Все дороги ведут в Рим

Солнце светило в глаза, которым теперь яркий свет причинял острую боль. Чан слегка склонил голову на бок, чтобы на секунду зажмурить их. Все внешние раздражители перестали его волновать. Разум вмиг опустел, грудная клетка вздымалась спокойно и ровно, руки сжались в кулаки, чтобы взять под контроль разогнавшуюся в крови агрессию. Негативная энергия подпитывала его, с ней он мог безжалостно атаковать и устранять противника. В таком состоянии шансы на победу врага сводились к нулю. Соревнуясь один на один, Чан изнурял противника, пока тот не молил о пощаде или того хуже терял сознание. Чан подобрался ближе и одним рывком подхватил лежащее на земле копье. Скалой над ним возвышался его соперник. Мужчина лет тридцати. Смуглая кожа, короткостриженные волосы, с лица не сходила улыбка, не предвещающая ничего хорошего. Чан выпрямился и теперь открыто смотрел противнику в глаза. Звук удара в гонг эхом прошелся по амфитеатру, объявляя о начале поединка. Оба гладиатора приняли атакующую позицию. Их ноги были согнуты в коленях, а корпус тел сместился вперед. Начальной тактикой Чана всегда была оборона. При ведении защиты, Чан считывал характер соперника, его навыки и приемы. Он прекрасно знал как непрекращающиеся выпады изматывают бойца. Ловкость и маневренность его тела позволяли легко обходить эти атаки. На руку шло то, что римский гладиатор был гораздо выше и массивнее. Чан имел преимущество в скорости. Здоровяк прощупывает почву, дразня Чана, двигаясь из стороны в сторону, мельтеша и жонглируя копьем. Ни одно движение ни проходит мимо, хорошо развитое чутье не дает ошибиться. Стоило признать, римский гладиатор искусно владел оружием. В один момент, вращая копье над головой, гладиатор резко вонзает его в пространство рядом с шеей македонца. Чан успел отскочить, копье чудом не задело сонную артерию. Еще секунда и на раскаленной сцене кровавый фонтан бил бы ключом. Атака продолжается, римлянин яро полосует воздух в попытке задеть острием кожу бойца. Гладиатор целится в ребра, копье запоздало достигает намеченной точки, когда Чан неожиданно для соперника уже проделывает кульбит и утыкается своим копьем в кожаную броню врага. Рельефные руки с силой нажимают на оружие и проделывают дыру в доспехе соперника. Выражение лица Чана принимает нечеловеческий образ, красивые полные губы изгибаются в зверином оскале, демонстрируя не менее красивые зубы. Чан пробивается острием сквозь плотный материал жилета и вгоняет оружие глубже в тело бойца. Римлянин кричит истошным голосом, чем вызывает мгновенный шок у зрителей. Обозленный гладиатор перехватывает инициативу и наносит удар в ответ прямо в область сердца. Чан спешно отступает, вырывая копье из тела гладиатора. Нанесенная рана оказалась неглубокой и очевидно несмертельной. Пропущенная атака не на шутку взбесила гладиатора, который теперь стремился безжалостно истребить порядком поднадоевшего мальца. И словно бог тому свидетель, сверху наблюдал за зрелищем Хёнджин. Длинные пальцы неосознанно оказываются между зубов, молодое тело сковало напряжение, на лбу проступил пот. Никогда раньше Хёнджин не переживал за судьбу незнакомого бойца, как и не переживал за свою. Картина перед глазами до ужаса опасная, но изощренная фантазия даже сейчас продолжает подбрасывать постыдные образы. Вместо открытой площадки поединка перед взором открывается внушительная по размерам королевская спальня, где на роскошной постели изнывающе стонет наследник императора, которого до удушья прижимает к матрасу мускулистое загорелое тело. Руки, что не так давно держали оружие, теперь поочередно зажимали копну чёрных волос и с силой дёргали на себя. Разъяренный противник больше не сдерживался, один за другим форсируя удары. Он также пренебрег техникой нападения, вымещая всю свою злость и используя при этот грубую силу. Чан двигался грациозно, ускользая от ударов. Он искал лазейки, чтобы завершить начатое. Хотелось закончить этот бой победой, забить лихого кабана. Взыгравшись, Чан не заметил резкий выпад противника и стал легкой мишенью для копья. Оно угодило ему вбок, минуя область печени. Порез окрасился в ярко красный цвет. Гладиатор не давал фору, второй удар он направил в грудь, Чан успевает блокировать его. Копья скрещивается на середине, враг усиляет натиск. Чану тяжело противостоять весу, давящему сверху. Он проворачивает через низ свое копье и устремляет острие прямо в горло римского гладиатора. Публика ревет от такого накала страстей. Жизнь любимца империи висит на волоске. От малейшего движения пленного бойца зависел не только исход игры, но и судьба загнанного в угол зверя. Чана охватывает сильнейший азарт, отступать и щадить соперника совсем не хотелось. Накрывшее с головой возбуждение лишает способности здраво мыслить. Зрачки расширяются, заполняя до краев радужку, делая взгляд безумным и совершенно темным. В этих бездонных темных как ночь глазах римлянин видит свое падание как воина, свой провал как гладиатора и свой конец жизни… Зрители принялись скандировать имя любимца и умолять Чана его помиловать. Он не мог ослушаться, таковы были правила. Представление закончилось, зрители неторопливо покидали свои места, бурно жестикулируя и громко обсуждая сегодняшний бой. Голоса никак не стихали. Свита провожала господ, пока те покидали свое ложе. Спереди шел император, позади него смирно ступали сыновья, каждый из них был погружен в свои мысли. Чонин сам по себе был не сильно разговорчив, когда дело касалось брата. Тем не менее он уловил эту странную ауру, которую теперь излучал старший. Он знал уже наверняка, что Хенджин что-то замышлял. Сообразив, Чонин решил понаблюдать за ним. Хенджин, который привык по щелчку пальца получать желаемое, сейчас должен был что-то выкинуть. Через минуту к императору присоединился Квинт Серторий, который ждал их на ступенях амфитеатра. — Мой дорогой, скажу честно, ты меня сегодня удивил. Такого зрелища стены амфитеатра не видели со времен сицилийского восстания! — пожимая ладони и обнимая старого товарища, восхищенно голосил император. — Делаю все что в моих силах, Ваше Величество! Я и сам, как видите, только сейчас осознал свою находку. — посмеявшись, признался патриций. — Можешь рассчитывать на мою поддержку на выборах. А этого мальца не забрасывай, он еще нам на военном поприще сослужит службу. — Отец, извини, что вмешиваюсь, но раз ты теперь свои голоса господину отдашь, стало быть, нет смысла держать этого гладиатора в общей казарме. Зачем затягивать, давай выкупим его и распределим в специальный отряд императорской гвардии. Впредь на играх будет представлять императорскую гладиаторскую школу. Ты ведь своими глазами видел, что у этого бойца блестящее будущее. Будет обидно потерять такого воина. — убедительно просил императора старший сын. Чонин, который все это время плелся позади и внимательно слушал, теперь улыбался своим мыслям. «Так и знал. Неугомонный, ненасытный братец нашел себе новую забаву. Спит и видит, как будет подставлять свой упругий зад молодому здоровому кабелю. Бедному уже так наскучили женские ласки.» — Может, ты и прав, Хенджин. Что думаешь, Квинт? — обратился с вопросом к патрицию государь. — Ваша светлость, я буду только рад оказать вам добрую услугу. Готов отдать своего гладиатора на безвозмездной основе. — достопочтенно ответил ему консул. — Дружище мой, в знак благодарности исполню любую твою прихоть. Окажу наибольшее содействие на выборах, в этом можешь не сомневаться. — заверил император и тут же, повернувшись, обратился к Хенджину. — Сын, рассчитываю на тебя, сходи посмотри на состояние бойца и поручи дозорным, чтобы готовили его к переезду в дворцовую казарму. — Слушаюсь, император. — коротко ответил Хенджин и бодрым шагом направился к крепостному сооружению, куда сначала привозили и откуда позже увозили пленных с боя. Гвардейцы, сторожившие вход, низко поклонились наследнику и пропустили его внутрь помещения. В кромешной темноте, которая так сильно контрастировала с ярким светом снаружи, непросто было найти нужного человека среди десятка раненых бойцов. Понемногу глаза начинали привыкать. Пройдя вдоль помещения и не доходя до его конца, Хенджин смог среди всех незнакомых лиц различить победителя, который теперь словно коварный дикий зверь сидел прикованный к стене цепью, закрепленной на нем металлическим ошейником. Взмыленное тело в тусклом свете мерцало, пока остальные капельки пота медленно скатывались по слипшимся локонам волос и одиноко падали одна за другой на дощатый пол. Молодой мужчина продолжал тяжело дышать, опустив голову. Веки его были прикрыты, и потому на приближение неизвестной фигуры он никак не отреагировал. А может тому способствовало легкое головокружение и бессилие, что овладело раненным после боя. Хенджин стоял близко и, наклонив голову, внимательно рассматривал свое новое приобретение. Он не хотел ошибиться в своем выборе и потому старался разглядеть каждый сантиметр открытого участка кожи новоиспеченного гладиатора. Чем дольше буравил его взглядом, тем больше убеждался в своей правоте. Истинный зверь в человеческом обличии. Получится ли его приручить? По телу расходился нервный ток, когда Хенджин строил догадки того, как все может обернуться. От одной мысли, что зверь скоро будет нависать над ним, и он своей кожей будет ощущать его учащенное дыхание, Хенджин чувствовал мгновенный прилив крови, которая тяжелым грузом скапливалась внизу живота. Парень также ощущал, что от сиюминутной эйфории, стал терять связь с реальностью, и чтобы выдернуть себя из этого полуобморочного состояния, сделал шаг вперед навстречу хищнику. Коленки подкашивались от волнения как у девчонки, Хенджин был поражен тому, как его тело реагирует на этого мужчину. Он и не думал, что когда-нибудь вновь столкнется с этим чувством. Лязгнула цепь и железный ошейник больно врезался в глотку. От неприятного ощущения Чан нехотя поднял голову. С вновь подступающей злобой он искоса взглянул на незнакомца. На Чана сверху, держа за поводок, уставился красивый юноша, на миловидном лице которого недобрым блеском сверкали хитрые лисьи глазки. Полные, чувственные, налитые кровью губы приоткрылись, пропуская юркий язычок, который тут же спрятался за ними, чтобы те растянулись в кокетливую улыбку. — Поздравляю с победой! С сегодняшнего дня ты будешь служить самому Римскому императору. Теперь ты личный гладиатор императорской семьи.