Если б мне всемогущество было дано —
Я бы небо такое низринул давно
И воздвиг бы другое, разумное небо
Чтобы только достойных любило оно.
Омар Хайям
Сразу после похорон состоялись поминки. Мало кто лил слезы, ими упивалась только родная матушка Гань Юй, любовь её к королю была самой что ни на есть настоящей. Будущая королева с трепетом и волнением поглядывала на вдову, совсем не зная, как поддержать. Этим занимались Софочка и Верочка. Две старушки были огорчены не меньше бывшей королевы, но показать этого не имели права. По левую руку от королевы сидел её переданный офицер. Кажется, только вчера они с Сяо были близки, как никогда, но все сложилось до ужаса плохо. — Должно быть, стоит поднять бокалы за Ваше здравие, Ваше Превосходительство! Пусть сохранит Вас Бог! Аминь! — все то и дело активно чокались, смеялись и разговаривали. Словно это "аминь" стало делом вежливости, нежели действительным пожеланием королеве. — Ваше Превосходительство? — ещё и тот самый голос, который так не хотелось слышать в этот момент... На фоне этих черствых и болезненных эмитаций звуков он звучал так нежно и невинно, что ненароком слезы скатывались по щеке. — Почему Вы не поддерживаете общую молитву? — Не могу... Я хочу сказать аминь, но не получается. — пожелать здоровья королеве на поминках её собственного отца... Свиньи в человеческом одеянии. Все кроме одного... Того, кто стал свидетелем смерти принцессы и восхождения настоящей королевы. Сяо нервно взглотнул, стоило принцессе выразиться именно такими словами. Казалось, что хватка на бокале ослабела, дыхание в груди остановилось на миг. Это и вправду неправильно... Все здесь должны выпивать и биться бокалами за упокоение души короля... К слову смерть его стала неожиданной. Последнюю неделю он чувствовал себя неважно, а причиной смертью стал инсульт. Во всяком случае именно такое заявление выложил королевский дом сразу после поминок. — Тогда... Скажите аминь за упокой Вашего отца, мученика и раба божьего... — Аминь... — с неожиданной робостью большей грустью сказала Гань Юй. Но в её глазах можно было уловить нотки некой радости и нежности, стоило офицеру повести себя подобным образом. Он и вправду не совершает никаких ошибок пред ней... В тот момент их бокалы застучали, обратив внимание всех находящихся в зале. Даже хныки и сопли матушки-вдовы прекратились на миг. Сенсация ли это? Табу ли запретное? Гань Юй поспешила умять всё одним словом. — Выпьем за упокой нашего отца... В тот же момент осуждающие и непонятливые взгляды преобразились, превратившись в одобрение и почитание. Вновь они стали чокаться и веселиться, на сей раз... Поминая славу и честь отца её.Но даже дураку ясно, что им всё равно. Всё равно на отца-батюшку. Всё равно на Гань Юй.
Данное "празднество" длилось ещё очень долго. В какой-то миг принцесса и вовсе предпочла уединиться в стенах замка, в своём ином крыле, где её не достанут богатые бояре, деньги и завышенное эго многих. Там, где она сможет побыть рядом со своими мыслями и переживаниями. Там, где вход открыт ей... И только ему. — Гань Юй? — как много вопросов льётся из его уст последнее время. Голос его так часто прорезает воздух, обнимающий бывшую принцессу с двух сторон... Он вылетает пулей, пронзая кромешную тьму тела и плоти её безутешной. Гань Юй повернулась к нему неохотливо. Впервые взгляд её в его присутствии был таким слабым и невыразительным. Но даже таким он офицеру нравился. Точно также, как уголки губ её симпатизировали, как реснички умиляли и локоны волос её шёлковых успокаивали... Сяо не поменял своего мнения после произошедшего вчера. После того, как принцесса позволила ему взять её без греха, когда без страха и стыда держалась за простыню, мычала и стонала по-ангельски в унисон. Она — не его собственность. И ею не станет. Она — не предмет и не развлечение. Она — муза и душевное увлечение, которое покидать так не хочется... Её дозволено любить с нежностью и аккуратностью, носик беленький к плечу прижимать, обнимая. В этом его радость. — Вся та ответственность, что взглегла на плечи мои сегодня... — хрупкая слеза скатилась по её щеке, — За что Бог мне сослал такое наказание... В чем провинилась я, не знаю... — она выдыхала боязно и кратко, утирала слезинки рукавом своим большим и бархатистым. Что аж очи начинали болеть. — Скажи... Ты ведь не оставишь меня? Не оставишь меня... Как сделали это они? Как батюшка... Софа и Вера с матушкой сгинут тоже... Останусь одна на златном мире, пожираемая злостью сего человечества... Ты ведь... Не бросишь? — глаза её заблестели страхом, словно у деточки. У него дыхание перехватило. Сложно было представить офицеру в каком отчаянии находилась принцесса, раз подобная дума озарила её разум, — Не брошу... Не оставлю... — в тот же миг руки его с нежностью успокаивали принцессу, не отпуская, придерживая крепко и заботливо, словно младенца держа на руках. А Гань Юй в свою очередь вцепилась в него чуть ли не смертной хваткой, совсем не желая уходить от столь славных объятий. — Je t'aime — шёпотом произнесла нынешняя королева. Это единственное, что офицер знал по-французски точно. И он любил её тоже.