Пока ты меня держишь за руки, у меня ничего не болит

- Может, мы зайдем попозже?.. - вопросил в пространство Кинн, отводя взгляд от лежащего Танкхуна, от чьих губ только что оторвался Чан. - Нет уж, - прохрипел его старший брат. - Заходите. И слабо повел рукой. Вторая намертво прикипела к ладони Чана и покидать её явно не собиралась. - Идите, поведайте... что творится в отчем доме. В палату медленно зашли Кинн, Вегас, Ким и Пит. Порче, Макао и Порш остались снаружи - внутри и так было не протолкнуться. - Хиа... - Ким, опередив всех, свалился на колени у изголовья и ткнулся горящим лицом в острое плечо. - Хиа... Кинн, вставший рядом, только руку ему на макушку положил. Младший вообще в последнее время показывал, что он бóльший человек, чем все остальные, да так откровенно, как никогда раньше до этого. Однако это не доставляло неудобств, такого Кима Кинн был до глубины души рад видеть. - Тише, малыш. Хиа с тобой, - негромко прохрипел Танкхун. Двигаться ему было ещё сложно, но чувствительность вернулась, и горячее дыхание на своём плече он чувствовал прекрасно. - Дом сохранили? - Никому, кроме тебя, не позволено его разносить, - фыркнул Вегас. - Давай, восстанавливайся и тащи обратно свою тощую задницу, а то скучно жить без тебя. - О... - закатил глаза Танкхун. - Какие признания... Учту. - Кхун Танкхун, я рад, что Вы пришли в себя! - Пит сиял улыбкой так, что Вегас, уже думавший пнуть любовника за неподобающее обращение (какой кхун, в самом деле!), только глаза закатил. - Знаю. Чан сказал... Ты ждал, Пит, - слабо улыбнулся Танкхун. - Арм, Пол?.. - Пол восстанавливается после ранения, ему задело бедро в перестрелке. Арм жив-здоров, командует своими ручными мартышками, - ответил Вегас. - Что-то опять прикручивают, не удивлюсь, если гаубицы заказал на Алиэкспресс. - Что за страсть к излишествам... - пробормотал Танкхун. Кинн негромко рассмеялся. - Кто бы говорил, брат. Кто бы говорил. *** Когда родственники, наконец, покинули палату и оставили Танкхуна и Чана одних, наступила звенящая тишина. Беспокойный пациент устало смежил веки, но руки Чана так и не отпустил. И пусть хватка его была очень слабой, Чан и не думал отнимать руку от прохладной ладони: они так и не смогли толком поговорить перед приходом Кинна и остальных. И, по-видимому, разговор временно откладывался - сил у Танкхуна осталось после посещения совсем немного, только чтобы не уснуть мгновенно. - Какие... бурные. - Тебя ждали и беспокоились. - Я выспался на месяц вперёд. Почему так спать хочется... - Тебе нужно восстанавливаться, будешь спать столько, сколько необходимо организму. - Скууучно... Чан негромко рассмеялся, когда Танкхун протянул это угрожающим, но сонным голосом. - Ну вот. Ты надо мной смеешься... - сменил тон на жалобный Ткхун, так и не открывая глаз. Дыхание его становилось медленным и глубоким. - Не пропадай. - Я здесь. Ты меня не потеряешь. Спи, не тревожься. Чан оставался рядом, пока Танкхун не уснул крепко, и, осторожно высвободив свою ладонь, вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. В коридоре его поймал лечащий врач старшего Терапаньякула. - Передайте кхуну Кинну, что нашему больному нужен полный покой, - врач был крайне серьёзен. - Никаких взрывов, никаких штурмов. Покой и умиротворение, вы поняли?! - кажется, он сдерживался, чтобы не ткнуть Чана пальцем в грудь, где у того самого имелось пару старых пулевых шрамов. - Ближайший месяц вокруг должны царить спокойствие и благоденствие! Чан, слегка ошеломлённый его напором, кивнул. - И больше никаких толп! Как они только проскочили! - врач ушёл по коридору в сторону своего кабинета, продолжая ворчать. - Ходят, беспокоят раненого... А ему ещё ходить учиться, сколько это нервов уйдёт, сколько нервов... "Сумасшедший день", - подумал Чан, возвращаясь на этаж телохранителей. Там царило оживление, новости успели добраться уже и сюда. Чан объявил для всех - да, кхун Танкхун пришёл в себя, стабилен, отдыхает, беспокоить нельзя, но пожелания выздоровления он обязательно передаст. На выходе из общего зала его нагнал Арм. - Я установил камеру слежения в палате, вывел Вам канал на ноутбук, вот код. Уши у Арма были красные. Чан притормозил, забирая карточку с кодом доступа, и окинул Арма взглядом. - Когда установил? - Утром. - Ясно. Подтер? - Да, пи. И забыл уже всё, что успел увидеть. - Хорошо. Чан хлопнул его по плечу и отправился к себе. Он не стыдился своих проявлений чувств, но что думал по этому поводу Танкхун, он не знал, так что Арм в целом был прав в своих действиях... Прав на внеочередную премию. Закрыв за собой дверь, Чан устало опустился в кресло у стола. Напряжение последних дней медленно отпускало его плечи, и голова практически сразу отозвалась тупой болью. Не обращая на неё внимания, он открыл защищённый канал видеонаблюдения, ввёл код доступа, полученный от Арма, и уставился в экран ноутбука. Чёрно-белая картинка спящего на своей койке Танкхуна казалась неподвижной, но Чан видел, как едва заметно поднимается и опускается его грудь при дыхании, как иногда сжимаются пальцы на одеяле. Танкхун спал крепко, как смертельно уставший человек, и Чан не мог не думать о том, сколько времени пройдёт до того момента, как он встанет и вновь станет стремительным и неуловимым. Танкхун всегда был как вода, убегающая сквозь пальцы. Его невозможно было удержать, невозможно было заставить делать что-то, что он не хочет. Тогда как он сам мог принудить окружающих плясать под свою дудку, даже не слишком напрягаясь для этого. Он никогда не был сумасшедшим в полном значении этого слова, уж это Чан знал наверняка. Гиперактивный, сверхчувствительный, родившийся там, где эти качества не приветствуются, Танкхун выживал так, как мог, как позволяли обстоятельства. А именно они привели к многочисленным психологическим травмам, превратив лёгкую увлекающуюся натуру в запертого в четырёх стенах тревожного человека, прячущегося под бронёй яркой одежды, громкого голоса и эксцентричных поступков. Разумеется, после первого и второго похищения в юном возрасте, Танкхун проходил терапию. Но последнее похищение свело всю работу на нет, и к помощи он больше не прибегал, максимум позволив выписать себе таблетки от тревожности, но и их забывал принимать, если бы не наблюдение доверенных телохранителей. Танкхуну было сложно - и с ним самим было сложно сосуществовать окружающим. Тогда, в долгие дни реабилитации после штурма комплекса бывшей Второй семьёй, Чан в полной мере ощутил на себе все безраздельное внимание Танкхуна. Когда глава охраны всерьёз вздумал оставить свой пост, Танкхун пришёл к нему глубокой ночью. Его слова поразили Чана до глубины души - а уж чтобы удивить его, надо было постараться. Мужчине неожиданно выдвинули ультиматум - уйди он сейчас или позже, аппелируя, как планировал, к своему ранению и провалу на своём непосредственном рабочем месте, Танкхун покончит с собой. Сказано это было настолько серьёзно, что Чан поверил... хоть и не понял сразу, в чем причина подобных мыслеизъявлений, о чем и сказал Танкхуну. И тогда стоящий напротив его больничной койки молодой мужчина, ломающий пальцы в нервном напряжении, закричал на него, и кричал долгие и долгие минуты. И что жив он только благодаря Чану. И что глава охраны - последний нормальный человек в этом дурдоме. И что глаза у него красивые - хотя, казалось бы, причём тут глаза. Танкхун кричал ещё много, делаясь всё тише и тише с каждой фразой. А когда злая энергия в нём иссякла, он упал на колени, прямо у постели, пытаясь отдышаться, и вновь прошипел, что уход Чана будет стоить его, Ткхуна, жизни. Чан поверил. Сложно не поверить, когда на тебя так давят. И с того момента наблюдал издалека за Танкхуном, заинтересованный. Тот выступлений не повторял, затихнув на время, но Чан ощущал на себе его внимание. Не угрожающее, не навязчивое, а такое, словно он допущен в ближний круг, но сам не подозревает об этом. Мелкие проблемы растворялись, не успев материализоваться до конца, подчиненные радовали сознательностью и успехами, а уж гибель кхуна Корна и вовсе стала переломным моментом. Никто из семьи не знал о том, как между собой взаимодействовали Ким и Чан. И только с убийством кхуна Корна вскрылась правда - эти двое всегда действовали заодно. В обстановке полной секретности, именно Чан помог собрать команду, отряд узких специалистов, натаскивал их вместе с Кимом, не доверив это знание больше никому. Их главной специализацией был захват и освобождение заложников, взлом и проникновение на территорию врага, и в своей работе оба, и Ким, и Чан, достигли небывалых высот. Твой отряд - элита, говорил Танкхун Киму тогда, на кладбище, над могилой отца и матери, и это не было преуменьшением. Кинн, узнав о совместной деятельности Чана и Кима под носом у отца, долго думал над этим фактом, но вскоре принял его. Он дал добро на дальнейшую деятельность - уже без строгой секретности - но не стал настаивать на подчинении себе, как главе семьи. Отряд Кима остался самостоятельным и независимым и собирался только в особых случаях, когда без их вмешательства было невозможно обойтись, а в отсутствие Кима руководство и контроль отходили Чану. В спасении Танкхуна они не принимали участия - Терапаньякулы справились сами. Чан, который привык в жизни обходиться без излишеств и сердечных привязанностей, ощущал на себе внимание старшего Терапаньякула, словно тепло очага в прохладную зиму. И это было неожиданно приятно. И упускать это не хотелось. К сожалению, в тот день, когда Чан сам себе признался в этом, Танкхуна похитили. И сейчас, смотря в экран монитора, Чан вновь и вновь гонял в голове мысль, что не позволит этому человеку покинуть его жизнь. И сам уже - никуда не денется. *** - Пи'Ким, ты все-таки утащил тот серебряный костюм! - И всё ещё намереваюсь выйти в нём на сцену... Че, откуда у тебя эта привычка кидать в меня что-нибудь ценное?! Еще и попадать... - Не рассыпешься. - Но пострадаю! - Ну, пострадай. Пискнув от неожиданности, Порче внезапно обнаружил себя перекинутым через широкое плечо. Ким утащил его из гардероба, где Че так неожиданно для себя нашёл припрятанный костюм, и сгрудил на край кровати. Нахохлившись, юноша высматривал, что ещё в него кинуть, но ничего на глаза не попадалось. А потом и желание пропало: Ким опустился рядом на пол и обнял Че за талию, умостившись между его ног. Поза была довольно смущающей, но никаких коварных поползновений Ким не совершал, только держал крепко и тепло дышал в живот. Помедлив, Че положил ладонь ему на макушку и погладил, прижимая к себе ещё больше. В последнее время Кима здорово штормило, и перепады настроения были иной раз внезапны и сильны, но Че немного привык. Главное, дать Киму в этот момент немного тишины и принятия, тогда пики сглаживались, и в следующий раз это было уже не так остро. Ким определённо приходил к равновесию. - Твой брат очнулся, его колено заживает, отторжения протеза нет, так что скоро будет гонять тебя по особняку, - проговорил Порче, чуть улыбаясь. Ким долго и горячо выдохнул и поднял на него сухие глаза. - Я подозреваю, что ты ему в этом будешь активно помогать. Я прав? Че, не сдержавшись, хихикнул и хулигански растрепал чёрные волосы сидящего у его ног мужчины. Ким угрожающе зарычал. - А как же. Вдвоём будет интереснее. Да и ты будешь прокачивать навык ниндзя! - Коварный нонг, да ты знаешь, с кем связался?! Да меня в родном доме никто не поймает, даже если ты половину охраны на поиски ангажируешь! Ким, смешной в своём нарочитом возмущении от отсутствия пиетета перед его шпионскими навыками, навис над смеющимся Че и опрокинул его навзничь на кровать. - Спорим? - сверкнул глазами Киттисават. - Если мы с Поршем, твоими братьями и кузенами найдём тебя за... два часа, например, то ты... - Исполню твоё желание. - Это слишком просто, но ладно. А если не найдём... - Ты не уедешь во Францию, - быстро выпалил Ким. Порче замер под ним, прекратив смеяться. Потом положил ладони на щеки и притянул в себе, целуя в лоб и кончик носа. - Ким, я... Хорошо, договорились. - Договорились? - У тебя будет фора... Пятнадцать минут. - Мало! - Это все-таки твой дом. Ты его хорошо знаешь... Тебе хватит. Ким задумчиво смотрел в тёплые глаза Че и думал, склоняясь для нежного поцелуя в сомкнутые губы, что надо найти старые проектные схемы дома. Поискать неизвестные тайные комнаты, каморки под лестницами и что-то ещё, какое-то подходящее место, чтобы его никто не нашел. До самого вечера, а не каких-то два часа. А потом он думать перестал.