Странная история, приключившаяся с Мэри Райли, и о которой она никому не могла рассказать

      — Мэри?..       Она не спала. После всего, что случилось, они кое-как добрались до кровати: Мэри почти тащила Джекилла на себе, потом помогла поменять порванную и пропитанную кровью рубашку, свалив её прямо на пол — и повалились туда без сил. Джекилл лежал, свернувшись на боку, он продолжал чувствовать ту жуткую боль, но далеко не так остро, как на открытой ране. Зато он мог сказать наверняка, что, пока он её ощущает, Хайд точно не появится. Мэри прижалась к его груди, и было ей так хорошо под тёплыми руками, словно ангелы пели над ней свои гимны. Она немного повернула голову, чтобы показать, что слушает.       — Да, сэр?..       — Если у меня всё получится, я стану другим человеком. Кем-то третьим. Ты ещё будешь со мной?       Она лежала спокойно, чуть опустив взгляд.       — Я уже всей душой полюбила худшую вашу половину, сэр — этот третий, каким бы он ни был, явно будет кем-то лучшим.       — Я боюсь разочаровать тебя.       На этот раз, Мэри отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза.       — Сэр. Эдвард Хайд убивает людей — не думаю, что пара резких слов станет проблемой.       Она легла обратно и принялась пальцами выводить узоры у него на груди. Подняла взгляд.       — И, кто знает, мне может понравиться, что вы станете проявлять свои желания не зависимо от внешности.       Пусть Эдвард Хайд и считал себя другим человеком, говорил и вёл себя соответственно — для себя Мэри видела в нём только Джекилла лет на двадцать младше и с нехорошим тёмным взглядом.       Джекилл обнял её чуть крепче, улыбнулся в волосы.       — Иду своим немым путём       Сквозь ночи мрак, сквозь ночи мрак.       Не плачу я, лишь молча я       Бреду один сквозь ночи мрак.       Пусть путь мой — боль, пусть мрачен путь,       Но юным сердцем весь горя,       Я молча лишь склоню главу —       И снова в путь; ведь знаю я:       Когда-то путь свой я свершу,       Когда-то день я воскрешу,       И вспыхнут розы под ногой —                         И я помилован тобой…       Джекилл коснулся губами её головы.       — Я надеюсь, Хайд сможет избавить меня от того, что действительно мешало мне всю мою жизнь. Безумного моего стремления для всех казаться лучше. Даже для тебя.       Мэри прижалась — так сильно ей было его жалко…       — Вам нужно поспать, сэр.       — Ты не уйдёшь?       — Если это нужно.       Он кивнул. Мэри легла удобнее и оказалась глазами на уровне его горящих лихорадочным блеском ореховых глаз. Уставший и бледный. Мэри так и не потушила лампы.       — Меня преследуют мои призраки.       — Пока я здесь, они не посмеют вас тронуть, сэр.       Рукой она нашла одеяло и плотнее укрыла их обоих.       — Вам нужно поспать.       — Не думаю, что у меня это получится, Мэри.       — Тогда я помогу вам.       Она легла ещё выше и положила его голову себе на грудь. Шептала, гладила по волосам. Успокаивала его метущуюся душу. Джекилл обнял её обеими руками, уткнулся лицом, в надежде спрятаться от терзавших его демонов, и до Мэри донёсся не то смешок — не то всхлип. Она шептала над ним, как когда-то мать шептала над ней, боявшейся спать, гладила по голове, пока он не уснул. Позже, так и не переодев форму, в не совсем удобной позе, но пригретая в цепких объятиях, уснула и сама.       Мэри снилось, что она бежит тёмными коридорами без возможности найти выход. Сверху, выше высоченных стен, сквозь быстро плывущие облака пробивалась холодная, освещающая всё вокруг могильным светом, луна. Мэри подгонял доносившийся сзади бестелесный смех — но, словно, что-то успокаивало каждый раз, когда ей казалось, что вот-вот смех поймает её…       Миссис Кент никогда не оставалась в доме на ночь. Она жила со своим престарелым мужем в небольшом доме на окраине Сохо и возвращалась домой каждый вечер — а уходила с первыми петухами. Так что нет ничего удивительного, что именно миссис Кент первой увидела кровь в переходе, откуда можно было попасть в различные помещения для слуг, который служил также и чёрным входом в анатомический театр. Кровь поднималась с улицы и упиралась прямо в двери лаборатории. Было начало шестого, поэтому на крик сразу же появились Брэдшоу и мистер Пул, и, поняв, что, со вчерашнего дня, хозяин так и не появлялся в доме, мистер Пул раздал указания и поспешил прямиком в его кабинет.       Впервые, с тех пор, как появилась в этом доме, вымотанная событиями этой безумной бурной ночи, Мэри проспала. Она проснулась и обнаружила себя у Джекилла на груди как раз в тот момент, когда в кабинет с вежливым стуком зашёл мистер Пул. Деваться ей было некуда, да и времени не оставалось — она успела только выскочить из кровати и забиться спиной в угол со стеной, едва не сшибив графин с тумбы, да наскоро оправить форму.       — Мэри?..       Джекилл приподнялся на локте и тут же скривился.       — Сэр…?       Дворецкий появился из-за шкафа, бросив быстрый взгляд на Мэри, от которого у девушки подкосились ноги, и она сильнее вжалась в стену, проклиная свою неосмотрительность и желая оказаться где угодно — только не под этим беглым взглядом.       — Сэр, какое счастье, что с вами всё хорошо — мы видели кровь в переходе. Что произошло?       — В лабораторию через заднюю дверь пробрался вор — я имел неосторожность оставить дверь открытой.       Джекилл попытался сесть и сдавленно охнул: боль заставила повалиться обратно. Мэри и мистер Пул тут же кинулись к нему и подхватили под руки.       — Мэри, принесите мне опий.       — Сию минуту, сэр.       — Он ранил вас, сэр? Вызвать врача?       — Это старая боль, Пул. Скорее, врач был нужен ему.       — Отрадно слышать это, сэр…       Мэри попятилась, не поднимая глаз и выскочила из кабинета, за дверями привалившись к стене, и сползла вниз, слепо смотря на спускающиеся вниз ярусы анатомического театра. Крепко зажмурилась и спрятала лицо. Ей было стыдно. Невероятно. Безмерно. Одно дело, когда другие строят догадки, и другое — когда правда вот так выплывает на свет…       Мэри заставила себя встать и спустилась на ярус к одному из шкафов, с полки которого взяла небольшой флакон, и снова поднялась наверх. Зайдя в кабинет, неслышно прошла между шкафами и застыла, прислушиваясь к теме разговора: появиться не в то время, особенно, после того, что случилось, могло посчитаться наглым и даже вульгарным.       —… место, сэр. Смеет замечать вам, указывать вам, что делать, смеет быть застигнутой в вашей постели…       — Это я попросил её остаться, Пул — Мэри помогла мне заснуть. Вчерашний инцидент совершенно лишил меня покоя.       — Сэр, но это неприемлемо…       — Прежде чем вы снова перебьёте меня, Пул: я решаю, что приемлемо у меня в доме, а что — нет.       — Прошу меня извинить, сэр.       Из своего укрытия Мэри видела, как дворецкий отвёл глаза. Она даже подняла к лицу руку, прикрывая рот и нос, стараясь дышать ещё тише, чтобы, не дай Господь, никто не понял, что она здесь…       — Пошлите кого-нибудь убрать кровь из перехода — и позаботьтесь, чтобы её не осталось на улице.       — Уже сделано, сэр.       Решив, что тема безопасна, Мэри вышла из-за шкафа.       — Как миссис Кент? Спасибо, Мэри.       — Она в порядке, сэр. Брэдшоу отпаивает её бренди.       Джекилл открыл флакон, капнул пару капель на платок, поднёс к лицу и вдохнул, прикрыл глаза. Лицо разгладилось. Боль отступила. Снова передал флакон Мэри.       — Носите его при себе, Мэри. Такие вещи опасно держать под рукой.       Мэри тут же спрятала его в карман передника.       — Что-нибудь ещё, сэр?       Мэри так и не решалась поднять взгляд на дворецкого и смотрела куда-то Джекиллу рядом с плечом, пару раз встречаясь глазами.       — Мне нужна моя трость, Пул. Мэри, можете спроситься, как дела на кухне и принести завтрак.       — Да, сэр.       Мэри легко присела и поспешила выполнять.       — Мэри, я бы хотел встретиться с твоим отцом.       — Зачем вам это, сэр?       На расчищенном от книг столе стоял поднос с составленной на него пустой посудой. Мэри ходила между шкафами и обметала пыль с полок — то, чем она занималась здесь каждое утро во время хозяйского завтрака. Джекилл сидел здесь же в кресле с чашкой с чаем в руках.       — Хочу посмотреть на человека, который создал тебя. Возможно, я смогу что-то для себя понять.       — Не думаю, что это хорошая идея, сэр. Он, может быть, уже давно умер…       Однако, Мэри знала, что это не так. В случае смерти, как это было с мамой, посыльный бы принёс извещение. Но Мэри не собиралась сдаваться.       — Он несчастный человек, сэр. Почти всё время, что себя помню, он не знал радости. Его сгубили безделье и выпивка, и он отыгрывался на мне за свою несчастную жизнь. Я не знаю, что он делал, когда отыгрываться стало не на ком.       — И, тем не менее, вместо злости он вложил в тебя сострадание.       — Возможно это потому, что я любила его, сэр. Пусть и недолго, но он был хорошим отцом.       — Но тебе было жаль и мальчишку на мостовой. Хотя ты его не знала. И он точно собирался причинить тебе вред.       Не переставая смотреть на неё, Джекилл поставил пустую чашку на стол, а Мэри перестала обметать пыль и задумчиво опустила взгляд. Она снова вспомнила дождь и парня, наполовину прикрытого от глаз плащом. Мэри повернулась и посмотрела ему в глаза.       — Видимо, я просто так устроена, сэр…       Он мягко вернул ей взгляд.       — И это меня восхищает в тебе, Мэри.       Мэри смущённо улыбнулась и вернулась к пыли на полках. Было понятно, что он не отступит от своего решения, и она сделала последнюю попытку.       — До его дома нужно ехать довольно долго, сэр. Вы уверены, что вам можно передвигаться на такие расстояния?       На это Джекилл только усмехнулся.       — А ведь Пул прав — ты и правда много мне указываешь.       Мэри дёрнулась, испуганно опустив взгляд, и стала обметать ещё усерднее.       — Прошу простить меня, сэр…       — Нет, что ты — всё в порядке. Мне интересно слушать твоё мнение. Без тебя мне и поговорить, в последнее время, не с кем — а какой же это разговор, если слушаешь только себя.       Мэри немного расслабилась и замедлилась. Осторожно глянула через плечо.       — Я беспокоюсь о вас, сэр. Всегда беспокоилась. Вы не бережёте себя. И вы были первым из господ, кто обратил на меня внимание, сэр, — наконец, осмелилась посмотреть в глаза. — Кто стал относиться ко мне не как к вещи в его распоряжении.       Джекилл с ласковой улыбкой смотрел на неё.       — Ты — живой человек, Мэри, прекрасный человек. И относиться к тебе иначе было бы преступлением.       — Вы — хороший человек, сэр.       Протянул в её сторону руку.       — Иди сюда…       Мэри чуть поколебалась и отложила в сторону метёлку. Осторожно, опираясь на руки, Джекилл отклонился на спинку кресла, и она опустилась к нему на колени, аккуратно свернулась, устраиваясь на плече. А он легко обнял её, положив одну руку на талию, а другую — на колено.       — Тебя донимают кошмары?       — С вами их стало гораздо меньше, сэр. Но бедняжка Натали уже просила у мистера Пула выделить ей отдельную комнату.       — Так понимаю, она получила отказ.       — Да, сэр.       — Если Натали согласится, можно расчистить одну из служебных комнат в нежилой части дома.       — Думаете, она согласится? — подняла голову и снова напряглась, вспоминая слова дворецкого, но тут же расслабляясь. — Сейчас она, хотя бы, со всеми. Если, не дай Господь, что-то случится, никто не сможет услышать и прийти вовремя.       Джекилл пожал плечами.       — До сих пор, единственное, что случалось с этим домом, Мэри — это я. В любом случае, стоит спросить у самой Натали.       — Да, сэр.       Мэри снова положила голову ему на плечо и провела пальцами по щеке.       — Я могу побрить вас, сэр.       Он улыбнулся.       — Это прекрасная идея, Мэри.       Кэб остановился на узкой улочке среди одинаковых лепившихся друг к другу домов. Мэри вышла первая. Извозчик слез за ней, чтобы помочь Джекиллу спуститься. Когда это получилось, Джекилл выпрямился, медленно, опираясь на трость и гордо подняв голову, превозмогая боль, что терзала другое его тело, поблагодарил его и расплатился, отпустив карету. Мэри повернулась к дому отца. Единственное, что она хотела — это остаться на улице, или же вообще уехать, но… Она подошла и осторожно постучала. Открыла незапертую дверь. Воздух в доме изменился с последнего раза — теперь к стылому запаху пыльного необжитого помещения добавился запах болезни и скорой смерти.       — Кто здесь?..       Отец Мэри лежал под шерстяными одеялами и, кажется, был придавлен ими. Джекилл стоял посреди тёмной комнаты, единственная свеча догорела, оставив рядом с кроватью оплывший огарок. Не поднимая взгляда, Мэри подошла к кровати — она не хотела даже смотреть на человека, который лежал там.       — Это я, отец. Этот человек хочет поговорить с тобой.       — Мэри?.. Я не надеялся, что ты придёшь, — он поднял глаза на её спутника и попытался сделать неумелый поклон. — Кому я удостоен такой чести?       Мэри принесла от одинокого стола стул и поставила его рядом, сама встала поодаль. То, что ей было жалко своего отца не говорило о том, что она его простила. Джекилл медленно сел, опираясь на трость и идеально-прямую спину, а сев — посмотрел на отца Мэри.       — Мистер Райли, меня зовут доктор Генри Джекилл, я работодатель вашей дочери.       — Доктор, да?.. Ты работаешь у доктора? — он криво улыбнулся и перевёл глаза на Мэри, но, не дождавшись ответа, вернул взгляд. — Сейчас меня навещает только доктор из приходской церкви. Но вы ведь не лечить меня пришли?       — Нет. Как сказала Мэри, я пришёл поговорить с вами.       — Значит, вы пришли вылечить себя, — кивнул на трость. — Вас тоже снедает боль, доктор.       — Боль физическая — лишь напоминание о боли душевной.       Старик на кровати усмехнулся.       — Вам нужна исповедь. Боюсь, сейчас это — единственное, что мне осталось.       Он снова поднял глаза на Мэри — та стояла не приближаясь. С напряжением на лице. Отвернув голову и обхватив рукою руку.       — Я не горжусь своей жизнью, доктор. Если это можно назвать таковой. Когда-то у меня была жизнь. Настоящая. Была семья. Была дочь. Красивая девочка. Но я всё уничтожил. Задушил вот этими руками, — его голос дрогнул, в глазах в темноте комнаты заблестело. — Я много раскаивался. Много раз… Я помирился с её матерью — даже нашёл работу. Я помогал в церкви — ухаживал за садом. Поэтому ко мне и приходит их врач. Больше не притронулся к выпивке.       Говоря это, старик не сводил с Мэри глаз.       — Вы, верно, знаете, что мы встретились на похоронах её матери. Мэри даже приходила ко мне после… Моя душа отказывается жить, доктор, тело бы ещё поборолось, но… Её прощение — единственное лекарство, что мне нужно, — одинокая слеза скатилась из глаза и стала чертить дорожку по лицу. — И я его уже никогда не получу.       Мэри прижала к губам руку, из глаз бежали слёзы, душу рвало на части. Она не могла больше здесь находиться и, извинившись, выскочила на улицу. Джекилл обернулся. Снова посмотрел на её отца и тяжело встал, направился к двери.       — Доктор…       Он остановился, посмотрел на него. В тёмном углу его было почти не видно.       — Мои глаза давно привыкли к темноте. Я видел ваше лицо… Позаботьтесь о ней, раз этого не смог я. Наша Мэри — хорошая девочка…       — Ваша дочь выросла прекрасной женщиной, мистер Райли. Благодаря или же вопреки вам.       Джекилл вышел и прикрыл за собой дверь.       Мэри стояла на улице, уже не сдерживая рыданий, и, стоило Джекиллу появиться, бросилась к нему на грудь. Он молчал, дав ей время, ждал, пока она успокоится, пока рыдания не превратятся во всхлипы, а плечи не перестанут вздыматься и опадать так сильно, будто крылья подбитой птицы.       — Простите меня, сэр, я…       — Всё хорошо, Мэри, — Джекилл достал вышитый платок из нагрудного кармана, чтобы с ласковой улыбкой утереть ей лицо. — Если ты хочешь зайти, я подожду.       — Я не знаю, сэр… — она опустила взгляд. — Мне так больно находиться рядом.       — Он скоро умрёт, Мэри. Возможно, тебе больше не представится шанса.       Было видно, как в ней борются два желания, одним из которых по прежнему было сбежать отсюда подальше и никогда не возвращаться. Но всё-таки она кивнула.       — Спасибо, сэр…       Она зашла. А Джекилл остался на улице.       Хайд не беспокоил их около месяца. За это время умер отец Мэри. Он смог скопить некоторое количество денег, что смогло оплатить похороны и даже осталось лишку. Джекилл считал, что смог далеко продвинуться в своих изысканиях, и отдал Мэри ещё несколько тетрадей, не забыв при этом об дополнительной плате за кэб, чтобы Мэри больше не возвращалась домой затемно. Мэри настаивала, что ей столько не нужно, но он не слушал. Часто по вечерам они стояли у окна в его кабинете или спальне, обнявшись, и просто молчали или размышляли, что за жизнь будет уготована им, если эксперимент удастся. Иногда воображение уводило их очень далеко, иногда они смеялись. О том, что будет, если ничего не получится, никто из них не хотел и думать. О том, что случится на самом деле, не хотела думать сама Мэри. Она не питала иллюзий на свой счёт. Только надеялась, что доктор останется к ней милостив…       В один из таких вечеров у Джекилла внезапно начали трястись руки, лоб моментально покрылся испариной, тело скрутило. Мэри попыталась помочь, но он оттолкнул её.       — Он просыпается, Мэри… не иди за мной.       Рукой нашарил за спиной и отодвинул шкаф, открывая проход.       — Он очень зол… Я не знаю, что будет. Только не ходи…       Джекилл побежал по лестнице, Мэри услышала рык, услышала, как он кубарем катится вниз… Подбежав к окну, она увидела на улице тень, услышала крик… Когда он остановился и посмотрел прямо на неё, по её спине побежал холод…