Delusion

Путь выдался неблизкий. Ещё при посадке на корабль в порту Люмидус Капитано мрачно наблюдал непроглядную стену льющего дождя и предрекал шторм, но рейс от расписания решил не отклоняться, подарив ему незабываемую ночь сильной качки. Капитано не жалуется. Лишь пребывает в хмуром расположении духа, вышагивая по каменистой дороге в лучах садящегося солнца. По крайней мере, в Ли Юэ погода хорошая. И наконец-то закончилась болотисто-гористая местность, сменившись цивилизацией и нормальными путями. Скоро будет их первый нормальный привал, знаменуемый всё увеличивающимся в размерах постоялым двором, расположившимся прямо на гигантском дереве. Тарталья плетётся позади, и буквально спиной Капитано ощущает, что тот на пределе своих возможностей и с минуты на минуту разноется.  Но Тарталья молча и покорно плетётся за Первым Предвестником. Ночь и впрямь выдалась для него тяжёлой, сон к Тарталье не шёл, а если и получалось вздремнуть, то тревожные сновидения то и дело лезли в его сознание. Тяжёлая ночь, но сегодняшний вечер оказался ещё тяжелее. Тарталья никак не выказывает своего крайнего удивления, и на Капитано по-прежнему не смотрит. Просто терпит, терпит это тяжёлое ощущение, неумолимо давящее в груди. И со вчерашним сложным вечером это не связано. Виды Ли Юэ порождают в Тарталье тревогу иного оттенка, ворошат старые воспоминания, что назойливым роем больно жалят. Он даже не знает как реагировать – день за днём его жизнь переворачивается с ног на голову. И не то, что бы его жизнь хоть когда-то была спокойной. Но в последнее время странных и тяжёлых событий оказалось слишком много. И оказаться вновь в Ли Юэ – для Тартальи это вишенка на торте, не иначе. Но он всё ещё молчит, не имея никакого права показывать Первому Предвестнику свои разрозненные тревожные чувства. Тот и так увидел слишком много. Но на удивление, по-прежнему благородно не комментировал. В эту же секунду Капитано осознаёт, что не утруждал себя объяснениями ровно с тех пор, как стал свидетелем престранной сцены прощания. Фонтейнцы для него все – немного странненькие. Но что герцог, что, стало быть, сам верховный судья, вели себя особенно необычно по отношению к тому, кого сами же упрятали в тюрьму. Капитано не вдаётся в слишком сильные размышления по этому поводу. Дорога его порядком измотала.  – Остановимся здесь, – подаёт он голос, контрастирующий отсутствием эмоций с мирным журчанием реки и громким щебетом птиц.  Тарталья нервно дёргается, но поджав губы, лишь повинуется. Чёртов постоялый двор. Чёртово Ли Юэ. Тарталья хочет обратно хоть в крепость Меропид, пускай даже в одиночную камеру – лишь бы не находиться здесь. Но выбора, впрочем, как очень часто случалось в последнее время, он не имеет. А потому всё так же молча плетётся за Капитано. Тяжёлая поступь Первого Предвестника громыхает по скрипящему деревянному мосту, когда он добавляет вполоборота:  – Ты же не думал, что я лично за тобой из Снежной приконвоировался? – он хмыкает, но быстро возвращается к мрачному тону, заставляя Тарталью поёжиться, – Радуйся, что Царица так сильно тебя любит. Пару дней побудешь здесь, а у меня свои дела. Потом отправимся домой.  На этом Капитано считает свой суточный лимит реплик исчерпанным, и ровным шагом направляется ко входу на постоялый двор. Упоминание о Царице вгоняет Тарталью в непомерный стыд. Уж ей точно не надо знать, чем занимался её Предвестник. И его бросает в холодный пот от мысли, что Капитано ей всё расскажет. Всё, что увидел собственными глазами. Но просить его сохранить это в тайне Тарталья не осмелится. Ровно как и сейчас он не осмеливается что-либо ответить. Только погружается в тягучие раздумья – конечно, он себе и представить не мог, что за ним явится Первый Предвестник собственной персоной, раз по началу того за галлюцинацию принял. Он в принципе не мог представить, что ситуация примет такой поворот. Тарталью утешает лишь тот факт, что терпеть виды Ли Юэ придётся лишь пару дней – как сказал Капитано. И делать это Тарталья предпочтёт за закрытой дверью номера. Ему не хочется лишний раз вдыхать запахи здешних гор, что неизбежно и мучительно возвращают его в болезненное прошлое. На краткий миг ему становится интересно, что за задание здесь у Капитано – но спрашивать того о чём-либо, похоже, смысла не имеет. Ровно как и смотреть на него Тарталья всё ещё не решается, так и не разобравшись, что в его ощущениях преобладает – стыд, смущение, или странное волнение. Может, всё сразу и вместе, но, так или иначе, он послушно следует за Капитано. Не услышав от Одиннадцатого Предвестника никаких попыток продолжить разговор, Капитано расслабляется окончательно и ускоряет шаг. Уже совсем скоро он сможет отдохнуть и сосредоточиться на миссии. Хорошо, что Тарталья не возражает и даже не напрашивается с ним ожидаемым хвостом. Одной проблемой меньше. Очередной подъёмник скрипит от его веса, но всё же справляется со своей задачей, даруя возможность полюбоваться на горы, освещённые закатными лучами солнца. Капитано чувствует на себе пристальный взгляд, и тот наверняка принадлежит не Тарталье, преимущественно глядящему строго под ноги. К слежке Первый Предвестник привычен, но стоит соблюсти меры предосторожности.  Хоть Ли Юэ давно прекрасно справляется без помощи своего архонта, но Властелин Камня уж точно бережёт свои земли от нежелательного вторжения. Капитано предаётся размышлениям о маршруте, где мог бы быть менее заметен для миллелитов, Адептов и прочей нечисти, заполонившей регион, и вскоре оказывается перед стойкой регистрации.  Он молча выкладывает несколько листов документов, показывая их светловолосой женщине, а до этого мирно дремавший на стойке кот шипит на его руку и едва ли не подпрыгивает, спеша убраться прочь. Вполне нормальная реакция.  – У вас забронирован и оплачен номер на одного человека, – неукоснительно вежливо отмечает женщина, бросая короткий взгляд за спину гостя, – Двое заезжают?  – Да, – отвечает Капитано, – Этот со мной. – Могу ли предложить вам номер с раздельными кроватями? – всё так же невозмутимо продолжает женщина. – Нет, нам подходит. Нервно вскинув взгляд на женщину, Тарталья, впрочем, его сразу опускает. Пожалуй, на фоне всех навалившихся проблем, одна кровать на двоих, даже с Первым Предвестником – это далеко не проблема. И Чайльд, возможно, даже подумал бы что-то глупое на этот счёт, но быстро останавливается на мысли, что ему, скорее всего, придётся попросту спать на полу. Может, таким образом Капитано хочет показать своё презрение или неуважение? Ведь если Первый Предвестник ничего не говорит, это не значит, что он не вспоминает о том, что увидел в крепости Меропид. Тарталья уверен – тот вспоминает. И оттого тревожный ком в горле мешает ему спокойно дышать. Капитано хочется поскорее покончить с разговорами, и только когда он, забрав ключ от номера, поднимается по лестнице, то осознаёт неоднозначный смысл сказанного. Но предпочитает долго об этом не думать.  Он открывает номер и моментально оценивает размер двуспальной кровати. Агенты Фатуи в Ли Юэ, похоже, прекрасно осведомлены о размерах самого Капитано, за что стоит их отметить в отчёте. В остальном, Капитано без лишних слов вешает тяжёлый плащ на крючок и разминает задеревеневшие широкие плечи.  – Первым в душ пойдёшь, – командует он, проходя вглубь номера и на ходу расстёгивая броню на руках, – Отбой будет рано, потому не рассиживайся. На слова Капитано Тарталья молча кивает – хотя тот, вероятно, и не видит, и быстро сориентировавшись, находит ванную комнату. В небольшом настенном зеркале Тарталья видит рыжие волосы – растрёпанные, словно сильнее обычного, и залёгшие тенью синяки под глазами. Те тоже будто бы слегка потускнели, сменив блеск на отражение тяжёлых мыслей. Тарталья невесело усмехается сам себе и силится понять, что в действительности его должно тревожить. Всё произошедшее было очень странным – к этому выводу он уже пришёл. И его единственная проблема сейчас – это собственная репутация перед Царицей. О сохранении которой Тарталья, возможно, мог бы и попробовать договориться с Капитано, но... Тяжело выдыхая, Тарталья сдёргивает с себя одежду, сконфуженно стягивает проклятые чулки, о которых успел позабыть, и встаёт под хлёсткие горячие струи воды. Но на Капитано после произошедшего он точно смотреть не сможет. Тот в принципе не из тех людей, с которыми подобное стоило бы обсуждать вслух. Чувствуя по-новой накатывающий стыд, Тарталья с досадой зарывается пальцами в мокрые волосы, а сознание услужливо подкидывает ему воспоминание о вчерашнем вечере. Что же, чёрт возьми, не так с юдексом Фонтейна? Кроме того, конечно, что он Гидро дракон и что он трахнул Тарталью. Дважды. Тарталье это никак не объясняет того, почему он всё ещё о нём думает. Почему испытывает столь разрозненные чувства. Равно как он и не сумел найти обоснования всем своим безумным желаниям, что спокойно спали несколько лет, но настойчиво дали о себе знать при случайном близком контакте с Нёвиллетом. В суровой задумчивости он выключает воду, и наскоро пройдясь по телу полотенцем, выходит из ванной комнаты. Похоже, проблем у Тартальи чуть больше, чем ему хочется думать. И, похоже, пока что он не в состоянии понять, как их разрешать. Так или иначе, ему нужно собраться. Чёртово уныние никак не поможет ситуации. Шумно выдыхая, Тарталья отрывает взгляд от пола, впервые осмелившись задержать его на Капитано. И приоткрывает рот, чтобы сообщить, что ванная свободна. Но по коже его пробегаются мурашки жуткого осознания. С неприкрытым ужасом он опускает взгляд, понимая, что стоит полностью обнажённым перед Первым Предвестником. Замашки герцога крепости Меропид отразились на Тарталье пагубными привычками. Уж тем более для подобной ситуации. Погружённый в собственные мысли, Капитано расположился на кровати. Он уже снял часть брони, но маску привычно оставил – ни к чему Одиннадцатого посвящать в особенности своего внешнего вида. Однако внезапное появление того сбивает Капитано с размышлений о завтрашнем маршруте. Он переводит взгляд на Тарталью и заново предпочитает не комментировать эти замашки. Со стеснением парень точно не знаком, но вид его обнажённого тела возвращает Капитано к соблазнительной картине на герцогском столе. Не то, что хотелось бы вспоминать, когда глядишь на условного товарища по оружию, но выкидывать из головы как минимум чулки на длинных стройных ногах Первый Предвестник и не собирается. Он даже сожалеет, что Тарталья их снял, и сдерживается от уничтожающей шутки по этому поводу. Вовремя сдерживается. Тарталья медленно поднимает растерянный взгляд в ответ – и хоть по лицу Капитано, скрытому маской, не прочесть эмоций, но тот, очевидно, смотрит на Тарталью. И всё бы ведь ничего, в конце концов, они оба мужчины. Вот только Тарталья вновь вспоминает собственное выступление, устроенное перед Первым Предвестником в крепости. И даже чёрт бы с этим, но Тарталья цепенеет на месте, не в силах сдвинуться. Странная пауза затягивается, и тишина вдруг оглашается лишь шумным выдохом Тартальи. Всё бы ведь ничего, но откуда вдруг берётся вязкое, очень настойчиво подбирающееся возбуждение, заставляющее его грудную клетку неровно вздыматься? Мысли плавно сдвигаются на второй план, уступая место желанию. Желанию, с которым смутная паника ведёт неравный бой в голове Тартальи. Под его непреклонным давлением он делает шаткий шаг вперёд. И ещё один. И понимает, что Капитано всё так же смотрит на него. И желание отзывается на это ещё сильнее, неумолимо подавляя панику. Она всё ещё отчаянно сражается, стараясь воззвать к голосу разума Тартальи, но быстро затихает, когда тот одним ловким движением опускается прямиком на колени Первого Предвестника лицом к нему. У Чайльда вмиг скручивает низ живота, и он шумно выдыхает, невольно прогнувшись в пояснице от стремительно разгорающегося возбуждения. Он вообще не отдаёт себе отчёта в том, что творит. Он не понимает, чем это обусловлено. Лишь знает, что раньше лучше бы добровольно умер, чем посмел бы представить себе такой момент. Момент, происходящий прямо сейчас, и в этом самом моменте Тарталья несдержанно проводит ладонями по груди Капитано, оглаживает его плечи, отмечая в голове, как давно мечтал, оказывается, это сделать, и обвивает руками его шею, прижимаясь чуть ближе. Всё происходящее кажется Тарталье сном, бурной фантазией, на реальность это похоже в последнюю очередь. Но именно в этом ощущении его не посещают тяжёлые мысли. Всё, что казалось важным и тревожным, сейчас перестаёт существовать, сплетаясь воедино и плавно вытекая в доминанту. Тарталья в очередной раз погружает Капитано в замешательство. Броню он снял опрометчиво – теперь чувствовать настойчивые касания рук оказывается делом непривычным, но неожиданно приятным. Настолько, что Капитано сам крепко хватается за задницу Тартальи обеими ладонями и жалеет, что не снял перчатки. Железные когти придавливают нежную кожу упругих ягодиц на не менее неожиданном вопросе:  – Капитано, – шёпот Тартальи звучит недвусмысленно горячо, а губы его вдруг украшает дрогнувшая ухмылка, – Скажите, Вам ведь понравилось то, что Вы увидели в тот вечер? В какой-то миг Капитано себе не врёт и проматывает ситуацию от условного момента, где решил, что не против заняться разошедшимся Тартальей на своей постели, – и до логического конца. Он, безусловно, только за. Но Тарталья точно не в себе, а у Капитано нет никакого желания рушить субординацию. Сиди на его коленях какой-нибудь местный парень, желающий секса, то он бы и не задумывался. Но с Тартальей им ещё работать.  Тарталью ведёт от крепкой хватки ладоней Первого Предвестника – настолько, что он невольно жмётся ближе, нетерпеливо ёрзает, теперь и вовсе не собираясь думать о здравости происходящего. Его сознание замыкается в едином моменте – где он видит перед собой Капитано, где находится к нему так близко, где вспоминает, как мучился от его игнорирования. Но теперь всё иначе. Теперь ведь Капитано смотрит только на него. Тарталья так увлекается этими мыслями и реакциями собственного тела, что и слова Первого Предвестника пропускает мимо ушей – ему достаточно слышать этот низкий, пробирающий тембр голоса в такой близости: – Уймись, Одиннадцатый, – мрачно заговаривает Капитано и собирается оторвать руку от его задницы, но вместо этого сжимает крепче, – И не неси ерунды.  Ему хочется добавить еще пару ласковых, но вместо этого получается только тяжёлый выдох, который прижавшийся Тарталья точно почувствует. Его цепкие объятия вокруг шеи, чёрт возьми, приятны. И если Капитано позволит этому продолжаться, то рыжий вскоре почувствует ещё и естественную реакцию его организма.  – И когда только вырасти успел, неугомонный, – добавляет Капитано, прикрывая раздражением неустанно разгорающееся возбуждение.  Он крепче сжимает Тарталью за бёдра, но на этот раз, чтобы снять с себя и усадить подле. Капитано поднимается на ноги, не намеренный более драконить себя видами соблазнительного, но сто процентов обидевшегося Тартальи, и сразу направляется в душ. Именно так Капитано привык решать дела. Чужие печали его не волнуют, если это помогает сохранять контроль над ситуацией. Равно как не волнуют и реакции собственного тела, по которому расползается едва ощутимая досада. Пожалуй, Тарталья увлёкся даже слишком, потому что его навалившаяся досада оказывается слишком тяжёлой и липкой, когда он, возмущённо выдохнув, бросает в спину Капитано полный ярости взгляд. Холод ползёт по его коже на пару с осознанием, осознанием чего-то неверного и неправильного, но у Тартальи слишком сбоит мозг, чтобы он мог это сейчас проанализировать. Он просто шумно дышит, чувствуя горечь неудовлетворения, и коротко вздрагивает на хлопок двери в ванную. Мысли снова не структурируются в его голове, они никак не хотят складываться в читаемые схемы. Тарталья досадливо подтягивает ноги к груди и прикрывает глаза, в попытке унять бешеное сердцебиение. Чёрт возьми. Что с ним творится? Он ведь никогда бы не позволил себе подобного. Но откуда берётся это желание, неподвластное разуму и контролю? И почему в его отсутствие Тарталье становится чертовски, до неправильного невыносимо? Как сейчас – он испытывает горькую, тошнотворную смесь ощущений. Словно хочет злиться на Капитано, хотя понимает, что не имеет права. У него получается злиться лишь на самого себя – Тарталья попросту не знает, кого ещё ему винить в собственных неконтролируемых иррациональных импульсах, что в моменте кажутся единственно верными, но всегда имеют крайне негативные последствия. Чёртов замкнутый круг. Тарталья вскакивает с кровати, со злостью зарываясь пальцами в волосы – его всё ещё потряхивает от остаточного возбуждения. От болезненного непонимания того, что с ним происходит. Ему нужно развеяться. Кафе при постоялом дворе за столько лет осталось неизменным. Словно это тихое место существует в своём размеренном темпе, и тревоги внешнего мира его никак не затрагивают. Собственные тревоги Тартальи вновь лезут к нему в голову, когда он садится за самый крайний столик. Понимание того, что попытка развеяться обречена на провал, к нему приходит тогда, когда он окидывает взглядом открытые пейзажи Ли Юэ. Он прикладывает ладонь к лицу и раздосадованно шипит, целиком игнорируя настороженные взгляды местных. Они здесь такие же осторожные, как и их алкоголь, который Тарталья третьей порцией вливает в себя за последние несколько минут. Тот слабо даёт в голову, Тарталья лишь морщится на цветочное послевкусие. Ему бы сейчас быть в Снежной, пить огненную воду со своими соратниками, или, что лучше, сидеть в кругу семьи, а не созерцать просторы Ли Юэ, от которых у него неизбежно щемит в груди. Но Тарталья настойчиво добивает ещё одну порцию, стараясь отогнать от себя непрошенные воспоминания. И непрошенные мысли о недавних событиях, которые то и дело лезут в голову. И вина ли это алкоголя, или его сознание слишком устало – но все воспоминания в голове Тартальи смешиваются, отдельные лица скользят под его полуприкрытыми веками, а сам он вымученно выстанывает. До последнего он этому состоянию сдаваться не желает, а потому решительно открывает глаза, вновь прикладываясь губами к стакану. Впрочем, тут же замирает, ловя на себе уж слишком прямой взгляд парочки местных. – Ну, в чём дело-то? – недобро усмехается Тарталья, со звоном отставляя от себя стакан, – Предвестников никогда не видели? В любом случае... Он медленно поднимается из-за стола, ощущая поднимающуюся следом непреодолимую тягу выпустить пар привычным и самым приятным способом. Но неудачно пошатнувшись, он отмечает, что местный алкоголь наконец-таки начал делать своё дело. Впрочем, с новой цели его это никак не сбивает, и он, разминая плечо, вновь устремляет взгляд на напрягшихся мужчин: – ...все проблемы мы сейчас с вами уладим. Тарталья делает уверенный шаг вперёд, но тут же натыкается на неожиданную преграду. Опустив озадаченный взгляд, он смотрит на чужую руку, выставленную поперёк его собственной груди. – Единственный источник проблем здесь – это ты. Усмехнувшись, Тарталья переводит взгляд на обладателя голоса и невольно замирает. Перед ним, теперь уже скрестив руки на груди, стоит невысокий парень с тёмно-зелёными прядями волос и недобрым прищуром ярко-жёлтых глаз. – Погоди-ка, ты же... – выдыхает Тарталья, и щёлкает пальцами в воздухе, стараясь словить ускользающее воспоминание, – Ты же... Парень приподнимает бровь, никак в лице не меняясь, ровно как и с пути Тартальи он никуда деваться не собирается. – А, впрочем, не важно, – отмахивается Тарталья. Он подбирается, разминая кулаки, и ухмыляется. От выпитого алкоголя у него начинает ощутимо стучать в висках и даже плыть перед глазами, но виду он никакого не подаёт, только добавляет, обращаясь уже непосредственно к смутно знакомому парню: – Хочешь сразиться вместо них – давай, я не против.

***

Едва закончив отжимать в кулаках длинные волосы и выйдя обратно в номер, Капитано уже заподозрил неладное, но окончательно убеждается в своей правоте, когда спускается с гигантского дерева обратно на землю. Рыжий нашёл себе новых проблем воистину моментально. И от нового действующего лица исходит знакомая энергия, вязкая и терпкая, отчего под маской даже чешется кончик языка. Капитано узнаёт силу Адептов Ли Юэ.  – Я не вступаю в бои со смертными, – хрипящим голосом проговаривает мелкий взъерошенный парнишка, – Но ты явно та ещё... нечисть.  В следующий миг на лице незнакомца появляется рогатая маска, а в руке – копьё с сияющим зелёным остриём. Усмехаясь, Тарталья ответно цепляет кончиками пальцев энергию своего Глаза Порчи – и фиолетовые искры вспыхивают в воздухе так же быстро, как потухают. Потому что пошатнувшись, Тарталья невольно вздёргивает голову, упираясь взглядом в Первого Предвестника. Капитано уверенно опускает руку на его плечо, утопающее под огромной ладонью, отчего незнакомый парень в спешке дёргается и отпрыгивает в сторону, чтобы держать сразу двоих в поле зрения.  – Якса, – с ухмылкой утверждает Капитано, разглядывая устрашающую маску, – А я думал, вас перебили всех давно.  Очевидный атрибут моментально исчезает с лица парня, а пронзительные жёлтые глаза вспыхивают в сумерках ещё ярче.  – Ты... – в неверии и презрении шипит он сквозь зубы, чуть пятясь, но уверенно сжимает древко копья, – Ты... кто такой? Капитано складывает руки на груди, выпрямляясь мощной фигурой и оттого становясь ещё выше. Ему даже интересно, что именно пытается нащупать колючая Анемо энергия, облепившая его со всех сторон. Но страхи яксы вполне обоснованы.  – Постоялец, который пришёл без брони и оружия, чтобы забрать своего соседа, – твёрдо отвечает Капитано, и его голос хоть и не звучит угрожающе, но парень будто ещё сильнее напрягается.  Но Капитано не врёт – он даже плащ не надел, оставшись в штанах и жилете, обнажающем покрытые шрамами крепкие руки.  Тарталья приоткрывает рот, намереваясь вставить и свои пять копеек, но отчего-то стушевавшись, решает промолчать. А затем и вовсе не вникает в происходящее, только с лёгкой досадой провожает взглядом тающую по ветру Анемо энергию. Возможно, у них случилась бы достойная схватка. Но Первый Предвестник имеет поразительное чутьё. – Что тебе нужно в Ли Юэ?! – теряя терпение, рявкает якса, наконец перестав бегать взглядом между двумя Предвестниками.  – Ничего, что не одобрили бы ваши Цисин, – категорично отрезает Капитано, – А остальное тебя не касается, Охотник на демонов.  Поняв, что его раскрыли перед собирающейся толпой зевак, якса раздосадованно рычит и растворяется в тёмно-зелёных искрах. В последний момент Капитано замечает его взгляд, брошенный на возвышающуюся недалеко от постоялого двора статую Гео архонта. Капитано уверен, что тот доложит. Но сам задерживает на пафосной фигуре взгляд лишь на секунду, чтобы мысленно отметить, что раз уж суматошный рыжий раскрыл их присутствие так быстро, то столь важному дядьке с кубом в руке, если тот будет недоволен, хорошо бы явиться лично и показать свои силы в бою. Капитано расцепляет руки и медленно приближается к пошатывающемуся Тарталье. От того несёт местным алкоголем на метр в диаметре, и Капитано заново мрачно поражается таланту накидаться за каких-то полчаса. Но делает это привычно молча, вслух только приказывая:  – За мной. Окинув угрожающим взглядом уже начинающую поспешно рассасываться нестройную толпу, Тарталья вновь поднимает взгляд на Капитано. Закусывает губу, стараясь сформулировать непослушные мысли, но вместо того невольно вспоминает. Вспоминает, какие у Первого Предвестника крепкие ладони, и как уверенно он может сжимать в них не только своё оружие. Полный угрожающих искр взгляд Тартальи забавляет Капитано, отчего можно для себя отметить – рыжий здорово вырос, раз умеет разгонять толпу одним взглядом. В остальном же мозгов в этой черепушке не сильно прибавилось. Капитано не хочется вспоминать о том, как этот же взъерошенный пацан несколько раз за последние пару суток пытался на него вешаться. Неохота лишний раз думать об этом, потому что неразумная часть Капитано, подчиняющаяся только импульсам, недовольна его же волей. Но так необходимо.  Судорожно выдыхая, Тарталья изо всех сил гонит от себя непрошенные образы, и даже невольно отступает на шаг назад, хоть и прекрасно понимает, как затянулась пауза. И как невелико терпение Первого Предвестника. – Нет, я не пойду, – пусть и дрогнувшим, но твёрдым голосом выпаливает Тарталья. Так или иначе, но собственная наглость и осознание того, что сейчас он перечит вышестоящему, придают ему уверенности, и он, выпрямляясь, вновь разминает пальцы. – Вы лишили меня соперника, так может, займёте его место? – ухмыляется Тарталья, прекрасно ощущая как собственное дыхание сбивается всё сильнее, – Сразимся, Капитано? – Не пойдёшь, значит, – ровным тоном повторяет Капитано за разбушевавшимся Тартальей. Суетливость рыжего начинает его утомлять и злить. Не долго думая, Капитано, наклонившись, обхватывает того за бёдра, и вновь выпрямляется – на этот раз, закинув Тарталью к себе на плечо. Успев лишь возмущённо выдохнуть, тот, впрочем, несколько теряет свой пыл. Капитано ловит косые взгляды, в молчании разворачиваясь к подъёмнику, и направляется подальше от оглядывающихся зевак.  – Я-то завтра уеду, а тебе с ними контактировать, как протрезвеешь, – хмыкает Капитано, не ощущая веса на плече и держа рыжего достаточно крепко, чтобы не вырывался. Тарталья, напоследок, не имея сил на большее, окидывает мрачным взглядом оставшихся зрителей этой странной сцены. Пусть кто попробует ему завтра что-нибудь предъявить. И на этот раз Капитано никому из них не поможет избежать драки. Впрочем, учитывая собственное положение, Тарталья, почти смирившись, не имеет желания спорить с Капитано дальше. Не имеет он желания и ощущать уже ставший привычным стыд. И алкоголь, помутивший сознание, отлично помогает ему с этим справиться. В голове Тартальи действительно зыбкий туман, в котором лишь редкими росчерками возникают чёткие мысли – все они об одном и том же. Но сейчас подавляющее их большинство о кое-ком конкретном. И Тарталья не желает подавлять тягучее ощущение, что издевательски медленно скручивает низ его живота – уж слишком ему нравится впиваться напряжёнными пальцами в крепкие мышцы спины Первого Предвестника. В первую очередь, конечно, чтобы не висеть на нём совсем уж безвольно. Но он увлекается. Добравшись до номера под озадаченным взглядом женщины за стойкой, Капитано первым делом сгружает свою ношу на кровать. Он не зажигает свет, привыкнув ориентироваться в темноте и запомнив расположение всей мебели. На постоялый двор спустилась густая ночь, и даже уличные фонари не делают тьму помещения менее ощутимой. Капитано показательно закрывает дверь на ключ и сжимает в руке, когда направляется обратно к кровати. Тарталья пропускает момент, когда их обоих укутывает густой мрак комнаты. Настолько, что лишь сбивчиво дышит, не поняв, как уже оказался на кровати. И лишь растерянно повертев головой в разные стороны, он начинает понемногу приходить в себя. Или ему так кажется. – Один раз говорю, Одиннадцатый, – низким внушающим тоном говорит Первый Предвестник, расстёгивая на себе жилет, – Ещё одна попытка сбежать из номера, вызвать меня на бой или что там ещё придёт к тебе в голову – и наши разговоры закончатся. Я найду на тебя управу. Но тебе не понравится.  Занятый жилетом, Капитано снимает его с массивных плеч и отворачивается от кровати в ожидании, что неугомонный Тарталья таки уляжется и перестанет забивать его мысли своей бесконечной суетой. Темнота помещения явно играет против Тартальи, потому что он, не имея возможности видеть достаточно хорошо, теперь прекрасно слышит. И уж слишком охотно его тело откликается на голос Первого Предвестника – этот низкий тембр пробирает Тарталью до мурашек, обостряет тягучее ощущение в животе. Вызывает неправильные, не подавляемые мысли, под действием алкоголя разрозненные, в них мало смысла. В них много желания. Он не замечает, как его собственное дыхание утяжеляется. Как сердце начинает гулко, отрывисто стучать, отдавая в висках. Как его начинает потряхивать. Тарталья, с трудом уловив смысл слов Капитано – лишь обрывками, всё же очень хочет ответить. Что угодно. Лишь бы вечер не закончился так просто. Но прежде чем подобрать хоть какие слова, он вдруг подрагивающими пальцами принимается стягивать с себя рубашку, он делает это кое-как, но справляется. Справляется даже тогда, когда решает вдруг перевернуться на живот, приподняться, и опереться на локти, прогибаясь в пояснице. К чёрту – здесь такой мрак, что Капитано этого толком не увидит. А Тарталья хочет, чтобы он увидел. И чтобы смотрел. – За такой короткий срок... – пьяно протягивает Чайльд, потираясь щекой о простынь, – ...Вы отказали мне уже несколько раз. Во всём. Знаете, я ведь совсем не привык сдаваться... Он прикусывает язык, понимая, что теряет контроль над собственной пьяной речью. Ему нужно отвернуться, поблагодарить за то, что предоставили кровать вместо пола, и уснуть. Но как же ощутимо, до рези, под его кожей прокатывается жар, утверждающий совсем обратное. Капитано заканчивает снимать сапоги, намереваясь то же самое проделать с Тартальей, чтоб не валялся на чистой кровати в обуви, и едва принимает во внимание его пьяные речи. Единственное, что волнует Первого Предвестника – это поскорее лечь и заснуть. Но, к своему удивлению, даже во тьме он способен разглядеть позу Одиннадцатого. Провокационную, отчего дальнейшие речи того звучат особенно призывно: – ...так что сразитесь со мной, Капитано. Выпрямившись, Капитано окидывает привлекательную картину пристальным взглядом. К сожалению, руки его ещё не успели забыть тесные прикосновения к упругим ягодицам рыжего, которые тот теперь так высоко поднял, и проигнорировать этот жест у Капитано не получается.  Как и новый вдох его становится глубже обычного, то ли от раздражения на очередной бесполезный вызов, то ли от неизменной реакции собственного тела. От лакомого кусочка в виде стройного, подтянутого и всецело желающего его Тартальи Капитано бы не отказался. Но долг его всегда остаётся превыше желаний тела. И долг этот подразумевает субординацию.  – В битве на постели ты меня точно не одолеешь... – насмешливо бросает Капитано, оценив безумный тон всей ситуации, и в следующий миг решительно берёт всё в свои руки, за секунду суровея обратно, – Я тебя предупреждал.  Капитано склоняется над Тартальей, позволив себе удовольствие на секунду плотно прижаться к его заднице бёдрами, и Тарталья не верит своему, кажется, счастью, закусывая губу, и в предвкушении прижимаясь крепче в ответ. Похоже, Тарталье в прошлом стоило быть более решительным с Первым Предвестником? Капитано быстро принимается расстёгивать его брюки. Не для того, чего рыжий так хочет. И не для того, чего хотелось бы самому Капитано. Он рывком стягивает с Тартальи нижнюю одежду, обнажая гладкие ягодицы, после чего хватает того за плечо и приподнимает над кроватью. И шальные мысли в голове Тартальи быстро уступают место судорожному выдоху, очередному спазму возбуждения, и неожиданному, короткому страху. Тарталья добился того, чего хотел – о последствиях, как обычно, подумать забыл. И вряд ли его тело будет ему благодарно, если Капитано возьмёт его сразу, со всей грубостью, и... Усевшись, Капитано перекидывает его животом через свои колени и замахивается. В следующий миг темноту номера оглашает звонкий шлепок, затем ещё один. Тарталья почти удивлённо вскрикивает, на миг и впрямь возвращаясь в реальность. Осознавая происходящее и собственное положение. Капитано успел снять свои перчатки с когтями, но сила ударов и удачно подобранная траектория не оставляют самому мягкому месту на теле Тартальи никаких шансов. Напряжённая ладонь Капитано бьёт хлёстко и больно, а сам он питает надежды, что жёсткость шлепков и унизительность своего положения приведут Тарталью в чувство.  Но тому становится неуместно смешно с себя – как же он всерьёз допустил мысль, что Капитано купится на столь жалкую провокацию? Конечно, тот легко отметает каждую из них из раза в раз – будь то приглашение на дуэль или попытка соблазнения. Тарталье стыдно. Определённо не настолько, чтобы опалённое влечением, охмелевшее сознание было способно изменить ход событий. Оно фокусируется на ощущениях тела. На жжении, расходящимся по чувствительной коже ягодиц. На кратких, ярких вспышках боли. На низком тембре голоса Первого Предвестника, и вновь никак не на сути его слов: – Кто тебя в детстве недолупил? – строго бросает Капитано и шлёпает снова, второй тяжёлой рукой давя рыжего к коленям поперёк спины, – Будешь и дальше не слушать, что тебе говорят? Хоть сам Капитано и стремится в прямом смысле отбить у Тартальи желание приставать дальше, но не скрывает собственного удовольствия, задерживая погорячевшую ладонь на пылающих ягодицах дольше положенного. Одна его рука способна закрыть всю симпатичную задницу рыжего, и на той Капитано сосредотачивает внимание даже больше, чем на возможных ответах. Тарталья сам не замечает, как его побелевшие от напряжения пальцы сжимают колено Капитано, как поясница его прогибается, и как он стремится подставить задницу под новые звонкие, болезненные шлепки. Ему нравится эта боль. Его съедает собственное любопытство. – ...да мне вообще не важно, что ещё Вы сейчас хотите мне сказать. Очевидно, Тарталье придаёт смелости собственное безудержное возбуждение, которое после дерзкого ответа отражается не менее дерзкой ухмылкой на губах. Новым шумным выдохом, новой дрожью и бесчисленными мурашками по коже. Он не на грани, он уже её перешагнул. – ...ещё, – выдыхает Тарталья, проводя языком по пересохшим губам, и шире разводит дрожащие колени. Он заведомо проиграл это сражение, но не испытывает по этому поводу никаких сожалений. Остановившись, Капитано выпрямляет спину ещё сильнее и замечает, как собственное дыхание утяжеляется. Его маска не способствует тому, чтобы это скрыть, отчего получается протяжный шипящий звук, ну а окутавшая темнота и всплывающие в памяти картины не способствуют спокойствию. Капитано успел увидеть достаточно, и теперь сам чувствует себя втянутым в это вязкое, тягучее, опутывающее, но такое до странности притягательное очарование Тартальи. Одиннадцатый каким-то образом перестал быть надоедливым ребёнком. Теперь он – надоедливый соблазнительный юноша. И их общая ситуация нелепа, отчего Капитано стремится быстрее закончить начатое. И не думать о тоне, которым Тарталья осмелился дерзить старшему по званию. О соблазнительно наглом тоне.  Капитано отрывает руку от его поясницы и быстро перехватывает так, чтобы его голова задралась, а рот, как и едва ли не половина лица при размерах руки, оказался закрыт. Второй рукой он замахивается – и выполняет дурацкую "просьбу", не собираясь жалеть ни Тарталью, ни его несчастный зад. Раз начал воспитывать таким образом, то приходится игнорировать жар извивающегося гибкого тела, который жжёт даже через одежду, и рваное дыхание, и очевидно ощущаемый стояк взбесившегося рыжего. Промычав нечто нечленораздельное, Тарталья, впрочем, тут же срывается на стон и зажмуривается. Его кожа полыхает. Возможно, на ней останутся следы или синяки. Ему нравится эта мысль. Как и хлёсткие звуки, как и шум ставшего вдруг тяжёлым дыхания Первого Предвестника. Тарталья не сдерживается в собственных стонах и коротких вскриках – их всё равно глушит крепкая ладонь Капитано. Первый Предвестник продолжает наносить шлепок за шлепком, увлечённый хлёсткими звуками и жаром раздражённой кожи под ладонью, но делает это в полном безмолвии.  Но его же пальцы, сжимающие челюсть Тартальи, вдруг скользят по влажным от слюны губам и проталкиваются в наглый рот. Однако, с его пальцами во рту Тарталья становится громче – того будоражит сама мысль о том, что Первый Предвестник явно не желает прекращать происходящее. Или, быть может, желает – но всё равно не останавливается. Тарталья этим удачно пользуется, дрожа и дёргаясь он жмётся ближе, умело обхватывает длинные пальцы губами крепче, и без стеснения скользит по ним языком. Его тело требует большего. Ему необходимо это долгожданное ощущение. И Тарталья предвкушающе, пьяно улыбается, отрываясь от своего занятия и закусывая губу, обильно влажную от собственной слюны. Он намеренно ёрзает на коленях Капитано, он жмётся ближе. Он вновь берёт его пальцы в рот, глубже. Он жаждет заполучить долгожданную реакцию его тела. И это станет для него победой, пускай и собственным необузданным желаниям он в очередной раз проиграл всецело. Капитано не теряет хватки, сжимая рыжего и дальше, но теперь не может отрицать, что ситуация выходит из-под контроля. Тарталья в его захвате, перекинут через колени, полностью обнажённый. И теперь это обретает иной смысл – вязкое возбуждение щекочет стальные нервы Первого Предвестника, и он останавливается.  Капитано всё труднее дышать, потому он отрывает ладонь от ягодиц, чтобы сразу же в одно движение скинуть маску. Всё равно Одиннадцатый ничего не увидит в темноте. И уж тем более не увидит, как Капитано шире расставляет колени и, перехватив Тарталью поперёк живота, затаскивает на себя. Пальцы выскальзывают изо рта, а рыжий теперь крепко прижат спиной к груди Капитано.  – Хорошо, я тебя понял, – со змеиной холодностью шипит он над ухом Тартальи, – А вот так... ты успокоишься?  Внушающий тон Капитано сопровождает то, как он проталкивает влажные пальцы между ягодиц Тартальи и на несколько секунд поглаживает сжатые мышцы его прохода. Тарталья демонстрирует своё влечение всеми способами, он продолжает дрожать в руках Первого Предвестника, покрывается мурашками от его голоса, и вместе с тем невольно напрягается, чувствуя его, на удивление, осторожные касания. Потому и расслабляется с большой готовностью. В голове Капитано проскальзывает сразу всё: их поражающая всякое воображение встреча в крепости Меропид, вид Одиннадцатого Предвестника в чулках с разведёнными ногами, его опрометчивые слова – и вновь его слова, сказанные уже здесь и сейчас. Но Капитано готов взять на себя ответственность за подобную рабочую интрижку, а потому аккуратно, но настойчиво проталкивает палец внутрь, для острастки ещё крепче прижав несоразмерно щуплого Тарталью ближе к напрягшимся мышцам голого торса. Тарталья тихо, с нетерпением стонет, ощущая, определённо, собственный триумф. Сама идея о том, что он, Тарталья, наконец добился внимания Первого Предвестника, множит его опаляющее возбуждение. Он широко улыбается, в его глазах проскальзывает лихорадочный блеск, и он с готовностью раздвигает ноги шире теперь уже и в этой позиции, и жмётся затылком сильнее к крепкому плечу Капитано. – ...нет, я не успокоюсь даже так, – сбивчиво отвечает Тарталья, кое-как уловив смысл вопроса. И ощущает странный азарт. И этим азартом он намерен заразить Первого Предвестника. А потому Тарталья провокационно приподнимает бёдра, опускает вновь, продолжает ёрзать и дрожать. Он совсем не собирается останавливаться на достигнутом. От жарких постанываний Тартальи, от его дерзких и абсолютно невменяемых слов теплеет даже хладнокровное тело Капитано. Он едва растягивает уголки губ и хмыкает на стремительную непокорность, его взгляд остаётся сосредоточенным, но рука только теснее прижимает трущееся и изгибающееся тело. Капитано прекрасно понимает, что опьянённого рыжего не пугают ни статус, ни физические размеры старшего, но доподлинно неизвестно, как отреагирует Тарталья на самый неочевидный секрет Первого Предвестника.  Капитано закрывает глаза, дразняще, но всё более жёстко вводя палец в податливое тело. Он с шумом втягивает воздух над ухом и вдыхает манящий запах огненно-рыжих волос, после чего так же шумно выдыхает – на этот раз шире раскрывая рот и оскаливаясь. Его гибкий язык выползает наружу, подобно змее, и постепенно удлиняется, когда заострённый конец размазывает вязкую слюну за подставленным ухом Тартальи и спускается вниз к напряжённой шее. Капитано сильнее насаживает того, двигая пальцем внутри горячих и влажных стенок, и его объятия превращаются в тиски, чтобы Тарталья и не думал дёргаться.  Увлечённый процессом, Тарталья закусывает губу, не прекращая двигать бёдрами. И потому не сразу обращает внимание на такой нюанс. Щекочущие влажные касания заставляет его бросить взгляд ниже, и он тут же вздрагивает особенно крупно. Не от страха. Увиденное его никак не пугает, скорее странно будоражит. Он шумно сглатывает, когда нечеловечески длинный язык обвивает его шею, и выдаёт восторженный стон. Он всегда знал, что Капитано не человек. Не бывают людьми такими, и сущность Первого Предвестника всегда улавливалась даже издалека. Загадочная и тёмная, неизвестная. Это было одной из причин такой былой заинтересованности Тартальи. А сам Тарталья затем имел достаточно дел с теми, чья природа крайне далека от человеческой. Поэтому подобное не может его напугать. Это его влечёт. Одиннадцатый с его необузданной энергией, диким нравом и приметным цветом волос напоминает Капитано огонь, который невозможно удержать в руках. Но Капитано под силу обуздать колоссальную энергию Пиро, потому и в этой своеобразной борьбе он заинтересован совладать с Тартальей. Его язык достаточно длинный, чтобы беспрепятственно вылизывать впадины на ключицах, щекотать выступающий кадык и наполовину обвивать тонкую шею.  Капитано не намерен вредить, но намерен показать, насколько может быть глубока бездна, куда так рвётся Тарталья. И ему нравится солоноватый привкус нежной кожи, нравится гладкость многочисленных шрамов под пальцами, что роднит этого мелкого бунтаря с самим Капитано, чей каменный торс покрыт боевыми зарубками вдоль и поперёк. И Капитано нравится всё больше загонять Тарталью под свой контроль, пусть даже подбор методов зашёл настолько далеко. Капитано хочется позволить себе ещё больше.  – Сколько же ещё секретов у Первого... Тарталья обрывается на полуслове, не успевая среагировать. Капитано резко втягивает извивающийся язык обратно, так же резко вытаскивая палец, и сдвигается назад, сразу же укладываясь на спину и выпуская Тарталью из рук. Тот успевает только с досадой простонать, дёрнувшись от резкого ощущения пустоты в себе. Но всего на секунду, потому что в следующую Первый Предвестник уже хватает его за бёдра и подтаскивает к своей груди. И Тарталья оказывается попросту бессильным под его напором. Мотивы Капитано становятся ясны Тарталье через краткий миг, и он невольно напрягается, словно ощущая лёгкую панику перед чем-то неизвестным. Он сбивчиво шепчет в темноту: – Подождите... Их разница в размерах достаточно велика, что Капитано, даже не слушая, управляется с рыжим, как с марионеткой, и легко придвигает того к своему лицу, сразу же проходясь длинным языком по всё ещё пылающим от шлепков ягодицам. Он не собирается давать Тарталье опомниться, продолжая свой натиск, и обеими руками обхватывает его за талию, усаживая на своё лицо. Рыжий настолько меньше и настолько стройный, что пальцы Капитано практически касаются друг друга. Но гибкий влажный язык по размерам подходит идеально, потому Капитано напрягает его и настойчиво вторгается внутрь, зафиксировав Тарталью в одном положении и с каждой секундой всё больше увлекаясь томным ощущением жаркого тела изнутри. Тарталья до боли кусает губу, выстанывая в изумлении.  Ощущения захлёстывают его с головой, его кожа покрывается мурашками и он поспешно упирается ладонями в крепкие мышцы Капитано, словно боясь потерять равновесие. Думать ему об этом попросту некогда – накатывающее возбуждение от ловких, влажных движений внутри него, глубоко внутри, заставляют его судорожно хватать недостающий воздух губами. Капитано крепко удерживает Тарталью за бёдра, довольствуясь откровенными реакциями и не позволяя сильно дёргаться. Ему нравится наконец-то подчинить неугомонного рыжего своей воле и удивительно, что тот вовсе не испугался. Напор безудержной страсти, исходящий от Тартальи, накрывает Капитано, как цунами, и подстёгивает ещё изощрённей изгибать язык в его теле. Раз уж Капитано это начал, то не остановится, и программа максимум для него – вымести из буйной рыжей головы все мысли. Толком не зародившееся ощущение неловкости быстро покидает Тарталью, и он выгибается в руках Капитано, откровенно демонстрируя своё наслаждение. Он сопровождает это стонами – восторженными и зазывающими. Но он хочет больше. А потому совсем не замечает, как в кромешной темноте его пальцы скользят ниже, проходятся по кромке штанов Первого Предвестника, и настойчиво сжимаются в области его паха. – Вы же явно... – лицо Тартальи то и дело отражает удовольствие, мешающее ему концентрироваться на речи, но он упорно продолжает, – ...хотите меня. Не менее настойчиво он принимается оглаживать пальцами чёткие очертания члена под брюками Первого Предвестника, и даже позволяет себе невзначай двинуть бёдрами, тем явственнее чувствуя горячий длинный язык в себе. От тяжёлого возбуждения у Тартальи, кажется, темнеет в глазах, и он обратил бы на это внимание, если бы вокруг не была и без того кромешная темнота. Зато он обращает внимание на особо яростно накатившее вдруг удовольствие, и напрягается вмиг всем телом – он кое-как контролирует себя, не желая кончать в такой момент. Слишком рано. Ему нужно больше. Он не собирается отвлекать Первого Предвестника своим оргазмом. Тарталья хочет увидеть оргазм самого Первого Предвестника. Пальцы Капитано сжимаются крепче, впиваются в нежную кожу на бёдрах. Собственный интерес закономерно заставляет его член твердеть, но от настойчивых ладоней, призывных стонов и жарких слов стояк крепнет окончательно. Для Капитано это не проблема. Разве что очень сильно отвлекает от дела, потому он на несколько секунд замирает, а после плавно вытаскивает язык из горячих тисков, не преминув пройтись концом по сжимающимся обратно плотным мышцам.  В следующий миг Капитано стремительно размахивается и вновь отвешивает щедрый и звонкий шлепок наискось, который точно отзовётся во всём теле рыжего, и строгим командным тоном добавляет: – Сядь смирно, Одиннадцатый. Ты с ним уж точно ничего сделать не сможешь.  Протестующе вскрикнув, Тарталья закусывает губу, морщась от секундной боли. Она его не сбивает, она его раззадоривает. А уж слова Капитано, который будто с ещё большим упорством продолжает своё занятие, и подавно. Не позволяя Тарталье опомниться вновь, Капитано устремляет длинный язык обратно вовнутрь, на этот раз под действием собственного возбуждения увлекаясь ещё сильнее. Он вылизывает Тарталью изнутри, обильно смазывая горячие стенки мышц вязкой слюной, и движет напряжённым языком вперёд и назад. На этот раз он обхватывает сильными руками широко разведённые ноги, фиксируя Тарталью на своём лице, и смыкает пальцы в замок на его пояснице. Капитано надеется, что тот переключится хотя бы на ласки самого себя, но с затейливым умом рыжего и неописуемым упрямством ожидает чего угодно в ответ. Плавно, насколько это возможно в скованном положении, Тарталья двигает бёдрами, стараясь хоть немного попадать в такт движениям языка Первого Предвестника. Он чертовски хочет кончить от этого языка. Ему хорошо до новых стонов, набирающих громкость. И он с силой сжимает зубы снова и снова – с каждым движением внутри себя он чувствует, как собственный член истекает смазкой, болезненно пульсируя от желания. Но Тарталья наметил себе другую цель. И Первый Предвестник его не остановит. К тому же, под своими пальцами Тарталья прекрасно чувствует подтверждение тому, что Капитано совсем останавливаться не хочет. У Капитано нет сомнений, что рыжему по душе и ласки, и напор, и даже особенности в виде слишком длинного языка, порой живущего своей жизнью. Удивляет только, зачем Тарталья так долго и упорно сопротивляется своему же оргазму, когда уже и сам Капитано слишком увлёкся, настойчиво проникая внутрь. Ответ находится быстро. Ловя очередной приступ азарта, крайне разгорячённый и раззадоренный, Тарталья настойчиво и уверенно цепляется пальцами за пряжку. Теперь он не медлит, и пусть руки его и тело дрожат, справляется с препятствием он быстро. И глаза его тут же распахиваются в искреннем удивлении. – Так вот что... Вы имели в виду, – сквозь шумное дыхание сбивчиво шепчет Тарталья, но губы его тут же украшает улыбка. Он, словно заворожённый, ведёт кончиками пальцев по горячей плоти, оценивая размеры. Действительно, член Первого Предвестника выглядит весьма внушительно. Тарталью это не останавливает. Он расценивает это как вызов. И Капитано точно его недооценил. Так что Тарталья крепче обхватывает член ладонью, и, слегка помедлив, добавляет к ней вторую – сжимает крепко обеими, и плавно проводит снизу вверх. Его раздёргивают ощущения, внизу живота горит, собственное тело умоляюще требует разрядки. Но Тарталья хочет достичь новых пределов. Потому, всё так же не собираясь дарить фору Первому Предвестнику в виде собственной медлительности, Тарталья склоняется ниже, и закрыв глаза, уверенно припадает губами к горячей головке. Та моментально занимает весь рот, и движение будет весьма затруднительным, но Тарталья подключает язык, горячо обводит им головку по кругу, облизывает и снаружи, и вновь направляет её в рот. Он не собирается поддаваться сомнениям. Он обязательно докажет Капитано, что он сильнее, чем кажется. Первый Предвестник напрягается всем телом. Он не видит, что Тарталья делает, но оттого нервные окончания реагируют ещё сильнее – Капитано шумно выдыхает через нос, наслаждаясь касаниями влажного языка. У рыжего пацана получилось возбудить сильнее, чем планировалось, и от его упёртой находчивости Капитано откровенно заводится. А оттого быстро начинает сбиваться, обычно предпочитая всё делать последовательно и не позволяя себя отвлекать. Он плавно вытаскивает язык и щедро проводит им между ягодиц Тартальи, после чего меняет положение рук и жёстко хватается за упругую задницу. Невозможность увидеть картину попыток рыжего отсасывать несоразмерный для его рта член с лихвой компенсируется энтузиазмом и обострившимися ощущениями, от которых глубокое дыхание Капитано делается ещё горячее.  – Хорош, – низко проговаривает он, продолжая сминать ягодицы, удобно ложащиеся в большие ладони, – Продолжай.  Хоть это и не входило в планы, но всё назревающее возбуждение увлекает Капитано, расслабляет мышцы и концентрируется на реакцию тела от невидимых ласк. Это будоражит слишком сильно, равно как и открывшийся вид, где без преувеличения шикарный зад Тартальи теперь удобно трогать и сминать. Капитано решает дать тому завершить начатое, наслаждаясь давлением пальцев на член и влажными касаниями проворного языка. Одобрение Капитано подстёгивает Тарталью, сбавляет его неуверенность, и он добавляет больше развязности своим действиям. Пальцы его быстрее скользят по твёрдому стволу, по которому щедро стекает вязкая слюна. Тарталья старается очень усердно. Понимая, что физически не сможет применить свои навыки, он компенсирует это быстрыми, настойчивыми движениями языка – он ведёт им по всей длине, вылизывает, и вновь концентрируется на головке, которую опаляет жарким дыханием и плотно обхватывает губами. Он очень увлекается процессом. Тарталье мешает лишь собственная дрожь и нестерпимая резь внизу живота. Его тело требует ласки, требует разрядки. Но Тарталье даже на руку, что Капитано сейчас ничего не делает. Тарталья покажет и докажет ему, насколько велики его пределы. От возбуждения у него давит в висках, и дышать нормально попросту невозможно, он дёргается, но глушит свой непроизвольный стон, вновь вбирая головку в рот, ещё настойчивее, ещё глубже. Он не справляется так, как хотел бы. И отчасти переживает, что Капитано это попросту наскучит, и тот пресечёт всё происходящее. Первый Предвестник, наверняка, на подобное способен. Но Тарталья ему не позволит. Капитано сосредотачивается на ощущениях, особо не замечая, что сжимает ягодицы всё настойчивее. Он разве только сам себе удивляется – надоедливый Одиннадцатый неведомым образом смог привлечь его внимание, возбудить и даже расслабить. На ум приходит крепость Меропид, но не более, чем в рамках иронии. Тарталья там, похоже, прошёл какой-то фонтейнский инструктаж по ласкам языком.  Тарталья решительно отстраняется, напоследок проведя напряжённым языком по всей длине, и выгнувшись в пояснице, сбивчиво выдыхает: – ...сейчас нам обоим станет ещё лучше. Тарталья, в целом не меняя позы, лишь уверенно приподнимается, и продвинувшись вперёд, усаживается на бёдра Первого Предвестника. Теперь собственной задницей он чувствует горячий возбуждённый член. Он дразняще потирается о него, позволяя ему проскальзывать между ягодиц, а сам думает. Думает о том, что страшно не хочет, чтобы не получилось, если он попытается. А он ведь обязательно попытается. И его желание сильнее его неуверенности и рефлекторного страха. Тарталья приподнимается на коленях и заводит руку за спину, крепко сжимая в ладони член Капитано. Его пальцы дрожат, но он настойчиво подставляет головку к своему проходу. Глубоко вдыхает, стараясь настроиться, и вдруг оборачивается через плечо. Увидеть лицо Первого Предвестника было давней его мечтой. Увидеть лицо Первого Предвестника в подобной ситуации – выше всяких мечтаний. Но Тарталья видит только непроглядную тьму. Это не мешает ему ухмыльнуться и прошептать: – Хочу почувствовать Вас внутри... С этими словами он плавно, очень плавно и медленно начинает опускаться на член. Ему приходится сжать зубы и зажмуриться, преодолевая рефлекторное сопротивление, и сопротивляясь собственному горячо отозвавшемуся телу. Он снова готов кончить от одного лишь осознания ситуации. Но он замирает на несколько мгновений, сдерживаясь и глуша собственный подступающий оргазм. Он всё ещё хочет не так. Не раньше времени. Тарталья настойчиво опускается ещё немного ниже – внутри него чрезмерно влажно, и это задачу упрощает. Но ему приходится то и дело замирать, сдавленно стонать и шипеть сквозь плотно сжатые зубы – словно он раздражается на узость собственного тела. Дело, скорее, в размерах Первого Предвестника. Но Тарталья соврёт, если скажет, что не был готов к этому. Напротив, такой факт его раззадоривает и влечёт ещё сильнее. Это азарт, щедро сдобренный тяжёлым возбуждением и непомерным желанием. Слишком увлекаясь видом и ощущениями, Капитано спохватывается лишь сейчас, но Тарталья в своей воспалённой упрямости проворен и быстр, на что Первый Предвестник должен признать: Тарталья в буквальном смысле вскружил ему голову. Особенно сильно это ощущается, когда собственный член откликается удовольствием. – Ты, мелкий... – начинает Капитано, приподнимая руку, но замирает. – ...немного помогите мне, – Тарталья старается говорить разборчиво, но от давящего ощущения заполненности его язык попросту заплетается, а сознание функционирует совсем слабо. Но он опускается ещё немного ниже, и продолжает шептать в темноту: – ...и Вы увидите, насколько нам обоим будет хорошо. Брошенная Тартальей фраза пробирает Первого Предвестника не столько смыслом, сколько тоном, чью проникновенность усиливает сгустившаяся темнота позднего вечера и влажные звуки, с которыми член Капитано всё глубже проникает внутрь. Возбуждение и острое желание теперь сдавливают холодный разум Капитано примерно так же сильно, как тугие мышцы обхватывают головку члена.  – Пацан, ты самоубийца, – предельно чётко проговаривает Капитано с усмешкой, в которой сквозит изумление.  Он видит в темноте лучше подавляющего большинства людей, и такого ещё точно не видел. Как ни странно, у Тартальи получается. Его даже очевидная боль не останавливает, а будто придаёт голосу ещё больше подкупающего вожделения, отчего в самом Капитано здравый смысл по собственной инициативе желает покинуть комнату на какое-то время. Внутри рыжего слишком хорошо. Настолько, что с беззлобной иронией он говорит сквозь крепко стиснутые зубы: – А ты способнее, чем я думал.  К концу этой фразы всеохватывающее желание делает голос Капитано ещё глубже:  – ...помочь, значит. Ты сам об этом попросил, – давяще добавляет он и цепко хватается за голые бёдра. Капитано сдавливает Тарталью в руках, но лишь для того, чтобы переключить его внимание. Доподлинно самому Капитано так и не понятно, как именно тот умудрился поместить в себя ширину очевидно большого члена, но он крайне медленно давит на бёдра вниз, каждым сантиметром ощущая смыкающийся на члене тесный и узкий жар. И на каждом сантиметре у Капитано мелькает мысль, что пора намекнуть рыжему, чтобы слезал и не мучился, однако, что Первый Предвестник понял о Тарталье в этот вечер – это что тот не успокоится, пока не проверит сам.  Тарталья запрокидывает голову, сбиваясь в дыхании. Он смотрит в потолок, не видя ничего, и целиком концентрируясь на заполняющем изнутри ощущении. Он глушит болезненный стон, до боли закусывая губу, и доверяется рукам Первого Предвестника. Тарталье сложно сдержать непрерывную дрожь и неконтролируемое дыхание, но он честно старается и не дёргаться лишний раз, и одновременно расслабиться. Он настойчив в своей мысли довести начатое до конца так же, как настойчиво его желание. Тарталья позволяет себе в этот миг коснуться собственного члена – он отзывается напряжённым возбуждением, отвлекая от тяжёлого проникновения. Но Тарталья не спешит увлекаться, и вновь концентрируется на члене Первого Предвестника – на глубине, с которой тот входит глубже с каждым мигом. – Ещё, ещё немного... – шепчет бессвязно Тарталья. По-прежнему, очевидно, не видя ничего, он способен лишь чувствовать, что его возможный предел совсем близко. Но собственное тело его не подводит. Жар возбуждения захватывает Капитано, на мгновение окуная с головой, и он с нечеловеческим шипением выдыхает, когда опускает Тарталью на себя полностью. Капитано редко удаётся ощутить подобное, и мало кто способен принять его в себя целиком, а оттого он наслаждается растянувшимся мгновением и самим фактом. Жадно ловя воздух ртом, Тарталья бесконтрольно дрожит несколько секунд, прежде чем понимает, что сумел принять Капитано полностью. Новый прилив азарта его захлёстывает, отвлекая от болезненных ощущений, но вновь усиливая пульсирующее возбуждение. – ...не стоило меня недооценивать, – наконец, шепчет Тарталья, бегло проводя языком по пересохшим губам, – ...я всегда знал, что найду чем Вас... удивить. Хоть ещё пару десятков минут назад ситуация для Капитано казалась полной бессмыслицей, но теперь же он очень удивляется самому факту, что Тарталья и впрямь сумел это сделать. Что при том не хнычет, а очень даже доволен, и это несказанно подкупает, разливая всё больше возбуждения по телу. Тарталья вновь оборачивается через плечо и слабо усмехается в темноту. Он даёт себе время привыкнуть. Но не столько, чтобы Первый Предвестник, по его мнению, успел заскучать. Поэтому Чайльд, положив ладони поверх ладоней Капитано, едва ощутимо сжимает его пальцы – словно намекая о своей готовности к продолжению. Капитано разглядывает выгнувшуюся спину и довольно усмехается. И в этот же миг Тарталья самостоятельно делает попытку начать движение – он плавно приподнимает бёдра, так же плавно опускаясь обратно. Он едва слышно шипит, уже предвкушая, что по началу это будет затруднительный процесс. Впрочем, не настолько, чтобы Тарталья вдруг передумал. Его бесноватое желание не даёт ему усомниться в правильности собственных действий. А потому Тарталья снова, с тихим проникновенным стоном, с влажными звуками, оглашающими пространство комнаты, приподнимает бёдра вновь, чуть более смело, и опускается вниз чуть с большим напором. Он сжимает пальцы Капитано крепче, и собственные зубы сжимает, но с непреодолимой настойчивостью начинает аккуратный, пока что плавный темп, не особо рискуя набирать амплитуду движений. Тарталья может спокойно сейчас себе признаться в том, что всецело полагается на Первого Предвестника и его опыт в данную минуту. Капитано достаточно громко и с рвением выдыхает, ощущая движение обхвативших его член горячих тисков. Он освобождает одну из рук и в удовольствии проводит ею от лопаток до напряжённой поясницы Тартальи. Есть ещё один секрет у Первого Предвестника. И если необычные свойства своего языка он решил раскрыть сам, то к другой тайне Тарталья неосознанно подбирается. Капитано не любит долго нежничать и сдерживаться, когда дело касается поля битвы и постели. Если рыжий продолжит в том же духе, то может очень пожалеть.  Но Капитано понимает, что сам позволил этому случиться, а потому терпеливо даёт Тарталье привыкнуть к ощущениям, специально поглаживая его тело. Такая ласка для Капитано непривычна, а потому получается не слишком ловко, да и сам он постепенно погружается в удушающее возбуждение.  Оно похоже на боевой раж. Примерно настолько же толкает действовать, двигаться вперёд, напасть на цель – и всё это делать жёстко и стремительно, как пикирующий на хорька ястреб. Капитано сжимает зубы, увлёкшись, и вдруг резко хватает Тарталью за предплечье.  – Тихо, – командует он скорее себе, но заодно и рыжему, чью руку заводит за спину, – Ты молодец. Дай мне снова тебе помочь.  Голос у Капитано отчасти теряет признаки человечности, понижаясь и едва заметно сквозя шипящими нотками. Второй рукой он придерживает Тарталью за бёдра и приподнимает свои, чтобы самостоятельно и аккуратно войти. Капитано не может не думать о беспомощном положении рыжего, как и о его маняще горячем теле, которое стоило бы сминать и пожёстче. Это положение напоминает пытку, но Капитано прекрасно умеет сдерживаться. Он хочет, чтобы Тарталья привык, и потому движется сам – но крайне плавно, чтобы хотя бы самостоятельно не навредить, раз уж Одиннадцатый где-то потерял своё чувство самосохранения. – Капитано, подождите, я не... – лепечет Тарталья, ощущая всем нутром явный напор Первого Предвестника. Пускай тот не торопится, но у Тартальи не остаётся сомнений в близком пределе терпения Капитано. Тарталья это чувствует прекрасно изнутри – ему кажется, что и без того крупный член становится твёрже и больше. Но ведь именно этого добивался Тарталья, и лёгкая паника тонет в новом приступе возбуждения с концами, стирая хрупкие границы, заставляя его прерваться на полуслове, и закусив губу, протяжно простонать. Капитано не отрывает взгляд от изящной линии спины и округлых ягодиц, и хоть Тарталья не может увидеть, но губы Первого Предвестника растягиваются в довольной улыбке. Тарталья смог его удивить и продолжает это делать, приковывая внимание к своему горячему и подтянутому телу, которое великолепно ощущается изнутри. Тарталья покрывается мурашками от прикосновений, и сдавленно скулит, принимая Капитано вновь и вновь в плавном ритме. Он вдруг проводит пальцами по собственному напряжённому животу, и губы его вздрагивают в ухмылке: – Вы так глубоко во мне... – бессвязно шепчет он, спускаясь пальцами ниже, – Мне так нравится чувствовать Вас, ещё, хочу ещё... Капитано проходится заострённым концом длинного языка по своей губе. Аппетит однозначно приходит во время еды, и теперь ему хочется, чтобы рыжий действительно прочувствовал ещё больше. Ему охота добраться до этого тела целиком, и теперь соблазнительная поза кажется недостаточной.  Пальцы Тартальи замирают над собственным членом, но до скрежета сжимая зубы, он себя не касается. Только двигает бёдрами сам, подстраиваясь под ритм Капитано, и сильнее прогибается в пояснице. Он вновь не отдаёт отчёта собственным словам – но его сейчас не особо волнует, спровоцирует ли это Первого Предвестника, или вовсе ему не понравится. Но молчать Тарталья не может, то и дело смешивая нарастающие стоны и неразборчивые фразы: – Быстрее... – шепчет он, бегло проводя языком по губам, – Не вздумайте меня жалеть... Новая провокационная реплика идеально ложится на раскалённое от желания сознание Капитано, обдавая плотной волной жара всё его тело. Он выпускает руку рыжего из захвата и плавно, но стремительно садится обратно, сразу же сгребая Тарталью в крепкие объятия. Тот заново оказывается плотно прижатым спиной к груди, но на этот раз всё иначе – теперь гибкое и плавящееся в руках тело Тартальи давяще обхватывает собой член, насадившись до упора, и оттого Капитано сразу же вновь отпускает на волю собственный язык. Тарталья в неожиданности дёргается, но тут же жмётся всем телом ближе к Первому Предвестнику. Тело его отчаянно нуждается в прикосновениях, в ещё большем контакте. А сознание Тартальи кипит и плавится сильнее от очередной мысли, что Первый Предвестник сейчас целиком в нём. Капитано щедро облизывает напряжённую шею от самих ключиц до подбородка, оставляя влажные следы на горячей коже, а после свистяще шепчет: – Какой же хороший ты мальчик.  – Капитано... – несдержанно выдыхает Тарталья, и прикрывает глаза в удовольствии. Он выгибается в руках Первого Предвестника, запрокидывает голову, поддаваясь влажным касаниям языка, и неловко зарывается пальцами в длинные пряди чёрных волос. – Ещё, ещё... – просит Тарталья, отмечая, насколько остро его тело готово реагировать на мимолётные движения. Он сейчас отчаянно хочет, чтобы Капитано вновь провёл своим языком по его чувствительным соскам, чтобы сжал его тело крепче, и с силой насадил на себя. И Тарталья абсолютно уверен, что тогда уже точно не сдержится и кончит. Но... Обдавая ухо Тартальи обжигающим дыханием, Капитано обводит ладонями его грудь и на очень тонкой грани с болью сжимает его соски между пальцами. Но для Капитано этого недостаточно.  – Слезай, – коротко и тихо командует он на ухо рыжего. – Что? – Тарталья озадаченно распахивает глаза. Он пытается бросить взгляд на лицо Первого Предвестника, но попросту не успевает. Ему приходиться зажмуриться в напряжении и измученно простонать – член Капитано выскальзывает из него с трудом, и Тарталья вовсе этого не хочет. Но ему приходиться подчиниться. Проведя рукой по напряжённому бедру Тартальи, Капитано подхватывает его под колено и сам аккуратно снимает с себя, намереваясь сменить позу на более подходящую. По крайней мере, подходящую для Капитано, которого расставание с давящим теплом настойчиво дёргает и заставляет побыстрее подняться.  Он вновь довольно улыбается, оценивая Тарталью в том положении, в котором оставил – на коленях и ягодицами кверху. Идеально для Капитано, который вновь опускается на кровать и устраивается позади, склоняя голову в сторону и разминая шею. Шумно дыша, Тарталья и может что только поскуливать в нетерпении и дрожать в ожидании. Ему в голову снова лезет мысль, что Первый Предвестник способен закончить всё на такой ноте. Агрессивное желание душит Тарталью, не позволяя мириться с этой мыслью. Он упирается щекой в постель и шепчет дрожащим голосом: – Капитано, ну же, возьмите ме... Тарталья так и не договаривает, срываясь на стон. Капитано крепко хватается за бедро рыжего, второй рукой с наслаждением проводя вверх и вниз по своему напряжённому члену, и без лишних движений приставляет головку к узкому проходу, сразу же плавно проталкивая внутрь. Капитано тяжело сдерживаться. Не теперь, когда страсть не на шутку разыгралась в нём, а Тарталья – под ним в провокационной и призывной позе. Крепко взявшись за упругие бёдра уже обеими руками, Капитано плавно подтягивает его к себе и сам в то же время толкается вперёд, не сдерживая громкий выдох сквозь зубы. Тарталья позволил ему всё, но здравый смысл не позволяет быть слишком резким, даже если теперь в обильно смазанное и подготовленное тело член входит намного легче.  Капитано сжимает пальцы слишком крепко, но в том числе ради того, чтобы рыжий сам не дёргался. Первый Предвестник контролирует процесс целиком, не до конца вытаскивая член и плавно вставляя обратно. Ему слишком хочется делать это резче и натягивать податливое тело с большей силой, рывками вбиваясь внутрь. Но позволяет себе он лишь ненадолго задерживаться, когда полностью оказывается внутри и растягивает Тарталью особенно явно. Тарталья невольно раздвигает ноги шире и с силой сжимает пальцами простынь. Ему до безумия нравится вновь чувствовать в себе Первого Предвестника. В этой позиции, под ним, возбуждение Тартальи разгоняется в очередной раз, опаляющий жар проходится по его коже и бьёт в голову. Он приоткрывает рот, стараясь ухватить побольше недостающего кислорода, и растворяется заново в ощущениях, где его тело с большим рвением и готовностью принимает член Первого Предвестника. От неспешного ритма у Тартальи кружится голова, он готов сорваться уже сейчас, но только сжимает зубы и стремится дёрнуться – лишь чтобы показать, что может и хочет глубже и быстрее. Но у Капитано по-прежнему стальная хватка, и по-прежнему лишь он руководит процессом, не позволяя теперь Тарталье забрать на себя и часть инициативы. Капитано в особой степени сосредоточен на том, чтобы случайно не переломить пополам Тарталью, который в такой позе особенно сильно подчёркивает всю их разницу в размерах. От тягостного желания тембр голоса рыжего меняется, а отклики в виде стонов будоражат сознание Капитано, туманят и невероятно заводят.  Он чувствует, как потерявший самосохранение Тарталья пытается дёргаться, и доволен своим контролем.  Однако Тарталья точно не дружит с головой.  Ни коим образом Капитано не станет пропускать мимо ушей столь наглую провокацию: – Капитано, – вновь стонет Тарталья его имя, но на новом движении только ухмыляется и вновь пытается дёрнуться, – Это всё... что Вы можете? Ему с большим трудом даются слова, он то и дело сам себя перебивает стонами и тихими всхлипами, и пальцы его всё крепче сжимают простынь. Ему всё ещё тяжеловато. Но ему слишком жарко, слишком хочется ещё. Неутолимая жажда его желания толкает его продолжать бесконтрольные речи: – Покажите мне, как Вам нравится, Капитано. Я так хочу Вас... глубже и сильнее, – Тарталья вновь задыхается под очередным рывком, но, лишь на миг закусив губу, продолжает, – Быстрее, ещё... Всматриваясь в полутьму, Капитано быстро прикидывает, каким образом можно обездвижить рыжего иначе. И он ни в коем случае не останавливается в движениях, расчётливо и размеренно входя в изнывающего Тарталью, отчего собственное возбуждение лишает возможности долго думать. Призывы сладкого голоса обволакивают холодный рассудок. Но к страсти Капитано закономерно примешивается раздражающее недовольство, мигом толкающее к более активным действиям.  Не долго думая, он резко тянется и хватает Тарталью за руку, уводя назад и заставляя утратить равновесие, после чего хватает и вторую, вынуждая уткнуться в постель лицом. Капитано заламывает обе, скрещивая, и величины его ладони хватает, чтобы крепко взяться за оба запястья. Наконец, он замахивается и, не прекращая движения бёдрами, вновь щедро шлёпает Тарталью по подставленной заднице.  – Ты снова забыл с кем говоришь, – шипит Капитано и вдавливает запястья в изогнутую спину, сам проникая резче и жёстче, чтобы отозваться сразу во всём теле рыжего, – Больше не смей.  Тарталья вскрикивает, путаясь в разрозненных ощущениях. От краткой жгучей боли снаружи и тесного давления внутри ему остаётся крайне мало до финала, которого отчаянно требует его дёргающее, предельное возбуждение. – ...как прикажете, – в запале ухмыляется он, срываясь на очередной стон, в этот раз заглушаемый подушкой. Капитано шлёпает ещё раз, теперь уже в такт новому движению, после чего вцепляется ладонью в бедро и не даёт Тарталье продыху. Сорвать Капитано с самоконтроля не так просто, и этот раз не стал исключением. Но теперь только его рука, крепко держащая запястья, удерживает Тарталью от того, чтобы скользить по кровати из-за явственно усилившегося ритма. И Капитано такой расклад с каждой секундой нравится всё больше, отчего простой интерес сменяется лёгким азартом под гнётом тянущего возбуждения. Тарталья определённо на своём пределе, и с каждым новым рывком, глубоким проникновением, с каждым шумным выдохом и стоном, он чувствует это особенно остро. Его дрожащее тело напрягается до предела, снаружи, изнутри, целиком. Капитано устраивает абсолютно всё: и быстрое послушание Тартальи, и его исступлённая реакция, от которой даже Первому Предвестнику, привыкшему не обращать внимание на досадные мелочи в сексе, придраться попросту не к чему. Ему очень хорошо. Тарталья сильнее и выносливей, чем казался с виду, и Капитано искренне любуется тем, до какого состояния доводит теперь уже податливое тело под собой.  Тарталья находит в себе силы повернуть голову вбок, желая, чтобы Первый Предвестник чётко слышал его в этот момент: – Капитано, ещё... Я сейчас... Первый Предвестник крепче вцепляется и разгоняется немного быстрее, когда чувствует усилившееся напряжение Тартальи. Призывные слова только усугубляют его желание не затягивать и довести до оргазма ещё и себя, но Тарталья опережает. Оргазм накрывает того быстрее, чем он успевает договорить. Тарталья срывается на короткий вскрик, зажмуривается, поддаваясь желанному наслаждению, что ощутимо прокатывается по всему его телу. Оно дикое, долгожданное и беспощадное. До металлического привкуса Тарталья закусывает губу, крупно вздрагивая снова и снова. Вновь и вновь. Оргазм его не отпускает, не спешит бросать в состояние усталости, никак не проясняет его сознание. В своём наслаждении Тарталья чувствует неугасаемый азарт, неиссякаемый адреналин. Капитано шумно выдыхает, вновь замедляясь, и выпускает руки из захвата, чтобы сразу же схватиться за поднятые бёдра и не дать рыжему упасть. Он сам готов кончить, но позволяет себе насладиться моментом. Он едва может разглядеть лицо Тартальи за взъерошенными рыжими волосами, однако того едва ли не выламывает от оргазма. Такого Капитано ещё не видел. По больше части он привык, что с его члена обычно в слезах торопятся слезть.  – ...не останавливайтесь, – кое-как выдаёт Тарталья. Тон его севший от стонов, но Тарталья находит в себе силы вложить в него уверенность. И даже повышает голос: – Капитано, только не... останавливайтесь. Хочу чтобы Вы... кончили в меня. Капитано приподнимает брови, думая, что ослышался. – Серьёзно? – вопрошает он, но довольная и отчасти хищная усмешка расплывается на его лице раньше ответа.  – ...да, – обессиленно выдыхает Тарталья, проводя языком по пересохшим губам. Его тело продолжает неконтролируемо дрожать, а сам он по-прежнему ощущает изнутри пульсации собственного тягучего оргазма. Тарталья хочет добавить вслух что-то ещё, но только всхлипывает под новым напором Первого Предвестника и вновь сжимает пальцами простынь. Определённо, подобного Капитано ещё не видел и не слышал. Слова Тартальи, стопроцентно сказанные в запале и неадеквате, подцепляют нечто глубже, чем ситуативная похоть. Но очень быстро Капитано отмахивается от непрошенных мыслей, и ловит момент.  Он, ухватившись за бёдра Тартальи, выпрямляется и плотнее натягивает того на себя, после чего активнее двигает бёдрами и разгоняется. Тело рыжего принимает его легче, чем раньше, но Тарталья всё такой же захватывающе узкий и обжигающе горячий. Капитано вновь близок к оргазму и не отказывает себе в удовольствии, наклонившись, опереться ладонью на кровать, а второй схватиться за примелькавшиеся рыжие волосы. Он задирает голову Тартальи так, чтобы тот сквозь полутьму мог увидеть лицо Капитано лишь искоса, а сам Капитано прекрасно мог наблюдать за реакцией. Но глаза Тартальи, заслезившиеся от напряжения, удовольствия, наслаждения, не способны разглядеть лицо Капитано. Хотя Тарталья и пытается повернуть к тому голову ещё немного, но концентрироваться на этом ему точно некогда. Он вскрикивает в такт резким движениям, и вынужденно глушит последний стон. От понимания, насколько рыжий сейчас далёк от реальности, разрядка догоняет Первого Предвестника в ускоренном темпе. Капитано несколько раз крепче вбивается в Тарталью и кончает, сжимая руку на затылке и вынуждая рыжего уткнуться лбом в подушку.  Ощущение влажной, горячей заполненности изнутри, Тарталью определённо добивает – он не в состоянии сейчас вдохнуть, не говоря о том, чтобы отдышаться. По его телу, покрытому мурашками, пробегает новая бесконтрольная дрожь, и он сдавленно скулит, всем нутром чувствуя остаточные пульсации оргазма Первого Предвестника. Оргазм настолько хорош, что пробирает всё тело Капитано и на секунду с разбега отключает разум, выцепляя только ощущения горячей спермы, которой так много, что она обволакивает остаточно пульсирующий член внутри. Он медленно выходит и понимает, что вязкая жидкость вытекает следом, только подчёркивая степень удовлетворения Первого Предвестника. Очень смутно Тарталья реагирует лишь на новое движение внутри – он слабо дёргается и всхлипывает, прекрасно ощущая, как сжавшиеся мышцы его прохода вновь с трудом выпускают член Капитано наружу. И только сейчас Тарталья чувствует напряжение и боль в мышцах по всему телу. Капитано с трудом выравнивает тяжёлое дыхание, но всё никак не может выпустить Тарталью из рук, а потому давит на поясницу, вынуждая улечься на кровать полностью, а второй ладонью в своей мере ласково проводит по тёплой спине. – Молодец, – хрипло говорит Капитано едва ли не с гордостью, понимая, что откровенно любуется, – Никогда бы не подумал, что ты так умеешь. Тарталья не слишком в состоянии перевернуться, не говоря уже о том, чтобы подняться с кровати, и, по-хорошему, пойти в душ. Впрочем, этого не хочется. Сейчас ему нравится ощущение всё ещё горячей жидкости в себе. Так или иначе, но на слова Капитано он едва слышно усмехается и с трудом поворачивает голову, вдыхая поглубже в попытке восстановить шумное сбитое дыхание. – ...тогда обнимите меня, – едва слышно отвечает он. Тарталья чувствует, как его сознание, утомлённое яркими эмоциями, вот-вот отключится. Его голова начинает побаливать, алкоголь почти выветрился. А тело, которому и пальцем сложно пошевелить, определённо нуждается в отдыхе. Самому Тарталье до странного, наверное, хочется тепла. И с такими запросами к Первому Предвестнику он бы обратился в последнюю очередь, но судьба имеет свои планы. И пока протрезвевшее сознание не начнёт генерировать тревожные мысли и безрадостно анализировать новую ситуацию, Тарталья отчаянно хочет заснуть в чьих-то объятиях. Капитано был уверен, что более на этот вечер Тарталья его удивить не сможет, но теперь, когда возбуждение идёт на спад, сюр всей сложившейся ситуации особенно явный и прекрасно трезвит. Прикинув, чем для него может обернуться такой служебный роман, Капитано не находит каких-то принципиальных проблем. Но всё равно громко хмыкает.  – Может, ещё и замуж тебя позвать? – едва ли не вежливо, но с ощутимой иронией интересуется он.  Тарталья слабо усмехается – вряд ли он ожидал иной реакции от Первого Предвестника. И уж точно не надеялся, что произошедшее между ними что-то изменит. И так даже к лучшему. У него всё равно нет сил и желания на размышления, головная боль усиливается каждую секунду, и теперь Тарталья желает просто поскорее отключиться. Впрочем, Капитано и так не собирается ложиться до тех пор, пока не приведёт их двоих в порядок. От Тартальи он подвигов не ждёт, когда даже сам, настолько сильно не пострадав, от накатившего расслабления с трудом слезает с кровати. Но он всё равно тратит время, чтобы вытереть и себя, и рыжего. И, кажется, Тарталья действительно почти засыпает в моменте, пока не чувствует к себе прикосновения – он слабо ворочается, словно не желая, чтобы Капитано проявлял подобную... заботу? Так или иначе, Тарталья не имеет сил, и сквозь частично работающее сознание, ему этот жест приходится принять. Но Капитано довольно быстро переключается на их одежду, разбросанную по номеру. Он собирает её. И этот ритуал приводит его мысли в полный порядок. Капитано задаётся вопросом, как хотел бы развить неожиданно вспыхнувшие рабочие отношения, и привычно отмахивается. У него слишком много дел, а Тарталья наутро может о происходящем вспомнить только по боли во всём теле. Капитано ему не завидует, но и вины за собой не чувствует – рыжий сделал абсолютно всё, чтобы нарваться, и Капитано о последствиях предупреждал.  Он бросает взгляд на так и не пошевелившуюся спину и накрывает Тарталью тонким одеялом. Скорее всего, наутро тот мигом передумает нечто подобное повторять, потому забивать себе голову лишним Капитано не стремится. Ему ещё необходимо будет разбудить Тарталью утром и донести дальнейшие приказы. Первый Предвестник намеревается очень доходчиво объяснить, что покидать постоялый двор рыжему не стоит, ибо если вернувшийся с миссии Капитано будет вынужден его искать, то домой может довезти уже по частям. В который раз дополнительная возня с Одиннадцатым его раздражает. Но уже не так сильно.  Наконец улёгшись, Капитано специально ложится спиной к Тарталье, чтобы тот лишний раз не имел возможности рассмотреть лицо Первого Предвестника, если случайно проснётся раньше. Капитано успокаивает мысли. Ему необходимо восстановить силы перед походом длиной в несколько дней. Но Тарталья не исчезает из его головы так просто. Первый Предвестник вынужден признать, что очень хотел бы нечто подобное повторить. Но дальнейшие размышления решает отложить до момента, когда – и если – Тарталья захочет об этом поговорить. Между сном и реальностью в голову Тартальи лезут странные картинки, яркие, неразборчивые. Беспокойные. Он морщится с закрытыми глазами, отчаянно желая видеть перед ними только тьму. Настойчивый образ прищуренных, ярко-янтарных глаз, то и дело мелькающий в утомлённом сознании, заставляет Тарталью испуганно распахнуть собственные глаза и коротко выдохнуть. Вокруг по-прежнему абсолютная темнота. У Тартальи сильнее болит голова. Кое-как он поворачивает голову, различая в темноте очертания широкой спины Первого Предвестника. Поколебавшись лишь миг, Тарталья поворачивается к нему. Выходит очень болезненно, с явным трудом, но он упорно придвигается ближе, и тихо выдыхает. Неясная тревога толкает искать его мимолётное, достаточно сомнительное утешение, и он утыкается лбом в спину Капитано. Тарталья чувствует странную горечь, но засыпать начинает действительно быстро, пока, наконец, утомлённое обрывками странных видений, его сознание не погружается в благостную тьму.

***

Погружаясь в глубокий сон, Капитано думал, что шевеление за спиной ему показалось. Однако, когда утренние лучи солнца привычно заставляют его открыть глаза, чтоб спрятать их за маской, Капитано чувствует горячее дыхание между лопаток. Он достаточно быстро осмысливает произошедшее накануне и точно так же сдвигает все лишние размышления в сторону. У него совсем другая задача.  Поднявшись, Капитано по выученной военной привычке быстро собирается. Только когда маска вновь на нём, Первый Предвестник оглядывается на спящего в лучах солнечного света Тарталью. Тот выглядит безмятежно, слишком безобидно и как-то особенно хрупко, но анализ буйного характера Одиннадцатого не даёт Капитано обмануться – милашка этот парень буквально лишь тогда, когда спит зубами к стенке. Капитано хмыкает.  А затем берёт Тарталью за голое плечо и усиленно тормошит.  – Одиннадцатый, слушай мою команду, – чуть ли не по слогам повторяет Капитано, загородив собой весь свет, – Ждать меня здесь. Никуда не уходить. Я обещал отдать тебя Царице, но не смей заставлять меня искать тебя по всему Ли Юэ. Уяснил?  Недовольно морщась, Тарталья всё же открывает глаза, еле-еле избавляясь от цепких пут сна. Ему очень приходится постараться, чтобы разобрать строгую речь Первого Предвестника – уж слишком Тарталью отвлекает осознание, что именно Капитано он видит перед собой ранним утром. Будучи полностью голым. Тарталья жмурится, стараясь спрятаться от резких солнечных лучей, и что-то неразборчиво мычит в ответ. Конечно же, рыжий сопротивляется, но Капитано очень настойчив. Он ругает сам себя за то, что не успел пояснить указания раньше, однако заставлять Тарталью подниматься с кровати ему тоже не хочется. Всё же, отчасти в тяжком состоянии рыжего он тоже виноват.  Основную суть слов Первого Предвестника Тарталья уловил, и искренне считает, что даже при желании никуда не пойдет. Он собственное тело с трудом чувствует – последствия прошедшей ночи. Воспоминания о ней у Тартальи, на удивление, довольно яркие, не смотря на сверлящую головную боль – а это уже последствие выпитого местного спиртного. Тарталье, откровенно и без приукрашиваний, хреново. Его сил на данный момент хватает лишь на краткий взгляд в спину уходящего Капитано. А затем его снова утягивает в крепкий сон, на этот раз без намёков на обрывчатые сновидения. Капитано покидает постоялый двор под пристальным взглядом – всё тем же, невидимым, но теперь наверняка принадлежащим последнему из Якс.  Путь Первого Предвестника достаточно близкий и лежит вовсе не через Заоблачный Предел, потому он уверен, что Охотник на демонов не покажет себя больше. Капитано направляется гигантской чёрной фигурой прямиком к Разлому, но продолжает чувствовать слежку за собой, даже когда постоялый двор исчезает за спиной. За ним следят прячущиеся звери и разлетающиеся птицы, за ним следят деревья и даже горы. Каждый камень под ногами в Ли Юэ, кажется, принадлежит одному хозяину, и Капитано не покидает чувство, что этот хозяин уже осведомлён о всех передвижениях Фатуи на своей земле.

***

Просыпается Тарталья в темноте. Из приоткрытого окна доносятся вечерние звуки засыпающего постоялого двора – тихий шелест листвы, стрёкот местных насекомых, далёкие неразличимые разговоры постояльцев. Умиротворяющая обстановка. Но Тарталье совсем не спокойно. Он резко садится в кровати, подтягивая колени к груди – о чём жалеет моментально. Ему приходится тихо зашипеть и поморщиться от стреляющей боли в районе поясницы и ниже. Мышцы его ног тоже болезненно ноют, а по коже и вовсе пробегает неясная дрожь. Но его головная боль поутихла, и немного отдохнувшее сознание начинает проясняться. И равномерно заполняться тревожными мыслями и досадными осознаниями. С вымученным стоном Тарталья утыкается лицом в колени. Что же, чёрт возьми, он снова натворил? Сейчас он искренне считает, что лучше бы алкоголь помог ему забыть о случившемся. Но Тарталья прекрасно помнит. И с каждой секундой к воспоминаниям добавляется всё больше деталей – вместе с ними растёт и тошнотворный стыд. Тело Тартальи тоже прекрасно всё помнит, и продолжает отзываться на каждое краткое движение тянущей болью. И до этого события Тарталья не знал как смотреть в глаза Первому Предвестнику. Теперь же Тарталья искренне хочет провалиться под землю при следующей их встрече – она, несомненно, будет очень скорой. Часы идут, постыдные вязкие мысли множатся в голове Тартальи, а сам он бездвижно лежит на постели, устремив пустой взгляд в потолок. Похоже, уже наступила ночь. Снаружи всё стихло. И в этой тишине и темноте Тарталье ещё хуже. Он не может контролировать поток собственных мыслей – они вновь приобретают форму бесконечного и бесполезного цикла. И в этом цикле он абсолютно одинок. Первый Предвестник по-прежнему не вернулся. И Тарталья отчасти этому рад. Но в глубине души Тарталья нуждается сейчас хоть в ком-то. Раз он не может сам себе объяснить происходящего, вдруг бы кто другой смог? Тарталья отчаянно хочет знать откуда в нём взялось это дикое, неумолимое, будто обладающее собственной волей желание. Кто был виновником, что было причиной? Тарталья теряется в своих вопросах всё сильнее. Но никому и никогда он их не задаст. Он должен разобраться сам. Разобраться и прекратить это. Ведь истинное наслаждение в моменте совсем не стоит дальнейших последствий. Но и в этот раз Тарталье не дано разобраться в себе. За окном виднеется утренняя заря. Тарталья, кажется, так и не пошевелился, и не сомкнул глаз. Но сейчас он снова чувствует усталость и навязчивую головную боль. Первый Предвестник так и не вернулся. Тарталья с трудом переворачивается на бок и закрывает глаза. Ему нужно ещё немного отдохнуть. Завтра точно будет легче.

***

Очередное пробуждение Тартальи сопровождается очередным тихим вечером. Он слабо усмехается, не особо радуясь такому режиму сна. Но, по крайней мере, ему действительно стало лучше. Он даже в состоянии подняться с постели и размять затёкшие мышцы. В состоянии даже добраться до душа – и холодная вода его действительно бодрит. Вот только чувство стыда и непонимания никуда не спешат деваться. Под очередной навязчивый рой мыслей он медленно одевается. Пожалуй, в этот раз ему не стоит встречать Первого Предвестника голышом. Но Капитано по-прежнему не вернулся. Сколько прошло времени? Тарталья затрудняется ответить на этот вопрос. Но, примерно прикинув, он приходит к выводу, что прошло около двух суток. Или трёх? Хмыкнув, Тарталья медленно устремляется на террасу постоялого двора. Ему нужно подышать свежим воздухом. Он надеется что это поможет привести мысли в порядок. Но виды вечернего Ли Юэ, не смотря на всё своё великолепие, только сильнее его угнетают. Тарталья с тяжёлым вздохом опирается на деревянную перегородку и смотрит вдаль. Он хочет в Снежную. Хочет забыть обо всём, что успел натворить, обо всём, во что успел ввязаться. Хочет ли? Хочет ли он забывать долгий, нечитаемый взгляд верховного судьи Фонтейна? Тарталья хмурится, чувствуя гнетущую тревогу, собирающуюся в центре груди в комок. Воспоминания об ультрамариновых, пронзительных глазах по-прежнему яркие. Но по ним словно бежит рябь, и Тарталья хмурится ещё сильнее, совсем не в силах совладать с нарастающей тревогой. Со смутным волнением, от которого попеременно бросает то в жар, то в холод. Он помнит как прошлой ночью, в обрывках сна, его преследовали другие глаза. Тарталья хватает вечерний воздух губами, вдруг чувствуя уже не тревогу, а странную подступающую панику. Он поспешно делает шаг назад, исполненный намерением вернуться в номер. Но замирает на месте и ёжится, напрягаясь всем телом. Он знает это чувство. За ним наблюдают. За ним следят. Тарталья с прищуром осматривается по сторонам. Вокруг ни души. Его тревога и волнение растут в геометрической прогрессии. К ним добавляется ещё одно ощущение. Очень странное по своей природе, неясное, но крайнее настойчивое. Оно вынуждает Тарталью сделать шаг, и ещё один. А затем он, сам того не замечая, поспешно устремляется вперёд. Срывается почти на бег. Отнюдь не в сторону номера. Ему нужно на верхнюю террасу. Он не задумывается о причине – он чувствует. Его тянет туда незримой силой. Он не сбавляет шага, ловко преодолевая лестницу. Порыв холодного вечернего ветра бьёт ему в лицо, Тарталья шумно выдыхает, прикрыв глаза на миг, и останавливается. Только сейчас он задаётся вопросом о том, что, чёрт возьми, сейчас произошло, и зачем он вообще здесь оказался. Собравшись, Тарталья обводит взглядом террасу, утопающую в сумраке. Он нервно сглатывает, стараясь проглотить тревожный ком, застрявший в горле. И задерживает дыхание, когда глаза его выхватывают в полумраке силуэт. До боли знакомый силуэт. Знакомый до ужаса. Словно на ватных ногах, Тарталья неверяще делает шаг вперёд. Высокая фигура стоит к нему спиной. Порывы ветра развевают длинные волосы, собранные в хвост. У Тартальи перехватывает дыхание, но против своей воли он делает ещё один шаг вперёд. И сердце его определённо останавливается в миг, когда фигура плавно разворачивается к нему лицом. Тарталья не дышит, пока смотрит в ярко-янтарные глаза, что в сумерках будто ещё ярче источают таинственный, загадочный блеск. Тарталью бросает в холодный пот, но он остаётся недвижим. Мужчина молчит в ответ несколько долгих мгновений, а затем взгляд его, пристальный, изучающий, медленно проскальзывает по Тарталье сверху вниз. И под этим взглядом, почти физически ощутимым, Тарталья ёжится, отчаянно желая стать невидимым. На безупречно красивом лице мужчины появляется едва заметная улыбка – Тарталье она кажется недоброй ухмылкой. А затем низкий бархатный тон прерывает тишину, заставляя Тарталью крупно вздрогнуть: – Ну здравствуй, золотце.