***
Он не пришел. Ни в эту ночь, ни на следующую. И коробка с лакомствами на подоконнике оставалась нетронутой. Сначала Рей… просто ждала, стараясь жить как обычно. Переписывалась с редактором. Читала рукопись. Даже сходила с Роуз на вставку в музей. А потом… потом вдруг обнаружила, что лежит весь день, уткнувшись лицом в мокрую подушку. Под вечер она вытащила перо из заветной шкатулки, гладила его и снова рыдала и вспоминала опять и опять, как все было: его поцелуи, его объятия, прикосновения, блаженство, ощущение себя словно на пуховом облаке… Почему? Что случилось? Она не верила, что он не пришел просто так, потому что добился своего, словно был каким-то пикапером, целью которого был только секс. Нет, это точно было не про Бена. Не про ее Бена. Опять попался. Что с ним? Может быть, он не имел права так поступать? Не имел права приходить к ней в человеческом обличье в ту ночь солнцестояния? Может быть, теперь с ним что-то… Она зажмуривалась от страха за него, от жуткого ощущения потери, оттого, что ничего не получится теперь исправить. Это было невыносимо. Как будто ее разорвали пополам, и не получалось, просто не получалось никак жить с одной вот этой оторванной половиной. Ни дышать, ни думать, словно каждый вздох был как глоток боли. Она почему-то вспомнила тот самый расклад Маз. Предпоследняя карта. Драгоценность. Перстень с печатью в виде двух протянутых друг к другу рук. Драгоценность — то, что не каждому дается. Но чем больше дается, тем страшнее это потерять. Все этом мире уравновешено, вот в чем дело. Она получила то, что дается не каждому. Она это утратила. Так что она может сделать? Как она может все вернуть? Она не отдаст никому свою драгоценность! Вся эта боль словно обратилась в злость. Горячую, острую, жалящую, которая не давала больше сидеть и плакать. Рей яростно плюхнулась за стол, включила компьютер и открыла фотографии рукописи. — Сдохну, но прочитаю эту писанину! — сообщила она в тишину квартиры. И сказал ворон: все отдал я в ту ночь, и нет больше у меня свободы, крепка цепь.***
Лето пролетело неожиданно быстро. Рей и не заметила, как ночи стали длиннее, как начали понемногу облетать деревья, как ветер — уже не теплый и ласковый, а по-осеннему прохладный — трепал занавеску и ронял на подоконник желтые листья. Окно она больше не открывала. Все равно ей некого было ждать. Все дни как будто слились в один. Она научилась жить так — с половиной души. Научилась дышать в половину. Дышать болью и злостью, которые толкали ее вперед и давали силы. И этого никто не видел, об этом никто не знал. Она все так же встречалась с друзьями и навещала Маз. Отвечала в общем чате. Участвовала в благотворительности, общалась по работе. Сидела над рукописью все свободное время — чтобы собрать все осколки, все эти камешки, которые могли указать ей путь в темном лесу. Надо было подготовиться. Надо было дожить, дотерпеть, накопить все силы, которые только возможно, чтобы победить. Она ждала. Той самой ночи. Ночи поворота во тьму. Хэллоуин. Она ждала вместе с той девой из хейпской легенды. Иногда ей казалось, что она словно видит ее, когда отражение в окне вдруг начинало двигаться чуть по-другому. — Ты же его нашла? Ты же его вернула? — спросила она, почти ожидая, что отражение кивнет. И добавила, вглядываясь во тьму, туда, за стеклом: — Я его найду, даже если у тебя не получилось. Последняя карта — смерть. Трансформация. Переход. Ночь мертвых, ночь, когда размывается граница между мирами. Ночь, когда можно шагнуть через порог. Ворон, служивший колдуну, переводил через порог между мирами души. А она?.. Я сама проводник, отвечала себе Рей. Я сама всю жизнь делаю это: перевожу людей из мира в мир. Я творю реальность, я создаю ее, трансформирую; и мир, созданный человеком на одном языке, становится доступен тем, кто мыслит и говорит совсем по-другому. Одна душа встречает другую благодаря мне, я соединяю их миры с помощью слов. Я смогу. Я переведу его через порог и верну себе. Слово за словом — рукопись открывала ей свою тайну. В ночь летнего солнцестояния ворон обменял всю ту свободу, которая была у него в обличье птицы, на одну лишь встречу с девой. Больше у него не было ни дней, ни ночей без его цепи. Думая об этом, Рей сжимала зубы, глотала злые слезы и с еще большей яростью и отчаяньем словно вгрызалась взглядом в строчки хейпского сказания. Ее Бен… Бен, с которым ее опять разлучили. Эта мысль возвращалась снова и снова. Когда-то они были вместе. Когда-то, где-то — теперь она это знала точно. Как дева в сказании. Дева, потерявшая однажды возлюбленного где-то… это слово никак не получалось расшифровать. Она понимала только, что речь идет о каком-то мире. Или мирах? Положив под подушку толстенную монографию “Метемпсихоз в Хейпской мифологии”, Рей уснула, погрузившись в странные видения о звездах и круглом корабле, похожем внутри на улитку.***
Что значит “не могу”? Финн уже купил на рынке мозги! Бггг. Давно пора. Вот от тебя, Роуз, я не ожидал! Мозги, чтоб есть, ну! Страшная еда! И еще будут сосиски с глазами! Э? Ну, как мумия! В тесте, как в бинтах. И с глазами. Короче, мы уже готовим страшную еду! И это… руку! Мертвецкую! Из марципанов. Ты же их обожаешь, ну! Слушай, ну это неприлично просто! Выпивка закуплена. Тыква тоже. А ты опять! В прошлом году ладно, никто не мог, но сейчас! Рей вздохнула. У меня командировка Что за херь? Зачем переводчику командировка? Ты из дома ваще не выходишь! То ли дело я! По, лучше заткнись. Не, ну правда! Мне кажется, или наш воробушек-социофобушек все-таки кого-то себе нашел? Такого же воробушка, бгг. Или сыча? Что он за птиц, Рей? Тоже сидит в своем скворечнике за компом? И с таким подходом она тебе этого никогда не скажет, потому что ты задолбал, По. Лезешь прямо в ботинках в тонкие настройки! А вы потворствуете! Мы ее так никогда замуж не выдадим! Остынь уже. Иди вон… мумии заворачивай. Рей отправила в чат какой-то смайлик, поставила телефон в режим “не беспокоить”. А потом быстро оделась и вышла из дома под холодный дождь последнего дня октября. Пора. Пойти в ту баню. Она не сомневалась, что найдет и то место, и ту дверь. Сегодня, в эту ночь. Пойти в ту баню и потребовать отдать ей Бена. Вернуть его душу. А значит, вернуть и свою. Ей все было понятно, кроме одного. Что-то она должна была разбить. Что? Цепь? Не похоже. О цепи в том абзаце не было ни слова. Что-то, что дева сумела взять. И дева схватила… Рей билась над этим словом весь последний месяц. Лицо? Нет, это было глупо, никакого смысла. Корень был похож на корень слова “лицо”, да, но старый, почти не употреблявшийся суффикс явно все менял, только вот как… Из того, что она знала про этот суффикс, — смысл он менял на что-то противоположное. Что может быть противоположно лицу? Даже нет, не противоположное, а словно бы… изнаночное. Вывернутое. Ненастоящее. Меняющее настоящее на ненастоящее, вот так вернее. Глагол “схватить” тоже имел еще несколько значений. Она столько раз на них смотрела, что выучила наизусть. Одно из них — редкое, почти не встречающееся — “снять”. При этом снять как будто рывком, сорвать, одновременно открыв что-то другое, спрятанное под ним… Сорвала и разбила? Что дева могла сорвать и разбить? Она подняла голову, едва не столкнувшись с какой-то парочкой. Оба были в масках. Ну да, Хэллоуин же… Рей вздрогнула и вдруг остановилась, ошеломленная внезапной догадкой. Не лицо. Личина. Вот он, тот же корень, но с противоположным смыслом! Настоящее меняется на ненастоящее. Маска. Дева сорвала маску, открыв его лицо… Теперь она точно знала, что делать, хоть и не знала, чем все закончится. Текст обрывался на полуслове, а на следующей странице начинались какие-то проповеди. Она написала в монастырь еще летом — брат-библиотекарь объяснил, что рукопись состоит из разных частей, написанных в разное время. И переплели их уже несколько веков спустя. И что последние листы хейпских сказаний просто потерялись. И может быть, это было… правильно. Она сама узнает, чем все это закончится. Откроет эту карту своей рукой. Страх не выпал! Это главное, поняла? И все остальные карты хорошие.***
И ледяное прикосновение огромной кованой дверной ручки, и сама эта тяжелая старая дверь, отворившаяся в полутьму, пахнущую травами и медом… Страх не выпал. И она не боялась. — Добрый вечер. — сказала Рей, глядя ему прямо в глаза. — Я бронировала. — Разумеется, — он легко улыбнулся. — Вы в первый раз у нас? И посмотрела дева в его глаза, он же ее не увидел. Эта фраза из рукописи тоже вдруг обрела смысл. Он ее не узнал. Он смотрел на нее, но он ее не видел. Ее Бен снова был Кайло, слугой колдуна. Как он сказал тогда, год назад? Я просто тебя не узнал. Тогда она подумала, что ворон всего лишь забыл ее лицо. В конце концов, способность врановых запоминать лица не означала фотографической памяти. Но теперь… Теперь она поняла. Он тоже был заколдован. Невидимая маска, не дающая ему взглянуть на нее сейчас. Та самая маска, которую дева сорвет и разобьет. Рей верила и знала, что сможет. Сможет, когда будет нужно. Осталось немного. Кайло взял с полки объемный сверток и пропустил ее перед собой. — Вот сюда. И она твердо шагнула через порог.***
Он сел рядом с ней на край полока. Рей развернулась к нему. Несмотря на то, что она была обнажена, как тогда, несмотря на то, что он касался ее так же, как тогда, возбуждения не было. Были лишь боль и тоска. Она смотрела на него, вглядывалась в это лицо, которое так любила, и видела только маску. Личину. Ее Бен. Ее Бен, с которым они были вместе так давно, еще в другом мире. Ее Бен, который пока ее не узнавал. — Ты готова? — спросил он. — Готова. — Позволишь мне взять то, что я хочу? — Да. Рей закрыла глаза. Маску. Снять маску. Уничтожить ее, разбить. Она чуть подалась вперед. Зная, что он тоже тянется ей навстречу. И еще… Ближе, еще, еще… Она почувствовала на своих губах его дыхание. Касание… Поцелуй… Воспоминания снова нахлынули против ее воли: темнота, его лицо, светлая и печальная улыбка. Поцелуй, который вышел тогда таким жадным и отчаянным, таял, и Рей вдруг поняла — Бен падает, падает прямо на землю, он сейчас… Жизнь за жизнь. Страх не выпал, выпала смерть. Возьми эту карту своей рукой, посмотри, чем все закончится, куда приведет тебя судьба. Его смерть. Ты отдал жизнь за меня, а я… Она дернулась, открыла глаза, прямо перед ней больше не было лица Бена —была только страшная черная маска с серебряными полосами. И тьма сгустилась вокруг, клубилась, и тянулись к ним обоим невидимые скрюченные руки. . Глупое дитя… — Верни его мне! Он мой! — крикнула Рей этой тьме, схватилась за маску и рванула ее на себя. Все тело вдруг пронзила боль — как будто она разом подняла что-то невозможно тяжелое. Внутри все оборвалось. Но она не сдавалась, она тянула маску прочь, — снять, сорвать, открыть настоящее — уже понимая, что отдает всю себя этому усилию, что это слишком, что она заплатит… своей жизнью. Жизнь за жизнь. И страха и правда не было. Только осознание, что жизни без него все равно нет. Ты оставил меня тогда, а я тебя нашла. И вернула. Да, в самом-самом конце была смерть. И эта смерть была ее. Маска со звоном упала на пол, рассыпалась на осколки. Вспышка молнии. И смех. Громыхающий старческий хохот, последнее, что она услышала. Я тебя предупреждал, наивное дитя.