Вне Времени

Темнота и тишина, опустившиеся пуховым одеялом, укрывали от жизни, проносившейся за пределами застывшего мира. Заключённый в незыблемом теле он оставался непостижимым и непонятым. Открываться неизвестности, поджидавшей на каждом шагу за возведённой стеной задумчивой безучастности, он больше не мог и не хотел. Наступивший покой позволял ощутить то единственное, что выбивалось из круговорота человеческой жизни — смерть. Находиться под толщей земли, не чувствуя ни тепла, ни печали, становясь позабытым мгновением жизни, казалось немыслимым. Но именно так утекало нещадное время, не убивающее, не приносящее радости, а просто существующее в тлеющей душе. Волнения уступали место глухому забвению, временному, но такому желанному. Принимать его лживые объятия, утопая во мраке, казалось единственной отдушиной, ставшей верным другом за долгие годы. Отсутствие всего не пугало. Оно приносило недостающее успокоение, столь заветное для её сердца. Сон помогал справиться с обрушивающейся лавиной событий, сменяющих друг друга с устрашающей скоростью. Эвиллит не противилась мягким касаниям грёз, с замиранием принимая их ласку и благодаря за утешение. Она спала, и остальное не имело значения. Еда за дверью оставалась нетронутой, но её продолжали класть на поднос и уносить, пока заметивший это Годжо не остановил неравнодушных работников техникума, поблагодарив их за старания. Эви не нуждалась в пище, и сомнений в этом не оставалось. Решив не беспокоить несколько дней, Сатору не ожидал увидеть её спящей и с нескрываемым удивлением, промелькнувшим на лице в первые секунды, замер на пороге дома. Циркулирующая в теле проклятая энергия подтверждала, что она действительно просто спит, и ей не угрожает голод. Но именно это и настораживало мага, пришедшего найти этому объяснение. Не заметив изменений в окружении, он, однако, по-прежнему ощущал ауру проклятия, исходящую от девушки, и не мог уловить его истинный источник. Словно смешанный с ней воедино он ускользал от его глаз, опасаясь быть обнаруженным. Остановившись в шаге от неё, он опустился рядом и прождал не менее получаса, прежде чем уйти. Появившись на следующий день, он нашёл её в том же положении и снова ушёл ни с чем. Как и несколько дней после. Он приходил и бесшумно расхаживал по комнате, ненадолго присаживаясь к ней спиной, и просто ждал, когда она решит проснуться. Казалось, что сон Эвиллит вечен. Лишь изредка меняя положение, она продолжала закрываться от мира и от ждущего ответов мага, пребывая в абсолютной темноте. И Сатору ждал, не смея будить и вытягивать из условий, в которых ей могло быть комфортно. На тринадцатый день её беспрерывного сна он додумался укрыть её пледом и, сев по обыкновению на полу, заметил, как та пошевелилась, прижимая к лицу мягкую ткань. Задрожавшие ресницы, преобразившие спокойный лик, не оставляли сомнений. Она просыпалась. Эвиллит оглядела комнату сонными глазами, но никого не нашла. Плед на её плечах, который она точно не брала в руки, помог ощутить тепло, что удивило её не меньше внезапного стука в дверь. Растерявшись с ответом, она осталась сидеть на полу и лишь немного отодвинулась ближе к стене. Разглядев за грудой принесённых вещей знакомого мага, Эви озадаченно уставилась на него, но так и не нашла, что сказать, предоставив эту возможность Сатору. — Ты, наверное, со скуки тут умираешь. Вот, принёс тебе пару фильмов и сериалов. Разложив не один десяток дисков прямо на полу, он остановил на ней взгляд, но не встретил никакой заинтересованности. Рассказывать о каждом фильме, в красках описывая краткий сюжет, ему показалось лишним, как и оставаться с ней дольше запланированного. Стремительно выпрямившись, он развернулся и быстрым шагом направился к выходу, бросив напоследок: — Если что-то понадобится, обращайся. Отмерев после щелчка закрывшейся двери, Эвиллит наконец обратила внимание на глянцевые обложки и, перебрав их все, ощутила под пальцами переплёт книги, служившей для них подставкой. Заприметив её с самого начала, она с трепетом открыла первую страницу и обрадовалась. Написанное было понятным, и впервые за долгое время она могла что-нибудь прочесть, о чём не могла даже помыслить. Мир книги завораживал своей непосредственностью и увлекал в далёкое путешествие, в которое Эви периодически погружалась с того самого момента, когда она научилась читать. Девушка нередко брала книги у наставницы и делилась впечатлениями о прочитанном, восторгаясь описанными событиями, ярко ожившими в воображении. Книги пленили её лёгкой манерой изложения, красочными образами и героями, становившимися воплощением высоких моральных ценностей и незаурядных качеств. Они не только помогали отвлечься от обыденности, но и поучали тому, что могло пригодиться в жизни. Книги знакомили Эвиллит с неведомыми перипетиями, с чувствами, познать которые предстояло в недалёком будущем. Но ни одна из книг не могла подсказать, как ей быть и что чувствовать, сидя в четырёх стенах под пристальным взглядом глаз, которых она даже не видела. Верно ли она поступала, принимая чужую помощь и не отдавая ничего взамен, и той ли роли придерживалась, оставаясь безвольным свидетелем грядущих событий. Эвиллит не знала. Перечитывая книгу в пятый раз за двое суток, она старалась не думать о большем, ограничиваясь тем, что видела перед глазами. Заставший её за чтением маг едва не ударил себя по лбу за собственную глупость. Аккуратно сложенные диски с фильмами дожидались его с момента ухода и, вероятно, осуждали за проявленную невнимательность. — Ты же не знаешь, что такое фильмы и сериалы, я прав? — спросил он, заранее зная ответ, и сел напротив. Эви покачала головой, не отрываясь от книги, на что Сатору удивлённо вытаращился на её название. — Это же географические очерки путешествий по Японии, — состроив сожаление по поводу чтения подобной нудятины, он всё же уточнил. — Интересно? Это единственное, что я нашёл на английском. Девушка снова предпочла ответить жестом, кивнув на вопрос мага, откровенно заскучавшего в такой обстановке. Выбрав первый попавшийся диск, он предложил познакомить её с миром кинематографа, на что Эвиллит поспешила остановить его внезапный порыв, вскинув умоляющий взгляд. — Прошу, не нужно. Мне и так хорошо. Он перевёл взгляд на скучную, как ему казалось, книгу, и его осенило. «Она ведь любит читать. Очень любит…» — вспомнил он и, сев на место, отложил идею с фильмами. Она продолжала смотреть на него, сжимая в руках книгу, и надеялась, что её не отнимут. То единственное, что красило её похожие друг на друга серые дни, было дорого её сердцу и вызывало те же чувства, что и нетронутая природа за окном. Провожая взглядом этого странного мага, Эвиллит не знала, что на следующий день ей принесут ещё одну книгу. А затем ещё одну. И ещё. Пока пол небольшой комнаты не заполнился стопками книг, окружавшими увлечённую чтением девушку со всех сторон. Дни, полные новых впечатлений, не могли не изменить её душевного состояния, отражаясь на лице пусть и редкой, но улыбкой, и благодарным взглядом, которым она смотрела в ответ, а затем прятала его за страницами книг. Сатору видел изменения и надеялся, что они приведут к благотворному сотрудничеству. Думать о доверии пока не приходилось. Навещая её по возможности, он находил её в окружении книг и быстро уходил по делам, но, решив остаться в один из непримечательных дней, задал давно волнующий вопрос, не относящийся к делу: — Почему ты не спишь на кровати? Помедлив с ответом, Эвиллит опустила взгляд, словно прячась за книгой, и спокойно пояснила: — Не хочу пачкать. — Ты можешь пользоваться всем в этой комнате. На своё усмотрение, — попытался донести он, слегка оторопев от такого ответа. Закрыв книгу на нужной странице, она позволила себе придвинуться ближе и протянула ладонь. Остановившись в нескольких сантиметрах от мага, она ощутила под кожей давление воздуха и подняла на него взгляд, в котором читалось несогласие: — Не могу. Отодвинувшись, она вновь вернулась к чтению. Смекнув, что следовало правильнее сформулировать мысль, Сатору усмехнулся и обратился к ней с вопросом: — Знаешь, что это? Бесконечность. Она оттолкнула тебя тогда, в церкви. Вспомнив пульсирующую при пробуждении боль, Эвиллит рефлекторно потянулась к заживающей ране и, не увидев крови на пальцах, осталась равнодушной. Понять, что происходило у неё в голове казалось невозможным. Сатору не хотел даже пытаться. Уж слишком далёкой была Эвиллит. И пусть бесконечность окружала его, стены вокруг неё были прочнее и не пропускали ничего, кроме полюбившихся прогулок в лесу, множества книг и трелей птиц. Маги оставались за проведённой чертой в одном ряду с проклятиями и не могли проникнуть в её душу. Она бы не позволила. Собираясь уходить, не попрощавшись, Сатору неожиданно остановился, обернувшись на благодарность, давшуюся с трудом, но необходимую, чтобы её услышали. — Спасибо, — произнесла Эви, отняв взгляд от страницы всего на мгновение. Молчаливо улыбнувшись, он оставил её наедине с собственными размышлениями и вернулся в техникум. Встретившиеся в коридорах студенты приветствовали директора, торопливо разбредаясь по аудиториям. Видеть их лица, слегка понурые от удвоившейся нагрузки, было отрадно. По крайней мере, они были живы. И для Годжо это было первостепенным. Комната для собраний, пустовавшая долгое время, нашла его сама. Знакомая аура проклятой энергии, сконцентрировавшаяся за дверью, привлекла его внимание, и маг не отказал себе в небольшом перерыве. Стоявшая у окна Сёко кивнула в знак приветствия и отвернулась к затянувшемуся тучами небу, словно выискивая в блёклых тонах что-то важное. Составить компанию в сохранении гробовой тишины, порой недостающей техникуму, Сатору был не против. Прислонившись к подоконнику, он показательно вздохнул и запрокинул голову, на что Иери без интереса предупредила: — Только не говори, что у нас проблемы. — Не совсем. Я всё ещё разбираюсь, — ответил он, довольно расслабив плечи. Ухватившись за возможность продолжить диалог, Годжо заговорил вновь, рассуждая в слух о том, что удалось узнать, и поделился собственными догадками: — Эвиллит и вправду в каком-то смысле бессмертна. Даже меч Маки не нанёс ей никаких повреждений. Она моментально регенерировала. А впрочем… на лечение это не похоже, — задумавшись, он попробовал вынести своё заключение. — Когда целостность её тела нарушается, некая сила стремится вернуть всё в прежнее состояние. Она откатывает его назад, возвращает в изначальную форму. Вот почему ей удавалось выжить все эти годы. Без пищи и без условий существования. Вопрос лишь в том, как она это делает. Не заметив, как впал в самые безумные рассуждения, маг не переставал выискивать ответ, который, как он считал, мог быть на ладони. — Я не вижу в ней характерного зажигания, которое происходит, когда применяется техника. Из слов её наставницы я понял, что она — не маг. Это делает не Эвиллит. А, значит, кто-то посторонний применяет на ней свою технику, заключая её во времени. Этот кто-то может управлять ею на расстоянии. И вполне вероятно, подчинять само время. — Время? Ты преувеличиваешь. Никогда о таком не слышала, — возразила Сёко, возвращая друга с небес на землю. «Возможно, даже самые опасные рассечения Сукуны не смогли бы её убить…» — предположил он, вспоминая последнюю битву. — О какой наставнице речь? — поинтересовалась Иери, упустив некоторые детали, известные только магу. — Ева. Это её рук дело. Она управляет снами и зачем-то показывает их мне. Хочет, чтобы я разобрался? Вопрос, который мог остаться без ответа, волновал Сатору уже несколько ночей, прошедших впустую. Снов он больше не видел. Наступившее затишье вызывало зудящее беспокойство, от которого хотелось отмахнуться, но забыть о нём не выходило. Девушка, окружённая книгами в отдалённом доме, была тому напоминанием. Он не забывал о ней и по-прежнему хотел помочь. Даже спустя столько пройденных для неё лет. — Но ведь тебе удалось её ранить, — напомнила вдруг Сёко, глянув на мага исподлобья. — Считаешь, что сильные атаки могут оставить на ней след? Или сильные техники? Или… — выдержав паузу, он пришёл к неутешительному выводу, ответив словно самому себе. — Только я? Иери лишь пожала плечами. Узнать ответ мог только Сатору. Её знаний в этом вопросе было крайне мало, и помочь она ничем не могла. Смахнув с пальцев нарастающее напряжение, она обернулась на открывшуюся дверь и с удивительной синхронностью со стоящим рядом Годжо уставилась на вошедшую делегацию непрошенных магов Киотского техникума во главе с Гакуганджи. Расположившись на мягкой софе, старик дождался, пока его примеру последуют остальные, и без каких-либо прелюдий обратился к новому директору со всей присущей ему чванливостью: — И как прикажешь это понимать, Годжо Сатору? Сохранив непроницаемость, маг обвёл взглядом присутствующих и остался стоять на прежнем месте. Понять, зачем тот пожаловал, притащив с собой весь учительский состав, поредевший после недавних событий, было несложно. — О чём это ты? У вас так много времени, что вы всех сюда привели? На кого оставили студентов? — начал он издалека, не раскрывая своих замыслов, и усмехнулся. Вероятно, ещё несколько месяцев назад наглость Годжо вызвала бы у пожившего старика волну негодования, но в нынешней обстановке он лишь хрипло втянул воздух и заговорил скрипучим неторопливым голосом: — Когда ты предложил мне возглавить старейшин, я отказался и вернулся в Киото, чтобы быть ближе к насущным делам и принимать в них участие. Сидя в обществе далёких от реальности дураков, я бы не добился никаких результатов в улучшении жизни как простых людей, так и магов. И вот я здесь, и всё равно глух и слеп, и не знаю о том, что творится у меня перед носом. Когда ты вступил в должность директора, я поддержал тебя не как сильнейшего, а как того, кто справится с этой ролью и сможет всё проконтролировать. Как ты думаешь, я ошибался? Слова Гакуганджи согнали фальшивую спесь с лица мага, и, выпрямив спину, он без отступлений выразил своё мнение: — У меня всё под контролем, Гакуганджи. Причин для беспокойства нет. — Ты так уверен? Ты говорил также об Итадори. И что в итоге? Япония до сих пор не оправилась после бедствия под именем Рёмен Сукуна. Ты хочешь повторения? — Вы сравнили древнего мага, прожившего тысячелетие, и девушку, которая не имеет ни техники, ни каких-либо умений в магии? Сравнение Эви с Сукуной позабавило Сатору, вызвав непроизвольную улыбку. — Обожглись на молоке, теперь дуете на воду, — подметил он и повторил. — Я ведь сказал, волноваться не о чем. Насупившись, старик сжал в руках трость и кивком головы велел всем выйти. Метнув в мага настороженный взгляд, Сёко вышла вслед за другими. Удостоверившись, что их не подслушивают, старик всё же перешёл на тон пониже. — Тебе известны её мотивы? Что ей здесь понадобилось? Она ведь даже не пыталась сбежать. Что, если она пришла сюда за ним? — Исключено. Как бы она узнала? Предположение Гакуганджи кольнуло мага в самое сердце, заставляя невольно сжать челюсть. Что-то подсказывало ему, что старик ошибается. Ведь в ином случае всё могло сложиться намного ужасней, и жители Японии могли оказаться в потенциальной опасности. — Я сам её привёл. А не сбегает она потому, что знает, что ей это не удастся. Вокруг маги. Она всегда у меня перед глазами, — успокоил Годжо, заняв место напротив разволновавшегося старика. Не разделявший беспечность нового директора Гакуганджи приблизил к нему своё морщинистое лицо и без предисловий выложил собственное решение проблемы: — От неё нужно избавляться. Сейчас же. Тебе известно, как это сделать? Наступившее молчание пронизывало воздух едким ощущением мнительности, что работало не в пользу мага. Старик ожидал ответа, и уходить без него он не собирался. А, значит, следовало подкрепить его веру в конечной цели, с которой он пожаловал, и при этом дать понять, что ожидать беспрекословного подчинения от нового директора не стоит. Сосредоточив всё внимание на единственной мысли, заключённой в неизвестной ему особенности, он расправил плечи и невозмутимо высказал свою точку зрения: — Для начала я должен кое-что выяснить. Ну а потом… Я решу, что делать. Убить её будет непросто, это мы уже выяснили. Маг не сомневался, знание Иери о том, что действие Безграничности эффективно против Эвиллит, скорее уйдёт с ней в могилу, чем об этом узнают другие. А потому говорить о большем было незачем. Оставшись удовлетворённым ответом лишь наполовину, Гакуганджи встал с насиженного места и мрачно проговорил: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Я-то знаю. А что насчёт вас? Вы удивительно осведомлены о случившемся. Интересно, кто же у нас тут такой разговорчивый, что донёс весть аж до Киото? — не удержался маг и криво улыбнулся от гадкого чувства маленького предательства. — Ну что же ты? Думала, сам догадаешься. Женский голос, проникновенно заползший в голову коварной змейкой, расставил всё по своим местам. Открыв дверь шире, она вошла к ним без приглашения, подобно горделивому ворону, и заняла своё место у окна, где за хрупким стеклом виднелись чёрные птицы, неизменные спутники, несущие смерть. Они восседали на голых ветвях высокого дерева и смотрели на всех множеством глаз, подтверждая свою причастность. — Мэй… Услышав своё имя из уст Годжо, она деликатно убрала волосы с лица и улыбнулась, довольная своим появлением. Поступок девушки был ожидаемым, и маг ничуть не смутился такому стечению обстоятельств. Решив развеять оставшееся недопонимание, Мэй лаконично предупредила: — В следующий раз не опаздывай с доплатой, будь так любезен. Издав неодобрительный вздох, Гакуганджи напомнил всем присутствующим: — У нас с вами одно общее дело. Не позволяйте кому-либо вставать у нас на пути, — нахмурив густые брови, он обратился к магу с особенно подчёркнутым предостережением. — Рано или поздно верховные маги узнают о ней. Будет лучше, если к тому моменту от неё не останется и следа. Ей здесь не место, Годжо Сатору. Робкий стук, пронзивший секундную тишину, положил конец всем разговорам и рассеял внимание присутствующих. Дверь комнаты собраний, за которой, вероятно, были слышны голоса, плавно сдвинулась в сторону, и перед глазами магов предстала та, о ком велась речь всё это длительное время. — Сатору… Не успев сдержать имя, стремительно слетевшее с губ, Эвиллит оцепенела при виде нескольких людей, присутствие которых заставило её замолчать. Она была тут совсем некстати. Помешала — поняла она и не знала, что делать. Нахмурившись пуще прежнего, старик неодобрительно пробурчал себе что-то под нос. — Какая бестактность обращаться к малознакомому мужчине по имени. Замечание Мэй, прозвучавшее на знакомом девушке языке, прошлось по ней острым лезвием, оставляя на душе чувство вины. Она ощущала его столь явственно, что не могла ничего возразить, несмотря на то, что не знала о нём ничего, кроме имени. Спрятав руки за спину, она отступила в сторону и пропустила магов, позволив им покинуть зал собраний. Переливы бесконечности, блеснувшие в свете солнца, приковали к себе взгляд, не позволив пошевелиться. Сила, разгадать которую Эви была не в силах, ограждала её от магов, пресекая любые попытки им навредить. Она указывала ей на её место, вызывая в душе отголоски никчёмности и клеймо, оставшееся с ней навечно. «Прокажённая…» — согласилась она, принимая с молчаливым смирением собственное положение. — Ты видишь её? Мою бесконечность? — удивился Годжо, сделав шаг в её сторону. Увидеть неосязаемое поле, окружающее мага, можно было лишь в редких случаях, под определённым углом, когда преломлялись лучи света, падающие на бесконечность, вызывая те самые переливы, похожие на радугу. Но так как бесконечность была создана из проклятой энергии, увидеть даже минимальные изменения в пространстве для человека, не владеющего магией, было редким исключением. И удивление Сатору было не беспочвенным. — Ты ведь не видишь ни проклятий, ни проклятой энергии? — спросил он словно самого себя и, очевидно, не получил никакого ответа. «Что же изменилось?» — недоумевал он, взирая на Эви сверху вниз. Вспомнив о неожиданном визите девушки, которая вряд ли решила бы покинуть свои покои просто так, Годжо наконец поинтересовался причиной её появления в стенах техникума, на что Эвиллит, опомнившись, удивила Сатору ещё больше. — Что такое индустриализация? — спросила она на одном дыхании, позабыв о неловкой ситуации, погрузившей её в малоприятные размышления минутой ранее. Непонимание на лице мага сменилось осознанием ситуации. — Встретила это слово в книге? Наверное, таких слов было немало, — пришёл он к простому выводу, сославшись на то, что приносил художественные книги, написанные в разных эпохах и в нынешнем времени в том числе. — Ты ведь не в курсе, что происходило в мире всё это время, я прав? А произошло действительно многое. Я могу принести книги по истории, и ты ознакомишься с тем историческим периодом, который пропустила. Так тебе будет легче разобраться в том, что тебя окружает. Эвиллит слушала мага, не перебивая. Проницательность, с которой он сразу же уловил суть её проблемы, удивляла её вовлечённостью и желанием подарить ей новые знания, чего никто прежде не делал, не считая наставницы. Не заметив, как преодолели весь коридор, они остановились у входа в кабинет директора, и Сатору с уверенностью пообещал: — Я принесу ещё книг, — слова, оставшиеся с ним в прошлый раз, вспыхнули в памяти ярким огнём маяка и, смешавшись в беспристрастном тоне, предупреждающе сорвались с его уст. — Не покидай свою комнату без разрешения. Твоё присутствие в здании техникума может иметь последствия. Переменчивое настроение мага озадачивало девушку, но вступать с ним в спор она не желала. В первую очередь, Эвиллит прислушивалась к себе и принимала решения самостоятельно, не считая нужным ставить кого-либо в известность. Она прекрасно понимала, где находится, и кто её окружает. Маги ей ничем не обязаны, и считать их друзьями было нельзя, в этом она была уверена. Приняв молчание за согласие, Годжо удалился к себе и не удостоил девушку более ничем. Словно время, проведённое с ней чуть дольше, могло внести разлад в его обыденность, расшатать налаженный механизм, собрать который было непросто. Узнать причину невосприимчивости Эвиллит к урону вовсе не означало узнать её, как человека. В планах Сатору это не значилось. И всё же он узнавал её, закрывая глаза и погружаясь в иной мир, без сопротивления и желания положить этому конец. Он знал о ней больше, чем она могла себе представить, и магу это стало казаться неестественным и даже несправедливым, ведь ей было известно лишь его имя. Изменить такое неблагоприятное положение было сложнее, чем мириться с мыслью, что девушка, проживающая тихую жизнь вдали от всех, остаётся в неведении. Слова Мей, неизбежно задевшие Эвиллит, крутились в его голове до самого вечера, укореняясь в душе чувством понимания и сопричастности.

***

Ночь, опустившаяся на Токио, зажглась тысячью звёзд в небе. Разгоняя облака, точно занавес, она явила на тёмном своде изящный полумесяц, заметить который мог каждый. Но не все в шумном городе поднимали голову, останавливаясь, чтобы понаблюдать за небесным телом, светящим каждую ясную ночь. Отражение Луны в глазах смотрящего невозможно было передать ни кистью художника, ни пером писателя. Столь далёкая и манящая, она проникала вглубь человеческих затаённых переживаний, отгоняя тьму и вселяя надежду. Молчаливый свидетель людских судеб оставался незабвенным и нерушимым, напоминая о себе мягким светом, помогающим отыскать верный путь. Вслушиваться в тишину его мудрой речи удавалось не всем. Он искал подобных себе, тех, кто был готов услышать и принять его безмолвие. И Эвиллит была одной из них. Подолгу наблюдая за благодатным светилом, она слышала шёпот ночного леса, окружавшего её жилище, шум ветра, пронёсшегося мимолётной ласточкой, и стрекот затаившихся в траве кузнечиков. Она слушала и наблюдала, изнывая от тоски, отягощающей её сердце, и не могла больше оставаться в давящих стенах. Они пленили её душу, связывая тяжёлыми цепями, и придавливали к холодной земле. Стерпеть непосильную тяжесть в эту ночь девушка не сумела и, вырвавшись из гнусного плена через открытое окно, без оглядки убежала в спящий лес. Она неслась, не разбирая дороги, и не боялась заблудиться. Потеряться в лесу для неё было меньшим злом по сравнению с тем, что приходилось испытывать изо дня в день долгие двести лет. Непринятие. Истощение. Бесчувствие. Порыв, зародившийся в беспокойной душе, вёл её вперёд, навстречу чему-то знакомому, тому, что протянуло бы ей руки, не боясь прикоснуться. Небо над головой, Луна, освещающая путь, и лес, пусть и незнакомый, не боялись Эвиллит, а Эвиллит не боялась их. Вырвавшись из густого скопления деревьев, не смевших её останавливать, она вышла на большую поляну и зачарованно оглядела раскинувшееся перед ней пространство. Искомое нашло её само и теперь величественно взирало на ночную гостью. Жар огня, запах хвои и заливистый смех наставницы ожили в памяти пылким костром, от которого по телу пробежали мурашки, а на лице расцвела улыбка. Она помнила. Помнила каждый шаг. И повторяла его без колебаний. Расстегнув платье, Эвиллит аккуратно сложила его, оставшись в тонком, предназначенном для сна, и, огладив чёрное платье на прощание, уложила рядом с ним туфли и носочки. Раздеваться полностью девушка не стала, постеснявшись незнакомых мест. За неимением хвойной настойки она смочила ладони каплями прошедшего дождя, осевшими на травинках, и прошлась пальцами по лицу и шее, омывая себя перед главной частью ритуала. Одиночный шабаш неведьмы в чужих краях казался Эви безумной идеей, но именно это и сподвигло её встать на ноги и вдохнуть полной грудью, чувствуя бескрайнюю лёгкость. Она была всюду, ощущалась холодным воздухом, твёрдой землёй под ногами и падающим с неба лунным светом. Раскинув руки, она порадовалась собственной выходке, маленькой свободе, и улыбнулась так, как не улыбалась долгие годы. А после закружилась в невесомом танце, движения которого задавала себе сама. Волосы рассыпáлись по её спине, то взмывая в воздух, то хлестая её по лицу. Руки очерчивали в воздухе выдуманные картины, заполняя мрачные пустоши леса. Мягкая поступь и резвые шаги сменяли друг друга с невероятной лёгкостью, словно танцы под ночным небом были единственным, чем она жила. Казалось, ещё немного, и на кончиках пальцев запляшет пламя, распространяясь по всему телу, и захватит её целиком. Но этого не случилось. Обратив взор к небу, Эви остановилась и сжалась под чужим взглядом, тревожно сминая в руках прядь волос. Человек, повисший в воздухе на расстоянии птичьего полёта, был ей знаком, и, без сомнений, прибыл сюда за ней. Сообразив, что его заметили, маг разочарованно вздохнул и прокричал, разрезая сумрачную тишину: — Я не могу уйти. Но если хочешь остаться одна, это тебе поможет. Сброшенный предмет, слившийся с ночью, казался незнакомым до самого падения. Вытянув руку, девушка сумела поймать вещицу и, взглянув на неё, обнаружила в ладони тёмную повязку, с которой Сатору никогда при ней не расставался. Увидеть его глаза на таком расстоянии Эвиллит не сумела, ночь умело скрывала черты его лица, и девушка сосредоточилась на повязке, не совсем понимая, что с ней делать. Глаза Годжо видели её и сквозь повязку, и с огромной высоты, пусть она об этом и не догадывалась, но, почувствовав, что уединение и темнота леса для неё важны, он, не раздумывая, сбросил ей свою повязку, чтобы, надев её, она ощутила себя в комфортном для неё одиночестве. Не став томиться сомнениями, Эвиллит приняла её и осторожно опустила на глаза, позволяя темноте окутать её со всех сторон. Прислушавшись, она уловила дыхание леса, робко коснувшееся её кожи, лунный свет, падающий с небес, и капли предрассветной росы. Она была одна. И это чувство позволило ей пуститься в необъятные объятия ночи, заждавшейся своей гости. Огонь, вспыхнувший в её сердце с новой силой, казалось, мог разгореться самым большим костром. Эвиллит представляла, как смотрит на него, затаив дыхание, как просыпаются ночные жители леса, как чуждая энергия струится по телу и взрывается тысячью вспышек, что освещали землю. И она была их частью. Частью чего-то большого и значимого. Сейчас же, радуясь и отпуская тяжёлые мысли, она была по-настоящему счастлива и не замечала ничего вокруг. Повязка, лишь чудом не слетевшая с её глаз, помогала ей в этом, делясь чужим теплом, столь неожиданным и приятным. Вдоволь накружившись, она упала на землю и рассмеялась собственной шалости, совсем как ребёнок. Шабаш неведьмы наполнил её душу смыслом и позволил вспомнить лучшие времена, о которых Эвиллит вспоминала с щемящей тоской. Он показал магу, опустившемуся рядом, что она не растеряла тяги к человеческим радостям, и обычной жизни, которой она была лишена. Услышав шаги, Эви стремительно стянула с глаз повязку, но никого не обнаружила. Не став смущать девушку своим присутствием, Годжо перенёсся к краю поляны, о чём дал понять жестом, и отступив в лес, скрылся из виду. Вернувшись к сложенным вещам, Эви быстро оделась и поспешила за ним. Повязка в её руках была ощутимым напоминанием прошедшей ночи, забыть которую не представлялось возможным. Покидая поляну с лёгким сердцем, она обернулась в последний раз и поблагодарила природу за тёплый приём, а после скрылась в ночи. Найти Сатору оказалось совсем несложно. Белые волосы, выглядывающие из-за деревьев, были заметны издалека, и Эви сразу же последовала за ним. Он был единственным, кто мог показать дорогу, и девушка старалась не отставать, сохраняя молчание на протяжении всего пути. Молчал и маг, лица которого она не видела и от того не могла прочесть его эмоций. Злился ли он или считал её глупой селянкой? Эви не знала. С трудом сдерживаясь, чтобы не напеть незатейливую песенку, она шла за ним и старалась не привлекать внимания. Спина, которую ей приходилось видеть всё чаще и чаще, казалась непроницаемой стеной, за которой скрывалось много личного и неоднозначного, но девушка не знала наверняка. Заставив себя выбросить из головы ненужные мысли, она не заметила, как оказалась у крыльца своего дома. Исчезнувший бесследно маг больше её не удивлял. Разумеется, он не стал бы тратить на неё своё время, потратив значительную его часть в лесу. И всё же она была ему благодарна за то, что проводил и не оставил плутать одну. И за возможность подольше побыть на природе. Повязка, оставшаяся в её руках, напомнила о себе в самый последний момент, и Эвиллит впала в оцепенение. «Отдать… Мне же нужно было её отдать…» — спохватилась она, не зная, что делать. Искать? Нет. Она не знала, куда идти в такую темень и что сказать. Теперь же она в полной мере ощущала себя глупой селянкой, держащей вещь, которую следовало отдать, в своих же руках. Потоптавшись на месте какое-то время, она зашла в дом и выдохнула. Время, проведённое в сердце леса, ненадолго вернуло её к жизни, позволив скоротать ночь в благостных мыслях. Приблизившись к кровати впервые за долгое время, она нерешительно взялась за край одеяла и легла в чистую постель, подмечая мягкость перины и свежесть подушки. Спать в такой обстановке и вправду было куда комфортнее. Бережно сложив повязку мага, она положила её на тумбочку и безмятежно предалась сну. — Нагулялась? Оборвав тонкую нить, ведущую в мир кромешной темноты и покоя, голос, раздавшийся над головой, бесцеремонно вторгся в личное пространство и вернул девушку в реальность. Вынужденно открыв глаза, Эвиллит взглянула на нависшее над ней проклятие и ничего не ответила. Не посчитала нужным. И лишь выжидательно посмотрела в злые глаза, наблюдая за тем, что последует далее. Взвившись к самому потолку от неповиновения и дрянного, как он считал, характера девушки, проклятие скукожилось до бесформенного состояния и опустилось на пол, собирая остатки терпения. — Столько шансов, и всё впустую! Почему не дотронулась до него?! — взревел дух, в полной мере чувствуя, что просчитался, и его замыслы терпят поражение. — Если ты не заметил, его окружает какая-то бесконечность. Это невозможно, — пояснила Эви ровным тоном и села на кровати, бросив безучастный взгляд на крайне недовольное проклятие. — Чёрт. Он поддерживает её постоянно. Такое я вижу впервые. Это усложняет задачу, — фыркнул дух и, сузив глаза, придирчиво обратился к девушке. — Вряд ли тут поможет твоя мордашка. Видела, какие девки тут околачиваются? Даже если станцуешь голой, его это не возьмёт. Он не обратит на тебя никакого внимания и не позволит прикоснуться. Услышанное избавило Эвиллит от остатков сна и вернуло внимание к проклятию. — Я и не думала о таком. Не пыталась… — проговорила она еле слышно и настойчиво напомнила проклятию. — Я не давала обещания. Итог будет один. А, значит, и решение будет за мной. Вздорные слова, лишённые какого-либо страха, заставили проклятого духа затрястись от злобы и угрожающе оскалить зубы: — Ты забываешься. Контракт исполнен уже наполовину. И конец близок. С тобой или без тебя я всё равно свершу начатое. А будешь мешать… — Что? Убьёшь меня? — улыбнулась Эвиллит от потешных угроз, не оказавших на неё никакого влияния. Проглотив язык от собственного безвластия, проклятый дух упорхнул от неё к двери и, сдержав нарастающий гнев, заключил напоследок: — Пока что мы с тобой в одной лодке. Будем раскачивать её — не получим желаемого. Делай, что хочешь. Я всё равно доберусь до мага. Вылетев через дверь, проклятый дух исчез, как исчезал всякий раз, когда разговор заходил в тупик, и им обоим приходилось терпеливо ожидать событий, что благосклонно уготовило им будущее. Они знали друг друга много лет и вынужденно сосуществовали, связанные одной клятвой. Никаких тёплых чувств проклятый дух к своей подопечной не питал, и Эви это было прекрасно известно. Действуя её руками, проклятие упорно добивалось своей цели, которой, однако, не удалось произвести на девушку никакого впечатления. Всё, что было связано с магией, хитросплетениями и жаждой власти, оставалось для неё незамеченным и неважным. Главным было то, чего пожелала она в ту тёмную безлунную и мучительную ночь много лет назад. И лишь собственная тоска, влачить которую с каждым днём становилось всё тяжелее, имела для неё значение. Разрезая руками воздух, проклятый дух без оглядки устремился в небо, собираясь скрыться в ночи и немного осмотреться. С такой высоты Магический техникум был для него, как на ладони, а сам он оставался незамеченным для большинства магов. Снизив уровень проклятой энергии, чтобы его не заметили, он раздражённо повертел головой и скривился от парочки любопытных воронов, вьющихся у их жилища с момента поселения там Эвиллит. Убийство пернатых прислужников привлекло бы много лишнего внимания, и лишь усилием воли проклятый дух сдерживался от расправы над птицами. Снующие всюду маги не позволяли показываться на глаза, и большую часть времени дух пропадал в самых разных местах, о которых Эвиллит даже не догадывалась. Носиться с ней два века вслепую, не зная, что уготовано наперёд, претило проклятию настолько, что он был готов разделить несносную девицу на несколько частей и обмотать части тела печатями, что, как он полагал, смогло бы повлиять на воздействие техники и сделать её сговорчивее, но принимать столь поспешные решения, ставя под угрозу дело всей его жизни, он бы никогда не рискнул, а потому терпеливо ожидал подходящего момента. Пролетая над зданием техникума, он впал в глубокие размышления, что ненадолго ослабило его бдительность. Думы о туманном будущем занимали большую часть его жизни, а цель, к которой он шёл долгие века, казалось, отдалялась от него всё дальше, что вызывало в нём необузданный гнев. Добиться желаемого любыми средствами — таким было его убеждение. Одна лишь мысль о том, что задуманное свершится, затмевала его взор, позволяя расплыться в кривой улыбке. В улыбке, что была молниеносно стёрта с его лица перехватившей его голову ладонью мага. Изрыв собой землю, проклятый дух ошалело забегал глазами и втянул голову в плечи, стоило ему поднять взгляд наверх, на стоящего в нескольких метрах от него человека, что взирал на него, как на абсолютное ничтожество. — Так вот, чью ауру я ощущаю от Эвиллит, — произнёс он с заметной уверенностью и скрестил руки. — Теперь понятно. Ну и кто же ты такой? Дух не помнил падения. Не помнил приближающегося к нему монстра с чудовищными глазами и совершенно точно не ожидал, что его короткая вылазка будет замечена. Но всё это не имело никакого значения. Беспокоиться было не о чем. Вернув жуткую улыбку, он сравнялся с магом и претенциозно ответил ему в лицо на вопрос, который давно предвкушал услышать. — Погибель. Я — твоя погибель. Серьёзный тон, с которым были брошены столь громкие слова, пробили Годжо на смех. Он пронёсся раскатами унижения, сравнимых с устрашающей стихией, прибивая самооценку проклятия к земле, а его самого — в стену одного из зданий. — Мелковат. Не чувствую от тебя ни опасности, ни силы. Но бродить по техникуму не позволю, — удерживая проклятие одной рукой, Сатору сформировал сферу «синего» в другой, собираясь выпустить её в голову духа, на что тот испуганно заёрзал под его ладонью, а после, наполнившись неудержимым безумием, яростно прокричал ему в лицо: — Убьёшь меня — убьёшь и её! И разразился бесноватым смехом, напомнившим самого Двуликого. Ослабив хватку, Сатору замешкался лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы дух бесследно исчез, растаяв в воздухе чернильной дымкой. Тряхнув головой от произошедшего, маг спустился на землю и рефлекторно повернул голову в направлении дома, в котором спокойно спала та, чья жизнь была покрыта тенью необъяснимых событий, вызывающих много вопросов, которые следовало задать. Знание ответов могло поспособствовать раскрытию чего-то важного, а, возможно, могло спасти чью-то жизнь, и сомнений в этом у мага не было.