Все дороги ведут в Рим

Звук бьющейся друг об друга стали разлился по всей тренировочной площадке. Под открытым небом упражнялись гладиаторы и бойцы личной гвардии императора. Несмотря на ранее утро на улице уже становилось душно. За оградой площадки на деревянных лавках отдыхали отработавшие бойцы. После выполнения парных состязаний каждый из них подходил к одному из двух глиняных тазов с водой, расположенных по обе стороны ринга, и черпал оттуда воду. Новоиспеченному любимчику публики теперь предстояло посостязаться с бойцами императора, статус которых приравнивался статусу высших чиновников совета. Представители прославившейся на всю страну гвардии не охотно принимали чужаков в свой элитный круг. Они гордились тем, что имели честь защищать своего императора и преподносить к его ногам победные лавры по окончании очередных завоевательных походов. В рубахе без рукавов, заправленной под пояс широких холщовых штанов, Чан вышел на середину импровизированной сцены. Вначале бойцы тренировались исключительно в рукопашном бою. И уже на завершающем этапе проводился бой с использованием холодного оружия. В смешанных единоборствах Чану не было равных. И вот уже двое запыхавшиеся лежали на лопатках. Как член династии Чан обучался техники ближнего боя у лучших воинов, которые бывали при дворе у македонского царя. Топтавшиеся у ограды свидетели этого маленького представления одобрительно закивали, хохоча над нелепым провалом товарищей и отмечая ловкость рук, заметный опыт и врожденный талант молодого гладиатора. В этот момент незаметно для всех к деревянному ограждению подошли двое парней в искусно сшитой из кожи военной амуниции, сопровождаемые тремя силачами из охраны. Хохот моментально стих и все разговоры перешли на шепот. Командир гвардии, который сейчас в качестве старшего руководил процессом тренировки, поспешил поприветствовать двух прибывших наследников. Хенджин и Чонин имели обыкновение раз в две недели наведываться на тренировки бойцов, чтобы закрепить свои боевые умения на практике. Сыновья императора были и тут похожи. На таких тренировках оба отличались небывалой скоростью, сноровкой и в какой-то степени грациозностью в выполнении боевых движений. Этим они в действительности покорили сердца юных воинов и завоевали уважение у почетных представителей гвардии. Мужчины каждый раз радовались как дети, когда им выпадал шанс понаблюдать или даже посоревноваться лицом к лицу с одним из будущих правителей Римской Империи. Пожав обоим парням руки, командир как положено продолжил любезно посвящать наследников в рабочие детали и докладывать о текущих успехах императорской армии. Между делом, улыбаясь и кивая командиру, Хенджин не забывал украдкой поглядывать на стоявшего посередине ринга воина. Тот уже успел хлебнуть воды из чаши и ополоснуть себя ее сверху. Наматывая крошечные круги у центра, Чан набрался решимости взглянуть на виновников, возникшей на поле суеты. Делая вид, что разминает кисти рук, Чан приподнимает голову и ловит на себе пристальный уверенный взгляд раскосых глаз. У Чана возникает ощущение дежавю. Где-то он видел эти глаза, этот странный испепеляющий взгляд, но плавящийся под солнцем мозг наотрез отказывался думать. Для себя он отметил, что подозрительно смотревший на него парень, по-видимому, был старшим сыном императора. — Хенджин, не хочешь блеснуть мастерством перед воинами? Покажи им как надо правильно устранять противника. Эти ребятки, видно чуток расслабились за минувшие дни, теряют бдительность. Заодно повеселишь заскучавшего тут новичка, — предложил наследнику командир. Окружившие троицу воины, услышав это, подхватились следом за командиром уговаривать и подбадривать к бою засветившегося от такой щедрой похвалы наследника. Воодушевившись, Хенджин ловко перескакивает через перекладину и оказывается на одной территории с диким зверем. Банчана все произошедшее стало веселить. Он даже впервые почувствовал себя как дома, позабыв о ненависти к этим людям и их затянувшейся на долгие годы вражде. «Мальчишка хочет поиграть, ну давай поиграем», — заключил про себя Чан. Образ опасного зверя куда-то вмиг испарился, лицо озарила дружелюбная улыбка и на щеках появились милые ямочки. Такая резкая перемена в лице ввела Хенджина в небольшой ступор: «Так непривычно видеть его таким. Словно ребенок радуется приходу своего закадычного друга, чтобы вместе как следует порезвиться.» Вооружившись мечом и щитом, соперники стали друг напротив друга. Хенджину в голову ударил небывалый азарт, глаза заискрились. Теплая улыбка Чана была встречена лукавой, двусмысленной улыбкой Хенджина. Однако Чан не придал этому большого значения и тут же принялся атаковать. Македонцу не удалось застать соперника врасплох, тот ухитрился без использования щита технично ускользнуть от удара. Банчан по достоинству оценил способности принца, мотнул головой мол якобы не ожидал и приложил больше силы в косой удар с плеча. Он знал, что такой грубой резкостью может как минимум припугнуть утонченного парня, заставив его замешкаться, чтобы следом нанести ему небольшое, но значимое для первого раза увечье. Но Чан сильно ошибался, когда думал, что агрессивной атакой сможет одолеть императорского отпрыска. Чем свирепее становился гладиатор, тем больше рос запал у Хенджина. Он без устали отражал все атаки Чана и был уже на грани того, чтобы в порыве страсти не рассечь что-нибудь своему разъяренному зверю. Обливающийся в ходе боя потом Хенджин уже был настолько желанной целью, что Чану не на шутку захотелось взять его за шкварник и ткнуть носом в уготованное его милому ротику место. Такой мокрый и дразнящий вид парня вывел Чана из себя и тот не заметил, как пропустил фатальный удар. Меч полоснул по плечу, доходя до ключицы, разрезая при этом ткань рубахи, которая мигом оголила правую сторону груди македонца. Чан резко отпрянул и от такого крутого поворота старая рана на боку вновь открылась. От боли Чан сложился вдвое, болезненно приземлившись на колени. Загнанно дыша и осознавая содеянное, Хенджин бесцеремонно скидывает с рук оружие с щитом и, не отрывая глаз, смотрит на поверженного зверя. Где-то в глубине души ему тоже больно, но когда перед ним на коленях красуется его раненый зверь, Хенджину ничего не остается кроме как упиваться столь приятным зрелищем. Эта картина навеки запечатлелась в памяти принца. Маленькая, но столь значимая сердцу победа перечеркнула все предыдущие и предстоящие великие достижения римского наследника. Пару мгновений вылились в вечность, в течении которой Хенджин успел обдумать свои будущие планы на теперь уже всецело принадлежащую ему добычу. Мужчины вокруг принялись ликовать победе наследника великого римского императора, ожидаемо превознося его талант как что-то исключительно недосягаемое. — Мы ни на секунду не сомневались в вас, наш молодой господин! — выкрикнул кто-то среди толпы. Но парню было откровенно наплевать на поздравления, ссыпающиеся со всех сторон. На первый план вышло состояние Банчана, до которого его довел Хенджин. Изнутри его съедала совесть. Одно неосторожное движение могло заметно подорвать здоровье нового гладиатора. Хенджин забеспокоился и, как можно вежливее отмахнувшись от назойливых, потных и взбудораженных играми мужиков, посеменил прямиком в оружейную. Войдя в небольшую комнату, где гладиаторы снимали и оставляли свою броню, Хенджин увидел развалившегося безвольным мешком на скамье Чана. Тот уже видимо кое-как успел избавиться от липнущей к телу рубашки. Голая грудь часто вздымалась от тяжелого дыхания. Банчан тихо стонал и, облокотившись о холодную стену, был не в силах самому дальше раздеться. Хенджин предположил, что всему виной открывшаяся вновь рана, которая была прикрыта широким поясом брюк. — Прости, пожалуйста, это я виноват. Позволишь тебе помочь? — спросил Хенджин, делая осторожный шаг навстречу. Хмурясь от боли, Чан кротко кивает наследнику. Получив разрешение, Хенджин в один шаг сокращает расстояние и разом встает на одно колено. Тонкие руки тянутся к поясу штанов, а Банчан в это время пытается лучше разглядеть лицо парня. Черные как смола волосы были завязаны в хвостик и благодаря этому открывался вид на острый овал лица. Раскосые лисьи глаза сосредоточились на работе рук, что так умело и проворно развязывали узел пояса. Парень был худым, но сухие мыщцы, что так отчетливо виднелись под кожей, свидетельствовали о мощи, которая была в них заложена. Чан принялся внимательно изучать парня. Было приятно лицезреть такую красоту, что теперь по собственной воле стояла перед ним на коленях. Банчан был уверен, что молодой человек был очень желанным и каждая юная особа в Риме мечтала о нем. Хенджин был все еще мокрым. Ведь Чан в свою очередь не остался в долгу и равносильно извел противника. Однако усталость не помешала Хенджину быстро снять с него окровавленный пояс. Значительная по длине рана находилась внизу живота в предпаховой области. Глаза парня будто бы хотели прожечь в ней дыру, в то время как руки, что так скоро скинули на пол грязную ткань, теперь по-хозяйски покоились на мощных бедрах Чана. От такого дерзкого поведения пухлые губы македонца в удивлении округлились. «И что теперь вздумал этот странный принц делать?» - пронеслось у бойца в голове. Кончик языка прошелся по приоткрытым губам Хенджина. Наконец оторвавшись, он поднял голову. На Чана был устремлен такой умоляющий, полный боли взгляд, что при виде его, у Чана как у какого-то извращенца потихоньку вставал. Возможно это была своего рода провокация, сотню раз отыгранная сцена. Или же парень и впрямь был столь чувственной натурой, которая могла пережить целый калейдоскоп эмоций от одного вида нагого тела. Постепенно характер взгляда стал меняться и теперь от былого выражения глаз «подбитой лани» не осталось и следа. Банчан не смел прерывать зрительный контакт и этот затянувшийся спектакль. Говорящие глаза Хенджина могли хоть как-то объяснить его мотивы. И если бы не они, Чан наверно ничего бы не понял. Голод и желание утопали в бескрайнем море похоти, которое теперь бушевало в глубине этих черных глаз. Хитрая ухмылка. Рука коснулась собственных приоткрытых словно распустившийся бутон розы губ. Она же медленно опустилась на влажный торс Чана. Указательный палец медленно, но, верно, спускался к кровоточащей снизу ране. Чан чувствует табун мурашек, возникший не то от щекотки, не то от возбуждения. И вот уже подушечкой пальца Хенджин касается раны. Ведет по ней так невесомо, боясь причинить боль. Палец уже был достаточно окровавлен. Чану ранее были неведомы столь приятные пытки. Хенджин представал перед ним на коленях словно ангел, готовый помочь. Но воистину он являлся демоном похоти. Хенджин поочередно поднимал и опускал взгляд, чтобы ничего не пропустить в этом представлении. Поплывшее в беспамятстве лицо Чана и рука что так своевольно водила по чужой ране. Наконец убрав палец, Хенджин делает то, что окончательно сносит Чану крышу. Приоткрыв губы в греховном жесте Хенджин касается их мокрым пальцем. Густо смаченный в крови палец моментально окрашивает и без того алые губы в темно бордовый цвет. Он медленно движется от впадины на верхней губе до края и далее до центра нижней особенно пухлой губы. Описывает круг и теперь размазывает оставшуюся кровь Чана по губам. Хенджин продолжает вызывающе смотреть снизу на Чана, не переставая водить по ним. Опустив на миг руку, принц улыбается и белоснежные зубы окрашиваются от этого кровью. Он проводит языком по зубам и следом по губам, чтобы слизать с них кровь гладиатора. В последнюю очередь он ловко промакивает языком палец и принимает сидячее положение на полу с опорой на ладони. Это безрассудное действие выбивает остатки здравых мыслей Чана. Хенджин же смотрит окрыто и склонив по обыкновению голову набок, как ни в чем не бывало улыбается ему в ответ. Неожиданный оклик отрывает обоих от потянувшего их морока. И Хенджин резко срывается и встает на ноги. Младший брат зовет. — Чонин, позови, пожалуйста, нашего лекаря. У новенького гладиатора открылась рана. Пусть подлатает, — громко выкрикнул Хенджин, покидая проклятую комнату. Банчан пребывает в ступоре до момента, пока не явился лекарь. Будучи всегда сообразительным, Чану не сложно было теперь догадаться кого из себя представляет юный наследник. Он вспоминает эти наглые глаза, эту ухмылку и черные распущенные волосы, которые теперь собраны в хвост. Ситуация повторяется. Если в первый раз Хенджин смотрел на него сверху, держа в руках цепь, то сегодня, стоя на коленях, вытворял то, что здравому и во сне не приснится. В голове Чана мысли одна за другой строятся в стройную логическую цепочку: «Ума не приложу, что это сейчас было. Извращенец. Мужеложец. Никого подобного ему в жизни не встречал. Все становится ясно как день. Этот похотливый спектакль, что он мне сейчас устроил, пожирающий взгляд за оградой. А и теперь, стало быть, вспоминаю эти глаза, смотрящие сверху, когда он так властно держал меня словно пса за поводок. Злой рок, не меньше. Позор и отродье императорской семьи. Хотелось бы посмотреть, на что он способен и возможно даже отыграться на нем, раз уж он ко мне так неровно дышит. Но чую, что малец и впрямь опасен и очень даже непредсказуем…»