Times of Change

Альбус с безошибочной решимостью повел Тома в свой кабинет. Это уже не тот момент, когда можно было передумать. Он выбрал свой путь, и ему оставалось только следовать по нему до его естественного завершения. Том Риддл, мальчик, которого он всегда подозревал в проблемах, с которыми не мог сравниться даже Геллерт, провел всю их короткую поездку, пытаясь сжечь его на месте одним жаром своего взгляда. Мальчик навсегда сохранил бы в глазах свою долю детской незрелости, несмотря на то, что свое наследство он уже испытал. Он предположил, что это вопрос перспективы. Дети, похоже, никогда не были в состоянии увидеть более широкую картину, всегда действуя только на основе фактов, которые стояли перед ними. За свою жизнь Альбус усвоил, что вещи редко когда-либо были такими простыми, и даже вел себя так, как будто они влекли за собой больше последствий, с которыми один человек не мог справиться. Его обязанностью было исправлять события, когда они начали расходиться непредсказуемым образом. Он был не единственным человеком, способным на такое, но Альбус знал, что он был единственным человеком, готовым принимать такие трудные решения. Его позиция арбитра была необходимостью, если не выбором. Судьба Тома Риддла стала одним из таких решений. Поскольку армии Геллерта приближались к британским границам, времени на рассмотрение дополнительных элементов почти не оставалось. Том превратил себя в настоящее препятствие, возможно, неосознанно. Откуда мальчик мог знать, что само его существование возбуждает столь сомнительных актеров? Единственной реальной помехой на пути к далеким целям мальчика было отсутствие у него репутации. Хотя Том сохранял сильное присутствие внутри замка, за пределами Хогвартса он был никем. Факт, в котором Альбус был уверен, сильно раздражал мальчика. После окончания учебы Альбус твердо намеревался отстранить Тома от мира политики, по крайней мере, на начальном этапе. Он надеялся, что некоторое время вдали от всеобщего внимания станет эффективным учителем смирения. Но затем возникла настоящая проблема. Появление Харрисона Эванса не было ни предсказано, ни учтено. Если бы он не прибыл вовремя, эффектно и привлекательно, тогда Альбус мог бы оставаться уверенным, что Том, несмотря на все его темные планы, будет томиться в безвестности как минимум еще год. Однако теперь эти двое образовали своего рода нечестивый союз, о деталях которого Альбус мог только догадываться. Харрисон был практически неприкосновенен благодаря своей молодой славе и удивительному уровню компетентности. Именно последнее, как подозревал Альбус, первоначально привлекло внимание обычно молчаливой Галатеи, человека, на которого, как думал Альбус, навсегда останутся не впечатлены все те, кто был моложе ее более чем на десять лет. Но еще большее беспокойство вызывала его способность завоевать лояльность даже самых стойких радикалов. У Альбуса не было никаких доказательств, но он сильно подозревал, что все, что происходило в его популярном дуэльном клубе, не было полностью одобрено Министерством. Несмотря на это, в группе присутствовали старые чистокровные семьи с обеих сторон спектра. Настоящая смесь идеологий, которую удержала от возгорания только сильная харизма постоянно забывчивого ассистента преподавателя. Само по себе это не было проблемой. У Альбуса были способы сохранить своих последователей, а сам Харрисон, казалось, не был заинтересован в сборе сторонников, но добавление Тома в уравнение открыло множество путей, вариантов, которые до сих пор были скрыты. То, что когда-то было юным мальчиком, по глупости выступавшим против законов, которого он не понимал и в котором не участвовал, стало настоящим игроком, поддерживаемым тем, чья сила заставила Альбуса проснуться в холодном поту. Несмотря на всю свою скромную внешность, несмотря на то, что он играл очаровательного отшельника, Харрисон Эванс был замаскированным зверем. Те, кто обладал властью, естественно, привлекали внимание, поэтому было совершенно необходимо, чтобы у сильных мира сего был самый строгий характер. Всегда кто-то наблюдал. Не было места ошибкам. Харрисону не хватало дисциплины, необходимой для занятия такой должности. Он был пустынным миражом, обманом заставляющим слабых и отчаявшихся приблизиться, только для того, чтобы оставить их беспомощными и без направления. Альбус был убежден, что его присутствие в конечном итоге приведет к катастрофе, особенно учитывая нетипичный интерес Геллерта к мальчику, поэтому он полностью исключил его из уравнения. И теперь пришло время разобраться со второй половиной этого знаменательного партнерства. — Сюда, Том. Он обращался к мальчику по имени почти исключительно потому, что презирал его. Альбус вспомнил, как он недвусмысленно заявил, что считает это имя «слишком обычным». Это был ранний признак того, кем станет молодой Том Риддл, но Альбус постарался увести мальчика с тропы, несмотря на это предупреждение. Это была ошибка. Станет ли Том сторонником или конкурентом Геллерта, не имело значения. Альбус знал людей Тома, как солнце на небе. Взгляд в его глазах говорил о том, что он не остановится, пока его не остановят. Он воображал, что Геллерт будет смеяться от смеха над своей загадкой, над тем, как мирное царство, которое он построил в Хогвартсе, треснуло по швам. Каждый день студенты колебались между страхом и дерзостью, реальность нападений не совсем осознавалась из-за того, что ни одно из них не было целью. Действительно, окаменелости, казалось, были полностью сосредоточены на контингенте авроров в школе, тщательно выбирая ряды своих сторонников… Он покачал головой и рассеянно жестом пригласил мальчика пройти в свой кабинет. Альбус потратил так много своей жизни на сожаления, что пришло время сделать что-то, чем он мог бы гордиться. Вспоминая этот момент, он искренне надеялся, что это будет считаться его главным достижением. — Еще один шаг. — Том, я думаю, ты знаешь, что я привел тебя сюда обсудить. Мальчик бросил на него испепеляющий взгляд, который испугал бы его, будь он немного моложе. — Вы мне льстите, профессор, — сказал он, продолжая шараду, хотя его глаза не могли выдержать невинный взгляд. — Я могу только предположить, что это важно, учитывая, что вы сочли целесообразным поговорить об этом во время урока. Да, время было выбрано неудачное, но Альбус в конце концов решил, что пропуск занятий в этот день — более чем приемлемая жертва ради достижения конечной цели. — Действительно. Присаживайся. Он подождал, пока мальчик подчинится, прежде чем продолжить говорить. — Причина, по которой я привел тебя сюда, важнее, чем ты думаешь. Как ты понимаешь, было бы лучше, если бы нас не отвлекали во время нашей дискуссии. Поэтому я должен попросить тебя остаться здесь, пока я сообщу своему классу, что сегодня они будут учиться по учебникам. Пожалуйста, угощайся моим лимонным шербетом. Не дожидаясь ответа, Альбус вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, исподтишка гарантируя, что Том не последует за ним. Он внезапно почувствовал себя таким старым, как будто возраст был просто состоянием ума и наконец настиг его. Игривые замыслы Геллерта когда-то были забавными, но теперь они вызывали у него лишь чувство невероятной усталости. Альбус взял себя в руки. Конец был близок, и он был уверен, что от этого мир станет только лучше. ***** Том остро ощущал тупую боль в ребрах и горький привкус крови во рту. Все более сильные ощущения, несомненно, просачивались из разума Гарри, который в остальном продолжал оставаться для него закрытым. Он подумывал о том, чтобы просто проникнуть в сознание другого, но если Гарри окажется в опасной ситуации, как сильно подозревал Том, то этот поступок может отвлечь его до опасной для жизни степени. И все же это был заманчивый вариант. Это не могло быть сознательным усилием, которое удержало Тома. У этого человека почти не было таланта в окклюменции, о чем свидетельствует только его неспособность ночь за ночью лишать Тома снов. Тот факт, что разум Гарри только сейчас почувствовал подсознательную потребность помешать их связи, нисколько не сулил ничего хорошего. Несмотря на эту очевидную истину, он продолжал сидеть в кабинете Альбуса Дамблдора, а его стол был забит списком безделушек и других игрушек неприятных цветов и других разрушительных элементов. Старик на самом деле имел наглость предложить ему конфеты, положив их перед ним, не дожидаясь его ответа, как будто плачущего ребенка, нуждающегося в умиротворении. Дамблдор вышел из комнаты всего несколько минут назад, чтобы сообщить своему классу, что их профессор сегодня утром будет занят, или, по крайней мере, он сказал, что именно этим и занимается. Том мог сделать что угодно — от порыться в ящиках до простого вставания и ухода, но он ничего из этого не сделал, к своему внутреннему нетерпению. В такие моменты Том проклинал репутацию, которую тщательно культивировал на протяжении многих лет. Для большинства он продолжал оставаться Томом Риддлом, добрым и скромным префектом Слизерина, справедливым по отношению к представителям всех факультетов. В сочетании с его неоспоримым умом и неудачным прошлым, одного этого часто было достаточно, чтобы дать ему возможность делать в Хогвартсе все, что ему заблагорассудится. И хотя некоторые вроде Дамблдора могут что-то подозревать, они не смогли ничего доказать. На этом этапе его репутация была его самым большим оружием. Том не мог позволить себе выбросить его по прихоти. Кроме того, если старик вернется в свой кабинет и не найдет там Тома, то первым местом, где он будет обыскивать, будет общежитие Слизерина, по крайней мере, под предлогом поиска Тома. Опять же, что могло помешать Дамблдору отправиться в общежитие сейчас, пока Том глупо ждал его возвращения в офис? Он поджал губы. Принц и Нотт, возможно, смогут дать нескольким аврорам отговорку, но если Дамблдор решит участвовать в том, что, без сомнения, было поиском Темных артефактов, то за этим наверняка последует катастрофа. Но его крестраж болел, и, казалось, со временем оно только ухудшалось. Тогда Том решил, что, если заблудивший профессор не вернется в течение следующих двух минут, он уйдет и найдет его. Если отбросить нетерпение, кабинет профессора трансфигурации оказался именно таким, как он себе представлял. По-детски и невыносимо сумбурно, хотя Том нашел время, чтобы отметить названия книг, стоявших на полке у дальней стены, о многих из которых он даже никогда не слышал. Его внимание привлек золотой насест в углу комнаты — пепельные останки феникса, лежащие внутри прекрасно сделанной клетки. Он заметно взмахнул своими молодыми крыльями в какой-то странной попытке привлечь его взгляд, его огненно-красные крылья почти заглушались остальными отвлекающими факторами комнаты. Как только его внимание было обращено на это существо, оно начало петь. Возникшая прекрасная мелодия была плодом фантазии. Совершенный и одновременно естественный звук наполнил комнату уютом и наполненностью. Незрелое тело было неспособно выдержать мощную магию, которой были известны все фениксы, но даже на короткий момент Том почувствовал, что его настроение улучшилось, как будто невыносимое давление на его разум смягчилось и заставило его подчиниться. С острым осознанием он отстранился от этого покоя и пристально посмотрел на птицу. Ощущение было ложью. Том не мог чувствовать облегчение от всего, пока его крестраж страдал, Мерлин знает где. Он встал со своего места, не желая больше ждать старика. Сколько времени прошло? Неважно, решил он. Если слухи были правдой, то феникс был фамильяром Дамблдора, вероятно, присутствовавшим, чтобы шпионить за Томом и следить за тем, чтобы он оставался на месте. Это означало, что эта тактика промедления была просто еще одной уловкой. Что ж, старику следовало знать, что лучше не доверять безопасность своего кабинета ему. Том подошел к выходу и дернул за ручку, ожидая, что она поддастся ему достаточно легко. Это не так. Том попробовал еще раз, на этот раз применив более осознанную силу, но дверь осталась неподвижной. Теперь, по-настоящему рассердившись, Том начал произносить разблокирующие заклинания всех видов, интеллектуально понимая, что произошло, но все еще не совсем веря в это. Его заперли. Этот старый ублюдок запер его в своем кабинете. Том использовал все диагностические чары из своего обширного репертуара, все, кроме самой Темной и самой характерной магии, и ни одно из них не дало ему удовлетворительного ответа. Очевидно, это было какое-то сдерживающее заклинание, но его природа была своеобразной. Возможно, это было бы увлекательно, если бы не преграждало так явно путь между ним и Гарри. ~Откройся~, - прошипел Том на языке своих предков, пропуская каждую унцию своей воли через палочку. Заклинание змееуста зависло на несколько секунд, охватив всю старую деревянную дверь и ее каменную раму. Том чувствовал, как магия проверяет каждый дюйм магии, удерживающей его в узде. Он пытался проникнуть в любые отверстия, проникнуть в фундамент защиты и развалить ее на части, но по какой-то причине не смог проникнуть. Рыча от разочарования, Том отвернулся от двери, отметив ее как безнадежное дело, и вместо этого сосредоточил свое внимание на одной из стен. Если бы он не смог заставить дверь поддаться, то просто создал бы свою собственную. После нескольких разрушительных проклятий, тающего заклинания и четырех различных попыток трансфигурации он обнаружил, что стены, хотя и явно не были зачарованы, упорно стояли. Несмотря на растущую дымку гнева, ответ вскоре пришел к нему. Во время нападения Гриндевальда на школу Гарри поручил Диппету усилить охранные чары, защищающие школу, которой, по-видимому, пренебрегали на протяжении десятилетий. При этом он сделал замок практически непроницаемым снаружи, но Том никогда не предполагал, что древнее заклинание, которое Основатели вплели в свое творение, проникло в каждый чертов кирпич каменной кладки. Достаточно! Времени валяться не было. Его задержали, но не было ничего, что он не смог бы в конце концов преодолеть, ничего, что в конечном итоге не подчинилось бы его разуму и магии. Это был лишь вопрос времени. Но сколько времени ему осталось? Теперь уж точно просвечивала истинная природа его глаз. Чистое разочарование, которое он испытывал, прорвало бы любые наваждения. Том почувствовал, как скрипит зубами при звуке жалкого чириканья голубя позади него. Когда он собирался вытащить палочку и как следует проверить бессмертие фениксов, он понял, что это вовсе не феникс. Его мысли потревожила ворона. Он прищурился, мысли внезапно стали холодными и аналитическими, когда его взгляд скользнул от черного пернатого животного к окну, через которое оно вошло. Конечно, оно было маленьким, но достаточно большим, чтобы вместить человека. Том задумчиво подошел к ней ближе, когда птица, которую он счел нужным игнорировать, подпрыгнула со своего места на столе и раздражающе ткнула его в руку. Он отмахнулся от этого, но не прошло и нескольких секунд, как его прервали. Терпение действительно было на пределе, и Том был наполовину готов предать забвению эту надоедливую вещь, когда смелое существо сочло нужным положить письмо ему в руки и убежать через окно, прежде чем он успел это сделать. Жалость. Письмо было помещено в старинный пергамент, адрес был тщательно написан аккуратным почерком и закрыт красным воском и какой-то сложной печатью. Теперь, когда оно было в его распоряжении, Тому стало любопытно, какую почту Альбус Дамблдор получил через ворону. Время летних каникул еще не наступило, поэтому для человека такого положения, как Дамблдор, не было ничего необычного в том, что он вел много переписки. Каким бы вмешательством он ни был, старик был одновременно ученым и активным политиком. С другой стороны, вороны были символами многих вещей, ни одна из которых не была тем, что Дамблдор хотел бы ассоциировать с образом, который он представил миру, что делало его присутствие еще более интересным. Бросив последний взгляд на дверь, а затем еще раз на окно, весело возвышавшееся над шестиэтажным перевалом, Том решил, что у него действительно есть время прочитать это письмо. Разрывая тщательно запечатанный пергамент, он искренне надеялся, что это, по крайней мере, доставит старику неудобства. <b>Моему дорогому Альбусу, Прости за несвоевременность этого письма. Я хорошо знаю, как ты наслаждаешься нашими вечерними переписками; однако я уверен, что ты сможешь простить меня, если я сообщу тебе эту довольно привлекательную информацию. Я уверен, что ты уже догадался, но для ясности я пишу тебе изнутри твоего министерства. Это грязная лачуга, в которой полностью отсутствует очарование старого мира немецкого Bundesregierung , хотя мало что может быть настолько привлекательным. Но я забываю себя, я уверен, ты удивляешься, как я совершил этот подвиг, даже при всех твоих предосторожностях. Да, дорогой Альбус, я узнаю твои обереги где угодно, и должен признать, что ты так же опытен, как и всегда. К сожалению, такие барьеры, как правило, гораздо легче разрушить изнутри. Ты столь же сострадателен, сколь и предсказуем, Альбус. Если бы я намекнул на свои намерения раньше, ты бы сделали все, что в твоиз силах, чтобы вмешаться в надежде, что это помешает мне выиграть нашу маленькую игру, а я просто не хотел рисковать этим шансом. Даже сейчас хваленые сотрудники британского министерства съеживаются, как овцы. В предвкушении я привел с собой немалое количество собственных сил, но теперь начал опасаться, что они останутся неиспользованными. Я ожидал, что министр магии окажет хоть какое-то сопротивление, но этого человека нигде не было. Возможно, если бы его охраняла ваша собственная маленькая группа последователей, его было бы не так легко захватить, но мы не зашли так далеко, опираясь на то, что могло бы быть. Увы, мне и моим последователям придется развлекать себя. Я должен поблагодарить тебя за то, что ты доставил мне мальчика, хотя я уверен, что ты понятия не имел о его истинной ценности. С ним я могу одержать величайшую из всех побед, поскольку мы оба знаем, что последний враг, который будет уничтожен, — это смерть. Это твой ход, Альбус. С наилучшими пожеланиями, Геллерт</i> Даже болезненное любопытство, вызванное незаконным письмом, не оставило его врасплох, когда дверь внезапно открылась. Альбус Дамблдор, должно быть, целых полсекунды смотрел на Тома, читающего свою частную, незаконную переписку с Темным Лордом, прежде чем нанести неизвестное заклинание. Том колебался всего полсекунды, прежде чем позволить старику сделать первый шаг. Несмотря на иррациональное отчаяние, он понимал, что удар первым освободит его от части того, что он собирался делать дальше. И он намеревался сделать многое. — Протего! Голубое заклинание отрикошетило от стен, и он оказался в такой же ловушке, как и раньше. Но такое незначительное отвлечение не могло заставить его упустить этот шанс. Том нанес удар со смертельным намерением, возможность упустить эту прекрасную возможность и снова оказаться в ловушке внутри этого сводящего с ума кабинета вывела его за рамки тонкого подхода. Старик был силен, но даже он не был готов к внезапному нападению, особенно учитывая, насколько он был ошеломлен. И все же нельзя сказать, что Том Риддл был дураком, потому что, даже вышвырнув своего профессора за дверь и к дальней стене, у него хватило силы духа вспомнить важнейшее письмо, которое было наспех сложено под его мантией. Независимо от того, чем закончится это противостояние, письмо наверняка принесет ему пользу. Было что-то интуитивное удовлетворение в том, что Дамблдор наконец получил свои взносы. Том уже давно ждал этого момента, и хотя первый ход был сделан другим, пришло его время. Больше не было необходимости в сдерживании. Он вышел из кабинета с дьявольской ухмылкой, в его теперь уже безошибочно красных глазах вспыхнуло что-то вроде кровавого убийства. — Профессор, — насмешливо поприветствовал Том старика, который теперь с трудом поднялся на ноги. — Я должен сказать, что очень удивительно узнать, что вы сторонник Гриндельвальда. Дамблдор, казалось, удержался от вздрагивания, когда услышал безошибочный звук активации кошачьего заклинания. И при этом громкий. Том дьявольски ухмыльнулся. — Мне интересно, как другие студенты отреагируют, узнав правду.