Также месяцами ранее...
Причина, по которой бабушки и дедушки с внуками так хорошо ладят, в том, что у них есть общий враг. Сэм Левенсон
Обращение «бей» к Мустафе-аге считалось неприменимым и не дай Аллах уравнять его с Насух-беем, в котором он видел не равного себе свата, а подвластного. Солидный дед Ярен отдавал предпочтение приставке «ага», находя, что она, а не «бей» подчеркивала его значимость. Агой звали старшего в семье, а Мустафа-ага помимо того, что работал в правительстве, был старше Насух-бея. Харун не вдавался в тонкости исторического контекста обращений, на который ссылался Мустафа-ага, приводя в пример чиновников и феодалов Османской империи — к тому же Харун не исключал, что ошибочно. Да и в современной Турции, по счастью, различие между «бей» и «ага» практически стерлось. При встрече Харун порадовал старика его любимым обращением и крепким рукопожатием и весь обратился в покорное смирение, когда его представили гостю. Спасибо и на том, что в придачу к «Мерхаба, Мустафа-ага. Как ваше здоровье? Очень рад. Знакомство с вами — огромная честь!» не обязали прикладывать правую руку к груди в знак уважения и подчинения. Харун сделал это сам, чем совершенно растопил тонкую корочку льда в проницательном взоре аги. Держался Мустафа-ага степенно, не напыщенно, как паша, но в его редких, размеренных движениях сказывались порода и власть, которую Насух-бей, не умея иначе, навязывал бранью. Они и различались между собой примерно как худой и толстый, высокий и низкий, а в их случае — спокойный и несдержанный. В Мустафе-аге таилась именно та воля, которой хвастала Ярен. Но что-то подсказывало Харуну, что он устроит им не просто революцию, а новый монархический строй. Одним словом, в здании султан. К Мустафе-аге поочередно подходили члены семьи, начиная с главы. Он здоровался так, словно оказывал им великое одолжение. Вот Джихан-бей с мальчишеской спешкой целовал и прикладывал ко лбу великодушно поданную руку. Мамочка Хандан кидалась в распахнутые объятия, будто бежавший от раздоров и склок под сень спасительного гаркада. Азат неуверенно мялся, склонив голову и бережно отпустив старческую ладонь. Что до Ярен, то она нарушила соблюдаемый протокол и вопреки ожиданиям Харуна бесцеремонно подлетела к деду, чмокнув его в курчавую бороду. Любимой внучке султана позволялось больше. Малышка Хюма привела его в полный восторг — теперь у султана целых две любимые внучки, а еще будущий молодой зять, которого ему старательно нахваливали папочка Джихан и мамочка Хандан. Рассказали, как он долго добивался Ярен, отбивая пороги Шадоглу, — конечно, не так, как Джихан-бей, что два года денно и нощно караулил любимую за стенами отчего дома, но неотступность и благородство Харуна впечатлили агу. Не забыли упомянуть и выкупленную им долю в семейном бизнесе, которая говорила о самых серьезных намерениях. Действительно, двадцать миллионов долларов, отошедших в бюджет компании, — куда уж серьезнее. В конце Мустафа-ага пожелал, чтобы малютке Хюме так же повезло с женихом, как Ярен, из чего Харун заключил, что пришелся ему по душе. За обеденным столом Харун сидел между тещей и женой. А вот кому он не мог позавидовать, так это Насух-бею. Как само собой разумеющееся султан сместил его с привычного места во главе стола, тот сел напротив, но важности у него поубавилось. К обеду подали исключительно диетические блюда, полезные для сердца. Аллах знает, сколько продлится их злоключение с ложной свадьбой, но строгий режим питания явно обещал затянуться. Повезло, что Харун переехал в отель. — Превосходный стол, Насух-бей! Хандан, передай мой комплимент вашему новому повару, здоровья его рукам. Благодарю, что позаботились о моем сердце, — похвалил Мустафа-ага. Польщенная госпожа Хандан зарделась. — Ну что ты, папа, это мелочи. Для нас нет ничего важнее твоего самочувствия. Угощайся, приятного аппетита. Ярен сама старалась, она у нас учится готовить. — Правда, внучка? — улыбнулся Мустафа-ага. — Да, дедушка! — ласково подтвердила женушка. Она безнаказанно пользовалась покровительством деда Мустафы и отсутствием обручального кольца, которое слезло, когда спали отеки. Мельком глянула на Насух-бея, проверив, сильно он надулся от злости или еще дожать. И дожала виртуозно, наколов на вилку не запеченный баклажан, а последнюю нервную клетку вконец разбитого бея: — Дедушка Насух сказал, что приличная жена должна уметь готовить турецкие блюда. Ты знаешь, я к готовке равнодушна, я пытаюсь, но у меня не получается… такое обилие рецептов и ингредиентов пугает, — Ярен театрально опустила глаза. — Но меня выручает Харун. Он учился в Америке и разбирается в разных кухнях. Он сказал, что любит готовить. Сказал, что в Италии вообще считается преступлением, если мужчина не готовит. Да, Харун? С нарочитой радостью Харун кивнул. Насух-бей завис, у него дрогнули набухшие, толстые веки. Он, судя по всему, силился представить себе, каково это, когда зажиточный землевладелец и бизнесмен опускается до обязанностей слуги и готовит, но не смог. На себя роль повара Харун брал всего несколько раз и за нехваткой времени ограничивался яичницей и простыми овощными салатами. Тому, кому он будет готовить что-то более изысканное, легче сразу выпить яд. — Любимая, — шепнул Харун разбушевавшейся женушке, — будь скромнее в своих желаниях. Я, конечно, готов освоить многие фантастические вещи, но не забывай, что джинна из лампы я тебе не достану. — Хорошо, что напомнил, — увлеклась игрой Ярен, и по елейному голосу, в котором сквозило лукавство, он понял, что она сейчас сама заткнет его в воображаемую волшебную лампу и вынудит выполнять любую свою прихоть. Султанша! — Я очень рад, дети, что между вами царит согласие. Главное, что вы любите и поддерживаете друг друга. Я счастлив, если вы будете счастливы, — покровительственно сказал Мустафа-ага. — Непременно, дедушка. Порой кажется, мы мыслим одинаково. Я мечтала научиться водить машину, и что ты думаешь, Харун спросил, не хочу ли я, если мы поженимся, чтобы он научил меня вождению! Харун обходителен и предваряет любое мое желание. Если вы с родителями разрешите, я с удовольствием научусь. Хочу стать самостоятельнее. Когда детей придется возить в школу, я же не доверю их водителю, верно? Моя душа будет разрываться. Харун старательно давил улыбку, чтобы ничем не выдать свое недовольство, но в мыслях попрощался с машиной. Чему тут, собственно, удивляться, если с первой встречи он уяснил, что Ярен не сказочная Лейла, а злой рок с ангельским личиком. Мустафа-ага, поразмыслив, согласился, а семейство вяло и угодливо поддержало идею женушки. Никого из них не обрадовал новый пункт в списке ее обязанностей, а более того — предельная открытость Мустафы-аги современным веяниям. Лично Харун, исходя из поднятой в особняке паники, ожидал кого-то консервативного до мозга костей, сварливого и донельзя педантичного. — А сватовство уже было? — спросил Мустафа-ага и в мгновение ока из милостивого дедушки обратился в жесткого руководителя. Папочка Джихан точно на ежа присел. В семейной иерархии у зятя незавидное положение, но с учтивостью нижних чинов он выдержал напор тестя: — Нет, отец. Мы с отцом хотели дождаться вас из Стамбула и вместе все обсудить. Мы согласны на союз Ярен и Харуна, но последнее слово за вами. — Хорошо, — получил он помилование. — Если внучка не против, то завтра, Иншаллах, проведем сватовство и помолвку. Не будем тянуть. Доброе расположение Мустафы-аги обнадежило Харуна, что он сможет покончить с дурацким спектаклем и открыть правду о браке. Мустафа-ага, естественно, разозлится и устроит им показательную моральную казнь, но, главное, первое впечатление о Харуне у него положительное, а этого немало, чтобы завоевать его доверие. Пропади он пропадом, этот Насух-бей, сам пускай разбирается со сватом, как и следовало бы. А свадьбу они все равно сыграют, чтобы у Ярен было красивое торжество. Но так или иначе Харун решил не торопиться и понаблюдать за агой еще денек. И очень правильно сделал. Со следующего дня благодушное настроение султана улетучилось, он вспомнил о том, что он султан, и гонял семейство и в хвост и в гриву, включая Харуна. На сватовстве его подставная родня со всей возможной учтивостью отбивалась от придирчивых расспросов Мустафы-аги, отчего чуть не начала путаться в показаниях, но вроде пронесло. Затем Мустафу-агу не устроило, что сторона жениха привезла Ярен мало подарков, и обещанную помолвку он провел не тогда же, а отложил, кровопивец. Папочка Джихан и Насух-бей мучились в догадках не меньше Харуна, но что рассердило агу, откуда на его прежде светлый ум обрушилось это затмение, объяснить никто не мог. Сколько Харун бывал в доме невесты, столько же носил золотые украшения, на которые уже более благосклонно соглашался султан. Благосклонно, но не дружелюбно. Пошив свадебного платья тоже оплатил Харун — это входило в обязательства жениха вместе с оплатой покупок в магазинах, в которые повели невесту. Однако самая песня началась со сдачей анализов — и тут Харун отдал должное изобретательности аги. Наверно, смекнув, что в жадности и непочтительности Харуна не уличишь и золото невесте он носит исправно, Мустафа-ага подступил к известной лишь ему проблеме с медицинской точки зрения. — Мустафа-ага, я принес справку из больницы. Подойдя к столу на террасе, Харун вручил султану папку с результатами анализа крови и флюорографии. Никаких болезней и препятствий для брака нет, он полностью здоров, в меру упитан и, поймав ободряющую улыбку Ярен, стал, наверное, счастливее. Султан раскрыл папку, пошарил в карманах своего светлого пиджака и, выудив очки, надел. — Хорошо, — наконец, сказал он, ознакомившись с документами, — но здесь не все анализы. — Как же? Все положенные по закону, — защитился Харун. — А в моей семье, — пристально посмотрел ага поверх строгих, прямоугольных очков, — положены еще генетический тест на... как ее… на спинальную атрофию… Харун инстинктивно распрямил спину. Это что еще за дерьмо? — … на инфекционные заболевания и заключение о психическом здоровье. Мне нужны эти справки. — Прямо сейчас? — Зачем сейчас пороть горячку и бежать, — убрав очки в карман, Мустафа-ага закрыл папку с томлением делового чиновника, который перетрудился над одной бумажкой. — Позавтракаем, и побежишь. Присаживайся, Харун, сейчас подадут на стол. Угрюмый Харун опустился, даже не представляя, сколько времени уйдет на эти ненужные тесты. Всевышний знает, зачем выдуманные. Подавляемый внутренний ропот ширился, разбиваясь о грудь, словно шторм. Очень быстро он превратился в обеспокоенность, что дополнительные обследования Мустафа-ага заставит пройти и Ярен, а примерно все, начиная с этого момента, могло пойти под откос и разоблачить их сговор. Откуда знать, что завтра султану не взбредет отправить внучку в женскую консультацию из самых искренних намерений убедиться в ее безупречном здоровье. А его щедро вознаградят будущим правнуком, лгуном-зятем и расколом с Шадоглу. Достанет ли ему тогда любви не измываться хотя бы над беременной Ярен так, как над другими? И все же правильнее будет во всем признаться, взвесил эти рассуждения Харун, но выбрать более подходящий час — когда Мустафу-агу осенит умиротворение. А султан-с-подвохом, будто и не замечая резкой перемены в Харуне и приглушенного хихиканья Ярен, рассуждал: — Ночь хны проведем в среду, свадьбу — в четверг. И я сказал Насуху, что настаиваю на никяхе. После регистрации… Харун, что ты такой задумчивый? Чем-то недоволен? Жизнью, блядь, чуть не вырвалось у Харуна. Просто не верилось, что пару месяцев назад он собирался развестись, а вместо этого еще и религиозный брак. Но его губ коснулась тень улыбки, и, как показалось Харуну, он усыпил бдительность аги: — Вы правы, Мустафа-ага. Мне нравится ваш основательный подход. Я, право, не думал, что вы отнесетесь к свадьбе настолько серьезно. — Отец, ваш чай. Кофе, насколько знаю, вам не рекомендован, — к столу с кислой миной пристроился Джихан-бей, поставил перед агой армуд, а для себя чашку кофе и стакан воды. Нижние чины, заступив на место прислуги, выслуживались перед повелителем как могли. С этим досадным выводом Харун поприветствовал взмыленного тестя, и в одночасье его посетило несбыточное желание от души огреть Мустафу-агу папкой с анализами. Позднее, когда домочадцы разбрелись по комнатам и он покидал особняк, его окликнула Ярен. Устроившаяся на диване террасы, женушка отложила на сидение книгу и облокотилась на каменную ограду. Из наушника-капли, что висел у нее на проводе, струился бойкий припев Olmazsan Olmaz, а другой, вставленный в ухо, заслоняли пшеничные пряди волос. Харун задержался и приблизился — присмотрелся к раскрытым страницам романа и бегло прочел знакомый абзац, который бросился ему в глаза: «На другой, на третий день опять, и целая неделя промелькнула незаметно. Обломов протестовал, жаловался, спорил, но был увлекаем и сопутствовал другу своему всюду». Та самая русская классика, что посерела от пыли на полке Насух-бея, а Харун поспорил с Ярен, что она ни за что ее не осилит. Но раз уж Обломов в кои-то веки поднялся, сбросив с себя одеяло праздности, то женушка решила доказать, что и ей ничего не стоит дойти до финала книги. — Свободен, Харун? — Благодаря твоему деду, милая, занят, — показал он на ненавистную папку. — Он всегда так свирепствует или специально для меня образцовый угнетатель? — Я говорила, у него железный характер. Отец два года добивался маму. Дед знать его не желал, — гордо сообщила Ярен. — Ну, в твоем положении ждать два года не получится, — произнес с ухмылкой Харун. — Ты что-то хотела, — напомнил он ей. — Но — если это опять «отвези меня на другой конец города и перешарь весь рынок в поисках яблок, которые по-особенному вкусно пахнут», я больше в это не впишусь. Женушка деловито закинула ногу на ногу, поправив красивую укладку. — Нет, я просто наслаждаюсь постановкой романа «Красавчик допрыгался». Хотела посмотреть на твое радостное лицо. — Твой будущий роман? Красавчик? Я растроган! А да, кстати, — выудил из памяти Харун, перед тем как уехать в больницу, — когда отметим свадьбу, будешь учиться водить машину. Выдернув второй наушник из уха, Ярен пораженно застыла, а смятение пошатнуло и опрокинуло в ней язвительность. — Ты псих? Я так пожелала, чтобы деда Насуха позлить, никто всерьез не согласился бы на это. — Бойся своих желаний! — Харун, ты прикалываешься? — она подошла к нему, толкаемая волной замешательства и гнева. — Учти, если это очередная твоя шутка, я придушу тебя, так и останешься в моих руках! — Да куда я из твоих рук денусь? — пожал он плечами, забавляясь тем, как она сердилась и хотела учиться вождению, и не верила, что над ней в эту минуту не глумились. Горючая смесь, в которую он нарочно обронил несколько шипящих искр. — Сначала нас сочетали свидетельством о браке, теперь никях. Ты послушай, Шадоглу почти всех Асланбеев расхватали — для полноценной картины не хватает свадьбы Азата с... Генюль. Наши семьи не только на земле неразрывно связаны, но и на бумаге и на небесах. — А ты против нашего союза? — нахмурилась Ярен, скрестив руки. — Я, женушка, против разве что этого… генетического спинального… да чтоб его, — Харун выписал новые анализы, чтобы ничего не перепутать. Он уточнит, возможно ли избавиться от этой мороки в кратчайший срок и без лишних проволочек. — Дед у тебя с придумкой, однако. — Прекрасно, значит, ты найдешь с ним общий язык. Два придумщика отлично поладят, Иншаллах! Займите друг друга и дайте остальным спокойно жить. А если малыш с придумкой родится, я и его в вашу компанию через год-другой пристрою. Даром что девочка, вам веселее будет. Аллах, Аллах, — затем пробурчала она, но так, беззлобно, лишь выпуская пар. — Пойдем, провожу тебя. Уже на лестнице, в нижнем дворе, их застигли голоса, что доносились с кухни — Харун, сам не зная почему, прижался к стене, а Ярен пристроилась сбоку, от корней волос до кончиков пальцев захваченная острым любопытством. За полуприкрытой дверью раздавалась твердая, едва ли не жесткая речь Мустафы-аги, на которую без особого успеха протестовала мамочка Хандан: — И не спорь со мной, Хандан, за двадцать лет ничего не переменилось. Я вмешиваться в ваши дела не буду — живите с Джиханом как знаете. Но такое недоразумение, как он, еще поискать надо. Насух назвал Азата в честь своего отца, я это понимаю, старший Азат как-никак дед Джихана. Но назвать Хюму в честь этой коварной и бессовестной женщины! Айше Хюма! Как это понимать? Азизе или Айше, или кто там эта змея, ты говоришь, вам столько бед причинила, а Насух ее превозносит. Он вас ни во что не ставит! Ярен прыснула в ладонь, как видно, всецело разделяя мнение Мустафы-аги насчет недоразумения-отца. Харун ткнул ее слегка в бок и жестом попросил не шуметь. — Как будто мы сами рады, отец. Джихан с этого имени плюется. Но порядки в этом доме уж не нами заведены, — пожаловалась госпожа Хандан. — Это потому, что Джихан как был, так и остался безропотным олухом. Да, дочка, просчитался я, вверяя тебя ему. — Харун-паша, нехорошо уши греть. Шутливый укор женушки Харун отпарировал таким же заговорщицким шепотом: — Кому нехорошо, тот пусть не подслушивает. Они идут. Куда, ноги свернешь! — схватил он Ярен, когда она прыгнула на первые ступеньки, чем грозила выдать их топотом ботинок. — А, Мустафа-ага, мама… Я уезжаю. До встречи! Харун вышел им навстречу как ни в чем ни бывало. Выслушал обходительные напутствия мамочки Хандан, а напоследок угодил под прицельный взгляд уважаемого аги, в котором нашел себя в чине — вот удача! — явно выше заурядного недоразумения. Рыжим плутом из рода четырехногих братьев, не меньше. Что ж, с этим султаном они пощекочут друг другу нервишки.