pwp-making fabric

— Долго ещё? — Сонхва нетерпеливо подпрыгивает на носочках и тянет пояс белоснежного халата. — Последнее, — едва Хонджун ставит опустевшее ведро на пол, как Сонхва сбрасывает халат и буквально запрыгивает в ванну. Алые капли покрывают все: и его халат, и выложенный плиткой пол, и пустые стены, и, конечно же, Хонджуна. — Как дитя малое, честное слово, — Хонджун усмехается, стаскивает с себя прорезиненный комбинезон и тоже залезает в ванну. Сонхва тут же, нагоняя волну, придвигается к нему, обхватывает шею руками и целует.  — Спасибо, — шепчет он в губы, слизывает кончиком языка бордовые капли у Хонджуна с щеки и, держась за бортики, ложится на спину. — Так много, — он довольно жмет плечами, когда кровь, такая яркая и темная на контрасте с его белой мраморной кожей, укрывает его по грудь.  — Все для тебя, — Хонджун зачерпывает кровь ладонью и льёт Сонхва на запястье, предплечье, плечо. Сонхва наблюдает за ним из-под полуопущенных ресниц, и Хонджун может только догадываться, что же скрывается за его сдерживаемой улыбкой. Спрашивать незачем — не удержится и сам все расскажет.  — Всё? — Сонхва распахивает глаза и резко садится.  Ну вот, не удержался. Хонджун улыбается и кивает.  Сонхва опускает руки в кровь, водит, создавая небольшие волны, и заявляет, капризно поджав губы: — Она уже остыла.  — Ты хочешь теплую? — Хонджун смотрит на него как на ребенка, который наконец поборол стеснительность и указал на понравившуюся игрушку. Сонхва кивает, и Хонджун, перегнувшись через борт ванны, тянется к своему комбинезону.  Кажется, что Сонхва сложит вместе ладони и часто-часто захлопает одними пальцами, когда Хонджун протягивает ему опасную бритву. Сонхва смотрит так, будто Хонджун разрешает ей пользоваться только по особым случаям, а не когда Его Счастью заблагорассудится.  Хонджун запрокидывает голову на бортик и закрывает глаза. Сонхва садится ему на бедра, кончиками пальцев ведет по ключице и по шраму, оставленному над ней. В прошлый раз, вогнав лезвие бритвы особенно глубоко, он только чудом не задел сонную артерию, а когда осознал это, испугался не меньше Хонджуна. Потому сейчас Сонхва несмело чертит ногтем линию под ключицей. — Не бойся, — Хонджун кладет ладонь ему на шею, и Сонхва трется щекой об его запястье. Говорить, что если что-то пойдет не так, то Сонхва получит самую большую кровавую ванну в своей жизни, наверное, не стоит. — Я люблю тебя, — каждый раз это звучит как прощание и как извинение, но Сонхва не нужно ни прощаться, ни извиняться, потому что Хонджун не против, потому что рано или поздно они все равно снова встретятся, пусть даже в аду.  — И я люблю тебя, — Хонджун улыбается и возвращает голову на бортик. Сонхва ерзает на его ногах, устраиваясь удобней. Щелкает, раскрываясь, опасная бритва, и всего через секунду Хонджун жмурится и закусывает губу от острой боли. Сонхва не упускает ни капли драгоценной теплой крови, его губы и язык скользят по груди Хонджуна, брошенная бритва коротко звенит, ударившись об пол.  Боль отступает, глушится возбуждением, и Хонджун, взяв Сонхва за волосы, отрывает его от своей груди и целует измазанные в собственной крови губы.