Двое. Игры.

      Олег стоял в коридоре НИИ скорой помощи имени Склифосовского и успокаивал Нарочинскую как мог. А она пыталась сдержать себя, но он видел, как поблёскивают её глаза и в их уголках скапливается влага.       - Они меня отчитались как девчонку, понимаешь! Сказали, что я не компетентная!       - Не плачь, Марин. Ты только не плачь, нам и так хватает сырости. – "Девчонка… моя", – продолжил он про себя. Ему понравилось такое обращение к ней.       Никогда бы не подумал, что он скажет ей такое. Она всегда была дерзкая, уверенная, даже самоуверенная, а сейчас ему в грудь утыкалась и всхлипывала при каждом вдохе растерянная маленькая девчонка.       Олег, как и большинство мужчин, терялся, когда видел женские слёзы. И единственный способ, который он знал – это прижать женщину к груди и дать ей почувствовать свою поддержку. Так он поступал раньше, так сделал и сейчас. Обычно хватало и объятий, но Марине захотелось выразить своё отношение, утешить не только действиями, но и словами.       - Тихо, тихо. – Он практически невесомо поглаживал её по спине, а после просто прижал к себе, обнимая. – Ну, что ты, не плачь. Слышишь, не плачь.       - Зименская была против моей кандидатуры, ещё и эту Павлову мне навязала. Ты знаешь, что это она мне её посоветовала? Сказала, что эта стерва очень хороший менеджер. А я что? Что хреновый руководитель? Я всё делала для отделения, деньги выбивала на оборудование, оклады по верхней планке провела, и что? Все на меня смотрят, как будто я что-то украла.       - Никто так на тебя не смотрит.       - Что я не вижу? Всё. Всё, отпусти меня, – услышал он её голос после глубокого вдоха. Она чуть отстранилась от него и, протиснув левую руку, тыльной стороной ладони попыталась стереть следы слёз на своём лице. – Нас могут увидеть.       - Теперь ты мне не начальница и я могу обнимать тебя где хочу.       - А я смотрю ты рад. Может и ты приложил к этому руку. И вы на пару с твоей любимой Павловой меня…       - Хватит. Прекрати, – он не хотел слышать её упрёков. Он понимал, что в таком состоянии она может наговорить глупостей, а потом сама же и будет мучиться от несправедливых слов.       - А ты тоже считаешь, что из меня плохой начальник? – Она смотрела так, как будто пыталась вскрыть своим взглядом его черепную коробку и добраться до его мыслей. Он знал, как она искусно умела это делать. – Скажи честно!       - Марин... – он всматривался в её глаза и пытался подобрать слова. – Ты прямолинейная, а она баба хитрая. Ты с ней в открытую шла на конфликт, а она уступала, но ничего не забывала. Вот и результат.       - А знаешь мне говорили, что тебе это место прочили, а тут я нарисовалась. Всю тебе карьеру испортила, да?       - Господи, да не нужна мне эта должность, не моё это – бумажки перекладывать. Я руками работаю, в поле, с людьми.       - Так, ладно, отпусти меня, – Марина упёрлась руками ему в грудь. – Мне нужно пойти заявление подписать.       - Не уходи. – Она подняла на него глаза, высвободившись, наконец, из его объятий. – Останься. Я поговорю с Шейнманом. Ему нужны специалисты твоего уровня. Да он будет рад заполучить тебя в своё отделение.       Она с непониманием смотрела на него.       - Ты хочешь, чтобы я осталась здесь и пошла работать обычным хирургом?       - А почему нет? Нейрохирургия — это твоя специализация, а Шейнман хоть и перестраховщик, но отличный хирург. Останься.       Похоже, у него вошло в привычку произносить это слово при общении с ней. И каждый раз оно имело действие на неё, она всегда отзывалась на его просьбу и оставалась. И сейчас он надеялся на тот же эффект. Олег видел её сомнение и недоумение и осознал, что должен найти весомый аргумент для неё, чтобы она приняла решение в их пользу.       - Ты мне нужна. Я не хочу тебя потерять.       Она была явно шокирована и не знала, что ответить на его слова.       - Я... я подумаю, – растерянно смотрела Марина на Олега и, отойдя в сторону, не отрывая от него взгляда, нажала на кнопку вызова лифта.       ***       Ей никто никогда не говорил таких слов. Конечно у неё были мужчины и отношения разной степени серьёзности, но о том, что она кому-то нужна и её боятся потерять она никогда не слышала. Ей часто говорили льстивые слова и давали лживые обещания, а уж к комплиментам в свой адрес она давно привыкла и не обращала на них внимания. Марина давно осознала, что слова могли не только возвысить и окрылить, но так же ранить и скинуть с пьедестала, поэтому она выработала в себе иммунитет против любых слов, как приятных, так и негативных. Жизнь её научила доверять лишь действиям. Но Брагин вывел её из равновесия и согласия с прежними принципами. Она не знала как себя с ним вести.