Mashup

Сан сначала не хотел с ним знакомиться. Да и до последнего не хотел. Слишком много Уён о нем рассказывал за последние годы, слишком часто из всех щелей орут не про эйтиз, а о стрэй кидс, слишком часто сравнивают их двоих. Сан красивее. Сан выше, у него лицо модели безо всякой пластики, он худее, жилистее, он не стесняется себя и своего тела. И в спортзал он ходит только потому, что ему нравится процесс и нравится результат. Но — он обошёлся бы и без этого. Но — он у́же в плечах. Бицепсы меньше, и с первого взгляда видно, кто здесь слабее. А Сан не привык быть слабым, это не его экологическая ниша. Уён долго уговаривает, говорит, мол, ты ему нравишься, мол, он часто о тебе спрашивает. Сан только морщится в очередной раз и даже не говорит уже ничего — Уён понимает и так. Бесполезно. Они знакомятся сами. Судьба сводит: Сан временно меняет спортзал, потому что в предыдущем хозяева решают сделать ремонт. Новый расположен чуть дальше, вставать приходится раньше, зато тот элитнее, тренажеров в нём больше, а народу — меньше. Платить тоже приходится больше. Спортзал посоветовал Уён, и вообще-то Сану, зная своего лучшего друга, стоило сразу заподозрить неладное. В конце концов, это тот человек, который добивается того, чего хочет, любыми путями. (Больше всего Сан боится, что Уён в какой-то момент захочет его. Пока ему везёт: Уён хочет Сонхву. «Мы очень похожи на первый взгляд, но слишком разные на второй», — говорит он. Сан просто кивает: кто угодно, лишь бы не он сам). Сан подтягивается подходами, ходит кругами в перерывах, пялится в телефон, где групповой чатик отчего-то разрывает с самого утра, как и несколько личных — но не успевает даже понять, что случилось, когда рядом с ним замирает тёмная, широкоплечая фигура. — Здесь свободно? — спрашивает Со Чанбин и кивает на турник. Мгновение Сан соображает. Ещё мгновение. И ещё. Чертов Уён. — Да, конечно, — кивает он и, подхватив полотенце, отходит в сторону. Благодарно улыбнувшись, Чанбин вешает своё полотенце, ставит на пол бутылку и кладет рядом записную книжку. Цепляется прямым широким хватом — Сан завистливо сглатывает — скрещивает идеально прямые ноги и начинает работать. Словно машина, без малейшего рывка, он поднимается, касается ключицами турника и опускается; Сан непроизвольно считает. Один. Два. Десять. Двадцать. Сан делает пятнадцать раз за подход, от пяти до десяти подходов в зависимости от состояния, количества сна, количества времени и так далее. Тридцать. По выступающим мышцам стекает капля пота. Сан ловит себя на желании её слизать, но отвести взгляд он всё равно не в силах. Невзрачный на первый взгляд, широкий, но не рельефный Чанбин в спортзале, оказывается, превращается в атлета. Сорок. Блядь. Где-то здесь Сан перестает думать и просто продолжает считать. На пятидесяти Чанбин расцепляет ноги и легко спрыгивает, разминает кисти и поворачивается, словно с каменной стеной столкнувшись, встречает лицом к лицу загипнотизированный взгляд. Всё ещё словно в тумане, Сан поднимает руку и стирает ниточку слюны с собственного подбородка. Ну да. Грешен. Тем большим для него удивлением становится, когда Чанбин, профессионально улыбаясь, шагает навстречу и протягивает ему руку: — Ты фанат, да? Где мне расписаться? Сан понятия не имеет, как выйти из этой нелепой ситуации, и он всё ещё переваривает случившееся в принципе, а оттого тормозит — но его спасает зазвонивший телефон. Его собственный; на звонке — Circus от Sinawe. Классика жанра. У него включен беззвучный режим, поэтому, если кто-то пробивается — это действительно экстренная ситуация. Впрочем, прямо сейчас Сан снял бы трубку даже на звонок мошенников. Однако на том конце не мошенник. На том конце Сонхва (плевать, что иногда это одно и то же). — Сан-а, — чеканит тот. Звук динамиков настолько громок и чёток, что Чанбин абсолютно точно тоже его слышит и с интересом изгибает бровь. — Сан-а, ответь мне на один вопрос: почему в моей постели спит абсолютно голый Уён, обвязанный розовой ленточкой? — С бантиком? — невозмутимо интересуется Сан, глядя, как меняется выражение лица Чанбина. Интересно, оказывается, когда тот чего-то не понимает, то похож на человека. Симпатичного человека. — Это важно? — после паузы спрашивает Сонхва. Несколько секунд Сан колеблется между подтверждением и отрицанием, и в конце концов человеколюбие (хёнолюбие) в нём побеждает. — Уён вчера не пил, — отчитывается он и предупреждает: — Имей в виду, что, если ты его сейчас выгонишь, он будет приходить и дальше, пока ты не сдашься. — «Сдашься» — и что? — с нотками паники уточняет Сонхва. Сонхва из тех людей, кому только дай поразмышлять, оценить перспективы, взвесить, посомневаться. Как Уён правильно заметил — сложно найти двух более непохожих людей. — Сдашься и примешь предложение. Пойдёшь на свидание. Потрахаешься. Выйдешь за него замуж. Всё сразу. — Сан пожимает плечами, забыв, что его видит только Чанбин. — Хва, это же Уён, зачем ты спрашиваешь меня? Разбуди и спроси его. Сонхва долго молчит. — Если я не позвоню тебе до обеда, считай меня северокорейским шпионом и тело уничтожай соответственно, — приказывает он и вешает трубку. — Чьё тело, Хва?.. — настороженно спрашивает Сан, но тот его уже не слышит. Со вздохом опустив телефон, он смотрит на экран, где вот по какому поводу всех, оказывается, разрывает, и решает игнорировать всё это. — Ладно, раз так, то меняем концепцию, — решает Чанбин, о котором — хвала всем богам — Сан даже немного успевает забыть. Но кто ему даст это сделать дольше, чем на несколько секунд? Не Чанбин точно: — Сан-сси, ты дашь мне автограф? — Где мне расписаться? — принимая у него ручку, автоматически спрашивает Сан. В голове у него обезьянки бьют в литавры, а вокруг, в пустоте черепной коробки, громко отдаётся эхо. Чанбин неожиданно лукаво ухмыляется и оттягивает ворот майки вниз и вбок, высвобождая ровную, развитую, с тёмным соском, грудь. — Пожалуйста, прямо здесь, — просит он и подмигивает, чем окончательно ставит Сана в ступор. Чёртов Уён.