Все дороги ведут в Рим

Первые лучи утреннего солнца проникали сквозь незанавешенные окна казармы. Глаза Чана резал яркий свет, прерывая и без того беспокойный сон. Ночью он долго не мог уснуть, покручивая в голове события последних дней. Возможно, он сам себя загонял в тупик своими размышлениями. Непристойный образ принца засел глубоко под коркой головного мозга. Вне всякого сомнения – для Банчана это было преждевременное поражение. Он готов был его признать, но для этого нужно было снова остаться с принцем наедине. Противоречивые чувства мешали ему двигаться дальше. Остатки здравого смысла требовали его хладнокровия и стойкости по отношению к врагу, но горячее молодое сердце так отчаянно нуждалось в живых эмоциях, страсти, а может даже в любви? Дни чередовались без особых памятных событий, и Чан потерял всякий интерес к происходящему вокруг. Все больше уходя в себя, он стал терять ориентир. Мысли о побеге, борьбе – мечты давно минувших дней, все они были выкинуты далеко за борт как бесполезный груз, который тянет корабль ко дну, мешая двигаться вперёд в открытом море. На место им пришло смирение. Чан в один миг решил разрубить те нити, что тянули за собой старое. Он пришел к отшельничеству. Одинокий волк, отбившийся от стаи, свободен сам волочь своё существование, оставляя в прошлом былые принципы, морали. Если Чан теперь никому не дорог, неизвестен, не мил, то зачем, стало быть, ему волноваться о том, что подумают о его действиях, о выборе, о чувствах к другому человеку? Таков был конечный его вывод, к которому он пришел спустя недели проведённого здесь морального изнеможения. Чан встаёт с мыслью, что начинает этот день с непривычно эгоистичной целью – получить того, кого так давно желает. На очередной тренировке командир гвардии сообщил о предстоящем праздновании победы над греческими повстанцами, а потому нынешним вечером власти закатят пир на дворцовой площади. Армейским служащим позволено будет побывать во дворце элиты, чтобы отметить значимое событие непосредственно в кругу вельмож и членов правления. Ступая по вымощенной тротуарной плиткой дорожке, Чан приближался к величественно раскинувшемуся на площади зданию, во внутренних дворах которого уже во всю царил праздник. Безоблачное небо красовалось россыпью ярких звёзд. Ночь стояла теплая и безветренная. Казалось, будто сама природа была на стороне римлян. Минуя без всяких преград арку, он оказывается в центре всеобщего веселья. Внутри дворца туда-сюда снуют слуги, разливая по бокалам дорогущее фалернское вино. Члены сената и достопочтенные военные кучковались в разных точках гостиного зала, хаотично перемещаясь от одного скопления к другому. Неожиданно на глазах выросла статная фигура патриция, облаченная в изящный шелковый наряд. Квинт Серторий, обладая исключительной остротой зрения, в миг узнал в вошедшем своё недавнее приобретение. – Salutem tibi! Как поживает мой подающий большие надежды воин? – будучи уже под парами, хвалебно восклицал и приветствовал консул. – Salve, salve! Живу неплохо. Как видите, ещё не умер и не женился. – вмиг повеселев, ответил Чан на рукопожатие. – Ты славный парень, не замыкайся в себе. Вот так веселее! Я слышал о твоих успехах на родине. У тебя сейчас в руках счастливый шанс, чтобы заручиться расположением императорской семьи. Не проспи его. Действуй! – разговорился распалённый патриций. – Всё учту, спасибо за совет. – поспешил выйти из этой неловкой беседы Чан, используя свою обаятельную улыбку с ямочками на щеках. – Давай, молодой! Я в тебя верю. Multas voluptates opto! – Bonam recreationem tibi opto! – попрощался с патрицием Чан. Развернувшись на 180 градусов, Банчан направляется вглубь зала, чтобы как следует расслабиться. Он доходит до столов, расставленных по периметру, и вмиг оказывается в эпицентре пьяного застолья. Хмельные товарищи подливают Чану алкоголь. Здесь безумно шумно, но македонец начинает привыкать к громкому смеху своих сослуживцев, звону посуды, музыке, которую воспроизводят дворцовые музыканты на своих инструментах. Вместе со спиртным по венам растекается блаженная радость, полученная от живого общения и обилия вкусной еды. Чан не чувствует усталость, несмотря на количество опустошенных им бокалов с вином. Он впервые за долгое время чувствует себя свободным. Воздух пропитан азартом. Чан готов сотворить любую глупость и, наврятли, он вспомнит о ней следующим утром. Приглашенные танцовщицы развлекали гостей. Мужчины не отрывали от них своего масляного взгляда, присвистывали при виде завораживающих движений, а некоторые протягивали мешочки монет. Одна из танцовщиц стала чаще кружить возле Банчана, соблазнительно виляла бёдрами под такт музыки, а под конец и вовсе села ему на колени. Боец разом отрезвел от такой дерзости и был пойман ею врасплох. Молодая темноволосая танцовщица воспользовалась его промедлением и быстро наклонилась к его уху, прошептав, что будет ждать его на втором этаже в третьей комнате справа вдоль коридора. Пьяный мозг отказывался думать, да и Чану было как-то по боку. Подскочивший уровень дофамина в крови призывал его поддаться искушению. Долгие дни одиночества давали о себе знать, тело требовало разрядки. Формы девушки выглядели аппетитно, а зверь был голоден. Танцовщица ушла первой. Немного погодя, гладиатор, чуть пошатнувшись, встал из-за стола и последовал за ней. Лестницу освещал тусклый свет от висевших на стене факелов. Длинный коридор с колоннами имел два крыла, но Чан, вспомнив слова танцовщицы, пошел прямо. Не доходя до второй комнаты, он заприметил в ней свет и то, что дверь её была приоткрыта. Оттуда доносились невнятные звуки. Пытливый ум юноши заставил его подойти к двери вплотную, чтобы заглянуть в щёлочку. Сквозь небольшое отверстие была видна часть комнаты, которая скорее всего являлась комнатой для останавливающихся во дворце уважаемых гостей. На краю средних размеров кровати сидел молодой мужчина. Голова его была слегка запрокинута, длинная шея подставлена искусственному, приглушенному свету. Обнаженные руки опирались на кровать и благодаря игре теней и света еще больше демонстрировали свой красивый рельеф мышц и выступающие вены. Плечи его, да и весь каркас тела были живым примером того, чем обычно вдохновлялись прославленные в народе скульпторы. Внизу меж расставленных широко ног устроилась длинноволосая девушка, которая, судя по всему, очень старалась угодить своему любовнику. Услышав рваные вздохи мужчины, македонец сглотнул. Он чувствовал себя виноватым, вот так подглядывая, но оторваться от зрелища не мог. Находившийся в преддверии оргазма мужчина, вдруг опустил голову, чтобы грубо схватить девушку за волосы и сильнее войти в её горло. В этот самый момент Чан узнал в парне Хёнджина и его сердце рухнуло в пятки. Чан попытался понять, что его так поразило. Страх быть пойманным за то, что следил за наследником или что-то ещё? Липкое чувство разлилось где-то в груди. Но Банчан наотрез отказался о нём думать. Произошла какая-то несостыковка в действиях, происходивших сейчас и развернувшихся тогда в оружейной. Он не хотел искать в себе причину, почему ему так резко стало не по себе. Может быть, он ошибался или ему вообще все привиделось. Он просто хотел повернуть эти пару минут вспять, чтобы не видеть сие картины. Попятившись назад, он не заметил стоящий у стены керамический горшок с цветком и случайно задел его ногой. Неприятный скрежет керамики о каменный пол отозвался эхом от стен. От испуга у Чана сковала мышцы во всём теле. Однако подсознание кричало о том, что пора давать дёру. Что он и поспешил сделать. Действия в комнате резко прекратились. Хёнджин, заподозрив неладное, грубо отпихнул от себя девушку. Так и не закончив начатое, он быстро оделся и выскочил из комнаты, чтобы успеть поймать негодника. На повороте к лестнице в тёмном коридоре мелькнула широкая спина в белой рубашке. Силуэт этого человека Хёнджин уже знал наизусть, потому как он преследовал его даже по ночам. Сейчас же его непрекращающийся сон предстал наяву. Наследник отдал приказ своей личной охране отыскать гладиатора и привести к нему. Банчан несмотря на общий шум, царивший внизу, отчётливее всего слышал, как часто бьётся его сердце. Чтобы не выдать себя, он решил ещё какое-то время побродить в толпе празднующий людей и уже потом пойти назад в казарму. Залпом осушив бокал с вином, он стал понемногу успокаиваться. В это время в центре зала образовался полукруг слушателей пламенной речи патриция. Македонец решил, что сейчас самое время уйти, так как все внимание публики Квинт Серторий перетянул на себя. Никому нет дела до какого-то там набравшегося раба. Чан без всяких приключений добрался до выходной арки, где его как раз таки поджидали два бугая из императорского отряда. Неразлучная пара, словно сиамские близнецы эти двое готовы отдать голову на отсечение, если их господин так изволит. Сейчас они стали непреодолимой помехой на пути домой, Чан понимал, что отмазаться не получится. Смирившись с участью, он добровольно последовал за охраной принца. Один гвардеец шёл спереди, второй замыкал Чану путь к отступлению. Но несмотря на их грозный вид, они оказались добряками. Давно приняв гладиатора за своего, они не подозревали Чана ни в каких злых умыслах, а наоборот где-то в глубине души даже восхищались им, его благородством, отличной физической формой и умению находить общий язык с людьми. По дороге к покоям принца гвардейцы перекидывались шутками, переговаривались, да и чувствовали себя в своей тарелки, несмотря на затесавшегося между ними иностранца. Они миновали этаж, где несколькими минутами ранее произошел инцидент, который стал причиной столь позднего визита раба к старшему наследнику. Комната принца находилась на предпоследнем этаже дворца. Пройдя вдоль длинного коридора, гвардейцы остановились перед внушительными резными дверями и дважды постучали. Сквозь плотный массив дуба глухо отозвался голос. Получив одобрение, охрана распахнула двери, Чан без колебаний вошел, не смея ослушиваться приказов принца. Не успел он переступить порог, как двери за ним уже сомкнулись. Высокая худощавая фигура стояла в профиль, и казалось, что принца совсем не волновало присутствие его долгожданного гостя в комнате. Даже не обернувшись, Хёнджин был занят тем, что по одному отрывал ягоды с грозди винограда, которая лежала на большом подносе с фруктами у него на столе. Чан продолжал стоять на месте и наблюдать за действиями принца. Такое непосредственное поведение принца почему-то заставило Чана умиляться, глядя на него. Прямо сейчас Хёнджин был одинаково красив, мил и сексуален, когда так поочередно отправлял виноградинки в рот. Наконец оторвавшись от еды, Хёнджин поднял голову и взглянул на гладиатора. Подойдя к своей королевской кровати, он сел на нее и жестом показал Чану подойти. Чан сделал два шага вперёд и поприветствовал наследника коротким поклоном. — Не думал, что в следующий раз увижу тебя в своих покоях. Такое стечение обстоятельств меня немного обескуражило, но не сделать этого было б большой ошибкой для меня как наследника. Ты, Чан, наш новенький, но уже успел отличиться. И не только на поле боя… Я думаю, ты прекрасно знаешь, почему я тебя позвал? — Да, господин, мне очень жаль, и я хочу попросить у вас прощения… Простите меня, я честно ненамеренно и совершенно случайно оказался там так невовремя. Прошу, не держите на меня зла, я правда не замышлял ничего плохого против вас, мне это не нужно, клянусь. – честно признался Чан, однако увидев отрешенный взгляд принца, направленный куда-то в пол, понял, что его слова прошли мимо, не достигнув адресата. — Я был заворожен тобой, тем как ты борешься на сцене. Я и сейчас питаю к тебе неподдельный интерес. По правде говоря, я хотел узнать тебя поближе. И ты прости меня за ту выходку в оружейной. Однако, сейчас не время для моих извинений. Ты совершил ошибку и должен за неё отвечать. Я распоряжусь о наказании. А теперь можешь … - отчеканил наследник и хотел было расслабленно отклониться назад, расставив широко ладони на своей кровати. Слова Хёнджина раз за разом хлестали похлеще кнута по самооценке македонского цесаревича, некогда не уступавшего по статусу римскому принцу. Чана мгновенно одолел гнев от того, с каким одолжением принц преподнёс ему вердикт. От такой несправедливости вперемешку с высокомерным отношением боец пришёл в ярость. Остатки алкоголя сыграли на руку и Чан пошел на необдуманный поступок. На столе рядом с подносом лежал маленький нож для фруктов. Без всякого промедления Чан схватил его и тут же оказался у подножья кровати. От столь быстрой перемены в настроении гостя и его стремительных действий, направленных на него, Хёнджин пропустил момент как гладиатор теперь нависал над ним, держа в руке острый предмет. Широкий размах плеч вблизи выглядел угрожающе. Чан словно скала вырос над ним и отрезал собой любой путь к бегству. Хёнджин поздно осознал, что нужно кричать. К губам приставили острый конец лезвия ножа. Принц приоткрыл рот. В ответ на это остриё только сильнее вдавили в верхнюю губу. Мягкую кожу пронзила резкая боль, и через секунду на кончике металла образовалась алая капля. Зверь загнал свою жертву. Злые глаза смотрели в упор и не предвещали ничего хорошего. Хёнджин впервые в жизни почувствовал свою ничтожность. Крошечное травоядное животное, которому уже никак не высвободиться из лап хищного зверя. Судьба распорядилась так, что его личный раб теперь станет его палачом. Одно неверное движение и Чан перережет ему горло. Хёнджин понял это без всяких слов. От этого осознания кровь стынет в жилах. Но это именно то чувство, в котором он так давно нуждался. В черных смородинах заплясали чертята. Он подчинится. Он станет его добычей. Он это заслужил. Они оба заслужили. Ситуация достигла критической точки. Атмосфера накалилась до предела. В комнате стало жарко как в аду. Больше нет смысла скрывать своих желаний. Напускной образ примерного принца рассыпался как карточных домик от потока воздуха, вызванным резкими действиями Чана. Чтобы лучше открыться взору своего укротителя, Хёнджин сильнее запрокинул голову. Длинная шея вытянулась и стала такой уязвимой, что даже слабое скольжение лезвия по ней могло поставить кровавую точку в этой немой борьбе. В тусклом освещении Чан смог заметить, как часто пульсирует королевская кровь в сонной артерии. Жизнь принца, как и его погибель была в его руках. Чан захотел удостовериться в этом. Плотным кольцом пальцы свободной руки обхватили тонкую шею. Под ними ключом била кровь. Тонкая кожа являлась слабой преградой. Время в секундах давало обратный отсчёт, пока длинные пальцы стальным обручем сковывали её, медленно перекрывая доступ к кислороду. Хёнджин чувствовал, что начинает задыхаться. Ножик всё также упирался остриём в губу и чем больше Хёнджин пытался открыть рот, чтобы вдохнуть воздух, тем больнее он погружался внутрь, оставляя глубокий прокол. Рваные вдохи перешли на хрипы. Парень ощущал легкое головокружение. Ещё чуть чуть и он потерял бы сознание. Кровь стекала по лезвию. Мышцы ослабевали и не могли самостоятельно удерживать тело в сидячем положении. Из последних сил Хёнджин попытался вырваться из мертвой хватки зверя. И очевидно, что у него это не вышло. Несмотря на острую боль и пытку, удушение стало доставлять неописуемое удовольствие. Хёнджина словно окутал дурман. Все земные хлопоты утратили свою ценность. Он находился не здесь, а где-то по ту сторону. Сопротивление бесполезно. Жертва отдалась целиком зверю. Рука парня перестала пытаться расцепить чужие пальцы на шее, стала спускаться ниже. Извращенные мысли пробудили в нём спортивный интерес. Появившаяся словно из ниоткуда энергия вытащила парня из накрывшего его морока. Шаловливая ручонка стала спускаться, оглаживая руку Чана. Он в свою очередь заметил эту перемену и от неожиданности ослабел хватку. Длинная кисть продолжила движение и остановилась на крепком торсе, поглаживая его через хлопковую ткань рубашки. Резко потянув за край, она проскочила во внутрь, где тонкие пальцы стали изведывать каждый миллиметр, прощупывая и снова поглаживая. От такой неожиданной ласки у Чана пробежали мурашки, что не осталось незамеченным. Ухмыльнувшись при мысли об этой маленькой победе, Хёнджин не стал медлить и смело ухватился за пояс. Стал тянуть его вниз и на себя. Это казалось безумием и Чан отбросил в сторону проклятый нож. Испорченность принца сносила Банчану крышу. Он не на шутку завелся. Он захотел овладеть этим ненасытным парнем полностью. Он знал, что тот не остановится, что они оба до смерти нуждались друг в друге. Так пускай это наконец случится. Пусть это борьба погрязнет в греховном разврате. Обоим было заведомо ясно, что победителем отсюда не выйдет никто. Получив наконец свободу, Хёнджин глубоко хватает ртом воздух прежде чем облизнуть кровоточащую губу и с вызовом смотрит снизу вверх на Чана. Эту выходку можно было сравнить со спичкой, брошенной в стог сена. Чану становится трудно совладать с животным инстинктом порвать на куски эту изящную тушу. Он хватает подлеца за волосы и сжимает их, чтобы хоть как то совладать с нахлынувшими эмоциями. Чан тяжело дышит и чувствует соразмерное дыхание внизу живота, пока чужие пальцы избавляют его от ненужной вещи. К паху приливает кровь и он чувствует как его член тяжелеет. Легкие шаровары оказываются на полу, а на эрегированный орган по-хозяйски ложится рука. Хёнджин обхватывает широкий ствол у основания. Горячая плоть остро реагирует на прикосновение, Чан уже сейчас чувствует мелкую дрожь в коленях. Хёнджин плотнее сжимает ладонь и проводит рукой вверх, крепче сжимая головку, большим пальцем надавливает на отверстие. Уверенные повторяющиеся движения стимулируют выделение жидкости на конце. Парень наклоняется, опаляя своим горячим дыханием нежную кожу. Предвкушая прикосновение мягких губ к плоти, Чан сильнее зарывается пальцами в длинные волосы. Мгновение растянулось вечностью, ждать было невыносимо, и гладиатор поторопил его прильнуть губами к пульсирующему члену. Но к разочарованию Чана вместо этого чертёнок припал ими к чувствительной коже над лобком, оставляя влажный поцелуй. Он стал медленно спускаться ниже, ведя губами по стволу при этом нагло смотря исподлобья. Медленный темп изводил зверя. Римский принц наслаждался его нестерпимыми муками. Похотливый рот наконец достиг нужной цели. Чувственные губы раскрылись, чтобы оставить влажный поцелуй на налитой головке и языком собрать выступивший предэякулят. Внушительный член вмиг оказался в плену этого блядского рта. Хёнджин стал уверенно продвигаться вперёд, настойчиво беря его глубже. Влажный и теплый рот так хорошо его принял. Вобрав в себя щеки, до пределов сужаясь вокруг толстого ствола, Хёнджин принялся проворнее работать языком, стимулирую больший приток крови. Парень не сбавляя обороты, вбирал по новой, добавив к этому сцепленные в кольцо пальцы. С рваным выдохом зверь запрокинул голову, открывая развращенному взору сильную шею с ярко проявившимися на ней венами и подтянутую грудь с чрезвычайно мощными ключицами. Глядя на это восставшее перед ним дьявольское творение, Хёнджин чувствовал как до боли изнывал собственный вставший колом член, пока чужой интенсивно пульсировал во рту. Став таким огромным, он теперь доставал до горла и своей тяжестью приятно давил на язык. Не на миг не останавливая свои с ума сводящие махинации, принц поднял лукавый, влажный взгляд на своего раба, будто бы говоря: "Такого крышесносного минета тебе и во сне не светило пережить, смотри не кончи раньше времени! Не хотелось бы, чтобы ты так позорно продул в самой важной схватке..." Закатившиеся и прикрытые прежде в кайфе глаза зверя уловили мысль промелькнувшую в чужом говорящем взгляде. Принц без всяких слов бросил вызов, а Чан привык отвечать. Он неспеша опустил голову, концентрирую всё своё внимание на оборзевшей добыче. Уголки его губ поднялись, обнажая острые клыки. Безумные глаза, в глубине которых плавилась магма, не предвещали ничего хорошего. Больно ухватив его волосы у корней, одним взглядом приказал приготовиться. Голова Хёнджина вмиг оказалась в заложниках. Ладонь резко и больно надавила на затылок в то время как широкий таз грубо толкнулся вперёд, жестко вгоняя член по самую глотку. Что есть мочи Чан вдалбливался в рот этой неугомонной бляди. Непристойные, хлюпающие звуки вперемешку с плаксивым мычанием жертвы заполнили всю комнату и наверняка были слышны за её пределами. Но Чану было откровенно плевать что там чувствовала его задыхающаяся жертва. Он ловил лютый кайф когда так неистово и ругательски осквернял этот красивый ротик, когда эти мокрые губки-бантики так мягко ударялись о его пах, когда эти красивые наглые глазки пускали слёзы. Чану нравилось наказывать, наверное и провинившемуся мальчику тоже нравилось, ведь теперь его выражение лица говорило только о сладких муках. А значит мальчик заслужил похвалы. Чан будучи всегда честным властителем, знает что за старания всегда следует награда. От столь сумасшедшего темпа на загорелой шее проступила испарина, а по всему телу прошелся легкий ток, оповещая о наступлении разрядки. Два волнообразных толчка большей амплитуды и головка четко ложится в глотку пока рука припирает носик принца к лобку. Чан мощной струёй кончает в рот принца. Хёнджину ничего не остаётся кроме как, повинуясь, проглотить приготовленный общими усилиями десерт. Банчан с удовлетворением заметил как дёрнулся кадык на шее принца, а тот следом проскользил вниз по стволу, пикантно слизывая оставшуюся сперму с головки. Гладиатору стало жарко и он наконец стащил с себя, мешавшую всё это время распахнутую рубашку, оставаясь теперь совсем голым. Не желая останавливаться на достигнутом, Чан грубо толкает принца спиной на его же кровать. Тот не смеет сопротивляться. Банчан тяжелой массой наваливается на него сверху и сразу же припадает к сладкой шее принца, ведя носом по ней, утыкается в ямочку между ключицами. Хёнджин источал сладковатый запах, наполненный фруктовыми нотками. Чана вело от него и он до одури хотел надкусить этот сочный запретный плод. Не желая терпеть ни минуты, Чан бесцеремонно срывает шнуровку хлопкового жилета принца. Тоже самое он проделывает и с изящно сидящими на нём брюками. Тело под ним теперь полностью открылось ему, не было больше никаких преград, ни моральных, ни физических. Этот трофей по праву принадлежит Чану и он волен распоряжаться им так, как ему угодно. Хёнджин под ним чувствовал себя уязвимо, хотелось прикрыться, но зверь не давал, расположив наискосок свои руки. Принц чувствовал жар, исходящий от звериного тела, окружающая среда напротив казалось прохладной, и от этого Хёнджину захотелось прижаться всем телом к единственному источнику тепла. Но Чан не торопил события, он решил как следует испробовать свой лакомый кусочек. Гладиатор опалил горячим дыханием нежную кожу груди и впервые прикоснулся пухлыми губами в бережном и трепетном жесте. Такой контраст вскружил голову бессильно лежащему на подушках парню. Невинный, еле ощутимый поцелуй принёс огромную волну удовольствия. Несомненно хотелось ещё. Хёнджин стал выгибаться навстречу этим мягким губам. Чан понял и продолжил осыпать белую кожу легкими поцелуями, стал спускаться ниже. Пара дразнящих сантиметров и настроение круто поменялось. В ход пошли руки. Правой рукой Чан начал уверенно водить по груди, неожиданно для Хёнджина зажал между пальцами сосок, срывая с алых губ болезненно хриплый стон. Чужой рот заглушил его, завладел его губами, жадно сминал их, прорываясь языком внутрь. Ужасно пошло и грязно. Хёнджин с каждой секундой возбуждался сильнее, порывался взять на себя инициативу. Но разве жертве это под силу?! Широкая ладонь легла на шею и грубо сжала, сбивая спесь своей жертвы. Очередной раз Чан указал мальчику на его место. Одно молниеносное движение рук и Хёнджин выгибается кошкой под Чаном, нетерпеливо подставляя своей зад толстому члену. Сильные руки по обе стороны легли на тазовые косточки, легонька съезжая вперед на талию, окольцовывая её и подтягивая, чтобы телу было удобно поместиться меж двух полушариев. У Хёнджина был превосходный зад, но еще превосходнее смотрелись его длинные ровные ноги. Чан нахально огладил одну половинку, провел рукой по бедру. Собственный член Хёнджина грозился кончить от одних долгих прелюдий. - Сука... - из последних сил произнес голос снизу. - Что ты там вякнул? - в ответ ему прилетела издёвка. - Давай уже! Аааа... - Хёнджин не мог контролировать свои рано порывающиеся стоны. - Умоляй. - грозно приказал македонец, наклонив голову ближе к его уху. - Умоляю, трахни меня наконец. - отчаянно вскрикнул Хёнджин, но голос его звучал при этом необычайно низко, будто исходил из самой преисподни. - Но, малыш, боюсь тебе будет больно, если я так сразу войду. - было сказано дразняще нежно. - На тумбочке масло для тела, возьми его. Перегибаясь через него, Чан потянулся к пузырьку, одиноко стоящем на тумбе возле кровати. Откупорив пробку зубами, он щедро выливает содержимое на свою ладонь. Горячая ладонь легла на ягодицы, два пальца раздвинули половинки, чтобы аккуратно лечь на колечко мышц. Размазывая средним пальцем масло вокруг отверстия, Чан, не меняя положения, наблюдал за реакцией снизу. Хёнджино вело. Чан просунул один палец и сразу глубоко. Хёнджина как будто разом прострелило и он выгнулся не то от боли, не то от желания насадиться глубже. Не медля, Чан добавил второй и стал водить внутри во кругу, чтобы быстрее подготовить к глубокому проникновению. - Ах а... аа... - стоны отдавались от высоких потолков и стен эхом. - Ну, малыш, тогда томить не будем. - заключил Чан, вытаскивая два мокрых пальца. Он обхватил его обеими руками, затем направил член, растирая головку между поджимающихся ягодиц. Пристроив член у входа, Чан дал почувствовать его размеры. Хёнджин ощущал без всякого проникновения, что он без шуток может с легкостью порвать его. Но брыкаться было уже поздно, тело требовало со всем покончить несмотря на страх перед болью. Мужчина стал медленно входить, ловя кайф от того, как туго сжимались стенки вокруг его члена. Он был такой узкий. Хотелось по-зверски рычать, сжимая до боли корни длинных волос, сорвать его голос, превращая бархат в предоргазменный скулёж, толкнуться до предела прямо сейчас, чувствуя давление. Хёнджин охнул, его прошибло на пот, прошибло насквозь от удара молнии, ощущения были такие, будто его режут изнутри. Чтобы перетерпеть эту боль от вхождения, он постарался задержать дыхание, но это, очевидно, лишь незначительно притупляло боль. Чан грубо толкнулся, принц шумно выдохнул. Сделав пару умеренных по силе толчков, стал набирать интенсивный темп. С каждым толчком все четче и четче слышались шлепки и хриплые стоны парня. Вгоняя член по самые яйца, Чан вытрахивал из его лёгких весь воздух, который Хёнджину теперь приходилось хватать ртом и носом. Голос принца звучал одновременно грязно и сладко, стекая мёдом по ушам Чана. Чувствуя как слабеет тело под ним, Чан успевает подложить под него подушку и накрывает тело парня собой, не переставая двигаться в нем. Член Хёнджина теперь касался простыни и от ритмичных движений сзади без труда тёрся об неё. Хёнджин чуть не заныл, когда дрожь от удовольствия пробежалась по спине. Когда Чан ускоряется, парень всхлипывает от собственных ощущений. Перед тем как Хёнджин расплывётся лужицей по всей кровати, Чан хочет видеть его в сознании до тех пор, пока он не кончит. Он жёстче хватает его за волосы, вытягивая вверх его шею, чтобы головой тот не зарывался в простыни и Хёнджин был ему благодарен, иначе сам держать голову был уже не в состоянии. В последний момент, продолжая двигать бёдрами, Чан хватается за ствол парня и, надрачивая и размазывая предэякулят по головке, до осточертения вдабливается в его дырку, растрахивая её напропалую. Сердце бешено стучит, ударяясь по рёбрам, эхом отдаваясь по барабанным перепонкам, а глаза закатываются в экстазе. Хёнджина же начинает изрядно трусить. – Быстрее, – молит он, у которого слёзы начинают катиться из уголков глаз. Он с шумом выдыхает, обильно изливаясь серебристыми капельками на постель. Следом наступает оргазм у Чана. Банчан утыкается младшему в висок, успевая вытащить член из него, и обильно кончает ему на спину, где сперма, смешиваясь с потом, стекает в прогиб на пояснице. Оба бездыханные заваливаются на постель и спустя минуты две засыпают, не удосужившись стереть с себя следы бурной ночи.