Бывшие?

Они познакомились, когда Уён только-только поступил в Кей-артс. Прямо на приветственном фестивале (то есть грандиозной трёхдневной пьянке). Куда Хонджун вместе с приятелем, тоже альфой, пришёл «принимать товар» (то есть клеить новеньких омежек). Увидел Уёна — и тут же влюбился. Говорил, ему одного взгляда хватило, чтобы пропасть навсегда. Как потом оказалось, с «навсегда» он погорячился, но пропасть да, пропал. На несколько лет. Что весьма неплохой результат для любви с первого взгляда. Уён тоже влюбился быстро. Хонджун, конечно, не был первым красавцем университета, на актёрском и хореографическом много куда более симпатичных ребят — но Хонджуна окружала аура принца Кей-артс. Сын «Коффи Групп» для студентов-будущих артистов всё равно что Джобс для айтишников из Кремниевой долины. Потому что родители Хонджуна уже давно под себя половину индустрии развлечений в Корее подмяли. Все в Кей-артс знали: подружишься с Ким Хонджуном — и всё у тебя с карьерой будет хорошо. А уж если начнёшь с ним встречаться… Уён, впрочем, тогда о выгоде не думал. Он вообще, если честно, ни о чем не думал. Просто Хонджун красиво ухаживал: заваливал цветами (вот честно, те букеты из сотен роз в холле общежития приходилось ставить, в комнату Уёна они просто не влезали), водил в шикарные рестораны, где на цены в меню было страшно смотреть, и в самые дорогие клубы, где часто бывали селебрити, без вопросов давал свою кредитку, если Уёну хотелось прогуляться по бутикам (он у Гуччи как-то сто миллионов оставил, и Хонджун ни слова не сказал), знакомил со звёздами и чеболями, причём представлял как официальную пару, омегу, на котором «я, знаете, наверное, скоро женюсь», — в общем, вёл себя как тот самый идеальный парень-богач из дорам. Конечно же, у Уёна, провинциального мальчишки, ничего, кроме своего Чинджу, в жизни не видевшего, закружилась голова. Он, уж если смотреть правде в её бесстыжие глаза, до сих пор не знает: влюбился он в самого Хонджуна — или в его ухаживания. Шквал роскоши, водоворот жизни избранных (а кто ещё может так просто разговаривать со знаменитостями и сильными мира сего?) — это очень мощный удар по эмоциям. Эйфория «я точно в сказку попал!» по ощущениям слишком похожа на влюблённость. Их по неопытности очень легко перепутать — что Уён, скорее всего, и сделал. Он тогда был без преувеличения пьян от восторга — ведь для него стала реальностью мечта про красивую жизнь, — так что принял бы за принца на белом коне и старика, и урода. А Хонджун всё-таки был молодым (всего на год старше) и весьма привлекательным альфой. Конечно же, он сразу стал для Уёна тем самым, который первый и последний, небесами предназначенный и вообще дар судьбы. Их роман был быстрым. В конце февраля познакомились, в апреле уже начали встречаться, в июле стали жить вместе. А в конце января Уён залетел. Причём залетел не сказать чтобы неожиданно. В сентябре из-за лажи с блокаторами (не хотел пропускать фестиваль, вот и выпил тройную дозу — чтобы наверняка) у него случился гормональный сбой, из-за чего временно было нельзя принимать даже противозачаточные. О чём Хонджун, конечно же, знал, — но не захотел пропускать течку Уёна. Потому пообещал: забеременеешь — женюсь. Кстати, действительно женился. Сразу, как Уён тест с двумя полосками показал, предложение сделал. И даже с родителями едва не поссорился — они, конечно же, были против брака с «нищим мальчишкой, который на пузо поймал». Но ничего сделать не смогли: половина Кей-артс знала, что Уён честно предупреждал о последствиях, да и то обещание, замуж взять, Хонджун прилюдно дал. Откажись он после такого от свадьбы и ребёнка — был бы очень, очень громкий скандал. Отец Хонджуна решил: лучше он потерпит «оборванца» в своём доме, чем даст стервятникам-журналистам повод их семью грязью облить. Вот так Уён и стал мужем Хонджуна. Полуофициальным — потому что торжества не было, они просто расписались — и всё. Таково было условие отца Хонджуна — он не хотел открыто принимать сына фермеров в семью. Надеялся: сынок сам скоро сбежит от провинциального златоискателя, и можно будет сделать вид, что этого мальчишки и его выродков никогда не существовало. И надеялся, как показало время, не зря. Беременность была кошмаром. Не физически — эмоционально. Уён привык чувствовать себя красивым, привык видеть в зеркале стройного парня с мягким, но чётким рельефом мышц, ощущать послушную лёгкость тела, даже когда делал сальто и перекидные прыжки или пируэты крутил, — и потому никак не мог принять себя... таким. Потолстевшим, неповоротливым, с отёкшими ногами, с постоянно ноющей поясницей... И ведь после родов это не прошло. Вес не вернулся в норму, как Уёну обещали, спина всё так же болела, особенно по утрам, и ноги пусть и перестали отекать и походить на слоновьи, всё равно больше не были столь изящными, как раньше, а уж живот... И ладно б только это — ещё были три тётки, которые выносили мозг в режиме двадцать четыре на семь. Любящая мамаша, которая постоянно ругала: что же ты себя так запустил! у тебя ж такой муж! к нему в очередь модели с айдолками выстраиваются! а ты даже не хочешь причесаться нормально, чтобы на пугало не походить! Свекровь, которая вечно качала головой: ай-ай-ай, и как мой сын мог тебя выбрать... ты бы хоть в порядок немного себя привёл, что ли, и будь поласковей с мужем, а то совсем не обращаешь на него внимания. И аджума Мина, тётка средних лет, которая вечно была всем недовольна. Её приволокла свекровь, поставив перед фактом: она будет помогать тебе с детьми и хозяйством. У неё опыт и знания, так что, мальчик, слушайся её — и всё у тебя будет хорошо. И полился на Уёна нескончаемый поток упрёков, нотаций и просто поучений. Поначалу Уён пытался приспособиться и соответствовать их требованиям, потом — просто терпеть и пропускать мимо ушей нескончаемые претензии. Когда и это не получилось, попробовал поговорить с Хонджуном — и получил в ответ удивленное: ты что? Они о тебе так заботятся! Ты же не справишься без них. И вообще, как можно быть таким неблагодарным? А ещё были два комочка плоти, которые орали день и ночь напролёт (на самом деле нет, плакали они не чаще других детей, просто Уёну, взвинченному до предела, казалось: эти личинки человека не затыкаются). И чувство вины перед ними: он же должен любить их больше всего на свете, той самой, безусловной, безграничной материнской любовью, о которой столько все говорят. А Уён ощущал только глухое раздражение и желание оказаться где-нибудь подальше от этих двух маленьких недочеловеков. Через полгода такой жизни Уёну начало хотеться убить всех подряд: и мамашу, и свекровь, и аджуму Мину, и Хонджуна, и даже собственных детей. До рукоприкладства он, слава богу, не дошёл, но нервы помотал всем знатно, устраивая истерики по любому поводу (и даже без). Терпение Хонджуна однажды закончилось. Когда девочкам было два с половиной года, он собрал вещи, молча отнёс их в такси и больше не вернулся. А через три дня прислал адвоката. С документами на развод. Уён подписал всё сразу же, с мыслью «ну хотя бы от одного избавлюсь». К тому же Хонджун пообещал приличные алименты: пятьдесят миллионов в месяц лично Уёну до конца жизни плюс по тридцать на каждого ребёнка в течение следующих двадцати лет. Ну, и оплата аренды жилья — до совершеннолетия детей. Смешно: но именно после ухода Хонджуна Уён начал отходить. Перестал жрать всякую гадость и начал заказывать нормальную еду. Сменил замки, чтобы любящая мамочка без предупреждения заявиться не смогла, а потом и вовсе сказал охране не пускать её в комплекс без предварительного уведомления (со стороны Уёна, конечно же). Попросил свекровь больше к ним не приходить, прибавив: мы же с вами больше почти не родственники, не тратьте своё драгоценное время на нас, лучше в салон красоты сходите, вам явно туда надо, и в спортзал тоже (на что эта стерва жутко обиделась. И перестала даже звонить, слава яйцам). Уволил аджуму Мину и нанял нормальную помощницу, которая не пыталась ему объяснять, какой он плохой омега, муж и папа. И как-то всё сразу стало спокойнее и веселее. Уён даже в собственных дочерях начал видеть милых девочек, о которых ему хочется заботиться, а не надоедливые заготовки человека. В общем, полгода он провёл в таком... полупозитивном состоянии. Он был не сказать чтобы счастлив, но почти доволен своей жизнью. Снова начал готовить, хотя после родов его один вид сковородок и кастрюль дико бесил. И гулял с девочками теперь сам, а не просил это делать Наён, милую бету, ту самую нормальную помощницу. Даже несколько раз прошёлся по магазинам, прикупил себе ярких-модных вещей, а то в последние три года он только заказывал в интернет-магазинах что-нибудь объёмное и серо-чёрное (Хонджун это, смеясь, чехлами для дирижабля называл). И вообще начал постепенно выползать из своей домашней резервации — сдружился с парочкой соседок, тоже молодых мам, они его часто звали то в кофейне посидеть, то в кино сходить, то на выставку. Так что и осень, и зима прошли весьма неплохо. А потом была весна. У Хонджуна — романтическая, в Нью-Йорке. С Пак Сонхвой, сыном ЛоверМун, косметической компании номер один в Корее. И очень, очень красивым омегой. Каждый день Хонджун публиковал в своём инстаграме новые фото: цветущие сады и парки, закаты на Нижнем Манхеттане и в Бруклин Хейтс, стаканчики с кофе на фоне оживлённых улиц Даунтана, ночной город с высоты… ну, нет, не птичьего полёта, просто из окна какого-то пентхауса — в общем, стандартный набор эстета без особой фантазии. И, конечно же, там были селфи. На которых Хонджун улыбался счастливо и беззаботно. И раз в неделю-две там обязательно появлялась фотография стройного и очень красивого брюнета. Подписанная «мы с Маросом там-то делаем то-то». И даже гадать не надо было, кто этот HwaSeong такой — Пак Сонхва свою личность не скрывал, у него в инстраграме даже снимок с отцом, Пак Сонмином, был, подписанный «люблю тебя, папа». Той весной Уёну хотелось удавиться. Он вдруг резко осознал, что всё просрал. У него была мечта: он с детства хотел стать актёром. И не просто хотел, а стремился к этому: продолжал заниматься, несмотря на ссоры с родителями (о, как они были против, чтобы их сын «задницей на сцене вилял»), даже в Кей-артс поступил с полным финансированием, а значит, на прослушивании поразил приёмную комиссию, что удавалось единицам. Да, у Уёна были все шансы стать звездой мюзиклов и даже экранов — после Кей-артс можно и в фильмах-дорамах попробовать сниматься, благо внешность у Уёна интересная: она не подходит под корейские стандарты красоты, но очень яркая и запоминающаяся, для неоднозначных персонажей — самое то. Мечта так и осталась мечтой. Отец-одиночка с двумя маленькими детьми на руках не больно-то по сценам-съёмочным площадкам попрыгает. Даже если ему не надо думать, на что сегодня купить поесть и как завтра оплатить счета. А ещё у Уёна был муж, глядя на которого, все завидовали: из чеболей, молодой, красивый и не моральный урод к тому же — повезло же! Теперь Хонджун ушёл к другому. И даже ни разу за десять месяцев не позвонил, не спросил, как у девочек дела. И остался Уён один, без образования, без профессии — и по большому счёту никому не нужный. Разве что своим дочерям... Но это тоже путь в никуда. Да, Уён для них сейчас самый близкий человек в мире, и так будет ещё, наверное, лет пятнадцать. А потом? Дети должны вырастать — и начинать жить своей жизнью, приезжая домой по праздникам, чтобы побыть рядом с родителями. Попытки привязать их к себе, сделать их вечно нуждающимися в матери-отце, ни к чему хорошему не приводят. Получаются то зависимые личности, то зашуганные социофобы, то конченые инфантилы, которым способность взрослеть ещё в детстве гиперопекой перебили. Уён на таких насмотрелся — и признал: его родители, оказывается, не настолько плохие, как он думал. Они просто требовали, чтобы он соответствовал их представлениям о правильном мальчике-омеге и «не позорил семью». Если бы он до сих пор был мужем Хонджуна и вёл себя тихо-скромно-прилично, как и полагается взятому в семью чеболей нищему омеге, мамуля с папулей о нём и не вспоминали бы почти. Вот как о его старшем брате, с которым у них «хорошие отношения»: Ухён звонит раз в месяц, подробно рассказывает, как у него дела — и любящим родителям этого достаточно. Потому что он правильный мальчик: окончил Пхоханский технологический и сейчас получает там докторскую степень, собирается жениться на дочери технического директора одного из заводов «Дэхё» — прямо-таки идеальный сын, которым можно перед соседями похвастаться. Не то что Уён... Именно потому, что он стал главным разочарованием своих родителей, Уён понял: ребёнок — не средство для повышения самооценки и не затычка для дыры в душе. Нельзя из него лепить, что тебе хочется — слишком высок риск сломать. Вернее, красиво изуродовать, точно деревья-бонсай, маленькие, изящные — и такие нелепые с точки зрения природы, которая их задумала большими, мощными и раскидистыми. А уж если попробуешь вырастить из ребёнка до смерти привязанное к тебе существо, Хатико в человеческом обличье, то вообще получишь куклу-бибабо, полую личность, которой нужна чужая воля внутри, чтобы направляла и указывала, что делать. Уён такой судьбы своим дочерям не хочет. Поэтому рассчитывать, что он им будет нужен и спустя двадцать-тридцать лет, не стоит. А значит, пришла пора заняться собственной жизнью. И стать нужным хотя бы самому себе. Первым делом Уён пошёл в спортзал. По-нормальному, а не как в последние полгода — за компанию с Ханбёль и Хёчжу, теми самыми соседками-теперь-его-подружками. Пока они честно растягивались и качались, Уён лениво крутил педали велотренажёра или шагал по беговой дорожке. И хотя даже такие нагрузки в сочетании с нормальной едой давали результат — он на семнадцать килограммов похудел с сентября — тело всё равно было... ну, не очень. Уён теперь был не толстым, но полноватым, и никакого красивого и мягкого рельефа, которым он раньше так гордился — ляжки рыхлые, на животе жирок, руки, наоборот, тонкие, будто там одни кости (и это при явно слишком большой для его комплекции задницы). В общем, совсем не горячая штучка, как в восемнадцать. Когда в него и влюбился Хонджун. Вторым делом Уён пошёл в салоны красоты. Профессиональный уход — это не его обычное «умылся и вон из того тюбика помазался», кожа мигом стала идеальной, точно у отфотошопленных моделей в рекламе. К тому же ему сделали маникюр и педикюр (прозрачный и неглянцевый, так что у него теперь как бы от природы красивые ногти) и волосы в порядок привели, а то они были тусклые и обсечённые. Ну а третьим делом он накупил красивой одежды. На новом теле, за три месяца вылепленном тренировками, хорошо смотрятся дерзкие вещи. И возраст позволяет — Уёну, в конце концов, всего двадцать четыре через пару месяцев будет, а сейчас секси-шмотки можно до тридцатника смело носить. Так что у него ещё есть время покрасоваться, а может, и погулять. Конечно, крутить романы с двумя маленькими детьми на руках не получится, но регулярный секс без обязательств можно себе позволить. Тем более что такой формат отношений устроит даже красавчиков-сердцеедов, так что Уён вполне сможет найти себе впечатляющего партнёра. И вспомнит, каково это — быть желанным омегой, а не... не пойми кем. — Ну что, ещё по одной? — улыбается Юнхо. Парень Ёсана, нового приятеля Уёна. Да, забавно у него всё с этой компанией получилось... Ёсан был его личным тренером, помогал мышцы правильно прокачать. И как-то так само собой получилось, что они начали общаться. А потом Ёсан познакомил Уёна со своим парнем, Юнхо, под предлогом «ну, ты же хотел снова танцевать начать, он тебе поможет». Кстати, действительно помог — он преподает в одной большой денс-студии, где даже школьники, которые хотят на хореографическое поступить, занимаются, так что учителя там высококлассные. И Юнхо — один из лучших. А ещё у него своя команда, которая недавно с успехом прошла какое-то шоу про стрит-дэнс, и теперь сам Юнхо почти что звезда. Количество подписчиков в инстаграме у него подскочило до двух миллионов (с трёхсот тысяч, ага), и рекламные предложения посыпались, словно конфеты из разбитой пиньяты. От половины Юнхо даже отказываться приходилось, иначе его аккаунт превратился бы в одну сплошную рекламную ленту, что Юнхо считал неправильным. В конце концов, он создавал аккаунт, чтобы рассказывать об их студии, а не деньги зарабатывать. То есть чтобы деньги зарабатывать тоже, но не так. Предполагалось, что через свою инсту Юнхо просто будет продвигать их студию — а получилось вот так. Жизнь любит пошутить... Да уж. Кто бы Уёну шесть лет назад сказал, что всё у него будет вот так — он бы посмеялся. Залететь и бросить учёбу в Кей-артс? И потерять даже надежду стать актёром? Да ни за что! Уён просто аборт сделает, будь папаша зародыша хоть трижды чеболь. Превратиться в опустившегося папашу, который орёт на всех с утра до ночи и за собой совсем не следит? Быть такого не может! Уён лучше не поест, чем волосы не уложит и хотя бы базу на лицо не нанесёт. Тусоваться с уличными танцорами, да ещё и учиться у них, словно он великовозрастный дилетант, который насмотрелся роликов в тик-токе и вдруг решил: хочу так же? Вот ещё! Опускаться до андеграунда после Кей-артс? Тем более что не так уж и круты все эти би-бои, Уён тоже так может. А ещё фуэте крутить (без пуантов, правда, зато тридцать раз), и прыжки всякие делать, перекидные и в шпагат (ну, который чего-то там турнан), и даже маховое сальто (и вперёд, и назад, причём в самом красивом, гимнастическом варианте), уж не говоря про кучу других чисто танцевальных навыков, от классики (это база) до латины (немало в мюзиклах и такого)... А вот теперь сидит. Никто и ничто, совсем разучившийся делать трюки за почти четыре года лежания на диване, просравший мечту и упустивший мужа. И правда: жизнь любит пошутить... — Что грустишь? — спрашивает Ёнджун, друг Юнхо, подливая ему соджу. Жутко разбавленное — чтобы никто не напился раньше времени. А жаль — Уён бы сейчас не отказался по-быстрому надраться и отключиться. — Жизнь — дерьмо, — говорит он, отвечая на вопрос Ёнджуна. Тот усмехается: — С чего это ты? — Просто так, — усмехается Уён. Ну не рассказывать же ему про Хонджуна и детей? И учёбу в Кей-артс? Про это тут никто не знает. Для них для всех Уён — вольный художник на удалёнке, которому родители периодически подбрасывают деньги. Это был самый удобный вариант легенды, который всё объяснял: и явное отсутствие рабочего графика, и слишком большие траты для парня чуть за двадцать, у которого, судя по запаху, нет альфы (то есть кошелька на ножках, который все хотелки своей пары оплачивает). Молодой омега, живущий в своё удовольствие, потому что семья готова его содержать — немало таких среди золотой молодёжи. Вот Уён и прикинулся одним из. Да, репутация богатого бездельника — не самая приятная вещь, но это лучше, чем объяснять всем любопытствующим: понимаете, был брак по залёту на втором курсе, а потом муж ушёл... К тому же подобный бэкграунд может отпугнуть легкомысленных красавчиков вроде Ёнджуна. Зачем им связываться с чем-то там обременённым омегой? Поэтому Уён для него будет таким же предельно свободным парнем, как и он сам. — Плохое настроение? — усмехаясь, спрашивает Ёнджун. Уён кивает: как бы да. — Я могу его как-то поднять? — Ну...