Двое. Игры.

      Олег с воодушевлением вышел из операционной. Всё было хорошо, просто прекрасно. Его смена уже подходила к концу, а ему ещё надо найти Марину и сказать, о том, что он согласен с её предложением. В его голове постоянно крутились слова: "Я люблю тебя, Марина, всё сильней день ото дня. Без твоей любви, Марина, эта жизнь не для меня..." И хотя он не помнил продолжения старой песни, это не имело никакого значения. Главные слова он знал.       Почему-то именно вопрос о ребёнке завладел его сознанием. Конечно, у него уже был ребёнок, и он любил свою дочку Тамарку, но для него как-то это всё произошло неожиданно. Когда он увидел свою малышку в первый раз мысль, всплывшая в сознании, была: "это чего моё?" Он был рад её появлению на свет, но не осознавал своё отцовство и когда Эмма, мать его дочери, оставила ребёнка с ним один на один на несколько часов, то он испытал чувство растерянности и непонимания, что ему нужно делать.       Он несколько раз гулял с коляской в парке, выполняя свой отцовский долг, с гордостью показывал Нине фотографии дочери, присланные её матерью на телефон, и сам любил рассматривать их, ища свои черты, но сильных отцовских чувств он не испытывал. А всего лишь предложение о ребёнке, прозвучавшее от Марины, взбудоражило его сознание. Да он хочет, чтобы у них был ребёнок и готов на такой шаг.       Олег поговорил с родственниками своего пациента, обрадовал их тем, что всё прошло прекрасно и, в предвкушении от встречи с Мариной, подошёл к стойке регистратуры, заметив за ней свою подругу. Он с воодушевлением произнёс:       - Нинок, Нарочинскую не видела?       - Она уже ушла.       - Давно? - в нетерпении спросил Олег.       - Судя по журналу давно.       - Эх, вот же незадача. Ладно.       Олег направился в ординаторскую. По пути он позвонил Марине на телефон, но она не ответила. "Скорее всего, в пути, – раздумывал он. Он сам ей не раз пенял на то, что она болтает за рулём, так что удовлетворённо хмыкнул, отметив, что Нарочинская к нему прислушалась. – А может в дуʹше, смывает напряжение рабочего дня". Он представил её обнажённое тело под струями горячей воды и почувствовал накатывающее желание. Олег одёрнул себя. У них вся ночь впереди, а может и жизнь. Хотелось бы, чтобы жизнь. Он надеялся на это. Нет. Он был в этом уверен.       Брагин быстро переоделся, прихватил по пути чей-то пирожок, лежащий одиноко на тарелке на столе, и поспешил из ординаторской в сторону приёмного отделения на пост своей подруги. Он хотел поделиться с ней своим прекрасным настроением.       - Нинок, вот скажи, ведь жизнь прекрасна!       - Чего это с тобой, Михалыч? Ты миллион выиграл?       - Лучше, – лучезарно улыбался друг.       - Ой, влюбился что ли?       - Чего это сразу влюбился? – наиграно возмутился Олег, но выдержав паузу, добавил: – А может и влюбился. Что нельзя?       - Можно и нужно, – Нина с интересом разглядывала друга. – Вот и хорошо. Когда ты влюблённый, ты такой счастливый, – улыбалась подруга, но тут же с серьёзным видом добавила: – глупостей не наделай.       - Нин! Ну, тебя! – возмутился Олег и, отвернувшись от своей подруги, направился к выходу в прекрасном расположении духа. Его настроение ничего не могло испортить, тем более безобидные подколы любимой подруги.       - Погоди, – бросила Нина вдогонку, ей было интересно узнать подробности. Она схватила трубку трезвонившего телефона. – Приёмная института Склифосовского... Куликов, не тараторь, я ничего не поняла? ... Что с Нарочинской?       Услышав слова подруги, Олег остолбенел и развернулся в доли секунды. Вся весёлость моментально улетучилась.       - Что с Мариной? – вернулся он к стойке регистратуры.