Одержимость

      Декабрь, 1998 год       Щелчок аппарации замкнул перемещение, выбрасывая фигуру в тёмных одеяниях на берег. Воронка выплюнула Малфоя на границе с магической Скандинавией, на одиночный остров посреди Северного моря. Драко согнулся пополам, удержавшись ладонями за колени, выплевывая сгусток слюны на черные камни. Он не был восприимчив к трансгрессии, но почему-то сейчас его физическое состояние оставляло желать лучшего. Несколько прыжков, являвшихся пересадками, пагубно сказывались на равновесии, выбивая почву из-под ног. Слизеринец жадно выхватывал леденящий воздух, вырезавший глубокие язвы на трахее. Драко продолжал откашливаться, давясь спасительной порцией кислорода, ощущавшейся иглами под плотью.       Зима в этом году выдалась безжалостной и беспощадной. Ветер бушевал, взрыхляя мелководье, поднимая и раскачивая волны. Блондин поежился, ощутив очередной прилив холодного бриза, омывающего плечи и спину, впитываясь крупными каплями в шерстяное пальто. Драко наложил на себя высушивающее заклинание, ловя себя на мысли, что в этом не было никакой необходимости. Море в этих краях статично-беспокойное, и оно ещё не раз окропит собою странника.       Драко медленно поднимался по гравию, принимавшему имитационное очертание рыхлой дороги, в которую нога могла провалиться по щиколотку. Следовало держать равновесие, ступать уверенно и продумывать свой следующий шаг прежде, чем подошва ступит на очередной сырой камень. Можно было с лёгкостью поскользнуться на скалах и прокатиться вниз, разбивая своё тело о торчащие шпили горных пород. Малфоя не прельщал такой вариант развития событий, он желал расправиться с намеченным делом как можно скорее, чтобы убраться из этого проклятого места.       Ведь дома его ждала Нарцисса. Она усердно паковывала вещи, раздавая указания домовикам и дворецкому. Их порт-ключ во Францию был настроен на сегодняшний вечер, поэтому времени оставалось не так много. Миссис Малфой была скептично настроена на столь стремительный переезд, она была совершенно не готова бросить всё нажитое и переехать в один конец, но Драко удалось пересилить тоскливую привязанность матери к Мэнору, убеждая её в том, что так будет правильнее для всех.       Мать не знала о планах сына. Он не решался предупредить её о том, куда решил отправиться. Честно говоря, Драко и сам не до конца осознавал, для чего ему нужно было в тайне сбегать из дома на неопределенный срок. Одна только мысль о том, что ему придётся встретиться лицом к лицу с тем, кого он презирал больше всего на этом свете, доводила слизеринца до исступления.       Раздражение бушевало в каждой клетке его тела, согревая жаром злости изнутри. Он практически не чувствовал на себе порывов влажного муссона, целиком и полностью находясь в бессознательных размышлениях о своем неоднозначном плане.       Перспектива оказаться перед стенами Азкабана пугала Драко, он даже не думал отрицать вполне ожидаемое проявление эмоции. Место, которым его пугали с шестнадцати лет, сейчас представало перед ним во всей своей мрачной красоте, будоража воспоминания и чувства загнанного в угол подростка.       Монументальные стены возвышались практически до самого неба, а крыша растворялась в густых облаках. Треугольное сечение устрашало своей архитектурной проекцией. Азкабан напоминал Драко о Бермудах, из которых невозможно было выбраться. Проклятый участок земли, засасывающий в себя каждого, кто решался встретиться с самой смертью.       Взобравшись вверх, Малфой отдышался, крепко удерживаясь на ногах. Он оглянулся, чтобы посмотреть на весь пройденный путь, и сердце его сжалось от бездны, расстилавшейся под ботинками из драконьей кожи. Склон был не больше семидесяти градусов, и парень практически не видел, каким именно путём он достигал долгожданную высоту.       Драко отвёл взгляд, всматриваясь в то, что ожидало его впереди. Короткая дорога по прямой, без каких-либо возвышений. Но этот факт не умолял тревогу, подбиравшуюся к горлу. Малфой сделал предательский шаг вперед, старательно избегая возможности поднять глаза чуть выше, чем уровень тропинки. Однако, этого было недостаточно, чтобы сердце перестало биться истошно, раскалывая грудную клетку пополам и, рассекая плоть до болезненных ощущений.       Дементоры кружили над слизеринцем, не смея сдвигаться со своих мест. Они наблюдали за Малфоем, скрупулезно выслеживая каждый его шаг. Драко ощущал их присутствие кожей, на которой расходились паутины мурашек, раздражая налетом отчаяния и безысходности. Блондин пытался отогнать от себя тень наваждения, но твари, охранявшие Азкабан, были слишком сильны в своём даре извлекать всю радость и жизнь из волшебника. Одно их присутствие наводило тоску, раскрашивая привычную жизнь в характерно-серый оттенок.       Малфой вздрагивал всякий раз, когда до него доносился неприятный рёв, напоминавший жалостливые крики. Вопиющий визг, сочащийся страхом и мучительной агонией, сжигавшей человеческие души.       Драко не пугал сам факт того что он слышал. Каждый из переливов звуков переносил его в прошлое, напоминавшее истошный крик Грейнджер, когда она увидела отрубленную голову Долгопупса. Возможно, Малфой на самом деле и не слышал ничего из того, что ему транслировало воображение. Может быть, Дементоры игрались с его уязвленным сознанием, подбрасывая блондину то, что могло обессилить его разум и довести до внутренней истерики. До сумасшествия, граничившего с наивысшей степенью отчаяния.       Прошло уже три недели.       Двадцать один день с того момента, когда он в последний раз видел её.       Он надолго запомнит её взгляд перед тем, как Грейнджер скрылась за дверью, оставляя его в одиночестве. Малфой хорошо запечатлел в своей памяти, как переливался цвет девичьих глаз, сменяясь с карего на яркий всплеск янтарного оттенка. Как в радужках гриффиндорки разгорался огонь, желавший овладеть слизеринцем, чтобы поджечь его заживо. Наблюдать за тем, как будет тлеть его естество, в то время как Грейнджер будет стоять в стороне, безжалостно отмерять секунды до полноценного падения. Драко не раз проигрывал в своей голове тот миг, когда жар влюбленности и желания сменялся испепеляющей ненавистью.       Малфой понимал её. Он знал, на что шёл.       Малфой знал, что заслужил такой реакции как никто другой.       Был ли он доволен своим решением сепарироваться от гриффиндорки, топча её чувства?       Нет.       Драко чувствовал девичью боль, клубившуюся глубоко в душе, на физическом уровне. Он ощущал, как вибрирует мучительность на кончиках пальцев, доводя мышцы до онемения.       Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть собственные чувства и падкость к девушке. Малфой потратил все свои силы, чтобы воздвигнуть бетонные стены в своем сознании, прогоняя Грейнджер прочь из своих мыслей. Он должен был выбросить за пределы своей ментальной досягаемости всё то, что препарировало его сердце, смягчая его по отношению к гриффиндорке. Вернуть свою былую мощь, избежать участи поддаться искушению.       Хладнокровность. Расчетливость. Беспринципность.       Малфой молился, чтобы она не копнула глубже. Чтобы девчонка не посмела разрушить монумент в его голове, раскалывая окклюменцию по кирпичу. Риск того, чтобы вырваться из оков самоконтроля, был слишком велик.       План мог разойтись по швам, если бы Грейнджер решилась воззвать к его чернильному сердцу. Если бы гриффиндорка была внимательнее к деталям, она могла бы с легкостью раскусить блеф. Услышать, как дрожит мужской голос. Как бегают его глаза, пытаясь не выдать серебристой кристаллизации, выражавшей искусно-выдуманную ложь. Как истошно Драко старался казаться отстраненным и незаинтересованным.       Однако его собственное тело не поддавалось сигналам мозга, потому что его влекло к Грейнджер больше, чем к кому-либо за всю его гребаную жизнь. Одно лишнее прикосновение, и все бы полетело к чертям. Проклятая ведьма овладела бы им целиком, не прилагая к этому особых усилий. Драко сдался бы сам, только бы ещё раз прочувствовать тепло девичьего тела и рокот приторного дыхания, оседавшего на коже отпечатками. Её следами.       Но всё прошло успешно, к всеобщему счастью и личному сожалению слизеринца. Грейнджер ни о чём не догадалась, молчаливо проглатывая оскомину, щедро врученную Малфоем. Она поедала каждое лживое слово, давясь им, но старательно показывая, что её это ничуть не волнует. Стоит признать, что гриффиндорка держалась стойко. Практически ни один мускул на её лице не дрогнул. И Драко мог бы повестись на эту блядскую уловку, если бы не выучил Грейнджер слишком хорошо. Он замечал, как кривится её лицо, а лоб морщится в непринятии его доводов. Как изгибаются её губы, некогда целовавшие его, словно в последний раз.       Но ведь так оно и произошло.       Тот раз, действительно, был их по-настоящему первым и последним.       Данное осознание прожигало дыру в душе Малфоя. В том чёртовом месте, которое перестало пульсировать и напоминать ему о том, что он живой. В том чёртовом месте, которое вспорхнуло от долгого сна, вновь возвращая циркуляцию досадных ощущений. Драко снова почувствовал укол совести в солнечном сплетении, напоминавший о том, что слизеринец был по-настоящему уязвим. Пиздецки живым, как в старые добрые времена, когда разум ещё не истрепался после многочасовых сеансов легилименции, а тело не пробивали лучи Круцио.       Грейнджер соткала слизеринца из вымученных лоскутов, собирая его нутро по уцелевшим остаткам. Она придала Малфою жизнеподобный вид, чтобы впоследствии возыметь над ним власть.       Но талант Драко к окклюменции превышал возможности гриффиндорки. У него получилось отделаться от неё, прежде чем предательский щелчок сердца замкнулся на взгляде, провожавшем Грейнджер подальше из комнаты Малфоя. Подальше от него самого. Потому что так было лучше для них обоих. Для неё в первую очередь. Слизеринец повторял эти слова, словно мантру, не уставая транслировать в сознании первостепенную причину своего поступка.       Грейнджер останется жива и невредима, если будет держаться подальше. Если ублюдок не лгал, то это должно сохранить ей жизнь.       Драко усилил шаг, набирая скорость. Блондин не желал оставаться на улице слишком долго, проверяя на прочность восприимчивость к Дементорам. Волшебные стражники витали над головой слизеринца, и он буквально чувствовал кожей, как они скалятся от невозможности овладеть его телом, насыщаясь духом и эмоциями. Малфой едва заметно ухмыльнулся, минуя расстояние.       Перед входом в тюрьму, что был заколочен масштабными утолщенными решетками и несколькими магическими печатями, Драко покорно остановился, выжидая первого этапа проверки. Из целой своры охраны выбилась парочка Дементоров, медленно опустившись к слизеринцу. Костлявые, бесплотные твари, облаченные в разодранные мантии, поравнялись с блондином, однако оказались выше блондина на целый метр. Им приходилось опускаться, вытаскивая из-под лохмотьев свои уродливые, тонкие руки, покрытые слизью и струпом.       Малфой почувствовал, как заледенела кровь в жилах, а все приятные воспоминания покрывались инеем, истачиваясь в памяти на мгновение. Драко не отнимал головы и старался не шевелиться, принимая во внимание порядок Азкабана. Возгласы, бившиеся в агонии, усилились. Драко слышал их на периферии, стараясь не проникаться удушливыми криками, доносившимися откуда-то из бездны.       Раздался треск молнии, расколовший небо пополам. Через несколько секунд грянул гром, заглушив своим гулом нежелательные звуки извне. Малфой вздрогнул, продолжив терпеть осматривание, которое проводили Дементоры. Делали они это не спеша, всматриваясь отсутствующими глазами в лицо Драко, пытаясь разгадать цель его визита.       Наконец, они отступили, взмывая к густым тучам, продолжая пристально следить за слизеринцем с высоты птичьего полёта. Малфой бесшумно выдохнул, оставляя на лице маску отрешенности и бесстрастия. Механизм щелкнул, постепенно отворяя надежные замки. Магическая печать рассеялась едва заметным свечением, сняв защитный слой с ворот. Стена рассеклась, пряча кирпич к кирпичу. Утолщенные решетки сдвинулись по обе стороны, оставив небольшую дыру, через которую мог пройти путник.       Драко обернулся в последний раз, мысленно проклиная себя за свой импульсивный жест добиться правды таким жертвенным путём. Унизительным и пресмыкающимся. Но выхода у него не было, как бы блондин не старался придумать более изощренный план разузнать больше об убийце, решение маячило только одно — посетить одну из самых отвратительных камер в Азкабане.       О посещении тюрьмы знал только один человек. Из всех, кому доверял Драко и мог поделиться этим секретом, он преподнёс свою тайну самому противоречивому человеку, с которым они не сразу нашли общий язык.       Малфой порывался проклясть Саммерсета и вогнать в его сердце пронзительный луч Авады. Уильям же трепетал от одной только мысли испортить слизеринцу жизнь, заставляя идти по эшафоту правосудия.       Малфою пришлось рассказать обо всём Саммерсету, как только некоторые его догадки подтвердились. Только он мог быть связующим звеном между слизеринцем и камерами сверхсекретного логова для убийц. Только с помощью поддержки и разрешения Саммерсета Драко мог получить заветный шанс сопоставить имеющиеся данные, чтобы решить головоломку. Слизеринец надеялся, что его отчаянные действия не завяжут жгут расследования туже.       Данная затея не пришлась по вкусу главе аврората. Саммерсет рвал и метал в своём вылощенном министерском кабинете, пытаясь вдолбить в голову Малфоя одну простую истину: преступники, отбывающие срок, никогда не пойдут навстречу следствию. Они станут изворачиваться, просить более выгодные условия сделки, выманивая компромиссное освобождение в обмен на информацию. Всё строго принципиально. Честно. Ведь такова была справедливость в глазах убийц и воров — извращенная, искалеченная временем и мрачным прошлым. Несопоставимый баланс, отягчающий замешательство.       Но Малфой был с этим категорически не согласен, и был вынужден отстаивать свою точку зрения с привычным упорством и рьяностью, засевшей костью в глотке. Это мешало умалить строгий отказ Саммерсета, перетягивая мракоборца на свою сторону. Там, где редко играли по правилам, издевательски салютуя устоям и постулатам. Там, где приходилось идти наперекор законам, чтобы установить свои собственные.       Драко нечего было терять. Ему ничего не стоило прочувствовать на себе налёт уязвимости и унижения. Он был готов вытерпеть, если это могло привести его к разгадке. Потому что ничего не было кончено. Возможно, для Грейнджер слова Саммерсета о том, что Доу за решеткой и выжидает приговора, что-то значило. Имело сакральный смысл, перебивающий горечь от пережитых месяцев. Может, гриффиндорку и могло это успокоить, но только не слизеринца.       Потому что ему повезло узнать то, что было скрыто для Саммерсета и Грейнджер.       То, что было посвящено только ему.       То, что он поклялся скрыть от всех остальных.       Первичное осознание того, что на Доу вряд ли что-то может закончиться, пришло к Малфою в тот момент, когда он вооружился моментом и перечитал доклад одного из служащих в отряде Саммерсета.       Время и место убийств. Выписки колдомедиков о вскрытии тел. Письма из министерства, гласившие о том, что Освальд Доу действительно посещал конференцию в тот момент, когда напали на Грейнджер. Малфой с усердием перечитывал каждый вшитый лист, раздраженно помаргивая, чтобы расслабить зрение и вглядеться внимательнее. Ещё одно письмо, в котором было написано, что в больнице Святого Мунго нет ни одного сотрудника, зарегистрированного в базе на это имя. Никто из работников ни разу не видел человека, скалившегося со страниц Пророка. Безымянный убийца, придумавший себе биографию. Нацепивший чужую шкуру ради сдирания чужой.       Кто же ты, блять, такой, мистер Доу.       Малфой также не мог выбросить из головы то, что подбрасывал его разгоряченный ум. Одну немаловажную деталь, которая попросту не могла остаться замеченной людьми, не знавшими столько, сколько знал Драко. Мракоборцы осматривали тело Нотта, констатируя мгновенную смерть от болевого шока. Так указано в отчетах. Но авроры, перечисляя наличие травм и распоротой грудной клетки, не посчитали нужным уточнить, что в ушной мочке Теодора отсутствовала сережка. Да, возможно, при других обстоятельствах это могло бы показаться идиотским наваждением, граничащим с помутнением рассудка. Паранойя. Божеблять, называйте это, как хотите.       Но Малфой был уверен, что это не простое совпадение. Он знал, что эта сережка, магловский-пидорский прокол, был обожаем Ноттом. Друг не снимал украшение. Аксессуар являлся личным трофеем, ебаным олицетворением свободы, вырванной из лап консервативного мудака, расщепленного на атомы в битве за Хогвартс. Что-то вроде отличительной черты, по которой кудрявого слизеринца можно было узнать из тысячи ему подобных.       Перед тем, как Саммерсет отдал приказ увести потерпевших в Лазарет, а Доу отправить по каминной сети в министерство для дачи показаний, Драко ринулся к другу, вжимаясь в его остывшее тело. Малфой уселся на пол, прикладывая голову к твердым коленям Нотта. Драко сжимал челюсть, клацая зубами о зубы; так, что эмаль крошилась и оседала на деснах. Похуй. Он жадно дышал, энергично вдыхая и выдыхая носом. Проклинал себя. Проклинал Доу. Задавался вопросами: как, почему и зачем?       Чистильщик охотился за Грейнджер, посягал на жизнь Малфоя, о планах на Нотта не было ни слова в его гребаных мемуарах. Драко читал каждую строчку в унисон с гриффиндоркой. Но ни одного блядского слова, адресованного другу. Ничего.       Малфой не мог простить себя за то, что не уследил за этим взбалмошным кретином. Драко никак не мог поверить в то, что его лучшего друга больше нет. Сердце Тео перестало биться, а после было безжалостно выброшено в угол блядского кабинета Доу.       Малфой поднял глаза, пытаясь рассмотреть лицо друга, возможно, в последний раз. Пробивавшиеся слезы застревали в слезных каналах, провоцируя ком в горле, что резал наживую. Застывшая эмоция ужаса и неподдельного страха срезала скальпель с Нотта, некогда являвшегося самым безмятежным человеком в жизни Драко. Слизеринец чуть привстал, наклоняясь к опущенной голове Тео, приподнимая её.       Тогда-то это и произошло.       Первая капля сомнительного дегтя, разбавляющего медовую сладость победы.       Малфою пришлось аппелировать имевшимися данными, пытаясь достучаться до непреклонного Саммерсета. Слизеринцу понадобилось несколько дней, чтобы чаша весов склонилась в его сторону. Услышать краткое: «Если что-то пойдёт не так, я не стану тебя выгораживать, Малфой».       Саммерсет выдал разрешение, приказывая Малфою сохранить их разговор в строжайшем секрете. Драко учтиво повиновался, не имея страсть разбалтывать лишнее.       Потому что Малфой знал, произойдёт страшное, если он развяжет свой язык.       Драко переступил через порог импровизированного входа, презрительно озираясь по сторонам. Вокруг царила тишина, посторонние звуки проглотили металлические прутья, несколько магических печатей и дополнительная воздвигающаяся стена позади аристократа. Малфой отряхнул несколько капель с плеч, а после одернул манжеты пальто и прошёл дальше.       Остановившись перед аркой, покрытой мерцающей пеленой — отталкивающее и парализующее заклятие, маневрирующее против незаконного проникновения на уровни Азкабана. Всего в тюрьме было девять уровней, в каждый помещались узники в соответствии со своим сроком и тяжестью преступления. По периметру, подобно тому, что Драко успел заметить по ту сторону заточения, возвышались Дементоры. Это место кишело тёмными тварями, разгорячая и освобождая нутро подобно оголенному проводу. Один неверный шаг и они настигнут.       — Мы Вас заждались, мистер Малфой, — с неким протяженным издевательством произнёс голос слева от слизеринца. — Саммерсет предупреждал, что Вы изъявите желание посетить место, от которого Вас спасло только чудо.       С карими глазами, разумеется.       — Мне нужно на девятый уровень, — отчеканил Малфой, смиряя охранника взглядом.       Мужчина сидел за пустым столом, на мебели откололось приличное количество покрытия. Охранник насмешливо озирался на высокую фигуру в пальто. Его поза была слегка дерганной, лавировала между самоуверенностью и слабо скрываемым раздражением. Руки его были сложены на груди, а бровь изгибалась, неестественно искривляясь всякий раз, когда Дементоры подлетали ближе к слизеринцу. Малфой даже глазом не моргнул, не предоставляя стражнику возможности уличить блондина в проявлении слабости.       — Пропуск, — прохладно ответил охранник, вытягивая пухлую ладонь вперед. Он требовательно сгибал её, подбивая Драко шевелиться быстрее. Малфой едва удержался, чтобы не закатить глаза от раздражения. Он сделал несколько шагов вперед, отдавая мужчине карточку. — Вашу палочку, — не отрываясь от прочтения содержимого пропуска, пробубнил Клэйтон — так гласила надпись на его нагрудном значке, заляпанном отпечатками грязных пальцев. Убожество.       Фыркнув, Драко достал из кармана пальто волшебное древко. Положив палочку на стол, слизеринец смиренно выжидал, когда кретин наконец-то дочитает короткий указ Саммерсета.       — Найт, — крикнул Малькольм поросячьим визгом, надрывая толщенную глотку. — Проводи нашего гостя на девятый уровень, одиночная камера восемьдесят девять, — жеманно улыбнулся тот.       Из-за угла показался ещё один парень, намного моложе, чем тот, что сидел на стуле перед слизеринцем. Ростом он был невысок, а его телосложение едва ли могло помочь ему, если бы преступники решились бежать из тюрьмы. Он был слишком щуплым для такой работы.       Найт оказался немногословным. Он подошёл к арке, взмахнув палочкой. Чары, охранявшие вход основного тюремного блока, рассеялись. Парень кивком головы указал Малфою, чтобы тот прошёл вперед. Драко послушно двинулся вслед за низкорослым Найтом.       — У Вас будет ровно десять минут, обратный отсчёт начнётся с того момента, как Вы переступите порог камеры, — заговорил охранник, когда они миновали восемь этажей. — С заключенным общаться строго на разрешенные темы. Думаю, с ними Вы ознакомились. Ничего не передавать. Ничего не брать из рук ублюдка. Если Дементоры почувствуют даже незначительное нарушение устава, Вам придётся несладко, поверьте.       Драко коротко кивнул.       Найт снял мерцающую печать, открывая проход в длинный коридор.       Девятый уровень.       Охранник махнул ладонью, и слизеринец последовал строго за ним, не желая импровизировать. Возле каждой камеры выстраивались по двое Дементоров, следивших за дисциплиной между узниками. Но некоторые всё-таки пытались поглумиться, увидев младшего Малфоя, шагающего медленно. Одетого с иголочки, вынужденного пачкаться о грязный воздух и смрадного веяния прошлого.       — Аваду мне в висок, это же отпрыск Малфоя! Его щенок! Глядите! — заулюлюкал один из сгнивавших заживо маргиналов магического мира, вцепившись в решетку. Его руки обдало огнем, и он, воскликнув, отскочил вглубь камеры.       — Ебаный сопляк, подойди ближе и я вырву твой лживый язык из глотки! — кричал кто-то ещё, но не решался протиснуться ближе, повторяя опыт другого заключенного.       — Я бы сожрал тебя с потрохами, гребаный трус!       — Предатель!       — Ничтожество!       Голоса ублюдков скандировали в унисон, притаившись в углу камер. Но Малфой держался. Держался изо всех сил, чтобы не поддаться искушению и не задушить каждого, кто открывал свой рот в его сторону. Он сжимал руки до побелевших костяшек, стискивая челюсть до скрипа. На скулах ходили желваки, выражающую непомерную злость.       — Заткни пасть, — прорычал Найт через одну из решеток, выпустив из своей палочки пару лучей Круцио, чтобы утихомирить взыгравшееся настроение убийцы. — Или мы не будем дожидаться твоей казни и поджарим тебя сейчас же?       Мужчина по ту сторону проглотил очередное ругательство, забиваясь в угол. Он скулил, и это отдавалось трелью в барабанных перепонках. Драко едва заметно ухмыльнулся, пряча довольствующийся оскал под опущенной головой.       Найт оказался не таким уж простым, как его изначально окрестил Малфой. Засранец точно находился на своём законном месте.       — Я буду стоять за решеткой, имейте в виду, мистер Малфой, — монотонность вернулась к охраннику, и его лицо перестало выражать хотя бы долю эмоций.       Он подошёл к одной из дальних камер, отворяя замок взмахом волшебной палочки. Механизм неприятно заскрипел, звук натянул каждый позвонок. Драко выпрямился, подавляя в себе неприятный импульс, пробиравший до костей. Это было сродни ржавому гвоздю, проходившему по стеклу. Медленно и плавно, оставляя царапину как можно глубже.       Драко шагнул на запретную территорию, выпрямив плечи и подняв голову. Он не хотел ударить в грязь лицом. Хотел казаться выше всего, к чему ему придётся коснуться против воли. Против голоса разума. Хладнокровие брало верх над чувством собственного достоинства.       Иногда приходится сыграть роль жертвы, обманывая того, кто слаб априори.       Ничего.       Малфой сможет это вытерпеть.       Десять минут — не столь большой срок.       Слизеринец сделал несколько шагов вперед, осматривая территорию. Сплошь царил полусумрак, несмотря на то, что световой день был в самом разгаре. В краях Азкабана всегда темно, холодно и сыро. Влага оседала на волосах, неприятно садня кожу головы. Малфой инстинктивно потянулся к челке, зачесывая её назад, чтобы лучше различать картину перед собой.       Вокруг — ничего.       Четыре стены, с которых жадно пытались соскоблить верхний слой. Ногтями выцарапывались непонятные символы, слова пощады и покаяния. Драко глухо усмехнулся, понимая, что даже в полном одиночестве и обстоятельствах, казалось бы, истинного признания вины, все выглядело, как дешёвый спектакль.       Попытка оправдаться перед пустотой.       Шанс стать замеченным.       Как бы невзначай, вдруг сработает.       — Это ты? — сиплый голос оглушил Малфоя, провоцируя разряд от макушки до кончиков пальцев. Малфой удержался, чтобы не вздрогнуть. Его лицо оставалось нечитаемым, но внутри разгорался пожар от ещё свежих воспоминаний. — Что за чёрт, этого не может быть.       — Я тоже рад видеть тебя, отец, — отстраненно произнёс Драко, сжав губы в тонкую полоску. Ни капли правдивости в словах, исключительно издевательский тон, снабжаемый ядом и пресным официозом.       — Что ты здесь делаешь? — Люциус, казалось, до сих пор не верил своим глазам. Он резко вскочил с нечто, напоминавшего спальное место. Грязная простыня на бетонном полу, сверток ткани, служивший и подушкой, и одеялом. — Как ты смог сюда проникнуть?       — Я пришёл сюда не из-за тебя, — строго ответил Драко, рефлекторно подаваясь назад, подошва его обуви почти соскользнула. Но слизеринец удержался, выравнивая стойку. Люциус безоружен, его лишили всего: от статуса до волшебной палочки. Он не причинит ему вреда. Больше нет. — Не хочу лгать тебе, говоря о том, что мне есть хоть какое-то дело до того, каково тебе здесь, хорошо ли тебя кормят, сколько ебаных Круцио ты получаешь в день в качестве наказания, — прорычал Драко, едва сдерживая эмоции. Он вновь сжал ладони в кулаки, усмиряя гнев. Играй свою роль.       Люциус сделал шаг вперед, выходя прямо под луч света, лившегося из небольшой щели в стене. Драко его почти не узнавал. Мужчина перед ним похудел на несколько десятков килограмм; казалось, что кожа обтягивает кости, переливаясь неестественной бледностью. Почти омертвевшим оттенком, отпечатывавшимся синевой в некоторых участках тела. Его волосы, ниспадающие жидкой платиной, были спутаны; в некоторых клочках застряла грязь, а пыль покрывала всю длину. Вместо дорогого костюма, подчеркивающего всю статность и аристократичную вычурность, на отце висела сорочка в черно-белую полоску, обозначающую безымянность. Такое же отребье, как и все остальные в Азкабане. Ни одного намёка на прошлое величие.       — Узнаю тебя, — гулкий голос отца раздражал нервную систему. — Неблагодарного сына, решившего подставить меня, — прохрипел Люциус, смазывая слова утробным кашлем. — Ведь я здесь из-за тебя. Ты сделал всё, чтобы я не мешал твоей новой светлой жизни, — взревел отец, подаваясь вперед, но вовремя остановившись, чтобы сохранить безопасную дистанцию. Глава семейства чувствовал подвох и не хотел считаться с возможными последствиями. — Скажи, мой драгоценный сын, каково это — быть трусом настолько, чтобы переметнуться к тем, против кого ты боролся?       — Ты! — взревел Драко, выставляя указательный палец вперед. — Ты боролся! — продолжал слизеринец, не понижая тон. — Я лишь потакал тебе и твоему Лорду. Вы решили всё за меня, когда я ещё был ребенком. Ты испортил мне жизнь. Ты отправил меня в ад на долгие два года, сука! — Малфой занёс кулак над головой отца и взял его за грудки, но по решётке предупреждающе постучали. Ебаный Найт. — Скажи мне, неужели тебя не мучает совесть? Неужели тебе не снятся кошмары, в которых кричит Нарцисса и просит тебя остановиться? Потому что я слышу это каждый день. Каждый гребаный день я вспоминаю её лицо, когда Волдеморт решался поглумиться надо мной, взращивая в своей игрушке новые способности, — наконец, Драко опустил руку, отшвыривая от себя исхудавшего отца. — То, что я сделал — меньшее, чего ты заслуживаешь. Я ненавижу тебя, — выплюнул Малфой, отходя на два шага назад.       — Тогда зачем ты здесь? — жалобно спросил Люциус, но Драко не поверил его интонации. Очередной плевок в лицо, стремящийся умалить обиду сына за испорченную жизнь.       — Я пришёл за информацией, — бесстрастно ответил Драко, стараясь не смотреть в лицо отцу.       Люциус смотрел завороженными глазами, целясь точечно в силуэт сына. Малфой-старший, без сомнения, смаковал этот момент. Время, проведенное в одинокой стагнации, заставляло мужчину расходиться в исступлении, предвкушая новые подробности из внешнего мира, что был за пределами тюремной камеры. Как глоток свежего воздуха — Люциус жадно вдыхал, подавляя свою скверность. Азкабан ломал. Стачивал внутренний стержень, подавляя характер. Крошил изнутри, вынуждая становиться безвольным. Податливым.       Драко расстегнул пальто, достав из внутреннего кармана свернутую газету. Выпуск Пророка, на первой полосе которого блистало лицо Доу. Мужчина на колдоснимке источал высокомерие, даже будучи зажатым меж отряда авроров. Он улыбался широко, издевательски, смотря исподлобья исключительно в объектив. Словно на зажеванной пленке, Освальд безустанно расширял уста.       — Тебе знаком этот человек? — Драко развернул выпуск и протянул его отцу. — Тот, что на этом колдо, знаешь его?       — Нет, — отозвался Люциус без раздумий. — Никогда прежде не видел.       — Не ври мне, — гнев начал вновь бурлить под кожей, опаляя внутренности. Драко расслабил узел галстука, потому что становилось неимоверно душно. Жар собственных эмоций проходился зноем по телу. — Я посещал хранилище Мэнора, — слизеринец понизил тон, наклоняясь чуть ближе к отцу, — я читал все твои документы, до которых не смогли добраться авроры. В них фигурировало имя — Освальд Доу. Ты должен знать его, — Малфой вновь указал на колдоснимок.       — А в чём, собственно, дело?       — Освальд Доу — серийный убийца. Он убивал невинных школьников на протяжении нескольких месяцев, — принялся рассказывать слизеринец, едва сдерживаясь от нетерпения. Слишком. Мало. Времени. — Недавно его поймали, но не все так гладко, как оказалось на первый взгляд.       — Да, я знал его, — кивнул Люциус, оставаясь совершенно беспристрастным после услышанного. Ещё бы. — Но на снимке не Освальд Доу. Ты уверен, что ищешь того человека? Ты, вообще, знаешь, кого ты пытаешься найти?       Драко вопросительно изогнул бровь, чувствуя, как потрясение берет его за шкирку и выкидывает за границы логичности и замкнутости. Расследование разветвлялось, позволяя новым подробностям выползти наружу.       — Освальд Доу погиб незадолго до твоего рождения, Драко, — начал Люциус, уводя взгляд в сторону. Он выдерживал долгие паузы, явно вспоминая что-то. Малфой почувствовал, как внутренний жар сменяется льдом, опаляющим нутро. Драко не ощущал своих конечностей, все вокруг расплывалось, загоняя слизеринца в угол. — Тогда он ещё был совсем мальчишкой, но уже успел отличиться. Он был первоклассным целителем, самым лучшим в своём деле. Освальд работал на нашу семью, — отец потер переносицу, зажмурив глаза. — Он был скрытным волшебником, практически не появлялся на светских приёмах, несмотря на то, что о нём и о его таланте знал каждый в узких кругах. Освальд был свято предан своему делу, выращивая в своей голове новые гениальные идеи, — Драко внимательно слушал, вымаливая у времени, чтобы то протекало медленнее. Ему нужна эта информация. Необходима. — Однажды о его мастерстве узнал Тёмный Лорд и потребовал Освальда себе, но на тот момент Доу стал слишком увлечен своей неоднозначной разработкой, решив посвятить ей свою жизнь. Он не хотел прислуживать, кичась своей принципиальностью. Свободолюбивый юнец, — с презрением отметил Люциус, продолжив. — Я предупреждал Доу, что от предложений Волдеморта лучше не отказываться. Он не послушал меня, а после целителя нашли мертвым в его небольшой квартире.       Драко сжал газету, что есть мощи, а после рывком убрал обратно во внутренний карман. Люциус предоставил ответы, но они ни черта не помогли, а лишь усилили нерв. Жажду добраться до истины, которая, казалось, была скрыта слишком виртуозно, чем могло показаться на первый взгляд. Слизеринец метнул взгляд на отца, а после развернулся, чтобы зашагать прочь из камеры. Он уже наслушался достаточно.       — Но я не буду отрицать, что Доу мог всё виртуозно спланировать и инсценировать свою смерть, — голос Люциуса раздался за спиной, заставляя сына остановиться.       — Продолжай, — едва слышно отозвался Драко, не поворачиваясь лицом.       — Он был гениален и безумен в равной степени, — самонадеянно сказал Люциус, в голосе чувствовалась бравада от ощущения надобности. — Он начинал с целительства, но этого оказалось недостаточно для такого перспективного ума. Доу решил пойти на большее, — усмехнулся отец, потерев ладони. — Мальчишка решил, что сможет обхитрить саму судьбу, создавая нечто извращенное, практически противоестественное. Что тебе известно о магии Безликих?       Драко отрицательно покачал головой.       — Освальд придумал свой собственный способ проживать несколько жизней за одну, — с каждой новой подробностью слизеринец чувствовал, как в позвонки впивались шурупы, раздалбливая кости в крошево. Виски сдавливало, подобно удару винтом по голове. — Он учился на практике на своих подопытных, в основном это были шлюхи, бездомные и другие падшие представители магического мира. В общем, на тех, о ком некому было заботиться. О ком никто не вспомнит.       — Что он делал с ними? — голос предательски дрогнул, предвкушая ответ.       — Доу срезал скальп с лиц одних. Бережно, аккуратно, сохраняя все черты в подлинном виде. С помощью анатомической магии и тёмных рун пришивал новый облик другим, и новый образ идеально приживался на чужом лице. Позже всё сработало, и Освальд убил этих бедняг. Когда Доу убедился, что задумка достигла своего идеала, он задумывался о том, чтобы сделать что-то подобное с самим собой. Теперь я убедился, что у него всё получилось.       — Ты знал, что этот ублюдок был монстром и убийцей, — саднящее чувство лизало кости, а голос будто бы даже не принадлежал Драко, — и ты ничего не сделал.       — Сынок, очнись, мы живём в реальном мире, — хладнокровно произнёс отец, заглушая издевательский смех. — Побеждает тот, кто сильнее и изобретательнее.       — Время вышло, — раздался голос Найта и звук его приближающихся шагов.       — Эта тварь убивала невинных людей. Возможно, он восстал из мертвых, — саркастически подметил слизеринец, резко развернувшись, — продолжая своё дело.       Либо у него появились не менее сумасшедшие и кровожадные последователи, решившие ознаменовать себя именем кумира. Пиздец. Полный пиздец.       — Чем бы дитя ни тешилось, — отец развел руками, пожав плечами.       Драко вновь подорвался к отцу, но его вовремя остановил охранник. Найт заломил руки слизеринца за спину, выводя из камеры насильно. Малфой сопротивлялся, пытаясь вырваться из мертвой хватки, но низкорослый парень, к удивлению блондина, оказался сильнее.       — Ты не меньший ублюдок, чем Доу! — кричал Драко, срывая глотку в истошном вопле. — Гори в аду, — выплюнул слизеринец, оставаясь за пределами досягаемости. Малфой вцепился в железные прутья, скалясь меж решеток. — Клянусь жизнью, я сделаю всё, чтобы ты гнил здесь пожизненно, Люциус. Накину тебе ещё один сверху срок, сука. Ведь бездействие — это тоже, своего рода, преступление.       — Передай Нарциссе, что я люблю её, — отец проигнорировал порыв сына, и его лицо скривилось в сожалении. — Скажи ей, что я сожалею.       — Время вышло, Малфой, — безэмоционально повторил Найт, вцепившись за плечи слизеринца. — На выход.       Драко спихнул руки охранника со своего пальто, усилив шаг. Он сбавлял темп ходьбы только в тот момент, когда сопровождающему приходилось снимать магические печати, чтобы слизеринец мог спокойно выйти из бесконечно тянущихся уровней.       Всё то время, что блондин спускался, его не покидало чувство дежавю. История повторялась, оседая горьким осадком меж легких. Дышать становилось трудно, хоть ощущения были до боли знакомыми; к ним Драко давно привык. Практически идентичные, они перебрасывали Малфоя в прошлое, когда он впервые разочаровался в своём отце. Когда образ устрашающего, всевластного и непоколебимого Люциуса начал раскалываться, преображаясь в нечто уродливое, мерзкое и отталкивающее. Отрезвление от заблуждения било наотмашь, оставляя мучительные следы на душе.       Люциус знал Освальда Доу. Когда-то давно шёл с ним рука об руку, не задумываясь о том, к каким страшным последствиям может привести его халатность. Отец не считал нужным остановить Доу. Злодеяния скрытного убийцы были самим собой разумеющимся. Привычным. Нормальным.       Малфой и сам не до конца понимал, чему удивился. Бессердечию, равнодушию. Но разве Драко не рассчитывал на такую отдачу с самого начала, как только его нога ступила на влажные камни острова?       Нет.       Потому что в глубине души слизеринец лелеял мысль о том, что отец сможет измениться. С присущей ребенку наивностью, он надеялся, что Люциус станет раскаиваться. Примет истинность своего мрачного прошлого, становясь на правильный путь. Но отец не растерял своего упорства, когда дело касалось идеалов и принципов.       Миновав путь, Драко спустился к проходному пункту, забирая со стола палочку и пропуск. Ни сказав ни слова, он прошел сквозь раздвигающуюся стену, слыша, как за спиной крепчает фасад.       Улица встретила его мрачностью, густым туманом и ливневой стеной. Дождь трещал, отбиваясь от природных пород. Влага обволакивала слизеринца, впитываясь в одежду, достигая кожи. Драко не спешил накладывать на себя высушивающее заклинание, желая оставаться под дождем как можно дольше. Ему хотелось, чтобы вода смывала с него всю ту гниль, что впиталась в каждую пору на его теле. Малфой жаждал раскроить себя, сбрасывая плоть, чтобы не ощущать гнёт от происходящего.       Но Драко чувствовал. Остро, обостренно. Как сущее зло всасывалось, прилипало к нему липким слоем. Оседало под кожей, провоцируя ментальное гниение. Это было похоже на лихорадку, рассекающую стратегический ход. От этого невозможно было отмыться. От этого нельзя было сбежать.       Саммерсет был прав. Малфой ничего не добился своим пребыванием в Азкабане. Он лишь подписал себе приговор на долгий срок. Вогнал себя в ловушку. Слизеринец не нашёл ответов, он лишь скопил ещё больше вопросов.       Освальд Доу был неуязвимым монстром, мастерски обходящий преграды и создающий свою собственную реальность. Владел тёмными искусствами, несравнимыми с теми, что некогда знал Драко. Казалось, что для Чистильщика не существовало преград. Даже сейчас, когда тварь была закована во временный изолятор, не исключался шанс, что ему удастся сбежать. Малфой обязательно доложит о новой информации Саммерсету, но был ли в этом смысл?       Никто не знал, жив ли настоящий Доу. Скрывался ли он за скальпом своей новой личности или это была очередная уловка.       Малфой знал лишь одно — его не остановить. Игра продолжалась, внедряя в свой сюжет новые правила и условия.       Слизеринец облокотился о стену, вжимаясь промокшей тканью в здание. Малфой достал сигарету, наложив на себя купол. Зажег кончик палочкой, вдохнув ментоловый вкус вперемешку с отрезвляющим дымом. Удерживая сигарету в зубах, Драко достал из кармана пальто смятый пергамент. Драко нашёл это письмо несколько недель назад ранним утром, вернувшись из Лазарета. Развернув лист с позолоченной печатью, он принялся вчитываться в каждую печатную букву.

Здравствуй, Драко.

Думаешь, что поймал меня? Считаешь, что тюрьма и приговор смогут меня остановить? Идиотское заблуждение. Запомни, что я всегда на шаг впереди. Никто и ничто не сможет остановить меня, даже сама смерть.

Знаю, что ты не любишь сюрпризы, но они ведь такие веселые. Никогда не знаешь, что окажется в мешке — голова друга или конечности любимой девушки.

Предлагаю тебе сделку: ты покинешь Англию и навсегда исчезнешь из жизни Грейнджер. Даю тебе три недели. Если ты задержишься в стране хотя бы на один лишний день, я поймаю её и буду отрезать от неё по одной части за каждый твой промах. Я пришлю тебе останки почтой и приложу к посылке колдо, на которых ты сможешь увидеть, как мучилась твоя бравая гриффиндорка.

Не усложняй никому жизнь. Оставь это дело и не лезь к тому, кто тебе не по зубам. Я пообещаю, что не трону её пальцем до тех пор, пока ты будешь за пределами её досягаемости. В противном случае, вы вновь окажетесь в моей интересной игре.

Не позволяй себе глупостей, Драко. Оставь это тем, за кем я продолжу охотиться.

      Это был его своеобразный билет в один конец. Короткое послание, ставшее судьбоносным.       Было ли написанное настоящей угрозой или очередным помпезным представлением, Малфой понятия не имел. Но расплачиваться за собственное сомнение он не желал, особенно, если на кону стояла жизнь Грейнджер. Он покинул её, надеясь, что ублюдок сдержит своё обещание. Драко поклялся, что будет следить за ней на расстоянии, проклиная себя за собственную слабость.       А в остальном… он ни в чём не был уверен.       Лишь надеялся, что время расставит всё на свои места.