Змейка в тыкве

Немного успокоившись, Эл вздохнул и свернулся клубком. Тыква была большой, уютной, и от неё слегка пахло сладким хэллоуинским пирогом. Приятное место, а главное, укромное. Здесь его никто не найдёт, во всяком случае, никто посторонний. Ватари обещал скоро вернуться, а змеиное чутьё подсказывало, что ему можно верить. Этот загадочный людь со смешными усами и стёклышками на глазах видел незримое и разбирался в тонких материях. Он не испугался встреченного духа и даже вызвался помочь ему. И от него пахло Англией. Как всё-таки удивительно и приятно встретить земляка так далеко от дома. Лишь бы воспитанники Ватари не вздумали дёргать Эл за хвост… впрочем, в таком случае он просто клацнет на них зубами, не слишком грозно, так, для острастки. А вдруг у них найдутся конфеты? При мысли о конфетах, которые люди часто вручают детям, чтобы те не капризничали, а потому постоянно таскают с собой, Эл предвкушающе высунул длинный раздвоенный язычок. Случившееся с ним приключение переходило из разряда страшных в любопытные. В конце концов, когда ещё удастся понаблюдать обычную человечью семью в естественной среде обитания? Ну, может, не совсем обычную… Зевнув, змейка опустила голову на подвёрнутый кончик хвоста и решила, что немного поспит. Буквально пару минут — пока не придёт Ватари. Вскоре тыкву взяли в руки и понесли, но Эл едва заметил это сквозь дрёму. Он так удобно улёгся, а мерная поступь так сладко убаюкивала, что шевелиться не хотелось. Кроме того, сейчас вокруг полно народу, выбираться при всех — гарантированно привлечь к себе внимание. Безопаснее будет оставаться в укрытии и ждать какого-нибудь сигнала. Вот прибудут они на место — и он выберется. С этой мыслью Эл окончательно погрузился в сон. Ему снился пирог с цукатами. Проснулся он, когда тыква наконец перестала двигаться. Некто поставил её на ровную поверхность, предположительно на стол, после чего поспешно отступил на шаг. — Приветствую тебя, тыква! — торжественно провозгласил подрагивающий от волнения голос. Стенки тыквы слегка искажали доносящиеся снаружи звуки, но голос был слишком молодым для Ватари и определённо незнакомым. — Я не тыква, — недовольно сказала змейка и вылезла. Её взгляду предстал людь. Высокий, рыжеволосый, с веснушками на носу и торчащими из-под одежды там и сям полосками бумаги. В растрёпанных прядях высыхали капли воды, красиво блестя в свете причудливой лампы на длинной кривой ноге, цепляющейся за край стола. Поначалу Эл принял её за какой-то неведомый ему вид цукумогами, но, ощупав лампу языком, убедился, что перед ним всего лишь предмет человечьего быта, пусть и странной формы. Людь переступил с ноги на ногу и откашлялся. Эл наклонил голову. Нет, это определённо не Ватари. Встретившийся ему в Шумном месте представитель человечьего племени был уже в летах, а этот — совсем юный, почти детёныш. Заметно и по нетерпеливому блеску в тёмно-карих, без всяких стёклышек глазах (Эл запоздало припомнил, что такие стёклышки называются очки и носят их в основном пожилые особи, чтобы лучше видеть), и по текущей по телу бурным потоком энергии. Неприятностей с такими не оберёшься… того и гляди норовят дёрнуть за хвост. От незнакомца пахло холодом и дождём. А ещё — нетерпением. — Ух ты, — восхитился он срывающимся полушёпотом. Похоже, что непритворно. — Вот ты какой… — Какой? — мрачно спросил Эл. Его слегка укачало, он проголодался и вдобавок никак не мог понять, куда подевался Ватари и почему вместо него здесь этот юнец. — Ну, такой вот… — людь неопределённо взмахнул руками. — И разговариваешь. Совсем как люди, вслух. — Иначе ты бы меня не понял, — резонно заметила змейка. По счастью, паренёк понимал простейший английский, иначе как с ним общаться, не представлялось вообще. — Это что? — скользнув по столу, Эл потыкал кончиком хвоста в ближайший клочок бумаги. — Печать призыва, печать обнаружения, печать усмирения, печать покорности, — принялся методично перечислять людь. — Хм. А для чего они? — Ну-у… — людь почему-то смутился. — Честно говоря, чтобы найти и… в общем, найти и увидеть тебя. Всё равно непонятно, кроме того, незнакомец явно недоговаривал. — Зачем тебе меня искать? Людь покраснел. Это оказалось даже красиво, поскольку на коже отчётливее проступили солнечно-золотистые веснушки. — Я хотел завести себе мистического духа, фамильяра или на худой конец сикигами, — сказал он и, предвосхищая закономерный вопрос, торопливо пояснил: — Ему можно было бы давать всякие поручения, например, убираться у меня в комнате и выбрасывать мусор. Обсуждать с ним разные увлекательные вещи вроде теории струн или квантовой теории поля. Моим одноклассникам они совершенно не интересны, да и ребятам на подготовительных курсах тоже… А вот астральным существам такие вещи наверняка близки. Если при его первых словах змейка уже начала было приподниматься на хвосте, то окончание фразы её слегка умиротворило. Теория струн… звучало любопытно. У них начинали что-то такое обсуждать… лет сорок назад, но никто толком ничего не узнал, и тема забылась. А вот люди, оказывается о ней помнили, и… нет, это не значит, что людь совсем прощён. — Меня зовут Ягами Лайт, — немного неловко представился тот, по-видимому, даже не подозревая, как близок был к гибели. — Между прочим, я — лучший школьник Японии, — добавил он с нескрываемой гордостью и тут же сник: — Хотя духам вряд ли есть дело до людских регалий. — Возможно, — уклончиво ответила змейка. — А кто такие школьники? Ягами Лайт потрясённо уставился на своего гостя. Спустя долгую паузу он усмехнулся: — Это долгая история. — Расскажешь? После теории струн. — Ладно, — легко согласился Лайт. Видимо, орден школьников не был особой тайной. Людь помедлил, словно прикидывал что-то по себя или на что-то решался: — Дух, а как твоё имя? — Ты можешь звать меня Эл, — нехотя разрешила змейка. — И, предупреждаю сразу, если попытаешься дёрнуть меня за хвост, я откушу тебя голову. — Ни за что не стану, — пообещал Лайт. Выглядел он вполне искренним. — Хочешь перекусить? — людь наконец вспомнил о роли хозяина. — Кофе или, наверное, лучше чай… С молоком и печеньем. Ещё у меня есть чипсы и растворимый рамен, но если ты предпочитаешь другую пищу… Пожалуй, я мог бы наловить тебе мух или лягушек в парке, но это только завтра. Мух? Лягушек? Чем этот человек питается?! — Лучше кофе, — твёрдо сказал Эл. — С печеньем. И молоко. Пока Лайт ходил за угощением, Эл принял более удобный для человечьего дома облик. Кроме того, так было проще осматриваться. Над столом и сбоку от него располагались полки, уставленные книгами. Чуть поодаль стояла низкая кровать без спинки и странный куб на тумбочке, передняя стенка которого отражала предметы, но как-то странно, искажённо. Эл решил, что изучит причудливый предмет позднее. Перевоплощение вызвало новую волну восторга у вернувшегося людя. — Так ты правда умеешь становиться человеком! — воскликнул он, остановившись на пороге с подносом в руках. Эл покачал головой. — Человеком? Нет, не умею. Можно изменить свою форму сообразно обстоятельствам, но нельзя стать тем, кем ты не являешься. Людь покивал с умным видом, хотя, кажется, не вполне понял, что ему сказали. — Я имел в виду, ты сейчас выглядишь совсем как человек, — пройдя в комнату, он опустил поднос на стол и принялся переставлять с него посуду. Над серебристым кофейником витало облачко знакомого горьковатого аромата. Эл втянул ноздрями воздух и облизнулся раздвоенным язычком. — Ну… почти. — Просто так удобнее, — Эл показал Лайту раскрытую ладонь и взялся ею за чашку. Сидеть пришлось в непривычном кресле на маленьких колёсиках, которое по логике вещей должно было постоянно куда-то укатываться, однако не укатывалось и даже оказалось ужасно уютным. Эл попытался обвиться хвостом, вспомнил, что хвост у него временно отсутствует, и вместо этого подтянул к груди колени. Лайт не скрываясь рассматривал его, пока не понял, что поступает невежливо и с явным усилием отвёл взгляд. Правда, коситься исподтишка продолжил. Помимо печенья в приятно шелестящей коробке к столу были поданы ломкие суховатые хлебцы, немного напоминающие на вкус опавшую листву, и кубики сахара, восхитительно похожие на белые сладкие льдинки. Один Эл с удовольствием сгрыз просто так, остальные высыпал в чашку с кофе. Глаза Лайта сделались неестественно большими и круглыми. Всё-таки он был немного странным, даже для людя. Зато красивый… Тёплый и яркий, словно даже в этот дождливый октябрьский вечер его освещало солнце. Кофе оказался горячим и крепким, печенье — мягким и сдобным, а вот молоко… Тут двух мнений быть не могло — жидкость в высоком прозрачном стакане не имела никакого отношения к доброму коровьему молоку. К козьему или овечьему, впрочем, тоже. — Соевое, — пояснил Лайт, вероятно, заметив его гримасу. Эл порылся в памяти. Соя — это такой вид растительности, припомнил он, мысленно восстановив страницу из какой-то старой полузабытой книги, вроде гороха. Э-э-э… Ну странный же! Теперь уже он уставился на Лайта во все глаза. — Ты подоил горох?! У людя отвисла челюсть. — Чего?! — Как из сои могло получиться молоко? Соя — растение из семейства бобовых, то есть горох. Вывод — ты добыл молоко из гороха. Лайт хлопнул припыленными рыжиной ресницами, однако почти сразу лицо его просветлело. Он рассмеялся, но не обидно, а как-то… иначе. — Ой, это совсем другой процесс. Я тебе потом о нём расскажу. — Хорошо. Сразу после теории струн и школьников. Похоже, его ждёт много любопытной информации. Эл снова принялся за еду. — А ещё в следующий раз ты принесёшь мне настоящего молока, из коровы. Козье в крайнем случае тоже подойдёт. — Договорились. Какое-то время прошло в тишине. — Ты живёшь тут один? — поинтересовался Эл, после некоторых колебаний принимаясь за хлебцы. Какой-то вкус у них всё же был — слабая, едва уловимая сладость. Интересно, а они из чего сделаны? Он надеялся, что не из гороха. Хотя Эл почти не сомневался в утвердительном ответе — дом был совсем небольшим, на одного, максимум на двоих жителей, судя по виду из окна, вряд ли выше пары этажей плюс начисто лишённый устойчивой ауры огня, что говорило об отсутствии очага или камина, — Лайт покачал головой. — Нет, что ты. Здесь также живут мои родители и сестра. Целых четверо? А Эл ещё говорили, что это у него тесная нора! — Просто их сейчас нет дома,— скороговоркой продолжал Лайт. — Родители отправились к нашим родственникам на Хоккайдо, на день рождения папиного брата, а Саю в гостях у одноклассницы. У них там хэллоуинская вечеринка. Тыквы, конфеты… дурацкие фильмы с вёдрами томатной пасты. Эл не стал спрашивать, зачем люди смотрят, а главное, снимают фильмы с вёдрами помидоров. Есть вещи, находящиеся за пределами рассудка. Хотя пользу фильмов в их мире уже оценили, но… нормальных фильмов, не про вёдра! — Но уже весной я окончу школу и поступлю в университет, — мечтательно закончил Лайт. — Тогда я, наверное, буду жить в кампусе, а может, сумею снять своё собственное жильё. — И оно будет просторнее? — Кхм… Вряд ли. — Значит, ты перерисовал из книги древние печати, чтобы найти себе мистического друга? — подытожил Эл, слизывая с пальцев сладкие крошки. Не удержавшись, он с громким клацаньем зевнул. Как всегда после вкусной еды — тянуло в сон, но засыпать посреди знакомства не годилось. Мгновение Лайт выглядел озадаченным, затем нахмурился, немного поразмыслил и кивнул. — Пожалуй, что так. Ты не против? — догадался он спросить только сейчас. На сей раз задумался Эл. Вообще-то он не собирался задерживаться в Японии — это была не особо хорошо знакомая ему страна, слишком шумная, и вдобавок испытывающая нездоровую страсть к сое. С другой стороны, дома в течение ближайшей сотни лет не ожидалось никаких важных дел, да и людь этот, Ягами Лайт, был довольно интересным. Эл решил не сообщать ему, что ни печать призыва, ни печать обнаружения, ни печать усмирения, ни тем более печать покорности не подействовали. И вообще, на кого эти неведомые чёрточки, хаотично разбросанные по бумаге, должны были повлиять? Устроившись в кресле поудобнее, он упёрся ладонями в колени, мысленно вытянул хвост и сказал: — Пока мне всё нравится. И я хочу, чтобы ты рассказал мне про эту самую теорию струн. Какие там используются инструменты?