Что-то рисуя в скетчбуке, Лютик внимательно слушал профессора Беллегарда. Он в упор игнорировал тот факт, что надо бы записывать лекцию в тетрадь для конспектов. Для кого, чёрт возьми, профессор тут распинается. Видимо, явно не для Лютика. Ведь, к примеру, Йеннифэр слушала уж слишком внимательно и записывала буквально каждое слово. Лютик старался не обращать внимания на время от времени бросаемые на него короткие взгляды Йеннифэр. Её явно волновало, что он ничего не записывал. Ох, посыплется он на экзамене.
В дверь коротко постучались. Все, включая профессора Беллегарда, обернулись на дверь. Любопытства у студентов было не отнять. Они обрадовались небольшому перерыву от бесконечного лекционного потока. В проёме показалась голова одного из преподавателей, и он был взволнован.
– Геральт, – позвал он профессора. – На минутку.
Профессор Беллегард кивнул студентам и вышел из аудитории. Йеннифэр с заговорщической улыбкой положила ручку на стол и перевела взгляд на Лютика, который изо всех сил старался нарисовать кота с укулеле в лапках.
– Мм, Геральт, – словно пробовала на вкус имя преподавателя Йеннифэр. – Красивое имя, не считаешь?
– Боюсь, есть красивее, – не отрываясь от рисунка, проговорил Лютик.
– Конечно-конечно. Например, Юлиан.
– Например, да.
Йеннифэр хихикнула в кулак. Она стала рассматривать рисунок Лютика и про себя отмечать, насколько же красиво рисует её друг. Девушка прекрасно знала, что рисование для него – что-то сродни терапии. После учёбы, когда загружена голова, Лютик садился за скетчбук, вооружался цветными карандашами, и рисовал, что взбредёт в голову. Как и сейчас. Пожалуйста – кот с укулеле. Йеннифэр улыбнулась.
– Почему лекцию не записываешь? – спросила она.
– У меня слуховая память просто восхитительная, если ты не знала, моя хорошая.
– Да, именно поэтому ты даже боишься поднять взгляд на профессора.
Карандаш с грохотом опустился на парту. Лютик поднял взгляд холодно-голубых глаз на Йеннифэр.
– Перестань. Это уже не смешно.
– Никто и не смеётся, дорогой, – сказала Йен, поправляя рукава рубашки. – Признайся уже, что профессор Беллегард понравился тебе с первого взгляда.
– Такого понятия не существует, – возмутился Лютик, продолжая буравить подругу суровым взглядом.
– Я же не говорю про любовь с первого взгляда. А симпатия... Вполне себе, – она улыбнулась и потрепала друга по голове.
Лютик возмущённо поправил волосы и хотел сказать что-то ещё, но в аудиторию зашёл профессор Беллегард и продолжил лекцию. Юлиан старался не поднимать взгляд и рисовать, вникая в голос Геральта и пытаясь не думать о его совершенно невыносимых глазах.
По окончании пары, когда в скетчбуке появилось уже достаточно новых рисунков, Йеннифэр махнула ручкой и скрылась – её ждали дополнительные занятия. Лютик вздохнул. Не хотелось идти одному в общагу, но выбирать не приходилось.
– Леттенхоф, задержись.
Лютик в ступоре остановился около стола профессора. Мужчина подождал, пока студенты покинут аудиторию, а Лютик в это время нервно теребил края сиреневого свитшота. Лишь дверь за последним студентом захлопнулась, Геральт вздохнул.
– Ты... – он прокашлялся. – Извини, что тогда наехал на тебя. Ты прав, у меня действительно был плохой день.
Нахмурившись и пытаясь переварить информацию, Лютик сжал лямку рюкзака. Он стоял в шоке и подбирал слова для ответа.
– Да, собственно, я и не обижался, – пожал он плечами. – Просто это выглядело странно и неожиданно. Вы бы могли и не подходить, если бы... Не заботились о своих студентах?
Лютик почему-то начал вести свою игру и, склонив голову, улыбнулся. Геральт нахмурился, усмехнувшись. Было видно, что он волновался, потому что в руке то и дело крутилась ручка. Лютика это умилило.
– Просто кури меньше.
– Да не бойтесь, у меня нет зависимости. Это так, под настроение.
– Под настроение?
– Да, типа знаете, я убью себя, когда выпадет снег, – Лютик хихикнул в кулак, на что получил осуждающий взгляд профессора и понял, что заигрался. Он стушевался и опустил взгляд, зардевшись. – Итак... Если мы всё решили, я пойду?
– Иди уже, – махнул рукой профессор Беллегард и сделал вид, что что-то смотрит в телефоне.
Лютик как пробка вылетел из аудитории. С чертовски румяными щеками. Чёрт, так виновато он давно себя не чувствовал. Стоит иногда замолкать, а не искать приключений.
В общагу шёл, загруженный глупыми и неприятными мыслями.
В конце дня Лютик пытался абстрагироваться от насущных и назойливых мыслей по поводу преподавателя, делая домашнюю работу по основам редакторского дела. Дописать буквально несколько пунктов не дала вбежавшая в комнату Йеннифэр. Лютик встрепенулся и приложил руку к сердцу.
– Какого чёрта так пугаешь, Йен? Будешь так делать, не останется у тебя самого лучшего на свете друга, – пробубнил он, проводя ладонью по лицу.
– Ой, не преувеличивай, – отмахнулась Йеннифэр, на что получила гневный взгляд в ответ, но она его проигнорировала. – Я вообще-то пришла позвать тебя в клуб.
– Клуб? – Лютик приподнял бровь.
– Да, представь себе. Я хочу отдохнуть.
Лютик посчитал это хорошей идеей. На календаре была пятница. Можно было напиться, забыть об учёбе и... профессоре. Будь он неладен. Лютик сжал ручку, прикрыл глаза и вздохнул, приходя к выводу, что разгрузка действительно не помешает его активно работающему мозгу.
– Итак, сколько дашь времени на сборы? – с лёгкой ухмылкой спросил Лютик.
Йеннифэр довольно кивнула.
***
Пахло алкоголем, потом и желанием отдаться этой ночи. Йеннифэр тянула Лютика к бару сквозь трущиеся друг от друга, прыгающие в экстазе тела. Музыка звучала, по ощущениям, отовсюду. Через пару-тройку шотов голова уже шла кругом и захотелось смешаться с толпой. Йеннифэр куда-то пропала, однако алкоголь не переставал появляться где-то поблизости, чтобы его побыстрее испробовали. Прекрасные тёмные, почти чёрные глаза сияли рядом и так и заставляли взглянуть на них. Лютик не терял момента и улыбался девушке. Она уже гладила его тело через рубашку и, явно давая однозначный намёк, закусывала губу. Что ж, ещё один бокал и можно подарить себя этой ночи.
Всё плыло перед глазами, но так до безумия хотелось отключить мозг и наконец сделать что-то безумное. Девушка, что слишком развратно прошептала на ухо Лютику своё имя, но которое он благополучно не запомнил, уже не манила собой, а изо всех сил возбуждала и говорила прямо, как его хочет. Кабинка уборной была не особо просторной, но девушке явно это не мешало целовать Лютика и спускаться губами по шее.
Лишь её рука дотронулась до ремня Юлиана, он понял, что это явно не то, что сейчас нужно. В голове упорно засел лишь один образ. И это был не образ незнакомки с чёрными глазами. Ему стало почти физически больно от того, как сильно этот образ въелся в мозг. Медовые глаза преподавателя словно заставили выдохнуть хриплым голосом тяжёлое: «Не стоит».
Девушка поднялась с колен и посмотрела почти убийственным взглядом на Лютика. Он стушевался.
– Твою мать, ты что, действительно меня не хочешь? – спросила она, подняв правую бровь.
– Ну извини, – пожал плечами Юлиан, мечтая, чтобы она скорее покинула его общество.
– Ты сейчас лишился лучшего секса в твоей жизни.
Было неприятное ощущение, что она его сейчас ударит. Однако она лишь взмахнула каштановыми волосами и ушла, громко хлопнув дверцей. Лютик провёл ладонью по лицу и ощутил жгучую, противно тянущую боль где-то в районе сердца. Мысли бурно скакали в голове, становилось трудно дышать. Алкоголь словно по щелчку пальцев испарился. Уже трезво оценивая ситуацию, Лютик понял, что крупно попал. И пропал.
Выйдя из кабинки, медленно прошёл к зеркалу. Умываясь холодной водой и мучаясь от иррациональной боли, пришёл к выводу, что вечер испорчен. Хотелось остаться одному и наконец найти ответы на свои вопросы.
Лютик быстро покинул клуб, по ошибке совсем забыв сообщить Йеннифэр о своём уходе, и забежал в магазин – за красным полусладким. Единственное вино, которое он действительно любил. Но пришлось брать не слишком дорогое в силу своих студенческих финансов. Общага была за два квартала от клуба, поэтому через небольшой промежуток времени, смаргивая слёзы, Лютик оказался в своей комнате. Бутылку открыл быстро и сразу припал к ней губами, дыша часто и в суматохе отгоняя ненужные мысли. Внезапное озарение зажглось в голове после пары глотков вина. Вскоре в руке оказался скетчбук и ручка, рядом для ещё большего вдохновения – бутылка дешёвого красного полусладкого.
Где найти старания
И надежды лестницу,
Мне приставить к окнам неразгаданной души твоей?
Песня о чём-то сакральном и таком дьвольски правильном лилась и ложилась на листы скетчбука. Подобное творилось с Лютиком впервые. Единственный выход – выкладывать свои сумасбродные мысли, выстраивая из них слова песни.
Я тебя боюсь уже панически.
Мысли бьют твои на поражение.
Сердце моё гибнет героически, проиграв твоим глазам сражение.
Неужели он всё-таки дошёл до того, что профессор Беллегард не выходит из его головы? Его образ не даёт предаваться страсти с кем-то другим? Но... Почему? Почему эти запретные мысли всегда в его голове? Жизнь играет им как хочет, и именно поэтому он сейчас пишет новую песню, выливая все свои чувства на бумагу, и осознает одну простую истину – он влюбился.
С кем-нибудь, когда-нибудь я найду спасение,
Чьи-то руки будут брюки с ног моих снимать рывком.
Но себя не обмануть, и цветы осенние
Я в замёрзший переулок буду приносить тайком.
Когда строки наконец легли на бумагу, глаза начали слипаться. Так Юлиан и уснул, проваливаясь в сон.
***
Все выходные Лютик вынашивал одну безумную идею. Если он влюбился, может сыграть романтика. Пусть и с его преподавателем. Чёрт возьми, мы же не выбираем, в кого влюбиться.
Йеннифэр, естественно, обругала его на чём свет стоит с субботнего утра. Лютик сильно извинялся, и девушка наконец сдалась, решив, что он очень сильно устал. Об идее и своих чувствах к профессору было решено умолчать. Не время пока. Тем более, Йен обязательно скажет: «А я говорила!». Говорила. И была права.
Не смея больше себя сдерживать, Лютик принялся за воплощение идеи в воскресенье вечером с дрожащими руками, но горящими глазами.
Именно поэтому, на следующий день, перед парой, когда по счастливой случайности в четыреста десятой аудитории никого не было, на столе профессора Беллегарда оказалась подложенная под учебник записка с выведенными аккуратными, красивыми и не выдающими почерк хозяина словами:
Я тебя боюсь уже панически.
Мысли бьют твои на поражение.
Сердце моё гибнет героически, проиграв твоим глазам сражение.
