genshin impact | hard kink

Воздух в Фонтейне несет с собой вездесущий запах приторной соли, морских водорослей и разлагающихся вещей. Независимо от того, как далеко человек уходит от пляжей, этот запах всегда будет преследовать его, и Дилюк, похоже, не может решить, ненавидит он его или нет. Ему кажется, что да. Это совсем не похоже на воздух в Мондштадте, где ветер почему-то всегда был свежим и чистым и слегка благоухал яблоками. Даже несмотря на обнесенный стеной город, расположенный в центре гигантского озера, он не мог припомнить, чтобы когда-либо раньше чувствовал что-либо подобное, и эта ностальгическая мысль заставляет его захотеть вернуться домой. Но, с другой стороны, это тоже не обязательно был неприятный запах в самом строгом смысле этого слова. Просто другой. Он почти жалел, что не может сказать то же самое о тебе. Что ты просто другая и не обязательно огромная, достойная сожаления заноза в заднице, без которой он мог бы — предпочел бы обойтись. Но он и вполовину не так готов оправдать твои сомнения и не так снисходителен. Он знает, что ненавидит тебя, как свои пять пальцев. Ему даже не нужно было останавливаться и думать об этом. Он просто знал. Потому что, даже если бы ты не была подонком Фатуи, даже если бы ты не была родом из Снежной и виновной по только по этому, это все равно оставляло бы за тобой титул самого неприятного человека, с которым он когда-либо имел несчастье встретиться. Ты была постоянно разговорчива, своевольна и временами более чем немного груба. Тебе нравилось злорадствовать и забирать у него провизию, когда ты думала, что он не смотрит, нравилось дразнить его, а потом язвить по этому поводу, когда он огрызался в ответ. Если бы он не стремился к более важной цели - проникнуть незамеченным в Фатуи, чтобы в конечном итоге добраться до их внутреннего круга, он бы давно убил тебя на месте. Однако Дилюк знает, что пока он не может этого сделать. Не сейчас, иначе он рискнул бы всем, ради чего работал и одержимо трудился над достижением. В конце концов, на этом отдаленном участке холмистых склонов Фонтейна были только вы с ним. Вам двоим была поручена миссия настолько простая и безобидная, что это выглядело бы невероятно подозрительно, если бы ты вдруг пропала ни с того ни с сего. Все улики неопровержимо указывали бы на него, и он раскрыл бы свое прикрытие всего за несколько коротких дней мирного, славного молчания, прежде чем гончие царицы пустились бы по его пятам, жаждущие крови. О, но разве не было так заманчиво просто подумать об этом? "И знаешь, что у нее хватило наглости сказать дальше? Она пыталась сказать, что проблема во мне! Я даже не могла в это поверить! Я имею в виду, она сама это начала, так что тебе не кажется, что это немного неправильно - пытаться вот так вывернуть все наизнанку?" Издав усталый, многострадальный вздох через нос, Дилюк изо всех сил старается не обращать на тебя внимания. Однако он часами игнорировал тебя, он даже не уверен, как тебе все еще удается находить тему для разговора, учитывая, что ты затронула все мыслимые темы, которые он только может себе представить, и он не уверен, сколько еще сможет это выносить. Прогулка по сельской местности должна была занять всего около половины дня, но ему больше казалось, что прошли годы с тех пор, как вы вместе отправились в путь из порта, как будто само время замедлилось почти до полной остановки. Но если ты замечаешь, как напряженно, глубоко обеспокоенно он держит плечи, ты не обращаешь на это внимания. Ты, конечно, не позволяешь этому отговорить тебя от болтовни без умолку, и ты также не позволяешь отсутствию его ответа остановить тебя. Если бы он не знал ничего лучше, то почти подумал бы, что путешествует с гиперактивным малышом, а не со взрослой женщиной, идущей примерно в двух шагах позади него. "Конечно, я не собиралась позволять этому останавливать меня. Не то чтобы она была моей матерью или что-то в этом роде, и мы даже не были так близки с самого начала. Меня это нисколько не беспокоило, но сержант-инструктор все равно наказал нас обоих за то, что мы устроили сцену. О, и еще кое-что", - фыркаешь ты, и тон твоего голоса внезапно становится резким, тонко настроенным. "Тебе не кажется, что невежливо не слушать, когда кто-то с тобой разговаривает? Я думала, это первое правило элементарной порядочности". "К сожалению, я не думаю, что возможно перестать тебя слушать. Поверь мне, я пытался". Он стискивает зубы, его кожаные перчатки тихо поскрипывают, когда он сжимает руки в крепкие кулаки по бокам. "И я боюсь, что ты вряд ли в том положении, чтобы говорить об обычной порядочности других. Что за вздор". Ты откровенно хохочешь, как будто он тебя обидел, и какая-то ничтожная часть его души очень надеется, что так оно и было. “Что ты хочешь этим сказать?” Наконец, поддавшись порыву, Дилюк поворачивается на каблуках и разворачивается так быстро, что его длинный конский хвост разлетается в стороны, и ты чуть не врезаешься прямо в него. Он осознает, что искушает судьбу этим, доминирующие пальцы ужасно чешутся дотянуться до оружия, пристегнутого за спиной, но его терпению давно уже было все равно. Если он в ближайшее время не найдет способ заткнуть тебе рот, то, скорее всего, сделает что-то, о чем позже пожалеет. Но даже после того, как он агрессивно набросился на тебя, будучи не только намного крупнее, но и физически сильнее, ты, похоже, все еще не понимаешь этого. Должно быть, что-то в твоей голове работает неправильно, потому что ты просто прищуриваешь глаза, глядя на него с раздраженным вызовом. “Я должна тебя бояться или что-то в этом роде?” "Тебе, наверное, следовало бы". "Ха! Может быть, в твоих мечтах!" Сделав медленный, глубокий вдох, Дилюк заставляет себя сосчитать до десяти. Это абсолютно никак не охлаждает пламя, лижущее его грудь, заставляя его чувствовать себя горячим и готовым взорваться. "Я предлагаю тебе перестать быть такой грубиянкой и действительно обратить внимание на то, что происходит вокруг тебя. Это добром не кончится, если ты будешь упорствовать". “Извини, красавчик, но я не подчиняюсь твоим приказам”. Шагнув вперед, ты злобно опускаешь ногу на носок его ботинка и для пущей убедительности вдавливаешь каблук. Он шипит, не столько от боли, сколько от новой волны гнева, которая нарастает в нем, но ты явно не понимаешь разницы. Выглядя по-настоящему довольной собой, ты отстраняешься и обходишь его, как будто на этом все и закончится. Он почти не мог поверить в твою наглость. “А теперь, если ты будешь так любезен и приведешь свою задницу в порядок, мы можем — аааа!” Развернувшись, Дилюк хватает тебя сзади за капюшон и дергает назад с такой силой, что ты сбиваешься с ног. Он наблюдает, как ты неэлегантной кучей валяешься на земле, по-совиному моргая, внезапно обнаружив, что сидишь в траве, но он не может заставить себя почувствовать к тебе хоть какое-то сочувствие. Он хотел избежать этого из уважения к тому факту, что ты была женщиной даже вполовину меньше его ростом и не обладала и толикой его физической силы, но ты просто продолжала давить на него. Ты могла бы остановиться. Следовало остановиться, и теперь тебе оставалось винить только себя в своем нынешнем затруднительном положении. "К-как ты смеешь! Как ты смеешь так прикасаться ко мне!" Ты поворачиваешься, чтобы посмотреть на него со своего места у его ног, слегка дрожа от того, что, по его мнению, должно быть бессильной яростью. Это было достаточно хорошо, но сейчас тебе от этого не будет никакой пользы. Не тогда, когда он был так взбешен, что практически чувствовал, как разгораются его кулаки, становясь все горячее от желания покончить с тобой раз и навсегда. "Когда мы вернемся, я всем расскажу, как ты со мной обращался! И в отчетах тоже! Тогда мы посмотрим, какой ты большой и крепкий, не так ли, красавчик?" Дилюк медленно склоняет голову набок. “Что заставляет тебя думать, что ты сможешь выбраться из этой ситуации?” Ты замираешь так резко, как будто кто-то сфотографировал тебя, а затем наложил это на реальность. Он наблюдает, как неуверенность и страх медленно начинают проявляться, понимание щелкает где-то в твоем пустом черепе, но было уже слишком поздно. Твоя рука дергается, чтобы ухватиться за свой катализатор, закрепленный у тебя на бедре, но он быстрее. Он легко выхватывает его прямо из твоих цепких пальцев и не уверен, что доставляет ему больше удовольствия - наблюдать, как он скользит по траве в нескольких футах от тебя, или видеть выражение ужаса на твоем лице. Ты все равно пытаешься собрать силу своего Глаза Бога, но без физического канала, по которому её можно было бы направить, все, что тебе удается сделать - это вызвать несколько бессильных искр вокруг себя, и он достаточно быстро кладет этому конец. Подлетев, он обхватывает твои запястья своими руками и опрокидывает тебя на спину. Глухой удар тела, кажется, выбивает воздух из твоих легких, заставляя тебя резко ахнуть, но он уже прижал тебя к земле. Пойманная в ловушку, из которой нет выхода. Медленно опускаясь на колени, чтобы оседлать твои бедра, Дилюк наклоняется над тобой, чтобы уткнуться своим лицом в твое, и ты пронзаешь его пронзительным взглядом, яркие глаза горят изнутри диким, бессильным жаром. Глядя на тебя вот так, вблизи, он думает, что ты могла бы быть хорошенькой, если бы только не была такой чертовски неисправимой. "Я советовал тебе остановиться". Он произносит нараспев, низко и опасно. “Ты не слушала”. “Я не обязана тебя слушать!” Почти шипя и плюясь, ты яростно извиваешься под ним в попытке сдвинуть его с насеста. Хотя это бесполезно. Разница в размерах слишком велика, и у него, должно быть, было по меньшей мере на сотню фунтов больше чистой мышечной массы, чем у тебя. Было очевидно, что ты находишься здесь в крайне невыгодном положении, но, тем не менее, ты пытаешься бороться с ним. И все же ты отказываешься остановиться. Остатки самоконтроля, за сохранение которых он отчаянно боролся, разлетаются вдребезги, и Дилюк агрессивно, с силой вдавливает тебя в землю. Ты издаешь безумный, непонятный животный звук и извиваешься под ним, дрыгая ногами в попытке как-то оттолкнуть его или вывернуться на свободу. Зарычав, он прижимается своим тазом к твоему, намереваясь использовать свой вес, чтобы придавить тебя, но сильный жар между твоих ног замораживает его на месте. Ты тоже это чувствуешь, плотное давление на твою сердцевину, тяжесть его тела в штанах, впивающегося в тебя, и ты тоже замираешь, как статуя. В течение долгого, мучительного такта вы двое просто смотрите друг на друга, тяжело дыша как от напряжения, так и от нахлынувших эмоций. “Это было то, на что ты надеялся все это время?” Наконец-то тебе удается вымолвить без особых усилий. "Не льсти себе". Это то, что он говорит, и все же он не двигается с места. Кажется, он не мог найти в себе сил или присутствия духа, чтобы сделать это. Дилюк никогда прежде не оказывался таким образом между ног женщины, и было что-то ужасно манящее в мягкой колыбели твоего тела, в том, как его узкие бедра так приятно ложились между ними. Подушечка твоих женственных изгибов - желанное облегчение по сравнению с его собственным твердым, мускулистым телом, и он чувствует острый укол постыдного смущения, когда его член начинает шевелиться против его воли. Наполняясь и твердея, оно инстинктивно тянется в поисках этого ошеломляющего источника тепла, исходящего от тебя. Твои глаза становятся большими и круглыми, ты смотришь на него одновременно с недоверием и гневом. “Отвали от меня”, - шипишь ты. “Почему я должен это делать?” Он тут же огрызается в ответ, не в силах решить, что он ненавидит больше. Мысль о том, чтобы настоять на своем, действительно довести дело до конца или отступить и позволить тебе думать, что ты каким-то образом победила. Ему следовало бы знать лучше, чем быть таким упрямым и импульсивным. “Ублюдок... если только ты на самом деле не собираешься что-то с этим делать”, - ты приподнимаешь бедра и демонстративно прижимаешься к нему всем телом, прижимаясь к этой тяжелой выпуклости. "Тогда тебе нужно отступить. Я не знаю, кем ты себя возомнил, но..." Зарычав, Дилук прижимается своим ртом к твоему, просто чтобы заткнуть тебя. Ты издаешь приглушенный возглас удивления, очевидно, не ожидая, что он действительно раскроет твой блеф, и он пользуется этим, чтобы засунуть свой язык тебе в рот, практически удушая тебя им. Борясь с ним, ты пытаешься укусить его, но он просто кусает в ответ, и поцелуй быстро превращается во что-то, в чем больше зубов, чем губ. Он не совсем уверен, что он делает и почему он это делает, но его тело, кажется, движется с какой-то собственной целью. Удерживая твои запястья одной рукой — это было легко сделать, когда его запястья были намного больше твоих, — он прижимает их к траве, в то время как другая тянется вверх, чтобы справиться с ремнем на его груди. Ему удается выдернуть его так, что клеймор соскальзывает у него со спины, и он быстро отбрасывает его в сторону, подальше от досягаемости, прежде чем ты успеешь предпринять что-нибудь. Затем эта рука обхватывает тебя за талию, сжимая достаточно сильно, чтобы заставить тебя всхлипнуть ему в рот, прежде чем грубо потянуть ее выше, чтобы обхватить выпуклость одной груди. Он не упускает из виду, как ты вздрагиваешь при прикосновении, но он также не упускает из виду, как ты содрогаешься, выгибаясь навстречу ему, подставляя свою грудь его ищущей руке. Он точно не ожидал этого, но почему-то все равно это приносит огромное облегчение. Теперь ему было ясно, что он не собирается отступать, независимо от того, насколько сильно ты повысила ставки или легкомысленно подтолкнула его к этому, будь то из-за его собственной гордости или инстинктивного желания поставить тебя на место... и знание того, что ты, возможно, не так уж и противна, поможет ему чувствовать себя лучше в этом отношении. Что бы это ни было. Внезапно отрывая свой рот от его, пока он отвлекся на твою грудь, ты поворачиваешь голову и судорожно втягиваешь воздух. "Я не думала, что ты такой… Я была уверена, что ты покраснеешь, как дурак, и передумаешь". Ты тяжело дышишь, в твоем голосе звучит смех. "Ты всегда ведешь себя так чопорно и корректно, как будто ты намного лучше всех остальных". Его раздражение снова начинает нарастать, Дилюк протягивает руку, чтобы схватить тебя за лицо железной хваткой, и он снова разворачивает тебя, заставляя посмотреть на него снизу вверх. “Это потому, что я такой и есть”. Твои глаза слегка расширяются, но он не дает тебе возможности придумать что-нибудь в ответ. Крепко удерживая тебя на месте, он снова завладевает твоим ртом, и на этот раз ты почти растворяешься в нем, агрессивно целуя его в ответ, когда твои ноги обхватывают его бедра. Вы встречаетесь с ним лицом к лицу, соответствуя его энергии и давая ему именно то, что он дает тебе. На каждый мучительный укус его зубов ты кусаешь его в ответ, пока горький привкус крови не наполнит его язык. На каждый нетерпеливый, скрежещущий толчок его таза ты прижимаешься к нему всем телом и сильно давишь на вес его брюк. Казалось, в этом отношении вы равны, и в конце концов, неохотно, он отпускает твои запястья. Подняв руки, ты злобно хватаешь его за волосы, одной парой пальцев впиваясь в кожу головы, в то время как другой хватаешься за его конский хвост и дергаешь. Он рычит тебе в рот, и, к его удивлению, ты рычишь в ответ. Отвергнутый Дилюк вслепую тянется вниз, чтобы дернуть тебя за топ, отодвигая в сторону твою гладкую куртку, чтобы он мог потянуть за тонкий материал, скрывающий от него твою грудь. Они выплескиваются внезапным потоком мясистой, обильной кожи, но у него едва хватает времени даже признать этот факт, не говоря уже о том, чтобы оценить его по достоинству. Потому что твои руки дико рвут его собственную куртку, его собственный воротник, и он морщится от тихого щелчка защелок и крючков, поддающихся под действием силы. Он не может избавиться от чувства, что каким-то образом проигрывает. Как будто, несмотря на все трудности, сложившиеся против тебя, ты сумела превзойти его, встретившись с ним лицом к лицу вот так. Он думает, что эта игра, вероятно, закончилась некоторое время назад, и теперь вы были просто женщиной и мужчиной, сражающимися за доминирование, сталкивающимися глубоко укоренившимся, первобытным способом, которым всегда сталкивались полы, но он так сильно хотел взять над тобой верх. Чтобы поставить тебя на место и напомнить, кто из вас действительно контролировал ситуацию. Это определенно была не ты, и, низко зарычав, Дилюк решительным движением отстраняется, чтобы ухватиться за нижнюю половину твоего обтягивающего боди. Однако он не может понять, как снять его, не потратив времени на то, чтобы полностью раздеть тебя. Это слишком сложно, слишком много защелок и крючочков. Полностью игнорируя твои задыхающиеся протесты, он берет две большие пригоршни облегающего материала и разрывает его в промежности. Запах обугленных, горящих волокон сразу же ударяет ему в нос, и ему приходится напоминать себе, что нужно держать зрение под контролем, когда ты визжишь и вопишь, громко жалуясь на то, что твоя одежда не только порвана, но и подпалена. В любой другой ситуации он был бы глубоко смущен такой потерей контроля, тем, что позволил своему самообладанию ослабнуть настолько, что языки пламени лизнули кончики его пальцев, но не сейчас. Не тогда, когда он смотрит сверху вниз на твою милую, пухлую маленькую щелку, такую мягкую и манящую, и слабо блестящую на солнце. Чувствуя легкое головокружение, и как будто он испытывает какой-то внетелесный опыт, в то время как кто-то другой диктует ему действия, он наклоняется, чтобы освободить свой напряженный член быстрыми, отрывистыми движениями. Отстраненно он осознает, что ты подшучиваешь и ворчишь, и думает, что ты, вероятно, пытаешься (по праву) отчитать его за то, что он такой грубиян. Однако, кажется, он не может остановиться и, направляя себя одной рукой, быстро сближается с твоим телом и начинает проталкиваться внутрь. Ты напрягаешься, когда его кончик погружается в твои складочки, скользя по липким влажным губам, пока он не захватывает твой вход. Жар сразу же становится ошеломляющим и неописуемым, его рот приоткрывается, чтобы застонать, но ничего не выходит. Трудно просто дышать, когда глубокое ощущение того, что его член обхватывает плотное, влажное тепло твоего тела, кажется, перегружает все его чувства и приводит к короткому замыканию в мозгу одновременно. Внезапно все, на чем он может сосредоточиться - это на том, как ты принимаешь его, дюйм за дюймом, плотно, но податливо, когда твое влагалище медленно смягчается под давлением и позволяет ему войти. Это не похоже ни на что, что он когда-либо испытывал раньше, у него защипало в глазах, когда он, наконец, заканчивает прижиматься своим тазом к твоему, входя в тебя прямо до основания. Звук твоего тихого стона, словно в приглушенном, полубредовом оцепенении, возвращает его к настоящему моменту. Заставляет свое пошатывающееся сознание вернуться, и он смотрит вниз на тебя, распростертую перед ним на траве. Ты, кажется, на самом деле даже не замечаешь и не заботишься о том, что твои сиськи торчат на виду у всех, кто может случайно пройти мимо и увидеть (теперь на многие мили вокруг не было ни души), или что твои ноги бесстыдно широко раздвинуты вокруг его талии без малейшего намека на стыд (не то чтобы ты могла закрыть их, даже если бы захотела), и это задевает в нем особенно обидную струну. Архонты, он действительно ненавидел тебя. Он думал, что женщины должны быть склонны к утонченности, скромной сдержанности и робкой сдерживаемости при общении с таким мужчиной, как он, и все же... вот ты здесь, выгибаешься под ним, как шлюха, и нетерпеливо двигаешь бедрами, побуждая его двигаться. Это было грязно. Позорно. Зловеще в такой степени, что он чувствовал себя грязным. И он никогда в жизни не был так возбужден. Глубокий, рокочущий стон вырывается из его груди, когда он наклоняется над тобой, прижимаясь лицом к влажному от пота изгибу твоей шеи. Он пытается отдышаться, пытается не обращать внимания на то, как твоя киска жадно сжимается вокруг его члена, как будто ты пытаешься выдоить из него душу, и он с треском терпит неудачу на обоих фронтах. Зарываясь пальцами в землю и траву в попытке удержаться, он делает тяжелый, прерывистый вдох. "Тебе лучше не истолковывать это превратно, как то, что ты мне нравишься", - ворчит он, экспериментально двигая бедрами. Все, что ему, кажется, удается, - это прижиматься к тебе, хотя его член так глубоко вошел в твою киску, что потребовалось бы чудо, чтобы вытащить его оттуда. "Забавно. Я только что подумала о том же самом". Ты вздыхаешь, мечтательно и отстраненно, и это далеко не так сильно на тебя влияет, как он (надеялся?) ожидал, что ты будешь такой. Понимая, что ему придется действовать всерьез, если он хочет это изменить, Дилюк отодвигается от тебя, чтобы удобнее устроиться на коленях и получить необходимый ему рычаг давления. Ты очень тихо стонешь от перераспределения его веса, только для того, чтобы подавиться бессвязным восклицанием, когда он отклоняет свой член назад, наслаждаясь неестественным движением и последующим движением бедер. Сила толчка толкает тебя туда, где ты лежишь на земле, и по тому, как напрягается и темнеет выражение твоего лица, он может сказать, что тебе это нравится. Поэтому он делает это снова и снова, быстро входя в ритм, который заставляет его тяжело дышать поверх тебя, стонать от ошеломляющего сжатия твоего тела. Тихий звук шлепков кожи о кожу, кажется, доминирует в воздухе на этом уединенном маленьком участке живописных гор и холмов. Он растворяется в этом, позволяет этому поглотить себя и утопить так, как никогда не позволял себе увлечься чем-либо другим. Он так сосредоточен на том, чтобы вогнать в тебя свой член, что почти не замечает, как ты тянешься к его конскому хвосту, но только для того, чтобы низко зарычать, когда ты внезапно дергаешь за него, привлекая его внимание. “Твои мысли блуждают”. Это утверждение, а не вопрос. “В отличие от тебя”, - удается ему выдавить из себя. “У меня есть чувство приличия, и я пытаюсь представить, что делаю это в более подходящем месте”. Ухмылка, которая появляется на твоем лице, немного злая, но в основном полна озорства. "Я ни на секунду на это не куплюсь, красавчик. Это все, что ты можешь сделать, просто чтобы не взорваться прямо здесь и сейчас, не так ли?" Некогда (относительно) уверенные толчки Дилюка прерываются, удивление захлестывает его, и его щеки становятся горячими. “Грубая женщина”. — бормочет он, наклоняясь ближе, чтобы снова поймать твой рот - чтобы заткнуть тебя, говорит он себе. Конечно, это было не потому, что ему нравился твой вкус на его языке, и он действительно не находил секс с тобой таким уж захватывающим. Это просто его тело реагировало так, как ему было свойственно от природы, и ничего больше. Вот почему он просовывает руку между своим телом и твоим, чтобы поласкать твою грудь рукой в перчатке, и ему определенно не нравится, как твои твердые соски скользят по гладкому материалу. Вот почему он не останавливает тебя, когда, мяукая с возросшей настойчивостью, ты наклоняешься, чтобы провести торопливыми кругами по верхушке своей щели, и ему, несомненно, не нравится наблюдать, как ты играешь с собой, или как это заставляет твои внутренности сжиматься вокруг него еще крепче. Вот почему он трахает тебя быстрее, жестче, как будто у его бедер есть собственный разум, и они быстро начинают сбиваться с ритма, в который он попал, но он не находит особой радости в том, как его яйца напрягаются и подтягиваются вверх, так близко к краю, что он мог бы практически пробовать его на вкус. Это всего лишь средство для достижения цели, отчаянно пытается он сказать себе, даже когда запрокидывает голову и практически ревет в небо, выстреливая веревку за горячей веревкой глубоко в твою ждущую киску. Ты издаешь крошечный вскрик удивления, а затем стонешь так пронзительно, что еще один прилив оргазмического блаженства пробегает по его позвоночнику и оседает там. На краткий миг он забеспокоился, что вот-вот потеряет сознание, настолько сильной была сила его высвобождения, и то, как ты обхватываешь его ногами за талию, удерживая его на месте, чтобы ты могла тереться о него и неистово тереть свой клитор, не помогает ему в этом. Шипя сквозь зубы от чрезмерной стимуляции своего израсходованного члена, он наблюдает, как ты сотрясаешься и дергаешься, впадая в приступ спазмов, от которых твои сиськи трясутся и подпрыгивают. Одного этого зрелища почти достаточно, чтобы у него снова встал, но он быстро отстраняется от тебя, прежде чем это успевает осуществиться, когда ты, наконец, ослабляешь свою хватку мгновение спустя. Отодвигаясь, чтобы осмотреть повреждения, он немедленно испытывает острое, удушающее чувство сожаления, когда видит кремообразные выделения, медленно вытекающие из твоего тела липким ручейком. "Я не должен был этого делать", - выпаливает он, искренняя нотка извинения в его голосе удивляет даже его самого. “Наверное, тебе не следовало этого делать”. - соглашаешься ты, все еще наслаждаясь послевкусием своего оргазма и, очевидно, вполне довольная тем, что лежишь на траве. "Но что сделано, то сделано. Я позабочусь об этом позже". “Когда?” - требует он, его тон становится достаточно жестким, чтобы заставить тебя поднять взгляд. С лукавой улыбкой ты поднимаешь одну ногу в воздух и опускаешь руку под бедро, чтобы прижать пальцы к своей киске, раскрываясь только для того, чтобы еще больше подразнить его. “Если ты так беспокоишься об этом, то почему бы тебе не прийти и не прибраться в этом беспорядке, который ты сам заварил? Это не должно быть моей ответственностью только потому, что ты не можешь себя контролировать”. Его лицо сильно краснеет, Дилюк быстро встает на ноги и начинает приводить себя в порядок резкими, отрывистыми движениями. Однако, как ни странно, тот ослепляющий гнев, который он испытывал всего двадцать минут назад, кажется, рассеялся в затянувшемся тумане его оргазма, и он чертыхается себе под нос. "Ты действительно самая грязная, неисправимая женщина, которую я когда-либо видел. Я действительно тебя терпеть не могу". Ты хихикаешь, когда он отворачивается, мелодичный голос тянется за ним, когда он нагинается, чтобы поднять свой меч с земли. “Поверь мне, это чувство совершенно взаимно”.