Мальчики не плачут

      По возвращении отца в привычной жизни Минги ничего не изменилось… Не считая, конечно, того, что теперь на одну тайну у него стало больше. А новой тайной был как раз таки Кан Ёсан, который теперь точно не являлся Минги просто другом — ведь был отныне кем-то бóльшим, кем-то ещё более значимым, тем, кого Минги так долго мечтал в нём увидеть и с кем их отношения больше не застревали в этой мучительной неопределённости, заставляющей его сомневаться в собственных надеждах. В том, что Ёсан когда-то сможет ответить ему взаимностью… Минги, если честно, даже казалось, что он просто заснул очень крепким и беспробудным сном, с головой утонув в своих грёзах и очень боясь вдруг проснуться в суровой реальности, где Ёсана больше не будет рядом, где они друг другу — снова чужие люди, которых не связывает ничего, кроме взаимной «неприязни». Но каждый раз открывая глаза по утрам, понимал, что никакой это не сон — Ёсан действительно теперь только его. Ёсан чувствует то же самое. Ёсан целовал его тем вечером на балконе его дома… И Минги это вовсе не снилось. — Эй… Не смотри так, — юноша мягко пинает его в плечо и мило смущается, замечая, что увлечён Минги явно не учёбой, а нескрываемым рассматриванием Кана. Его внимательный взгляд на себе он ощущает уже минут десять, пока они сидят на кровати Ёсана в окружении учебников и тетрадок и с мирно спящей Боми в кресле. — Как? — удивляется Минги, словно бы он тут вообще не причём, и подбородок рукой подпирает, скрывая совершенно бессовестную улыбку. А до первого экзамена оставались уже считанные недели, которые ребята проводили вместе, начиная с раннего утра и до позднего вечера, но, разумеется, не для того, чтобы беззаботно развлекаться в компании друг друга — сейчас всё внимание необходимо было уделять подготовке, чтобы сдать самый важный экзамен в жизни хотя бы на «удовлетворительно», ведь от результатов будет зависеть то, в какой университет они смогут поступить — да и смогут ли вообще. Ёсан из-за этого каждый день проводил на нервах, с трудом пряча от Минги свои переживания и сомнения в собственных силах, но Сон был на все сто процентов уверен: уж кому-кому, а Ёсану переживать точно не стоило. Он всегда был старательным и ответственным учеником, которому не должно составить большого труда сдать всё на хорошую отметку и поступить туда, куда ему действительно хочется. Минги верил в него так, как ни в кого никогда не верил. Даже в самого себя… А ему, в отличие от Ёсана, переживать как раз таки стоило. Но он почему-то почти не волновался, чувствовал и душой, и сердцем — всё должно пройти хорошо. Конечно, с его «успехами» в учёбе надеяться на какие-то свои ещё не оправданные, возможно, даже наивные надежды — не самый лучший выход из ситуации, но Минги усердно работал, всерьёз взявшись за учёбу под чутким контролем своего (теперь уже) парня, и, надо сказать, не без приятных результатов. Ведь оценки постепенно стали улучшаться, домашняя работа больше не отбрасывалась в сторону, а мотивация к обучению заметно просыпалась. И Ёсан подкреплял эту мотивацию ещё больше, когда в награду за каждую такую маленькую победу дарил Минги несмелые, но полные искреннего желания и любви поцелуи. — Отвлекаешь меня… — пытаясь вникнуть в текст параграфа, беззлобно произносит Ёсан. Скорее, с какой-то мягкой и шуточной строгостью, выглядящей уж слишком очаровательно, чтоб Минги её всерьёз воспринимал. — Чем это? — удивляется тот с лёгкой наигранностью, переписывая в тетрадь условия задания по математике. — Я вообще молчу!.. — А слова и необязательны, чтобы наблюдать за мной исподтишка, — уголки губ Ёсана приподнимаются в лёгкой лукавой улыбке. — Не могу… не наблюдать, — Минги откладывает ручку, которой писал, и, лёжа на животе и подпирая щёку ладонью, снова поворачивается к Ёсану, но теперь уже ловит ответный взгляд на себе. — Ты просто красивый слишком… Последние слова полушёпотом прозвучали в тишине комнаты Ёсана, вынудив парня лишь молча прикусить нижнюю губу да глаза поскорее куда-то в сторону опустить, только бы не смотреть на него — на Минги, не сталкиваться с его откровенным, изучающим взглядом, под которым сердце у Ёсана едва ли не плавилось. Потому что если сейчас возьмёт и посмотрит — сам оторваться не сможет. Потеряется в глубоких омутах тёмных глаз, растворится в них, пропадёт — раз так в сотый уже, наверное. Ёсан, по правде говоря, не привык. Всё это для него было в новинку: первые отношения, с самой первой любовью, первые прикосновения, но не простые, а особенные, значащие гораздо больше обычных, дружеских; первые объятия с кем-то, кто когда-то казался непокорной и недостижимой ледяной вершиной, но стал для Ёсана самой тихой и уютной тёплой гаванью; и первые поцелуи — совершенно ни на что не похожие, преисполненные обжигающей нежности, доверенной только Кану, искренней мягкости, доступной только ему одному. Надо сказать, Минги в отношениях оказался более уверенным и решительным, чем Ёсан — хоть в самом начале и казалось, что быть должно немного наоборот. Конечно, стеснительности у этого «большого и страшного» Минги не занимать, но и рискованности вместе с тем имелось достаточно: обычно именно он был инициатором каких-нибудь физических взаимодействий, пока у Ёсана хватало смелости только скромно поддаваться. Но Минги его вовсе не торопил и ни к чему не принуждал, понимал, что для юноши всё происходящее впервой, что пока ещё непривычно, боязно, может быть. Ему от Ёсана даже так всего хватало сполна — хотя бы просто того, что он рядом. Минги ведь когда-то и мечтать не мог о таком… — Так, мы… где мы остановились? — возвращается к математике Ёсан, зашелестев страницами учебника. Да уж, полностью сосредоточиться на учёбе, пока буквально в нескольких сантиметрах от тебя лежит Сон Минги и смущает своим неотрывным взглядом — задача явно не из простых… Минги, замечая его прелестный розоватый румянец, который видеть на щеках Кана в последнее время стало даже как-то привычно (но от этого — не менее приятно), только тихо усмехается, всё же переводя взгляд на страницу, открытую Ёсаном. Без лишних слов принимается решать задание по вычислению интеграла под внимательным наблюдением Ёсана, что у Минги занимает несколько мучительно долгих минут. — О… — Ёсан аккуратно забирает тетрадку, чтобы проверить решение. — С горем пополам, но смог… Молодец! — Дурацкое задание, — Минги недовольно фыркает, заставляя того тихо рассмеяться. — Кто её придумал вообще, эту математику… — Я знаю, как ты её терпеть не можешь, но ты уже гораздо лучше справляешься, заметил? — заслуженно хвалит Ёсан. — Мы с тобой разобрали уже все задания, которые будут на экзамене. Если и там ты постараешься точно так же, то обязательно сдашь, я уверен! — Думаешь, шансы есть? — Определённо! — весьма убедительно заявляет Ёсан, складывая все разбросанные по кровати учебные принадлежности. — И, кстати говоря, насчёт экзамена… Ты не думал о том, что можно было бы воспользоваться… статусом сына известного отца, так скажем? Это наверняка поможет тебе сдать, если ты не справишься самостоятельно. — Санни… — произносит Минги как-то раздражённо, и Кан уже подумывает о том, что зря затронул эту тему. — Нет!.. Точно нет. Я буду сдавать всё, как обычный ученик. Сам. А от него мне никакой помощи не нужно. — Да, я понимаю твою точку зрения… Прости, что сказал такую глупость. — Тебе не за что извиняться, — Минги задумывается, выводя пальцем невидимые узоры на пушистом покрывале. — Это и так очевидно, что со связями отца я могу без проблем поступить в любой университет. Но я хочу сделать всё сам, понимаешь? Добиться всего своим трудом. Его деньги для меня ничего не значат… — Минги поднимает голову, встречаясь со взглядом внимательно слушающего его Ёсана. — Ты, наверное, считаешь меня глупым, раз я упускаю такую возможность?.. — Нет, — отвечает тот, не раздумывая ни секунды. — Нет, Минги. Я понимаю тебя. И будь я на твоём месте… то поступал бы так же. Минги молча улыбается, как кажется Ёсану, с какой-то благодарностью и теплом, которые Кан от него ощущает без всяких слов. Чувствует. На подсознательном уровне. Как, впрочем, и то, что Минги во время этого недолгого разговора об отце едва заметно взгрустнул. Наверное, лучше эту тему не поднимать лишний раз. Пусть Минги не вспоминает об этом хотя бы в те моменты, когда они с Ёсаном остаются вдвоём… Пусть хотя бы с ним будет счастлив. — На сегодня уже можно закончить, как считаешь? — Закончить? — с лёгкой растерянностью уточняет Минги, и, как показалось Ёсану, даже пугается чего-то. — С чем?.. — С математикой, вообще-то… Или ты ещё хочешь позаниматься? — А-а… Нет-нет! — тут же протестует Минги. — Я просто подумал… что ты уже со мной прощаешься. — Ты такой милый, — улыбается Ёсан, убирая книжки с тетрадями на письменный стол, и возвращается к Минги на кровать. На ней не остаётся ничего, кроме открытой упаковки белого шоколада, о которой они немного забыли во время занятия. — Нет, с тобой я прощаться пока не собираюсь… Ёсан отламывает кусочек из трёх квадратиков, поднося его к губам Минги. — Ой, — Сон слегка удивляется, откусывая немного прямо из руки Ёсана. — Спасибо… — Кушай-кушай, это вознаграждение за успехи в математике. — Я эту шоколадку тебе принёс, вообще-то, — усмехается Минги, привставая с живота и садясь напротив Ёсана, но всё-таки позволяя себя кормить. — И какая это по счёту за последнюю неделю? — Кажется… пятая? — Вот именно! По-твоему, я должен есть их все в одиночку? — Ёсан шутливо возмущается, а Минги рассмеяться хочется. — То есть, хочешь сказать, что тебе не нравится? — он вдруг приближается к Ёсану настолько близко, оперевшись руками о матрац по обе стороны от него, что блондин только глазами хлопает как-то растерянно, вдруг притихнув и глядя на Минги так, словно с опаской чего-то выжидает. — Нравится! — тихо возражает Ёсан, не сводя взгляда с глаз Минги, будто темнеющих в полумраке комнаты, освещённой только маленькой настольной лампой. — Ещё как нравится… Они смотрят так друг друга, на расстоянии примерно в три несчастных сантиметра, наверное, ещё несколько секунд, кажущимися отчего-то слишком долгими — томительными, прежде чем Ёсан, к удивлению обоих, вместо того, чтобы привычно засмущаться, отстраниться, отвернуться — вдруг первым подаётся вперёд. Минги шире глаза распахивает от неожиданности, хотя, чего уж греха таить: именно этого он и ждал. Ожидал. Надеялся. Только вот вовсе не был уверен в том, что Ёсан действительно осмелится, вот так просто, первым, не в щёку, не в нос и не в лоб, а прямо в губы... Мгновение кажется мимолётным, поистине волшебным, слишком важным и необходимым ему: Минги даже дыхание задерживает — неосознанно, замирает, глаза прикрывает, опустив подрагивающие ресницы, позволяя Ёсану целовать в его собственном темпе, пока ещё не спеша, словно пробуя, изучая, знакомясь с губами Минги заново. И пусть делают они это уже не в первый раз, ощущается всё будто бы так же невероятно, так же по-новому, как и в первый. И всегда так ощущаться будет, наверное… Ёсан одну ладонь Минги на щёку перекладывает, поглаживая едва ощутимо тонкими пальцами. А Сона уже от этого буквально кроет: от касаний нежных и невесомых, от движений губ — ласковых, неторопливых. Сдерживать свои же руки кажется невозможным, хочется касаться, дотрагиваться, дарить ответную ласку. Минги себе позволяет. И Ёсан ему — тоже. Тянется к нему ближе, целует смелее и чуточку глубже, когда ладонь Минги на талии ощущает — прямо под лёгкой домашней футболкой, на голой коже, покрывшейся вмиг мурашками, но точно не от прохлады. А у Минги на губах хоть и слабо различимый, но всё же ощутимый сладковатый вкус шоколада. Ёсану он нравится определённо больше, чем остаточный привкус сигарет, от которых, к слову, Минги всё-таки пытался отучиться. Поцелуи Ёсана ему с этим отлично помогали. — Такое вознаграждение мне нравится куда больше… — шепчет Минги, когда они нехотя друг от друга отрываются, но рука Сона всё так же покоится у Кана на талии. А Ёсан и сам её убирать не хочет. Как и свою — с щеки Минги. Но одного поцелуя обоим было катастрофически мало. — Можно… ещё? — неуверенно уточняет Ёсан, руки перемещая парню на плечи, слегка сжимая пальцами ткань его футболки. Ёсан хочет ещё. И Минги бы очень хотел сказать ему, что, чёрт возьми, можно, конечно можно, можно, когда он захочет и сколько захочет, можно всё, чего он захочет, и тактично спрашивать для этого разрешения у Минги ему точно не нужно. Но что вообще возможно сказать, когда Ёсан его целует снова, на этот раз — ещё более желанно и напористо, о чём вообще можно разумно подумать, когда он на бёдра садится, становясь ещё ближе, не оставляя между ними никакого свободного пространства? И как дар речи вообще не потерять, когда прохладные ладони на шею Минги осторожно ложатся, когда пальцы аккуратно скользят по ней вниз, спускаясь к груди, а другая рука в волосы зарывается на затылке, сжимает, оттягивает несильно, заставляя Минги голову приподнять так, как Ёсану будет удобнее. Их языки мимолётно соприкасаются, и Минги судорожно выдыхает в поцелуй, притягивая юношу ближе к себе за талию. А Ёсану французские поцелуи, видимо, пришлись по душе — он повторяет движение губами ещё раз, и ещё, встречаясь с тёплым языком Минги, пока тот ему охотно отвечает, и если бы Сон сейчас стоял на ногах, а не сидел на кровати, он уверен, что точно бы не удержался. Потерял бы равновесие, потерял рассудок — от этой непривычной для него, но уверенной властности, проскальзывающей в каждом движении ёсановых губ, от желания, которое ощущалось почти что физически — в горячих и с трудом сдерживаемых вздохах, в хватающихся за футболку пальцах, в ускоренном сердцебиении, которое Минги собственной грудью чувствовал, пока Ёсан к нему прижимался. Но сердце самого Минги сейчас с ума сходило ничуть не меньше. И Ёсан это чувствовал тоже… Останавливаться никто из них был уже не намерен. А возможно ли это вообще — остановиться? Нет… Определённо точно — нет. И Минги убеждается в этом наверняка, когда низом живота ощущает весьма неоднозначное уплотнение в свободных спортивных штанах Ёсана, прижатого к нему слишком близко, чтобы Минги мог просто этого не заметить. Кажется, думает об этом не только он, но и Кан, когда они прерывают долгий поцелуй, молча заглядывая друг другу в глаза. И даже без включённого в комнате основного освещения Минги прекрасно видит, как Ёсан едва ли не сгорает от смущения, нервно покусывая губы, когда осознаёт, что Минги, кажется, всё понял. Ёсан возбуждён из-за него. И, чёрт возьми, — дела плохи. Потому что от одной мысли об этом Минги теряет всякое самообладание, чувствуя, как у самого в низу живота горит и тянет ничуть не слабее, а в джинсах становится слишком тесно, до одури, до помрачения разума. — Санни, блять… — шепчет несдержанно, безысходно, утыкаясь носом Ёсану в изгиб шеи, потому что выносить это — не представляется возможным, потому что терпения и самоконтроля — не хватает абсолютно. Да и кому оно нужно вообще... это терпение. Проблему необходимо было как можно скорее решать. И проблему не одну, а целых, мать вашу, две. Минги сегодня точно лишится ума и здравого рассудка… Хотя, когда с Кан Ёсаном было иначе? — Что ты делаешь?.. — спрашивает взволнованно блондин, когда Минги его аккуратно укладывает на спину. Руки парня цепляются за край его футболки, тянут наверх, снимая с Ёсана, а тот, вроде бы, и пугается, возразить хочет, прервать это всё, и в то же время остановить Сона не решается: уж слишком велико наваждение, слишком нестерпимо желание, слишком любопытно узнать — как далеко они могут зайти?.. И что Минги сейчас делать собрался — ощутить хотелось непреодолимо. Слишком. Пусть и страшно немного… Но это потому что впервые. Потому что с непривычки. — Помочь хочу… — нависая над ним, объясняет Минги коротко, но вполне ясно и убедительно. — Позволишь? Голос у Сона звучит ещё ниже и интимнее, чем обычно, с едва слышимой приятной хрипотцой, ласкающей слух. Ёсан, наверное, и вправду обезумеет скоро… — Д-да… Да! — голос непроизвольно вздрагивает, решимости хватает только на одно слово, но и такого короткого тихого согласия, прозвучавшего с каким-то отчаянным желанием, Сону более чем достаточно… Достаточно, чтобы примкнуть губами к шее Ёсана, выцеловывая неторопливо каждый её сантиметр под негромкие томные вздохи, спуститься ниже, лаская губами слегка вздымающуюся грудь и ощущая нервно сжимающиеся пальцы на своих плечах. Минги оставляет беспорядочные поцелуи на плоском животе, на красиво выпирающих под кожей рёбрах. Приподнимает голову, переводя взгляд на Ёсана, когда тот осторожно Минги за футболку дёргает — показывает, что и ему снять надо. Минги беззвучно усмехается, чуть выпрямляется, помогая Ёсану снять с него ненужный элемент одежды. А Кан на него смотрит и словно налюбоваться на может — впервые видит так много оголённого тела Минги, широкие плечи, не скрытый сейчас одеждой торс, подтянутый живот с несильно выраженным прессом, стройная талия… Ёсан, наверное, засматривается слишком откровенно, потому что Минги, умилённо улыбнувшись, наверняка это замечает. Ну и пускай… Пускай знает, что у Ёсана от него такого невероятного крышу сносит. — Ты красивый… — шепчет он, когда Минги снова к лицу приближается, чтобы ещё раз нежно коснуться его губ. — Ты, — таким же шёпотом поправляет тот. — Самый-самый. Недолгий поцелуй на губах, ещё несколько — снова на шее, дорожка из мелких быстрых поцелуев на животе, вниз, к самой резинке штанов, которую Минги пальцами подцепляет и, не раздумывая, стягивает вместе с нижним бельём, оголяя ёсановы бёдра. Кан, вроде бы, чего-то подобного и ожидал, пытался морально подготовиться во время этих прелюдий, но всё равно заметно вздрагивает от неожиданности, настороженно голову приподнимая с подушки и прикусывая нижнюю губу. И тут же запрокидывает обратно, не в силах спокойно наблюдать за тем, как Минги его бёдра поцелуями осыпает. Целует с внутренней стороны, то поднимаясь выше, к низу живота, в опасной близости к возбуждённому члену, то снова ниже, к мягким бёдрам, слегка покусывая нежную кожу, словно дразня. Ёсан ладошки в кулаки сжимает, мурашками покрывается, хочет прикрыть оголённое тело и ноги свести, но в то же время — не может, не может себе этого позволить, не может остановить это безумие, которое ему, на самом деле, слишком нравится… Но как же стыдно и смущающе. У Ёсана такое впервые. Никто ещё не видел его настолько раздетым, настолько открытым. Никто не дарил таких сумасшедших эмоций. — Нет-нет-нет, постой, не надо!.. — настороженно повторяет он, пытаясь оттянуть голову Минги за волосы, как только тот касается губами члена. — Просто расслабься, хорошо? — успокаивающим тоном просит Минги, и Ёсан, сам не понимая как, слушается, поддаётся, неуверенно кивая и наблюдая за парнем в волнительном предвкушении. — Расслабься и доверься мне… И Ёсан… доверяется. Доверяется и, кажется, забывает собственное имя, забывает, кто он такой, где находится и что вообще происходит, потому что кроме губ Минги, сомкнувшихся вокруг его члена, кроме скользящего влажного и тёплого языка, кроме приятного жара во всём теле и вырывающегося из груди сердца — не чувствовалось больше ничего. Будто весь посторонний мир остался где-то на периферии сознания, мутнел, размывался, разрушался; будто ничего больше не имело значения. Ёсан не сдерживает первого тихого полустона, в спине выгибается и пальцы в волосах Минги путает, пока Сон постепенно старается взять глубже. Медленно проходится ртом сверху вниз, от головки до основания, плотно прижимая к нему язык, и обхватывает большой ладонью, в которую Кан практически весь помещается. Минги сжимает несильно, но достаточно для того, чтобы Ёсан от наслаждения голову откинул, глаза закатил, промычав томно и нетерпеливо. Оба мимолётно подумали о том, как им, всё-таки, повезло, что этим вечером они дома одни. Не считая, конечно, спящей в углу комнаты Боми, но ей сейчас не было до них совсем никакого дела... Ёсан издаёт наиболее громкий стон, но всё равно прикрывает рот рукой, стараясь быть как можно тише, когда Минги немного ускоряется, найдя подходящий для них обоих темп, продолжая стимулировать член одной рукой, а другой придерживая парня за бедро. Он губами опускается всё ниже, не жалея себя и достигая едва ли не самого основания, ласкает языком, снова поднимаясь, чтобы повторить то же самое. А Ёсан свой голос уже не контролирует, постанывая откровенно, и непроизвольно толкается вперёд, навстречу Минги, совершенно забыв о своей неловкости, которая так сковывала его несколько минут назад. Чувствует, как головка то и дело оказывается в горячей узости, упираясь Сону в горло, и тут же пытается отодвинуться назад, но кажется, Минги совсем не против — обхватывает его теперь уже обеими руками за бёдра, резко притягивая обратно. — Я уже… сейчас… — предупреждает Ёсан, с трудом собираясь с мыслями. Вовремя вспоминает, что Минги хорошо бы уже прекратить, пока Ёсан не успел ещё кончить — иначе получится совсем не красиво… Но Минги, словно прочитав эти мысли, отстраняется сразу после его слов, однако делает это вовсе не из-за страха Ёсана. Кан как-то разочарованно выдыхает, ощущая непривычную прохладу после тёплого рта Минги, слышит звук расстегнувшейся ширинки на его джинсах — и распахивает глаза, чувствуя, как Минги теперь нависает над ним, упираясь одной рукой в кровать, а другой обхватив член Ёсана и… свой. Кан, недолго думая, накрывает его руку своей, — чтобы помочь, а Минги не возражает, хотя и без помощи справляется прекрасно, толкаясь в свой кулак вместе с Ёсаном. Почти неслышно низко мычит, неровно дыша, потому что от усиленного трения о чужой влажный член — дыхание перехватывает напрочь. Минги надолго не хватит. Ёсана, уже почти доведённого до оргазма минутой ранее — тем более. Он первым изливается в их сцепленные ладони, извиваясь под Минги в сладкой и пробивающей всё тело насквозь разрядке, губы кусая почти до крови. Ещё не успевая отойти, толком успокоиться, принимается помогать Минги — двигает рукой в нужном ускоренном темпе, плотно обвивая пальцами чужую горячую плоть, и Сон издаёт глухой низкий стон, когда Кан его губы своими ловит. Поцелуй выходит влажным и долгим, мучительно медленным, но крышу сносящим напрочь, зато оргазм Минги — не заставляет себя долго ждать, толчки в ладони становятся резче и сильнее, светло-рыжие и слегка влажные от пота прядки волос свисают со лба, щекоча кожу Кана, когда Минги ему в шею утыкается. Финальные несколько секунд, последние несколько беспорядочных движений — тело Минги крупно содрогается, член ощутимо пульсирует, пачкая руку Ёсана тёплой белёсой жидкостью, и он шумно дышит ему в плечо, обжигая горячим дыханием. Ёсан сам отдышаться не может: вроде бы, не делал ничего особо трудного, но сердце колотится так, будто пробежал стометровку… — Санни, — утомлённо зовёт Минги спустя минуту, так и не поднимая головы с его плеча, пока Кан одной чистой рукой тянется за своей недавно снятой футболкой, небрежно валяющейся на кровати. Знал бы, чем их занятие математикой закончится, не поленился бы припрятать в комнате салфетки… — М-м?.. — протягивает устало и коротко, вытирая их руки и сейчас сосредотачиваясь больше на том, как бы убрать поскорее следы «преступления», нежели на голосе Минги. Однако… — Люблю тебя. Уже скомканная футболка будто сама выпадает из руки, бесшумно приземляясь у подножия постели. И сердце, кажется, падает тоже — из груди в самые пятки. Ёсан замирает, с затаённым волнением прислушиваясь к слишком громкому молчанию, повисшему между ними, к голосу в собственной голове, но принадлежащему не ему, а Минги. К его словам, к всего двум словам, озвученным им впервые, прозвучавшим, казалось бы, так просто и незатейливо, но в то же время — таким важным, значащим чертовски много. И давшимся Минги весьма нелегко — Ёсан знал наверняка. Знал, как тому сложно выражать свои искренние чувства и признаваться в чём-то настолько… серьёзном. Но не это ли самый важный знак того, что Минги меняется, что проделывает поистине большую работу над собой, которая точно не проходит безрезультатно? Ведь эти результаты и старания Ёсан видит каждый день, чувствует самым сердцем, бережно их принимает и искренне верит в то, что если они продолжат стараться вместе — всё обязательно будет хорошо. А ведь несколько месяцев назад он бы ни за что не подумал, что однажды история неудачной школьной симпатии приобретёт такой исход, выльется во что-то, что станет гораздо серьёзнее и значимее, чем эта самая былая «симпатия». Но сейчас такой родной и нужный Минги лежал на его плече и… любил. Минги по-настоящему любил. — А я — тебя. Тихое ответное признание Ёсана, несдержанная счастливая улыбка Минги, спрятанная в изгибе чужой шеи, и его тёплые руки, обнимающие Кана за талию и посильнее прижимающие к себе. Это, пожалуй, всё, что им сейчас нужно...