минги можно понять — у всех есть предел терпения. Да и к тому же получил господин Сон неспроста… Давно пора было втащить этому придурку. Главное, чтобы сам мужчина не сделал того же. Ведь тогда у Ёсана будет весомая причина вмешаться. — «Не нужен», говоришь? — повторяет Минги недавние слова отца, пока тот, едва ли не упав на асфальт и придерживаясь одной рукой за капот машины, а другой за травмированную щёку, молча слушает его, не решаясь поднять головы. — Придётся тебя расстроить, но… Кан Ёсан нужен мне так, как никто никогда не был нужен в этом грёбаном мире. Минги почти физически ощущал, как лёгкие, точно воздухом, наполнялись чувством долгожданного облегчения, наконец давая возможность вдохнуть полной грудью, и как в этот самый момент наступало чувство заслуженного возмездия, справедливости, которая рано или поздно, но должна была завершить историю о ещё одной ненависти в жизни Минги — только уже настоящей. — Сделай мне одолжение, — просит он, когда мужчина, явно не ожидавший от сына чего-то подобного, поднимает на него взгляд, полный неверия и растерянности. — Свали нахер из моей жизни. Заранее — сердечное спасибо. А дальше всё происходит как-то быстро, непонятно и суматошно: мужчина, что-то невнятно бормоча то ли Минги, то ли себе под нос, держась за покрасневшую левую щёку, с испуганными глазами, в то же время наполненными не то ужасом, не то яростью, поспешно садится в свою машину, заводит её и нажимает на газ, уезжая прочь под камерами снимающих всё это смартфонов и взглядами насмехающихся прохожих. — Вот она — действительно херовая репутация, — усмехается Ёсан, удивлённо поднимая брови. — Надо же… — поражённо произносит мама, глядя вслед умчавшемуся авто Сона-старшего. — Как трусливо и жалко сбежал… Боюсь представить, что теперь будет твориться в интернете. Это ж сколько грязи на него политься может… — И правильно, — без толики сожаления заявляет Ёсан. — Заслужил ведь. Но сейчас гораздо сильнее его волновал Минги, так и стоящий на том же месте с задумчиво опущенным взглядом. — Минги… — Ёсан подбегает к нему, аккуратно дёргая за рукав куртки. — Ты в порядке? — Да… В полном, — Сон слегка улыбается, приподнимая уголки губ. — С ударом переборщил, наверное, да?.. — Нисколько! — с гордостью возражает Кан. — Пусть знает, что ты тоже можешь за себя постоять. А вообще… это было круто, Минги! Но я так за тебя волновался... — Не стоило, Санни, — Минги оглядывается, замечая, что небольшое столпотворение из любопытных зевак вокруг них быстро рассеивается. — Всё уже хорошо… Он знает — в их бесконечной войне с отцом наконец поставлена окончательная точка. Теперь уже неважно, как и чем он снова будет угрожать — все эти угрозы и манипуляции не имеют никакого значения, потому что ни одна из них не сможет разрушить то, что обрёл Минги благодаря Ёсану. И кажется… отец и сам это теперь прекрасно понимает. А Минги наконец чувствует себя свободным... — Конечно, всё хорошо. Теперь — точно… — уверяет Ёсан, незаметно сплетая их руки в замок. — Хочешь об этом поговорить? Может, пройдёмся пешком?.. — Говорить желания нет, если честно… — немного поникнув, признаётся Минги, чуть сжимая ладошку Ёсана в своей. — Но прогуляться с тобой я был бы не против. — Минги!.. — к ним приближается мама Ёсана, снимая с глаз солнцезащитные очки. — С тобой всё хорошо? — Да, госпожа Кан, не переживайте… — тот отвечает ей, быстро кланяясь, так как за сегодняшний день не успел даже поздороваться. — Мы с Ёсаном хотим немного пройтись, позволите? — Ну конечно, что за вопросы! Но потом приходите к нам вместе — я купила тортик в честь сегодняшнего дня, и очень жду ваших рассказов о результатах экзамена! Ёсан с Минги коротко переглядываются и тихо, по-доброму смеются, с удовольствием принимая предложение госпожи Кан. — Знаешь… ты молодец, — хвалит вдруг парня женщина, хотя Минги почему-то такого не ожидал — как-никак, ударил взрослого человека, гордиться тут нечем, пусть и для самого Минги это значило очень много. — Я не знаю всех подробностей ваших отношений, но уверена, что он получил по заслугам. Ни один родитель не имеет права так относиться к своему ребёнку… Минги, не сразу находя, что ответить, лишь молча кивает, без слов благодаря женщину за эту нежданную поддержку. — Всегда помни, что у тебя есть мы, — продолжает та, участливо положив ладонь Сону на плечо. — Наши двери всегда для тебя открыты. Уж мы точно тебя в обиду не дадим… Да, милый? — с последним вопросом она обращается к сыну. — Разумеется! — улыбается Ёсан, не стесняясь порывисто обнять парня прямо посреди улицы при матери и прохожих. — Минги — часть нашей семьи… Сон удивлённо, ещё не совсем осознавая суть происходящего, не веря в это до конца, хлопает глазами, склоняясь вниз и кладя голову на плечо Кана, когда тот стискивает его в тесных объятиях и тянет непроизвольно ниже, к себе. Что Ёсан только что сказал?.. Минги — часть семьи? Не успевает он даже об этом подумать, как вдруг госпожа Кан, что-то ласково произнеся и будто бы даже шмыгнув носом от трогательности этой картины, присоединяется к их объятиям, укладывая руки ребятам на спины и притягивая их к себе. Так вот, значит, какая она… Семья. Вот, значит, каково это — чувствовать себя нужным кому-то, чувствовать себя частью чего-то, чувствовать бескорыстную любовь и что-то настолько родное, что на душе теплее становится… Минги, недолго думая, обвивает руки вокруг талии юноши, запоздало отвечая на объятие, притягивает поближе к себе, прижимаясь плотнее. Он, наверное, сегодня слишком эмоционален — почему-то дурацкие слёзы снова подступают к глазам, но теперь вовсе не от обиды и боли, а, скорее, от истинного счастья, которое он ощущал рядом с Каном, от трепетного осознания того, что всё плохое осталось позади, что они смогли справиться вместе, и что всегда будут так справляться. Но мальчики ведь не плачут. Или всё-таки..? Минги не сразу обращает внимание на то, что женщина, о чём-то сказав, видимо, решив не мешать, уходит к машине, оставляя их теперь вдвоём; не сразу слышит, что Ёсан что-то негромко и нежно ему говорит, успокаивающе поглаживая по волосам. Минги просто отчаянно прижимает его к себе, носом утыкается в плечо, прикрывая глаза. Минги просто любит… — Кажется, мы собирались прогуляться, да? — хихикает Ёсан, когда ловит себя на мысли, что они, пожалуй, слишком увлеклись объятиями. — Давай будем прямо так гулять! — произносит куда-то в шею Минги с шуточным недовольством. — В обнимку… Ёсан с любовью посмеивается, осторожно отстраняется, обхватывая лицо Минги своими ладонями, и нежно чмокает его в слегка покрасневший нос: — Я люблю тебя, знаешь? Минги, с трепещущим сердцем и самым счастливым спокойствием на душе, мягко улыбается, соприкасаясь с его лбом своим, и аккуратно перехватывает руки Ёсана, крепко переплетая их пальцы: — Я тоже люблю тебя, Санни.