***
— Пожалуй, выбора у тебя нет. Прощай, Чуя-кун. — тихим голосом сказал Федор и нажал кнопку сброса на экране своего телефона. Разговор выдался не самым легким. Взрывной парень, этот Чуя Накахара. Впрочем, он не такая уж и важная фигура. Не был бы он мелкой преградой, Федор в жизни бы им не заинтересовался. Скорее всего, как человек он благороден, однако о таком Федор задумываться не привык. Встав из-за стола, он неторопливо вытащил сим-карту из телефона и сложил ту пополам. Задумчивым взглядом оглянул комнату, подошел к окну и открыл его. Внутрь кабинета повеяло холодным ночным воздухом, отчего парень поежился. Время было не слишком позднее, да и в сон не клонило, несмотря на загруженность в течении всего дня. Вздохнув, Достоевский последний раз взглянул на телефон и с безразличием отправил его в свободное падение с четвертого этажа своего дома. Во дворе было темно, так что увидеть, как несчастное изобретение века разбивается об поверхность асфальта не удалось. Зато характерный звук донесся до его ушей. Для чего это было сделано — непонятно. — Тяжело нынче живется… — тихо пробурчал парень и поскорее закрыл окно, повернув ручку вниз. Холода он по натуре своей не переносил на протяжении всей своей жизни. Поэтому суровые времена года предпочитал проводить дома, завернувшись в плед. Сейчас, после трудного дня, ему очень хотелось оказаться рядом с теплым Осаму. Вот только и вчера, после их разговора, и сегодня — они не виделись ни разу. Упертый Дазай даже спать предпочел в своей комнате, наплевав на слабую обогреваемость помещения. Конечно, Федор понимал состояние юноши, а навязывать свое внимание даже не собирался. Тому следовало обдумать нынешнее положение дел, побыть какое-то время одному. В этот вечер же увидеть Осаму было жизненно необходимо для Федора. Услышать его голос, коснуться мягких волос. Даже если они не будут разговаривать, просто находиться рядом уже являлось для него счастьем. Быть может, у него новая зависимость? В голову закралась идея о том, чтобы наведаться к юноше, захватив с собой бутылку хорошего вина, чтобы выпить его с шатеном. Правда, если тот не согласится, то брюнет и в одиночку прекрасно проведет время за распитием. Захлопнув за собой дверь, Федор вышел наружу и зашагал по коридору. Сначала нужно было зайти к себе, чтобы оставить выпивку там, да и освежиться после многочасовой поездки в город тоже не помешает. Или дорога до своих покоев была не слишком длинной, или это парень слишком привык ходить долгое расстояние несколько раз на день от одной комнаты до другой через весь этаж. Очутился возле нужной двери он довольно быстро. Парень вошел в свою спальню. Свет был выключен и комната насытилась духом одиночества после долгого отсутствия в ней людей. Не включая свет, Достоевский поставил бутылку в мини-холодильник, что стоял возле телевизора в углу темной комнаты. Воздух был прохладен, а само пространство казалось как будто неуютным. Поправив волосы, он прошел в ванную и снял с себя одежду. Бросив ее в корзину рядом с умывальником, он вздрогнул от резкой смены температуры. Поскорее забравшись в душевую кабину, Федор поспешил настроить воду до теплого, но не обжигающего кожу состояния и встал под множество тонких струй прозрачной жидкости. Было ничего не слышно сквозь шум падающей на его тело и на пол воды, обволакивающей уставшее тело, которое постепенно расслаблялось и погружалось в легкую дрёму. Однако полностью поддаваться влиянию было нельзя, ведь планы еще ждут. Вздохнув, он провел рукой по лицу, закрываясь от попадания мыльной воды в глаза. Закончив с промывкой головы, он усилил напор и встал в центр. Пора бы выбираться отсюда. Наконец, он вылез из душевой, накинул на голову полотенце, чтобы вода впиталась в ткань, и надел серый халат. Пояс тоже долго себя ждать не заставил и спустя пару секунд он уже окружал талию своего владельца, придерживая материал элемента одежды за счет по-быстрому завязанного узла. Взглянув на зеркало перед собой, парень фыркнул. Видно было почти ничего, ведь из-за пара оно вспотело и растеряло свое свойство четко передавать изображение. Заниматься протиранием поверхности желания не было, так что брюнет быстро выбросил эту мелочь из головы. В ванной было душно, из-за чего долго ему находиться внутри не хотелось совсем. Поспешив покинуть своеобразную парилку, Федор выскочил с босыми ногами на охладевший, посредством наступления холодных времен, пол комнаты. В голове только и блуждали мысли, чтобы как можно скорее надеть носки или хотя бы тапочки. Стянув полотенце с головы, парень оглянулся в комнате и замер на своем месте. При виде наконец-то вышедшего хозяина помещения, гость тоже встал с кровати. Было необычно снова оказаться тут. Ни вчера, ни сегодня похититель не соизволил явиться к нему, так что пришлось самому прийти. — Осаму? — не то, чтобы Федор так сильно был удивлен приходу гостя, всего лишь не ожидал увидеть так рано. — Какими судьбами? — Я… — шатен опустил взгляд на пол, сложив руки на грудь. Хороший вопрос, вот только ответить на него было сложновато. По факту, причины как будто бы и нет. Даже неловко как-то. Но что-то точно ответить нужно. — Просто, мимо проходил. Услышав ответ, Федор улыбнулся и подошел к парню. Источник его мыслей и волнений пришел к нему самолично. На самом деле, так даже лучше. Словно по привычке обвёл большим пальцем контур губ и чуть коснулся их. На мгновение Дазай прикрыл глаза, ожидая поцелуя. Но того не последовало, а темноволосый отстранился. Просто поприветствовали, значит. — Очень удобно вы мимо проходите. — посмотрев на полотенце в руках, Федор поспешил от него избавиться. Оглянувшись, он просто накинул его на спинку деревянного стула. Шатен лишь хмыкнул, не собираясь отвечать на замечание темноволосого. Достоевский же, встряхнув головой, продолжил заниматься своими делами, ощущая на себе взгляд Осаму. Переодеваться было некогда, да и нынешняя одежда его была тёплая и комфортная для вечернего отдыха. Закончив с делами, он подошел к холодильнику и достал оттуда недавно принесенный предмет. После поставил бутылку на столик и достал из шкафчика два красивых бокала. Стоя рядом друг с другом, они отражались в стекле напротив, переливаясь под лунным светом, проходящим из-за окон. Сегодня полная луна, от чего ночью было достаточно светло. Дазай уселся на кровати, наблюдая за фигурой Достоевского. Радовало то, что его приход не был помечен, как нежданный и его не отправили обратно к себе. Наоборот, юноша, занятно блуждающий по комнате, даже оживился, увидев долгожданного посетителя. Ждал он у выхода того недолго, около минуты. Открытие сосуда с вином долгой выдержки произошло не без помощи приспособления в виде штопора. Можно было конечно выбрать и другой напиток, но почему-то выбор пал именно на него. Плавными движениями рук темноволосый наполнил темно-красной жидкостью сначала один бокал, затем другой. Тишина не нагнетала, а, скорее, предвещала что-то таинственное, приятное. Убирать бутылку парень не стал и теперь приблизился к сидящему на кровати. — Ты сделаешь мне приятно, выпив со мной. — как бы приглашая, бархатистым голосом сказал Федор и протянул бокал человеку напротив. Отвергнутым тот не был, поэтому Федор уселся рядом с гостем, расслаблено вытянув ноги перед собой. Сейчас на его ступнях красовались утепленные носки, которые Федор таки надел, пока пришедший сидел на постели, наблюдая за забавно занимающегося своими хлопотами парнем. Рассмотрев бокал в своей руке, шатен прикрыл глаза и прислонил край того к губам, сделав пару маленьких глотков, будто пробуя жидкость на вкус. — На самом деле, я предпочитаю пить несколько иное, но вкус вполне неплох. — как бы пытаясь прокомментировать предложенный ему напиток, решил нарушить тишину кареглазый. Говорил он это без стеснения и не боясь обидеть обидеть Достоевского. Того задеть почему невозможно, если он и показывал себя эмоциональным в их разговорах, долго эмоции не задерживались на его лице. Со стороны темноволосого послышался краткий смешок. Что ж, будет знать, чем угощать своего привереду в будущем. Было так спокойно на душе. Как бы ему хотелось, чтобы так продолжалось всегда. Сделав еще глоток, Федор обратил внимание на своего спутника. Хоть в помещении и царил полумрак, черты лица были видны неплохо, а на лице шатена виднелась полуулыбка. Кто знал, что вечер будет так хорош? С первым бокалом парни покончили быстро, так что, дождавшись, когда кареглазый допьет, Федор поспешил забрать стеклянное изделие из его рук. Осаму подумал, что это было сделано в целях налить еще, но как бы не так. Сейчас два элемента посуды покоились на полу рядом с ногами Федора, а сам он полностью развернулся к гостю. Снова этот затягивающий в глубины бездны взгляд. Как бы не хотелось, противиться было почти невозможно. Почувствовав прикосновение к своему лицу чужих рук, юноша рефлекторно придвинул голову ближе, позволяя затягивать себя в поцелуй. На поверхности губ все еще оставался вкус недавно выпитого вина, что делало поцелуй только необычнее. Сплетаясь языком с чужим, Осаму слегка приподнялся со своего места, чтобы подмять под себя свисавшие ноги с кровати. Не отступая, брюнет углублял слияние их губ и запустил пальцы в каштановые волосы. Словами не описать, как он скучал по этим ощущениям. Дазай же уступал право доминировать, подчиняясь воле похитителя. Со временем оба выдохлись, но далеко отстраняться не думали. Подобная близость заставляла сердце биться чаще, которое едва не вырывалось из груди. Можно подумать, будто они гнались за этим адреналином, щекочущим нервы. Опустив глаза, шатен взглянул на свои руки, лишь бы спрятаться от аметистовых, до глубины души пронизывающих глаз. Их владелец же слез с насиженного места и медленными шагами прошел к столику, где покоилось их вино. Брать бокалы с пола стало искренне лень, так что он уселся напротив Осаму и прислонил горлышко сосуда ко рту. Судя по движению гортани, он сделал пару-тройку хороших глотка и протянул теперь бутылку Дазаю. Из-за не слишком аккуратного обращения, одна капля все же выбилась и теперь медленно спускалась с губ юноши, огибая рельеф подбородка. Ощущение липкости не нравилось Федору, поэтому он поспешил стереть ее со своей кожи рукавом халата. Дальше внимание перешло на шатена, у которого чуть выявился румянец на лице из-за подступающего чувства затмения разума. Последнее Федор и попытался не впускать к пульту управления его сознанием. — Хватит тебе. — усмехнулся брюнет и обхватил чужие пальцы, обвившиеся вокруг темного стекла. Пить поочереди казалось более подходящим вариантом, чтобы уровень не осознания ситуации был у обоих равный. Федор забрал вино себе и снова примкнул губами к отверстию, равномерно проглатывая приятную, лишь немного терпкую жидкость. Такими темпами оно потихоньку закончилось, а бутылка за ненадобностью была отправлена туда же, где стояли и бокалы. Такое случается не часто, но ощущение расплывчатого понимания глубоко в душе всегда нравилось Федору больше, чем ясное сознание. Будучи в таком состоянии, он волен поступать так, как знает только его едва чувствующее сердце. Через какое-то время очнется после всех событий и не будет чувствовать и толики стыда, ведь что было, то было. Так устроен его характер, ничего не сделаешь. Аметистовые глаза блестели от нарастающего удовольствия, наполняясь нежностью, которую Осаму еще не доводилось видеть. Оба дышали спокойно и размеренно, не отрываясь взглядами друг от друга. Молчали, будто раздумывая о своих дальнейших действиях. Стоило избавиться от мешающей посудины, как Достоевский страстно примкнул губами к устам Осаму, всем телом повалив того на мягкие подушки. Терпение сдерживать свои чувства в строгом барьере совсем исчерпалось. Всем сердцем хотелось проявить имеющуюся страсть через свои прикосновения. Нетерпеливые руки так и блуждали по телу шатена, словно убеждаясь, настоящий ли Дазай сейчас под ним хмурит свои брови и цепляется руками за ткань халата на плечах парня, поддаваясь каждому порыву Федора. Задыхаясь от подступившего жара, Осаму чувствовал появляющееся возбуждение и в отличие от Федора, мысли его были чисты, словно родниковая вода. Будто алкоголь смел все мешающие парню раздумья, оставив лишь самое главное: ему сейчас чертовски хорошо, а о том, чтобы в очередной раз оттолкнуть Федора как-то и не думалось. Почему-то причины держаться как можно дальше от злодея-эгоиста пропали в момент слияния их губ, сменившись на смертельную жажду прикосновений, поцелуев и ощущения теплого тела совсем рядом. Вздохнув, он в поцелуе чуть прикусил нижнюю губу, заставив того тихо зашипеть от едва заметной боли. Взяв чужой подбородок пальцами, Федор коснулся губами чувствительной мочки уха юноши. — Не убегай от меня, Осаму. — прошептал брюнет тому на ухо, обдавая обжигающим дыханием. — Чем же я отплачу? — тихо спросил шатен, закрыв глаза. Тело горело в прямом смысле, заставляя задыхаться в переизбытке чувств. Схватив сжимающие его талию руки, Осаму всеми силами оттолкнул его от себя и сверкнул карими глазами. Не успел Федор и сказать ничего, как в мгновение ока оказался под излюбленным телом. Слов нет, чтобы описать, как Дазаю хотелось сделать это и на губах шатена расцвела ухмылка. Доминировать над Фёдором казалось кареглазому очень хорошей перспективой, да и у самого Федора от его вольности глаза загорелись еще ярче. Сжав между бедер ноги пытающегося вернуть все на место обделённого, Дазай надменно глядел на первый взгляд — хрупкое и щуплое тело под собой, однако так лишь казалось. Может Федор и не сильнее в несколько раз Осаму, но все же: в моменты, когда шатен пытался в свое время вырываться из крепкой хватки юноши, всегда был один и тот же исход. Оттого и создается ощущение, что преимущества в руках похитителя. Постепенно он освободил верхние конечности юноши, а свои переместил на подолы надетой на нем футболки. Незамедлительно стянув с себя, он откинул ее куда-то в сторону. Ощущая на себе полный желания взор, Дазай наклонился к лицу напротив и впился в припухшие, от недавнего их слияния, уста, после спустился ниже к скулам, шее и уху юноши. Влажные и тёмные, как смола, волосы благоухали полюбившимся Осаму шампунем, заставляя вздыхать аромат снова и снова в попытках утолить жажду. — Вот теперь-то я отомщу сполна. — прошептал на чужое ухо Осаму и, словно вливая всю месть в один укус, смыкает зубы на тонкой коже шеи темноволосого. Шипение со стороны жертвы только раззадорило его и отступать он не собирался. Правда, от осуществления мести отвлекали сжимающие его бедра, а после и ягодицы — цепкие руки, которые Дазай, по ошибке своей, решил освободить. Так бессовестно и бес намека на стеснение его еще не лапали. Такое проявление собственнической сущности только сильнее возбуждало. Расцепив челюсти на измученном участке кожи, он поднялся выше, обдавая горячим дыханием ушную раковину парня снизу. Прокручивая в памяти все места, в которые сам был укушен, Осаму воспроизводил действия когда-то так же мучающего его Федором. Очередное шипение и сжатие в тиски несчастных бедер парня не заставили себя ждать, так что он поспешил загладить свою вину за причиненные неудобства, буквально зализывая, пока что, только душевные раны. Ведь физические проявятся позже в виде темнеющих пятен. Таких он хотел пооставлять десятки на нежной коже парня, чтобы сегодняшняя ночь глубоко въелась в память Достоевского. Ткань халата мешала, закрывая нужные шатену части тела Достоевского, так что Осаму на время отстранился от Федора, заодно оценивая свои труды. Развязать пояс не составило труда, и Дазай на секунду замер от осенившей его мысли. Ну и надменный взгляд темных глаз тоже повлиял. — Помощь не нужна, малыш Осаму? — подливая масло в огонь тихо сказал Федор, приподнявшись на кровати, чтобы раздевание прошло в более удобном формате. Фыркнув, Дазай сомкнул свои пальцы на краях халата и распахнул его, открывая себе вид на белоснежную, болезненно-бледную кожу юноши. Федор, для ускорения процесса по одной вытащил руки из длинных рукавов. Низ Дазай пока не открывал, оставляя ткань халата на своем месте. Отмахнувшись от навязчивых мыслей, Дазай припал губами к выпирающим ключицам, желая придать ласке каждый сантиметр чужого тела. Позиция лежать под кареглазым более, чем устраивала Федора. Отдаваясь в руки соблазнителю, он иногда позволял себе тихо вздыхать и выпускать неразборчивые слова с губ. — Ос-саму… — простонал в голос Федор, ощутив сомкнувшиеся пальцы и губы вокруг ореолов на груди, мысленно удивившись резкости смены событий. Оказывается, они более, чем чувствительные. Теперь было даже жалко Осаму, когда он нещадно истязал бедное тельце парня. Влажный язык спустился с груди на впалый живот. Накрыв прослезившиеся глаза рукой, Федор вздрогнул, а чужие губы оказались совсем близости к паховой области. Нет, конечно, Дазай — парень смелый, но не такой же степени? — только подумал Федор, как вдруг накрыл свой рот ладонью. Нежная, слегка вспотевшая рука обхватила, слишком рано открывшийся, по мнению самого Федора, на обозрение половой орган. Теперь то Федор всерьез задумался об ориентации так профессионально орудующего своим языком парня. — Н-нет, Дазай … — попытался остановить юношу брюнет, как вдруг снова удивленно вздохнул, набрав в легкие побольше воздуха. Прикосновения шатена были одновременно ласковые и страстные, заставляющие Федора закусывать нижнюю губу и тяжело дышать. — Что такое, Федор-кун? — самоуверенности Осаму можно было только позавидовать. Задав, скорее, риторический вопрос, он провел ладонью по возбудившемуся члену и чуть коснулся влажным языком головки, будто дразня. Не отводя взгляд с пылающего лица парня, Дазай двигал рукой по стволу, растирая выделившийся предэякулят. Однако цель изнурить брюнета до самого порога была поставлена твердо. Заправив мешающую прядь челки за ухо, он припал губами к органу и погрузил внутрь на часть. Этого хватило сполна, чтобы заставить томно простонать Федора. Усмехнувшись, Дазай опустился головой ниже, тем самым заглатывая глубже, стараясь не задеть того зубами. Можно ли хвастаться многочисленным опытом в этом деле или нет, кто знает. Но не бросая затеи, шатен двигал головой решительно, пытаясь доставить как можно больше удовольствия извивающемуся на кровати Федору. Периодически он отстранялся, чтобы отдышаться и снова опускался, блокируя рвотный рефлекс. Ощущение, когда что-то горячее и пульсирующее так и упирается в самую глотку, сводило с ума, раскрывая все самые извращённые стороны, не такой уж и чистой, душёнки парня. Темп постепенно ускорялся, и даже брюнет стал чуть придерживать голову ублажающего свободной рукой, толкаясь глубже, другую же прикусывал за палец, чтобы быть тише. Кашлянув, Осаму, спустя какое-то время, освободил из влажного плена находящийся на грани член. Отстранившись, шатен вытирал влажные губы от собственной слюны, тяжело дыша. Со стороны послышался протяжный выдох, и долго Дазай не находился вдали от желанного тела, ведь через пару секунд его притянули к себе, ухватившись за шею юноши, пошло и грубо целуя. Пока одна рука придерживала чужое лицо, другая стремительно перемещалась к ремню брюк парня. Механизм был прост, так что вытащив того из пряжки, Достоевский несильно оттолкнул от себя Осаму на кровать, возбужденно смотря в карие глаза, которые, в свою очередь, не отличались ничем. С брюками было покончено, так что отправились они вниз вместе с бельем. После содеянного Федор даже слушать не будет стеснительные голоски о неопытности в этом деле. Однако неловкость какая-то появилась в карих глазах после резкого обнажения перед темноволосым, да и флешбеки с первого раза, вернее, с первой попытки посягнуть на честь шатена, всплыли в памяти. Но в этот раз его касались совершенно иначе, боясь причинить и малейшую боль. Снова нужно было отойти, так что Федор, извиняясь, поцеловал юношу в плечо и прошел к шкафу, чтобы достать нечто нужное для них двоих. Заметив блестящие при свете луны средства защиты, Дазай почувствовал некоторое замешательство, ведь в следующую секунду на кровати оказался и тюбик со смазкой, после чего на мебель забрался и сам Федор. — Не думай ни о чем. — тихо сказал брюнет, заботливо огладив скулы лица любимого и припал губам, чтобы снять напряжение юноши. Ему и самому было немного странно, но, возможно, так и должно быть. Впереди самое сложное, а значит настроиться стоит именно сейчас. Отстранившись от губ, брюнет взглянул в глаза напротив, словно прося довериться себе. Тот ощутил волну мурашек, из-за вдруг почувствовавшегося прикосновения к оголенной заднице. Конечно, бояться нечего, с ним это не в первой, да и Федор сам скорее умрет, чем сделает больно, но что-то мешало, может это здравый смысл начал проясняться. Желание как будто на время отступило, заставив обоих почувствовать неуверенность в происходящем. Решение в голову пришло достаточно быстро. Снова обратившись к своему стеллажу возле кровати, парень достал бутылку достаточно крепкого алкоголя. Клин клином вышибает, говорили они. Открывать спиртное было не тяжело, ведь однажды уже вскрывалось. Открутив крышку, парень взглянул на Осаму. Резким движением он прислонил горлышко к губам, набирая жидкость в рот, но глотать сразу не собирался. Взгляд карих глаз не отрывались от человека напротив, а через секунду его притянули к себе, впившись в истерзанные губы. Незамедлительно на языке почувствовался вкус качественного виски, от которого Осаму даже опешил. Пару мгновений и по пищеводу прошла согревающая теплота. Одного раза было наверняка мало, поэтому Федор снова весьма необычным способом увеличил концентрацию алкоголя в их организмах. Отодвинувшись от Осаму, Федор вздохнул и поспешил избавиться от бутылки. Хотелось поскорее закончить с затянувшимися прелюдиями и наконец-то перейти черту. В голову ударила новая волна опьянения, позволяющая поддаваться пылающим чувствам. Брюнет провел рукой по плечам юноши, переходя на спину, что слегка сгорбилась из-за сидячего положения. Прикоснувшись языком к ушной раковине, Федор тихо выдохнул тому что-то успокаивающее, а Осаму закрыл глаза, погружаясь в темноту. Плавно опустив того на поверхность кровати, темноволосый не переставал уделять внимание самым чувствительным точкам на теле шатена. Осаму открыл глаза, оказавшись уткнутым головой в подушку, пока нежные пальцы оглаживали его бедра. Однако долго Достоевский делать это не стал и через пару мгновений послышался щелчок от крышки тюбика. Выдавив немного на ладонь, Федор наклонился к прикрытому каштановыми волосами уху, тихо прошептав что-то весьма смущающее, заставив залиться краской полулежащего юношу, а после прикоснулся к ложбинке между двумя половинками ягодиц. От прохлады геля Дазай слегка вздрогнул. Плавными движениями темноволосый разместил смазку по пальцам и немного на самой коже, после чего аккуратно ввел первый палец, внимательно рассматривая реакцию любовника. Отрицательного ответа не последовало, так что парень продолжил свое занятие. Спустя пару движений руки он добавил еще один. Кареглазый тяжело выдохнул, опершись лбом о сложившиеся в локте руки перед собой. Было немного неудобно, так что он поднял верхнюю часть тела, теперь просто стоя на кровати на четвереньках. Усмехнувшись смене позы юноши, Федор ввел третий палец, двигая рукой хоть и более ускоренно, но все также стараясь не причинять боли. В один момент фаланги кисти дошли достаточно далеко, а с чужих губ сорвался первый стон. Смекнув, брюнет определился с углом дальнейшего проникновения, а затем заинтересованно наблюдал за содрогающимися ногами шатена и наслаждался едва слышимыми стонами, которые кареглазый старательно пытался скрыть, до боли закусив нижнюю губу. — Какова красота… — в аметистовых глазах разгорались синие огоньки. Закончив с растяжкой, Федор отстранился от разгоряченного тела. Не выдерживая больше, Осаму свалился на кровать, тяжело дыша. Пальцы Федора были длинные и гибкие. Парень заметил это, пока изворачивался от ласк этих самых пальцев, которые сводили его с ума. Отныне Давай даже смотреть не сможет на чужие руки, как раньше, просто восхищаясь изящностью и красотой. В голову так и будут лезть самые развратные мысли, от которых бедный юноша будет заливаться краской и встряхивать головой. Ощущение пустоты внутри продлилось недолго. Находясь в предвкушении, Достоевский натянул только что вытащенный презерватив на возбужденный член и снова приблизился к Осаму. Как бы это не звучало, но один вид влажной и чуть поблескивающей пятой точки шатена чего стоит. Оглаживая такими же влажными руками нежную и упругую кожу, сминая ее, Федор только и ждал момента, когда сделает это безупречное тело своим. — Я вхожу. — предупредил темноволосый и толкнулся внутрь, медленно проходя сквозь узкие стенки парня, после чего остановившись на половине длины. Прикрыв глаза, Дазай вздохнул от чувства наполненности внутри. Боли почти не чувствовалось, однако непривычное ощущение давало о себе знать. Чуть привыкнув, Дазай кивнул, что увидел Федор и погрузился полностью. Приятные ощущения нахлынули резкой волной и брюнет что-то блаженно прохрипел, затем положив руки на полюбившиеся бедра для устойчивости. Внутри было так горячо и тесно, мышцы не сдерживаясь сжимали орган, принося большее удовольствие. Подождав, пока тело под ним попривыкнет, темноволосый вышел из него и снова вошел, крепче сомкнув пальцы. Темнеющих синяков будет не избежать, но пока что это — единственное, что помогает сдерживаться от того, чтобы не сорваться. Сжав в руках близ лежащую подушку, Дазай уткнулся в нее лицом, скрывая горящее лицо. Снова произошел толчок, на этот раз сильнее чем прошлый. В дополнение к этому уделили внимание и изнывающему от возбуждения члену. Задав равномерный темп, Федор продолжил входить глубже, одновременно лаская пальцами орган любовника. Усмехнувшись, брюнет наклонился вперед, прильнув к чужой спине и провел рукой от низа живота к шее Осаму. Неизвестное чувство ударило в голову и Достоевский сильнее сжал шею юноши, до приятной боли перекрыв дыхание и, оскалившись, с размахом толкнулся внутрь под нужным углом, заставив того сорваться на крик. — Какого х-хрена ты делаешь со мной… — прохрипел в промежутке Дазай и снова содрогнулся. Пальцы на ногах рефлекторно поджались, а бедра пытались собраться вместе, организуя устойчивую позицию. Только ноги почти не слушались, оттого было не слишком комфортно. — Хочу задать тебе тот же вопрос. — сказал Достоевский и сжал чужой член в руке, не допуская почти вырвавшийся оргазм. — Мне тяжело, давай сме… Аах, Господи. — всхлипнув, Дазай положил руку на сжимающую его шею конечность, желая касаться желанного тела. — Аккуратнее, богохульство не приветствуется в нашем обществе. — усмехнулся парень, но просьбу юноши выполнил, аккуратно опустив его на кровать. Бесстыдное лицо, итак, слишком долго не показывается, так что он ловкими движениями перевернул перед собой Осаму. Тот тяжело вздохнул, ощутив кожей внутренних сторон бедер тело любовника так близко. Соскучившись по губам, старший наклонился к лицу шатена и втянул в страстный поцелуй, словно отвлекая от последующего проникновения и резкого толчка, войдя на всю длину сразу. Выбившийся стон вырвался сквозь поцелуй удивленным мычанием, а длинные ноги кареглазого сцепились за спиной. Блаженно закрыв глаза, Дазай не выпускал от себя Федра, закинув руки тому на плечи, отвечая жадно, будто пытался утолить накопившуюся за долгие времена жажду. Движения таза вскоре становились более грубыми и размашистыми, будто нежного до этого вступления и не было вовсе. Сердце билось как умалишенное, а Осаму резко откинул голову назад, сильнее сжимая разрывающий его внутри член. Хотелось стонать в голос от наступающего удовольствия после каждого толчка, что приходился по нервному комку внутри шатена. До боли выгибаясь в пояснице, Осаму прижимался к горячему телу, постепенно ощущая, как разум совсем его покидает. В аметистовых глазах было непередаваемое удовольствие и восхищение таким прекрасным Осаму, что открылся только для него, только в эту ночь. Закусив губу, Достоевский не щадил едва дышащего юношу, да и сам он давно уже даже не пытался восстановить сбившееся дыхание. Сжимающиеся вокруг него мышцы приближали конец, а стоны пленника так и сводили с ума. В комнате стало ужасно душно, кровать чуть поскрипывала. Ее звуки гармонировали с раздававшимися стонами и шлепками, из-за ударов вспотевшей кожи одного тела с другим. — Д-дазай… — процедил сквозь зубы похититель хриплым голосом, сомкнув руки на хрупкой талии, отдавая последние силы в заключающие процесс толчки. Спустя пару резких движений, он резко замер, плотно закрыв глаза. Тяжело дышал, втискиваясь внутрь любимого как можно глубже, будто пытаясь добраться до самой души шатена. Тот до боли сжал чужие плечи и уткнулся лбом в чужую грудь, изливаясь себе на живот. Оба тела содрогались от подступившей эйфории, и оставались так еще минуту, приходя в себя. Восстановив дыхание, Федор вышел из Осаму, торопливо стянув использованный контрацептив. Брезгливо избавившись от него, он упал в объятия такого же горячего и вспотевшего Дазая. Усталость мигом накрыла с головой, а глаза сами закрывались. Дазай лежал, уткнувшись взглядом в потолок, пока его грудь вздымалась, а после опускалась. Глаза словно застекленели, а тело набили ватой, однако силы на то, чтобы повернуть голову на совсем близко лежащего Федра, таки нашлись. Прошло уже около пяти минут и Федор, откровенно говоря, был встревожен, ведь кареглазый молчал, как удав, что могло говорить слишком многое. В голову темноволосого начали забираться самые ужасные мысли о том, что в порыве страсти он таки причинил боль, навредил, не услышал мольбы остановиться, да что угодно, а скатившаяся из уголка глаза слеза только подлила масло в огонь. Схватившись за чужие руки, Федор примкнул к ним губами, неотрывно смотря на слишком спокойного, а потому непонятно какими эмоциями обладающего в данный момент, парня. — Тебе больно? Господи, прости меня, я… — юноша и сам хотел заплакать от отчаяния, но Дазай замотал головой и уселся на кровати, смотря на человека как-то странно. Похитителю еще не доводилось видеть такие глаза. — Просто… Я чертовски счастлив. — хриплым голосом начал Осаму, всхлипнув от подступивших эмоций. Поднявшись на дрожащих руках, парень приложил ладонь к чужой груди, ощущая почти такой же ритм сердца. — Ты делаешь меня таким. Услышанные слова ошеломили Федора. Резко выдохнув, он почувствовал что-то слишком сильное, окрыляющее, от которого хотелось и плакать, и смеяться. Не найдя слов, Федор положил ладони на чужие щеки, вытирая солёные ручейки и впился в измученные после всего произошедшего губы. Содрогнувшись, Дазай закрыл глаза, выпуская очередную порцию навернувшихся слез, которые впервые за всю жизнь не мог контролировать. Отчего такой порыв Осаму и сам знать хотел бы. Он просто есть и на этом можно заканчивать. Наконец, двое успокоились и замолкли, встретившись взглядами. Черты лица напротив казались такими красивыми, что хотелось собственноручно расцеловать каждый изъян, каждый недостаток. Осаму дотронулся до скул лица Федора и едва слышно прошептал, обдавая щеку горячим дыханием. — Не хочу уходить, хочу остаться тут, с тобой. Если можешь, не отпускай, буду жалеть… — продолжил Осаму, уткнувшись в его плечо. Душа требовала объятий, так что он сцепил руки на плечах парня. Так приятно было прилегать всем телом к другому, ощущать человека кожей. — Ты точно уверен в сказанном? — улыбаясь, брюнет заботливо заправил каштановую прядь за ухо. Не то, чтобы верилось слабо, скорее, самому Федору казалось, будто он не особо и заслуживает таких слов в свой адрес, к тому же — от Осаму. Быть может, это просто впечатления после их секса. А утром, проснувшись с трезвой головой, он поспешит вернуть свои слова, ссылаясь на действие алкоголя.Как странно…
Еще пару дней назад Федор только и ждал этих слов, прокручивал как это будет. Но сейчас все как будто поменялось, открылись глаза. Ведь с чего бы Осаму должен любить такого, как он? Похоже, уважаемый Достоевский, вы действительно настоящий эгоист, не заботящийся о чувствах других людей. В ответ от Дазая ничего не послышалось. Расслабленное тело было весьма близко, где-то в районе шеи чувствовалась щекочущая нежную кожу шевелюра, а дыхание Осаму было спокойным и размеренным. Поудобнее усевшись, чтобы опора приходилась на левую ногу, согнутою в колене, Федор поглаживал вьющиеся локоны волос. Так спокойно на душе не было уже давно. Взглянув на окно, парень вздохнул и закрыл глаза, погружаясь в мысли. Сомнения боролись с твердыми убеждениями в уставшей голове. — Сам хотел бы удержать, но тогда это будет не твое решение. — тихим голосом ответил Федор, понимая, что слова его уже никоим образом не доберутся до адресата. Сняв со своих плеч руки уснувшего Осаму, Федор положил парня на кровать рядом с собой. Одеяло вытащить из-под их ног не было тяжелым занятием. Накрыв себя и спящего рядом, Достоевский приобнял чужое тельце и тоже уснул.