Беда на черных крыльях

      Когда Вэй Ин наконец улучил время поговорить с Се-гэгэ о Не Хуайсане, тот с уверенностью сказал:       — Полукровка.       Вот тебе и «непримиримые борцы с нечистью» Не! Вэй Ин припомнил все слухи, что ходили когда-то по цзянху, какие только смог. А слухи были всегда и о всех. Выходило по ним так, что были у прошлого главы Не две жены. А еще вернее — жена и сперва любимая наложница, которую оберегали так, что никто ее толком и не видел, и прятали во внутренних покоях. Говорили, она красива как небожительница, оттого глава Не и не позволяет никому увидеть свое сокровище. И еще говорили, что женой ее глава Не назвал в тот год, что она подарила ему второго сына.       Про «прятал и никому не показывал» — Вэй Ин мог хотя бы предположить. Аж целых два варианта, первый из которых отпадал, потому что если одному заклинателю лиса ещё могла вскружить голову, то заморочить целый орден, чтобы они позволили своему главе прикормить яо, могли разве что совсем уж легендарные умелицы. На сына одной из которых — при всей приязни Вэй Ина — Не-сюн никак не походил.       Оставался второй вариант. Устроить несильной лисе во внутренних покоях клетку, если знать как, должно быть делом не особо сложным… Только оставались вопросы: зачем главе Не нужна была лиса? Почему она умерла так рано — а Не-сюн сам упоминал, что был ещё совсем малышом, когда матушка умерла? Как лисе вообще позволили оставить потомство — и позволили назвать лисенка Наследником ордена? Пока вопросов было гораздо больше, чем ответов.       — Жэньсе-гэгэ, а может вообще быть так, что лис не знает о том, что он лис?        Раньше этим вопросом он никогда не задавался… Но когда задумался — мысли вышли занимательные. Вот он сам, например — он знает, как ощущаешь себя с золотым ядром и без него, будучи человеком и будучи яо; ему есть что и с чем сравнивать — и он знает, как отличить одно от другого. А если сравнивать не с чем, можно ли понять, что окружающие как-то от тебя отличаются?       Се-гэгэ, кажется, таким вопросом тоже не задавался. Неуверенно пожал плечами:       — У нас ходили истории о том, как не знавшие своих родителей молодые яо воспитывались людьми. Но обычно, если не учить детей с малолетства держать в узде порывы звериной сути — эти порывы быстро становятся заметны. Ты знаешь его дольше, Вэй Ин — есть в нём такое?       Вэй Ин перебрал воспоминания — благо, было что: в Гусу они почти всё время проводили втроем. И за проявление лисьей натуры Вэй Ин мог принять разве что любовь приятеля к весенним картинкам, но тогда лисом можно было бы честить и его самого! — и умение врать и не краснеть. Разве что ещё любовь к касаниям, но опять же, этим и сам Вэй Ин грешил, шиди вечно ругался на него, что липнет ко всем подряд.       Это Вэй Ин и озвучил.       Се-гэ снова пожал плечами:       — Мало. Было бы родство более дальнее — можно было бы поверить, что лисья кровь вовсе не даёт о себе знать, но тогда и лисом бы от него не пахло так отчётливо.       — Значит, умеет держать себя в руках.       Больше им ни до чего додуматься так и не удалось. И можно было бы оставить всё как есть — всё равно им скоро было уходить из Буцзинши, и вряд ли Вэй Ин ещё когда-нибудь сюда вернулся бы, но его терзало любопытство. Почти год он жил рядом с яо, ел с ним за одним столом — и не узнал!        Жэньсе-гэгэ его обругал любопытным птенцом и пригрозил:       — Был он тебе приятелем или не был, и был ли твой приятель лисом или не был — тебя волновать теперь не должно! Ну вот поговоришь ты с Не Хуайсаном — а дальше что, с Цзян Ваньинем душевные беседы водить начнешь?!       Но любопытство грызло Вэй Ина пуще осторожности. Он бодал старшего братца в плечо головой и ныл, пока никто не видел, и ныл, и ныл. Се-гэгэ было сложно довести, но имя ему дали не зря: взъярившись, он стукнул Вэй Ина по голове сложенными «вороньим клювом» пальцами и велел:       — Ступай и говори с ним. Попадешься — я сам тебя съем! И его съем!        Вэй Ин покивал: Се-гэгэ мог. И отправился вылавливать Не-сюна, который в некоторые моменты был так же неуловим, как старая опытная лиса в собственном лесу с тысячей нор.               Но Вэй Ину повезло. Проще всего найти того, кто прячется не от тебя. Не Хуайсан прятался от брата и собственной сабли, и Вэй Ин учуял его отчаяние и нежелание раньше, чем запах. Они были очень яркими и почти вкусными.       Забившись в  неприметный угол хозяйственного двора, куда Вэй Ина без морока и не пустили бы, Не Хуайсан выглядел усталым и печальным; никак не тем легкомысленным и беспечным молодым господином, каким его привык видеть Вэй Ин. Тихонько, чтобы не спугнуть, он позвал:       — Не-сюн?       Не Хуайсан заполошно дёрнулся, выдохнул, завидев Вэй Ина; натужно рассмеялся:       — О, Вэй-сюн! Не ожидал тебя увидеть. Ты, вроде, в это время обычно на стрельбищах?        Вот в памятливости и наблюдательности Не Хуайсану Вэй Ин отказать никогда не мог. Он и вправду обычно в это время тренировался с людьми, пытаясь понять, насколько различается сила обычного человека, заклинателя и яо, и сколько усилий нужно приложить, чтобы выглядеть как потерявший ядро тренированный заклинатель, а не как, собственно, молодой яо в расцвете сил.       — Искал тебя, Не-сюн. Любопытство замучило.       Не Хуайсан приглашающе подвинулся на скрипучей лавке, заинтересованно приподнял бровь.       — А как тебя защита Облачных Глубин пропускала? Это на людей они её строжить не стали, боялись, что кого-то из приглашённых учеников зацепит, а против яо там щитов ого-го!       Не Хуайсан побледнел, и Вэй Ин задался другим вопросом: может ли  заклинателю прихватить сердце? Или по-другому: может ли у яо случиться искажение ци? В принципе, может — если есть ци, есть чему искажаться, то есть, двигаться рывками из-за нестабильности золотого ядра или, как у яо, темного, и разрывать духовные каналы. Но, взяв в ладони безвольную похолодевшую руку Хуайсана, он не ощутил неровных толчков, предвестников искажения. Хуайсан, может, и не играл, но контролировал себя ого-го как.        — Вэй-сюн!       — Ты же полукровка, верно? У меня столько вопросов, ой, аж голова болит и сердце колотится! Поделись с товарищем, это какая-то особая техника Не? Защитная вышивка? О, или у тебя твои веера сплошь талисманами исписаны, только невидимой тушью?       Вэй Ин молол чушь, все, что приходило в голову, но очень внимательно отслеживал реакции лисенка. Молодого, неопытного, запуганного… Только мало кто знал — полукровка от лисы — тем более если это мальчик — все равно будет лисом. Это только если и дальше разбавлять кровь, если родство будет более чем в четвертом-пятом колене, лисьи чары такому последышу уже подчиняться не будут, останется лишь обаяние да способность выглядеть краше и желаннее даже самых красивых дев.       На словах про вышивку Хуайсан едва заметно дернул пальцами, касаясь края рукава. Ха! Значит, все же вышитые, а то и сотканные талисманы — в Пристани Лотоса были такие мастерицы, их берегли как зеницу ока… До всего. Увы, никто не выжил. В будущем Цзян Чэну придется закупать ткань с талисманами втридорога, если не переманит к себе хоть одну семью, да хоть из того же Гусу.       Не Хуайсан пришёл в себя, отнял руку. Делано-легкомысленно улыбнулся, отвечая:       — Вэй-сюн, всегда знал, что на выдумки ты горазд, но такого и предположить не мог! Заподозрить, что я — яо! Да ты меня с тех самых Облачных Глубин знаешь — что, уже тогда думал, что я тебя под покровом ночи загрызу, и мужественно защищал от меня зануд в трауре?       — Нет конечно, Не-сюн! У тебя маскировка от людей — выше всяких похвал, тогда я ничего не знал. Да и сейчас, если бы сам не почуял — ни за что не поверил! — и Вэй Ин выпустил из-под маскировки самый-самый краешек своей новой сути, осторожно, чтобы защита Буцзинши — которая была если и слабее той, что в Облачных Глубинах, то не намного — не всполошилась. Подмигнул почерневшим вороньим глазом.       Не Хуайсан перестал улыбаться. Помолчал с мяо и скороговоркой спросил, кажется, вовсе не в тему:       — Куда делся тот сборник весенних картинок, который ты у меня одалживал весной?       — Его изничтожил Лань Ванцзи! — радостно ответил Вэй Ин. Но этот вопрос был простой, он о той истории трепаться не стеснялся.       — А какая картинка из него тебе больше всего нравилась?       — Та, что на тридцать шестой странице, вроде? — здесь Вэй Ин ответил уже с задержкой: на какой странице была та забавная парочка, чуть не свернувшаяся узлом, он мог вспомнить с трудом.       — Ладно… — Не-сюн помолчал и едва слышно спросил: — С кем, когда и где ты меня поймал однажды и что сказал?        — О! — Вэй Ин расплылся в пакостливой усмешке: — На заднем склоне Третьей Сестры, в роще гинкго, с каким-то из тех самых зануд в трауре — уж прости, имени не припомню. А сказал — что с вином поцелуи слаще! И что я не скажу, что видел вас, если вы не скажете, что видели меня.       Хуайсан обмяк и часто задышал.        — Ты и вправду… Но как? Ты же был обычным человеком, Вэй-сюн! То есть, заклинателем, конечно, и очень сильным, но…       — Был, — веско уронил Вэй Усянь. — Вот именно что был, Не-сюн. Когда тебя после побоев и пыток еще и с высоты путей птиц с меча скидывают, да не куда-нибудь, а на сам илинский могильник — очень трудно остаться человеком.       Помолчали. Хуайсан вряд ли хотел знать, что нужно пережить, чтобы стать яо, а не родиться, а Вэй Ин пока не решил, как много из тайн Луаньцзан может приятелю открыть, и не очень хотел врать, так что за отсутствие вопросов был благодарен.       — Защитные талисманы и вправду в вышивке. Сначала доверенная мастерица вышивала, потом я сам научился. Хотя брату не нравится, когда я вышиваю, так что обычно все-таки мастерице отдаю. Потом могу показать схемы, если хочешь.       — Буду благодарен, Не-сюн. — Знания — даже если практически применять их Вэй Ину никогда не придется — лишними точно не были бы.       — А как ты сам прячешься от защиты Буцзинши? Я свои одежды только в личных покоях снять могу.       — А, это очень простая техника! Тут даже не сила нужна, а скорее концентрация. Хочешь, научу?       Не-сюн замялся, и в Вэй Ине всплыли отодвинутые было вопросы, да ещё и с прибавкой новых: ранняя смерть матери, талисманы на одежде и стенах, «брату не нравится, когда я вышиваю»... Пока напрашивался только один вывод:       — Не-сюн, ты что, об умениях яо совсем ничего и не знаешь?       Вэй Ин не знал, что такое было в его голосе, но лицо Не Хуайсана скривилось — и он сбивчиво зашептал:       — Я не знал, что мама была лисой, что её держали взаперти: отец говорил, что у неё просто слабое здоровье; она и правда всегда была бледная…              История оказалась печальная и поучительная.       Не Хуайсан, второй сын главы Не, рос странным ребенком. Не в меру любопытным и в тоже время — бесстыдным и простым до того, что будто не всегда понимал разницу между хорошо и плохо; меньше даже, чем прочие дети. Когда это поняли — каноны морали в него начали чуть ли не вбивать. Не чуждым красоты — очень даже, как девица — и от этого его тоже пытались с переменным успехом отучить. Но вышивку на платьях позволяли — она прятала талисманы. Слышащим то, что слышать не должен — но что о том, как кричат сабли, почти оглушая и заставляя тут же сбегать, нужно молчать, его всё-таки успела предупредить матушка. Хуайсан сам потом надумал: чтобы не посчитали сумасшедшим — и о прочем постарался не задумываться, только от сабель всеми силами держался подальше.        Любая странность, всё, что отличало Хуайсана от прочих детей, безжалостно искоренялось наставниками. Для характера ребёнка это, понятное дело, ничего хорошего не принесло — Хуайсан капризничал, не понимая, что делает не так. А потом умерла матушка — и он вовсе замкнулся, делая ровно то, что сказали, и при малейшей возможности сбегая куда-нибудь, где его искали бы как можно дольше.       А потом умер отец — и Хуайсану показалось, что на нем разомкнули слишком тесный ошейник. Точнее, это взрослому Хуайсану так казалось, а от маленького просто разом все отстали. Хотя некоторые старые правила и остались неизменными — например, на людях всегда появляться в одеяниях из клановых мастерских, носить, не снимая даже на ночь, несколько подвесок-оберегов и вести себя по-человечески — по сравнению с прежними наставниками, брат требовал от него бесконечно малого. Не выделяться и не доставлять проблем.       Первое Хуайсан осилить так и не смог, но нашёл способ привлекать к себе внимание безопасно; образ, который никто не считал серьезным.       Второе… тоже не осилил. По крайней мере, по мнению брата — тот хотел, чтобы Хуайсан научился сражаться саблей, а Хуайсан боялся подходить к ней; хотел, чтобы Хуайсан «был похож на настоящего мужчину», а Хуайсан просто не понимал, чего от него хотят!..        Долго не понимал. Пока не началась война и ему не пришлось взять на себя часть работы с документами. Раньше его в архив клана не допускали. Сперва был мал и за ним следили постоянно и неусыпно, потом, после смерти отца, в клане едва не вспыхнула усобица между старейшинами, жаждавшими взять в свои руки власть, и брат отправил его в Облачные Глубины, пока разбирался с ними. Потом, когда все вроде бы успокоилось, и он вернулся домой — началось все это вэньское засилье. Война еще больше ослабила поводок, расшатала стенки его клетки — и Хуайсан, любопытный, как и полагалось ему по крови, постарался влезть носом во все прежде недоступные ему уголки. И, на свою беду, нашел такое, на что даже не знал, как реагировать.        — Брат всегда защищал меня перед отцом. Как мог и умел, конечно, а много ли может почтительный сын? Но он пытался. А я тогда не понимал, почему отец меня избегает, если может, или так сильно злится, если попадаюсь ему на глаза. Это брат сделал меня наследником, хотя старейшины, те, что остались у нас, крепко возражали. А я только недавно понял: назвать наследником Великого ордена и клана лисье отродье — да как у них сразу же искажение ци не случилось?        Хуайсан нашел много чего, в том числе и купчую на свою мать. Слабую юную лисицу поймали бродячие заклинатели. Она почти смогла очаровать их и заморочить головы, но на ее беду мимо проезжал глава Не. Роскошная красавица с кожей нежнее лепестков персика и лисьими глазами ему понравилась. Он выкупил ее — именно потому, что она была лисой. Потому что недавно где-то достал трактат, описывающий возможность использовать хули-цзин в парном совершенствовании для гармонизации потоков ци при чрезмерной наполненности ян.        Потом Хуайсан отыскал и трактат — низкосортного пошиба книжонку, явную ересь! То, что там было описано, не имело ничего общего с даосскими практиками, скорее, это какой-то монах описывал собственные фантазии за неимением возможности их осуществить! Но отец, как Хуайсан вызнал у старшего брата позже шантажом и уговорами, их отец, чтоб ему в Диюе каждое его деяние аукнулось! — действовал строго в соответствии с трактатом. Сливая в беспомощную перед его телесной силой женщину излишки ян, он держал ее в клетке и каждую третью луну истязал, обрубая отрастающий хвост.        Только один раз он пропустил этот мерзкий ритуал: границы цзянху потревожило войско хунну, и он вынужден был отлучиться, чтобы командовать своими отрядами. Именно тогда мать Хуайсана поняла, что, несмотря на все истязания, семя проклятого заклинателя все же пустило корни в ее чреве.        Хуайсан не знал, что побудило её оставить плод; почему она хотя бы не попыталась выкорчевать этот росток, порожденный насилием, но она не стала. Скорее, наоборот: она умоляла отца позволить ей родить, принесла клятву — одну из тех немногих, что лиса может дать только от чистого сердца — и не может после нарушить: что останется с ним, не будет перечить и позволит делать с собою всё, что изволит господин — только бы он позволил жить ребенку.       Роды и без того истощенной лисице дались нелегко, а глава Не и не думал умалять пыл. То, что она продержалась достаточно долго, чтобы Хуайсан смог запомнить её — было не иначе как чудом.        Точно так же можно было назвать чудом — только недобрым — что после смерти хули-цзин главе Не начало становиться хуже. А сломавшаяся сабля лишь ускорила неизбежное, и с тех пор Хуайсан и жил так, как жил.       — ... Я вообще раньше, кроме мамы, никаких яо не видел; а если и видел — не узнал. Я ведь и тебя не узнал бы, Вэй-сюн, если бы ты сам не открылся. Разве что… — Хуайсан сощурился, раздумывая: — твой приятель, У Жэньсе, так? Он ведь тоже яо?       — Яо. Такой яо, что я в сравнении с ним — пуховый птенец.        На лице Хуайсана при этих словах промелькнула тень зависти — он-то и по сравнению с Вэй Ином был птенцом. Но спросил он о другом:       — Птенец?.. А кто вы из, ну?..        Вэй Ин ответил, не дожидаясь, пока приятель подберет слова:       — Вороны!       Зависть снова мелькнула и пропала, слова отдавали лишь тоской:       — Ах, Вэй-сюн… Ты ведь знаешь, я всегда любил птиц. — Потом выпалил, словно боялся, что спросил что-то неуместное: — А можно будет как-нибудь посмотреть?..       — Не в Буцзинши. — Потому что обращаться внутри обережных стен, среди сотен заклинателей, стал бы только самоубийца. При виде того, как опять потух приятель, Вэй Ину пришла в голову сумасбродная мысль: — Не-сюн, а отправляйся с нами, с войском! Там и посмотришь сколько влезет, и поучиться выйдет! Лисом мы с Се-гэгэ тебя, может, и не научим быть, но понять, что значит быть яо, можем помочь, — заканчивал он уже совершенно серьезно, всё сильнее уверяясь в правильности этого решения.        Если удачно сложится путь… Если так — они будут проходить в Юньмэн мимо Илина — и там будет, у кого спросить совета, даже лису.       Не Хуайсан от такой перспективы воодушевленным не выглядел, скорее — испуганным.  Вэй Ин запоздало понял: любопытство — любопытством, но… Если ступит на путь яо — назад дороги не будет, а Не-сюна ведь может и вполне устраивать его нынешняя жизнь. Это у Вэй Ина выбор был прост: стать человеком, бессильным что перед заклинателем, что перед нечистью, неспособным ни отомстить, ни помочь своей семье, и остаться с ними, разве что повиснув бесполезной обузой; либо ступить на темный путь.        Не Хуайсан, если бы решился, потерял гораздо больше: золотое ядро — какое-никакое, а оно у него было; положение в ордене — это полукровку ещё терпели, а полноценному-то яо там точно места не было… Всю свою жизнь, в общем-то.       Но, едва отойдя от неожиданности, Хуайсан ухватился за предложение Вэй Ина, словно утопающий за брошенную веревку. Правда, опасался, что брат его из крепости не выпустит, если догадается, зачем он взаправду уезжать собрался, но Вэй Ин на его опасения только пожал плечами:       — Если любит тебя, то позволит выбирать, кем быть: настоящим собой, то есть, хули-цзин, или пародией на заклинателя, потому что настоящим заклинателем тебе точно не стать. Он тебя уже за неведомо какими трудами сформированное золотое ядро должен был хвалить, а насколько я помню, только ругал. Он ведь знает, кто ты? Так скажи, что лисью природу из тебя не вытравить, только убить и можно. Если брат тебя все это время защищал, он, может, и позволит.        Хлопнул Не Хуайсана по плечу и ушел — еще можно было успеть на стрельбище.              Как именно уж наследник Не уламывал своего брата, Вэй Ин не видел и не знал, да ему и не было интересно. Главное, когда наконец сформированные отряды были готовы выступать, Не Хуайсан притащился в казармы не просто так, а со своей саблей и без любимого веера. И выражение лица у него было при этом очень сложное.       — Я сказал брату, что меня стыд заел — мой друг Вэй-сюн, потеряв ядро, всё равно идёт воевать — а я что, хуже? Дагэ отпустил.       Вэй Ин рассмеялся. Пообещал:       — Ты не пожалеешь, Не-сюн!