Бывшие?

В Нью-Йорке Хонджуну понравилось. В этом городе очень… свободно. Люди здесь будто бы не напрягаются по мелочам. Внешний вид? Всем плевать — вон, на Бродвее мужик в розовых плавках с блёстками отплясывает, так что твои синие волосы тут почти что обычная причёска, а на присинг вообще никто внимания не обратит. Дорогие шмотки? Всем тем более плевать: вот биг босс с Уолл-стрит, и он явно решил прогуляться после работы, раз надел облезлые дешёвые шорты и кроксы, не сняв дорогущие рубашку и пиджак; а у того парня с рюкзаком Боттега Венета из последней коллекции куртка, похоже, куплена на гаражной распродаже; у девушки в платье от Гуччи дешёвые тряпичные кеды и застиранный шоппер. А если на тебе вообще ни одного бренда нет — это твоё глубоко личное дело. Никто тебя оценивать по одёжке не станет — не Сеул. Конечно, и тут оборванцев не пускают в шикарные рестораны — но зачем вообще эти рестораны нужны, если есть куча кафешек, где можно вкусно поесть? И атмосферных кофеен, в которых так приятно посидеть с друзьями? Здесь будто бы не правит бал Его Величество статус, и люди, кажется, действительно равны и свободны. Конечно, это всего лишь иллюзия — везде свои иерархические игры и неписаные правила, — но в Нью-Йорке о них легко забыть. И поверить: вот она, страна мечты, где не нужно что-то кому-то доказывать и пытаться соответствовать чьим-то там представлениям о правильном альфе. К тому же они жили у Вашингтон-Сквер, оккупированного студентами. Эн-Вай-Ю охватывает его полукольцом, превращая маленький парк почти что в свой внутренний дворик. Впрочем, в этом есть своё очарование — Хонджуну нравилось беззаботное веселье, которое источали все эти мальчики-девочки, молодые и классные. Далеко не всегда красивые — с внешностью тут тоже не заморачивались, не пытались подгонять себя под стандарты диетами, косметикой и пластикой, — но всегда словно бы светящиеся изнутри доброжелательной уверенностью в себе. Рядом с ними так и тянуло присесть на траву, распаковать гамбургер, купленный в забегаловке за углом, и есть его, болтая с кем-нибудь едва знакомым о чём-нибудь позитивно-несерьёзном. Да, здесь всё легко… Нью-Йорк затягивал Хонджуна, менял его под себя. Хонджун и сам не заметил, как начал одеваться просто и удобно, потому что торчать перед зеркалом по полчаса, подбирая вещи для очередного лука, стало лень. И волосы перекрасил в тёмно-каштановый, чтобы с осветлением больше не мучиться, и пирсинг вынул, оставив только простенькое тонкое колечко в правом ухе… А ведь там, в Сеуле, он огрызался, стоило кому-нибудь сказать: а ты бы не хотел сменить имидж (что означало: перестать фриковать)? Для него ведь было по-настоящему важно это всё: носить эпатажную одежду, красить волосы в «безумные» цвета, шокировать своим видом добропорядочных корейцев старой закалки, консервативных, точно туфли-лодочки с маленьким чёрным платьем. А здесь быстро надоело по два часа перед зеркалом проводить, и все его модные эксперименты перешли в разряд «пустая трата времени»… Может, потому что здесь не было закованных в предрассудки родственников, множества чего-то там ожидающих от Хонджуна людей, бесчисленных доброжелателей, что никогда не могли промолчать и не посоветовать «вам стоит…». Словом, не было тех, кому хотелось одним своим видом сказать: да пошли вы! Поэтому, наверное, и не нужно стало это вот всё, эпатажное-полупанковское. А ещё Нью-Йорк помогал оправиться от Уёна. От брака, который словно бы иссушил изнутри. Хонджун, вот правда, пытался быть понимающим и терпеливым, не злиться, поддерживать, любить, но… Уён превратился в кошмар. Его вес и прыщи были далеко не самым худшим — в конце концов, у Уёна оставался запах, от которого у Хонджуна, как и прежде, сносило крышу, так что… эм, новую внешность своего мужа он бы пережил, — но вот характер… Хонджун даже подумать не мог, что его милый, игривый, совершенно необидчивый, ласковый, точно котёнок, Ёни превратится вот в это! Вечно раздраженное, чем-то недовольное существо, которому лишь бы найти повод для очередного скандала. Или абсолютно равнодушного даже к собственным детям омегу, что без перерыва что-то жуёт перед телевизором. Да, Хонджун слышал о постродовой депрессии и гормонах, которые могут спровоцировать… всякое, — но сколько можно-то! Два с половиной года — это чересчур. И ладно, депрессия (или что там у него?) сама не пройдёт — но хотя бы минимальное просветление в мозгах должно было случиться, чтобы Уён смог понять: пора из этой ямы выбираться. И стоит хотя бы наконец сходить к психотерапевту, которого Хонджун, кстати, почти сразу после родов нашёл (и каждое предложение посетить которого заканчивалось истерикой «я у тебя, значит, ещё и псих?!»). И вспомнить, что такое диета и спортзал. Ну хотя бы спа — ладно, предъявлять мужу претензии по поводу внешности не очень красиво, тем более заставлять его для этого делать что-то тяжелое и неприятное, — но в спа-центрах-то одно сплошное расслабление и удовольствие! Лежи себе, наслаждайся, пока тебе массаж делают или всякие другие процедуры. Хотя бы побаловать себя так пару раз Уёну в голову мысль могла прийти?! Тем более что ему всячески намекали: почему бы тебе не сходить куда-нибудь, чтобы отвлечься-развлечься. И получали в ответ очередную истерику… И вот честно, Хонджун бы понял, если бы Уён в чём-то нуждался. Так ведь нет: Хонджун был готов оплачивать его любые хотелки, уборкой занималась клининг-служба комплекса, еда доставлялась домой из ресторанов, с детьми помогали мама и тёща, и мисс Мина, милая бета средних лет, которую мама по рекомендации своих подруг нашла, — да Уёну почти ничего и делать не надо было! Только внимание девочкам уделять несколько часов в день — и всё. Иди в спа или по магазинам, деньги любимого мужа трать. А Уён только устраивал скандалы. На ровном месте — вот правда, ему слова нельзя было сказать, чтобы он не завёлся. Простой вопрос «Дорогой, как дела?» вызывал реакцию «А ты что, придурок, не видишь?». Хонджун в собственном доме чувствовал себя солдатом, которого послали в наступление по минному полю: точно знаешь, что рванёт, но понятия не имеешь, где именно, — а идти вперёд надо. Потому что должен — как альфа, муж и отец. А у Хонджуна ведь ещё была высокая нагрузка вне дома: сначала — учёба. совмещённая со стажировкой, потом — работа: ему в «Коффи Энт» дали полуруководящую должность, чтобы проверить готовность к серьёзным делам. Проверку Хонджун, конечно же, провалил — его тогда так вымотали бесконечные истерики Уёна, что ему не хотелось ничего, даже жить. Сдохнуть, впрочем, не хотелось тоже — было какое-то отупелое нежелание вообще всего. Даже чтобы его оставили в покое — плевать было, что отец чего-то там требует и директора ждут. Всё стало опостылевшей рутиной, в том числе и разборы полётов, которые ему устраивали два-три раза в неделю: нотации и ор отца воспринимались как белый шум, который надо было просто немного послушать, покивав в нужных местах. Эмоции под конец вызывал лишь Уён с его психозами, да и то весьма… бедненькие: только усталое раздражение «ну вот опять!». После очень большого факапа на работе Хонджун подумал: надо что-то менять. И потому с радостью ухватился за предложение Мингю: «Может, поедешь со мной в Нью-Йорк? Мне там с Пак Сонхвой познакомиться надо». Это была возможность не просто сменить обстановку, а фактически сбежать за океан от всех и вся. И Хонджун радостно закивал: ок, давай, — и в тот же вечер собрал вещи и ушёл из дома. А на следующий день позвонил адвокату Ли, попросил подготовить документы на развод. И сказал отцу, что берёт отпуск на год или два, и пусть без него все хоть сдохнут. Если уж сбегать за океан — то налегке. То есть послав всех пусть и вежливо, но прямо. Хонджун уехал в конце июня. И первые два месяца в Нью-Йорке он пролежал в люксе «Фо сизонс», глядя в потолок. На улице была такая жара, что плавился асфальт, и выходить куда-то не хотелось абсолютно. К тому же Хонджуну, наверное, было надо отдохнуть. Морально отоспаться, так сказать, немного побыв в информационно-эмоциональном вакууме. Без телевизора и интернета, без звонков и сообщений в мессенджерах, без кучи людей, с которыми надо хотя бы здороваться. Если б не обслуживание номеров и не Мингю, который пару раз в неделю заходил проверить «а не сдох ли ты у меня тут, дружище?», Хонджун бы, пожалуй, прожил эти два месяца как настоящий отшельник. В пятизвёздочном люксе рядом с Центральным парком, да. А потом был сентябрь. Хонджун переехал в апартаменты на Ван Юнивёрсити плейс. Двадцать второй этаж — достаточно высоко, чтобы вид особо ничего не загораживало, и Хонджун мог любоваться закатами, не входя из дома, с временно своей террасы. За это он простил квартирке её относительно небольшой размер и не самую удобную планировку (в старом фонде Нью-Йорка с нормальными планировками вообще трудности, да. Как и со звукоизоляцией). А ещё у его новой квартиры был один большой недостаток (или достоинство — это как посмотреть): Мингю жил буквально в двух минутах ходьбы. В том же доме, что и Пак Сонхва, его вроде как жених. Вроде как — потому что, несмотря на настойчивое родительское «свадьба максимум через год, лучше раньше», Мингю с Сонхвой решили не спешить и пока просто присмотреться друг к другу. И время потянуть — уж куда-куда, а под венец они ещё успеют, в свои-то двадцать пять-двадцать шесть. И пока они всё это между собой обсуждали-решали, Хонджуна они особо не трогали. А как только определились: мы встречаемся, но пока не особо всерьёз, — тут же начали пытаться улучшить мир вокруг. И первым делом взялись за Хонджуна, которого решили во что бы то ни стало вернуть к жизни. Хонджун тут же понял, как чувствуют себя коты в доме с маленькими детьми: вот лежишь ты, лежишь, балдеешь — вдруг на тебя налетают два чересчур активных придурка и куда-то тащат. Конечно же, даже не думая, хочешь ты туда или нет. Мингю с Сонхвой вели себя точно так же. Они возникали на пороге в любое время дня и ночи и выволакивали Хонджуна из дома. Куда — варианты имелись: в кафе, в клуб, в бар, в библиотеку, да даже в университет, где они оба учились! (Угу, Мингю тоже: ему какие-то спецкурсы на химическом устроили — в качестве повода для знакомства с Сонхвой) И конечно же, эти два придурка пытались заставить Хонджуна общаться. О, кого ему только не подсовывали! Он уже через месяц не мог вспомнить всех, с кем его пытались свести: какая-то бесконечная череда улыбчивых мальчиков-девочек, не всегда красивых, но одинаково позитивных и фонтанирующих жизнерадостностью. Хонджуну от таких хотелось спрятаться в каком-нибудь тёмном углу, поэтому он вцепился в первую более-менее спокойную омегу — Элис, красотку-мулатку, которую, казалось, история древних цивилизаций волновала куда больше, чем какой-то там альфа (то есть Хонджун). Впрочем, немного повстречаться с ним она тоже была не против. На условиях «секс без обязательств, и каждый уходит сразу же, как только у него кто-то появится». Хонджуна это устроило — ему, ещё не до конца отошедшему от Уёна и был нужен такой лёгко-беспроблемный вариант. К тому же Элис служила защитой от приступов заботливости Мингю и Сонхвы, что тоже было немаловажно. Их роман был такой... почти и не роман. Она два-три раза в неделю приходила к нему и оставалась на ночь. Перед тем, как лечь в кровать и заняться не то чтобы скучным, но обычным сексом, они пили кофе и разговаривали, часто — сидя на террасе, закутавшись в один плед. А утром она пила сваренный им кофе и целовала перед уходом, привычно и буднично, словно не первый год как жена. И было в этом что-то успокаивающее и умиротворяющее, что постепенно приводило Хонджуна в себя. Расстался с ней Хонджун так же легко, как и начал встречаться. Через три месяца их недоотношений она сказала: знаешь, я тут познакомилась с классным парнем, хочу попробовать с ним. Хонджун ответил: о, круто! ты замечательная, он обязательно в тебя влюбится, и у вас всё будет хорошо. После чего Элис обняла его, поцеловав в щёку — и пошла на вечеринку с тем самым парнем. Кстати, у них действительно всё получилось. А Хонджун начал… ну, наверное, проявлять интерес к жизни. Чему очень обрадовался Сонхва и начал его знакомить с Нью-Йорком («Ну как же так? Живёшь тут восемь месяцев — а ещё ничего не видел!»). Они часто гуляли вдвоём, и Сонхва много интересного показывал. И рассказывал, причём не только о городе, о себе тоже. Об учёбе на художника и скульптора, о своей семье, о надеждах и планах на жизнь, даже о Мингю, которого заочно ненавидел (а какие ещё чувства может вызывать навязанный жених?), но потом решил дать ему шанс — в конце концов, Мингю красивый, умный и, как выразился Сонхва, не из засранцев, так что, возможно, и получится с ним «что-нибудь нормальное». Хонджун, слушая его откровения, сам не понял, как начал рассказывать про Уёна. Это был первый раз, когда Хонджун вспомнил о нём без раздражения и облегчения «слава богу, он мне больше не муж». Даже с какой-то теплотой и нежностью — в конце концов, хорошее у них тоже было... Когда Хонджун увидел его в первый раз, Уён весь был полон внутреннего огня: не просто очарование — вокруг него будто бы вихрем чистой энергии вилась задорная радость, она заражала всех весельем, и не улыбаться рядом с Уёном было невозможно. Потому совсем не раздражали его громкий голос, гиений смех и постоянное стремление всех обнять (хотя обычно Хонджуна виснущие на всех личности дико бесили, да). А ещё Уён казался очень красивым, хотя под корейские стандарты совсем не попадал: кожа смуглая, нос слишком большой, подбородок чересчур «сильный» для омеги. Но в целом образ получался очень ярким и каким-то завораживающим — Хонджуну хотелось смотреть на Уёна, не отрываясь. И не только смотреть. А ещё был запах. Свежая сладость мандарина разбавлялась мягко-сухой пряностью розового перца и будто бы жжёными нотками кориандра. Для Хонджуна, никого не любившего «стопроцентно омежьи» запахи, без терпкости, пряности или остроты, Уён пах идеально. Хотелось уткнуться носом в его шею и дышать, дышать этим восхитительным ароматом… Естественно Хонджун решил: он мой омега. И пошёл в атаку: цветы, подарки, клубы-кафе-рестораны, знакомства со звёздами — в общем, всё, что могло впечатлить мальчишку из маленького провинциального городка. Тактика сработала — Уён быстро впал в эйфорию, у него даже взгляд всё время был немного словно бы расфокусированный, как у пьяного. Тут-то Хонджун его и взял — во всех смыслах. Ласкового, милого, податливого, но при этом игривого, точно котёнок. Чёрт, их первый раз был лучшим сексом в жизни Хонджуна! Он никогда раньше (и позже тоже) не испытывал такого безграничного наслаждения от обладания кем-то. Внутри Уёна было так хорошо, что Хонджун даже подумал тогда: всё, теперь и сдохнуть можно. Потому что я узнал, что такое настоящее счастье. Следующий год был поистине волшебным. Уён был рядом и влюблён не меньше самого Хонджуна. И родители, да, чуточку посопротивлялись, но всё же согласились на их брак, приняли и Уёна, и детей. И даже раздражительность Уёна поначалу казалась милой. Только ближе к родам Хонджун понял: что-то у них творится не то… — Ты до сих пор любишь его, да? — спросил тогда Сонхва. — Нет, — ответил Хонджун, вспомнив жирное прыщавое нечто в затасканном халате, которое к тому же и скандалы устраивало по десять раз на дню. — Но ты так о нём рассказывал… — Сонхва многозначительно оборвал фразу на середине — видимо, чтобы Хонджун сам додумал, что там у него выдало чувства к Уёну. И сделал выводы. Хонджун и сделал — но вряд ли те, на которые рассчитывал Сонхва. Никакого желания вернуться и начать всё сначала он не почувствовал, только тоску по тем временам, когда Уён был другим. Но прошлое не вернуть, так что лучше забыть того Уёна и двигаться дальше. Единственное, что Хонджун всё-таки сделал после разговора с Сонхвой — узнал, как там его девочки, Джунхи и Ёнхи. Он долго не вспоминал о них, потому что они для него были как бы продолжением Уёна, от которого Хонджун, вообще-то, за океан сбежал. А тут, после разговора с Сонхвой, он наконец-то осознал: это и его дети тоже. И позвонил бывшим соседям, спросил, как у девочек дела. Ли Дами, омега средних лет, что живёт этажом ниже, тут же всё выложила: дескать, муж твой — правильно ты с ним развёлся! — совсем стыд потерял, родителей на порог не пускает, и своих, и твоих, — но так-то у него вроде всё нормально. Я их вижу иногда, когда они на площадке гуляют, малышки здоровые и весёлые, а муж твой бывший похудел, даже выглядеть нормально стал, а не как кусок старого теста. Хонджун, выслушав всё это, вздохнул с облегчением: значит, с ними всё в порядке. А ещё подумал: похоже, Уён решил разорвать все связи с прошлым, раз даже своих родителей на порог не пускает. Значит, Хонджуна он точно будет видеть не рад. То есть объявляться сейчас лучше не стоит, даже просто подарки девочкам посылать. Вот вернётся Хонджун обратно в декабре, там и оценит обстановку, выяснит всё и решит, с чего лучше начать восстанавливать общение с Уёном. Как ни крути, а он папа его детей, так наладить с ним отношения надо. Но это потом. А пока Хонджун займётся своей жизнью. ...Он вернулся в Сеул в начале декабря. И вернулся подготовленным: последние полгода в Нью-Йорке он общался с деловыми людьми, изучал их опыт, особенно в продвижении кино и музыки, разговаривал с парнями из игровой индустрии (оказалось, тут их очень много, хотя Кремниевая долина в четырёх часах лета), да и продюсированию внимание уделил: грамотный пиар — это, конечно, хорошо, но нужно ещё понимать, как формируются вкусы публики, и уметь если и не предугадывать её всплески интереса, то хотя бы вовремя ловить тренды, чтобы успеть их оседлать, как сёрфер волну. Так что у Хонджуна были большие рабочие и творческие планы. А вот личные... О них он предпочёл вообще пока не думать — ему всего двадцать пять, и один поспешно-неудачный брак у него уже был. Поэтому он лучше пока погуляет и делами позанимается, не омега, в конце концов, часики не тикают. К тому же у Хонджуна есть две дочери и старший брат-альфа, которому кресло президента и достанется. Вот пусть он и обеспечивает наследниками «Коффи Групп». А Хонджун свою обязательную программу «спариться и размножиться» уже выполнил, так что теперь если и ввяжется в отношения, то только сто раз подумав. А на свадьбу решится… ну, если только очень сильно уверен будет — и в омеге, и в себе. — Ну что, за счастье? — поднимает стопку соджу Джуён. — Давай, — кивает Мингю, обнимая Сонхву за плечи. Эти двое таки решились встречаться официально. И хотя о помолвке объявлять пока отказались (родители обоих настаивали, да), никто не сомневался: через пару лет они поженятся. И у них будет крепкая, счастливая семья. Не то что… Впрочем, нет, не стоит сейчас думать о нём. Хонджун пришёл сюда веселиться — его друзья теперь официально вместе, это надо отметить. Выпить, потанцевать немного, с омежкой какой-нибудь познакомиться. Не обязательно снять — можно просто пофлиртовать, угостить парочкой коктейлей, посидеть и поболтать о чём-нибудь. А если сильно омежка понравится, то, пожалуй, Хонджун и номер возьмёт, чтобы сходить потом куда-нибудь. Кстати, тут ведь экраны для просмотра зала есть. Угу, спецфункционал для альф, пришедших омежек поклеить. Можно посмотреть, есть ли кто интересный… — Вот блядь! Хонджун, только услышав свой голос, понимает, что произнёс это вслух. Ведь там, на экране… Уён. Сидит, облокотившись на стойку, и явно флиртует с каким-то парнем. Широкоплечим и высоким — наверняка альфа. И, судя по тому, как Уён призывно губы облизнул, альфе сегодня перепадёт… Дышать сразу стало нечем, и пульс загрохотал в ушах. И в груди всё свело, и в голове пусто стало, только одна мысль и осталась: я убью его. Этого альфу, который так посмел смотреть на моего… моего… — Ого! — бьёт его по плечу Джуён. — Неплохо выглядит. Да… Даже так, через экран, видно: снова та огненная бестия, в которую когда-то влюбился Хонджун. Хотя нет, не совсем: если раньше он напоминал гиперактивного щенка, которому ко всем надо залезть на ручки — то теперь это явный кошак. В нём проявилась взрослая, какая-то осознанная чувственность: он не просто знает, что хорош — он умеет этим пользоваться. И игривость его стала мягко-вкрадчивой, даже немножечко хищной. Да, по-кошачьи... Чёрт, от его взгляда на того парня экран скоро расплавится! И ближе наклоняется, пиджак распахивается, а под ним ничего нет... И взгляд того альфы ключицы Уёна облизывает, как будто это уже его всё... — Так и будешь смотреть? — усмехается Джуён. Хонджун стискивает зубы. Рефлекторно. От желания дать в зубы — и этому альфе, с которым Уён флиртует, и Джуёну — чтоб не скалился. — Может, тебе с ним пойти поговорить? О господи, и Сонхва ещё! Чтобы добить, видимо. — Не, правда, — это уже Мингю. — Может, подойдёшь к нему? — Вы что, издеваетесь все?! — не выдерживает Хонджун. — И что я ему сейчас скажу?! — Ну... — начинает Джуён — и тут же затыкается. Потому что там, на экране. Уён, рассмеявшись, кладёт ладони на плечи тому альфе и подаётся вперёд. И целует... — Вот чёрт! — Хонджун вскакивает и бежит вниз...