Двое. Игры.

      - Слушай, а сколько у тебя в роду хирургов? – заинтересованно спросил Олег.       - Я же уже говорила – три.       Они лежали в одной постели, и он обнимал Марину не желая отпускать от себя. Ему нужно было касаться её и ощущать её постоянное присутствие рядом. Они завершили все дела на сегодня и уютно устроившись на диване, наслаждались приятным обществом друг друга. Вечер обещал быть спокойным и безмятежным в отличии от суматошного окончания дня…       Сумерки уже сгустились над городом. Семейные люди спешили домой, одинокие гуляли по городу и искали приключений в ресторанах и барах. Брагин и Нарочинская хоть и не были семейными людьми, но тоже торопились домой. Они устроили студента-медика в квартире Нарочинской, привезя ему надувной матрас для плавания в море, подушку и одеяло, прихватили посуду для того, чтобы можно было поесть одному без изысков и радиоприёмник (почему-то Брагин решил, что он пригодится молодому парню). Они постарались приехать как можно быстрее, чтобы отпустить несчастного Куликова, которого его новоиспечённая невеста Ольга уже заждалась. Славик согласился со всеми условиями проживания и обещал помочь с ремонтом.       - Свинарник не разводить, баб не водить, – наставлял Брагин напоследок и после произнёс громким шёпотом, что даже Марина услышала: – ну, если только красивых.       «Как всегда в своём репертуаре», – прокомментировала про себя Марина и вышла из квартиры, не желая слушать продолжения.       Брагин вышел практически сразу за ней. Им хотелось побыть дома вдвоём, это получается так редко, и они не хотели упускать такую возможность.       - А в нейрохирургию ты из-за отца пошла?       - В какой-то мере. Он был великим, таких больше нет. Их поколение вообще были фанатики своего дела, они жили работой. У нас дома консилиумы проводились, я их с детства помню. Сидят, дымят, спорят о чём-то. Мама суетится, чаем их поит с баранками и конфетами. И мне перепадало. А потом это как-то разом исчезло. Тогда я впервые услышала слово развод. Для меня это было шоком. Я не хотела выбирать ни чью сторону, отец для меня был небожителем, но осталась я с мамой и долго обижалась на него. Позже он в Америку уехал и меня позвал. Я не то чтобы его простила, но решила все эмоции отставить в сторону. Там же были такие перспективы и условия. Я там практику сначала проходила, потом зацепилась, работала, жила. А потом пришлось вернуться.       Она замолчала. Олег внимательно слушал её рассказ и старался запомнить каждый момент её жизни. Она редко так откровенничала.       - Почему? – аккуратно спросил он, боясь спугнуть эту неверную и пугливую птаху – память.       - Развелась, – кратко ответила Марина. Никаких подробностей.       Он не знал, что она раньше была замужем. Он вообще мало знал о её прошлом. Почему развод вынудил её вернуться в Россию, он видимо не узнает. Она молчала. Он решил рискнуть и попробовать выудить больше информации об её прошлом.       - А потом?       - Потом… – тяжёлый вздох и снова тишина. Видимо следующая часть её жизни была не простой. Он уж подумал, что ничего больше не услышит, но через недолгое время она продолжила: – потом мама заболела. За полгода угасла. Онкология. Потом отец. Через полгода узнал диагноз - склероз. У него - великого хирурга - склероз. Это был удар. И он в Россию вернулся. Мне пришлось к нему переехать из Питера. Я там жила и работала. Его нельзя было оставлять одного. Мы же вдвоём остались. Вот как-то так.       Олег сильнее обнял её и прижал к себе. Выпускать её из своих объятий не хотелось. Хотелось укрыть её от злого, внешнего мира, от боли, обиды и потерь. Он, конечно, мог себе представить, чего это ей стоило. Он по роду своей профессии сталкивался и не с таким. Но одно дело работа, другое дело жить с больным человеком, находясь постоянно в напряжении и ожидании приступа или удара. И вдруг пришло какое-то смутное понимание.       - Это было год назад?       - Что?       - Ну с отцом?       - Да.       - Когда мы с тобой..?       - Именно. Тогда.       - А я тогда думал, что ты от меня к своему мужику убегала.       - Ты думаешь, мне не хватает одного мужика? Если бы это было так, то я сразу бы ушла, – безапелляционно заявила она.       Прямолинейности Марине было не занимать. Олег с интересом поглядывал на женщину. Она всегда говорила то что думает, прямо в лоб. Как оказалось, для неё совмещать мужчин было не приемлемо. О себе он такого сказать не мог. Он вполне себе мог совмещать разных женщин, абсолютно не задумываясь над какими-то моральными аспектами. Ведь такой подход никому не мешал и не смущал его самого. Но это было раньше, а сей час, ему никто больше не нужен кроме неё.       - Девочка моя, – поцеловал её в пахнущие чем-то родным волосы. Он сильнее прижал её к себе. – Маленькая моя.       - А ты? – подняла она на него свой взгляд.       - Что я? Девочка твоя? – поиграл он бровями.       - Дурак! – шутливо возмутилась она. – Ты как в хирургию попал?       - У меня всё просто. Бабушка в поликлинике работала. Я у неё днями пропадал, после школы. Даже местным алкоголикам больничные листы за её подписью выписывал, пока она не узнала. Вот мне прилетело тогда. У неё тяжёлая рука была. Вообще страшная бабушка у меня была, – насупил он брови, но задорный блеск глаз выдавал его с головой. Свою бабушку он любил. – Потом мед, неотложка, выучился. И вот я в Склифе.       - А родные?       - Нет никого. Бабушка умерла давно, мама пятнадцать лет назад ушла. Отец бросил нас, когда я ещё маленький был. Так что один совсем.       - А дочь?       - Тамарка? – Он был удивлён, что она знала о нём гораздо больше, чем он рассказывал. – Она моя гордость. Красотка, – с тёплой улыбкой заявил он.       - А мать её?       - Эмма? – Ему не хотелось вдаваться в подробности своих взаимоотношений с матерью своей дочери. Он до сих пор чувствовал свою вину, хотя она уже давно его простила, по крайней мере, так говорила. – Мы не были женаты. Сначала я не хотел, потом она отказалась. Вышла замуж. Уехала.       - Ясно, – протянула Марина, задумавшись. – А жена?       - Какая?       - А сколько у тебя их было?       - Одна, – удивлённо смотрел он на Марину, чего она там себе напридумывала? Нарочинская явно надеялась услышать продолжение рассказа и выжидающе смотрела на него. Похоже сегодня у них ночь откровений. Может оно и к лучшему – выяснят всё раз и навсегда. – Это давно было, еще, когда я учился. Расписались, не ужились, разбежались. Вот такая моя семейная история. А ты?       - Я? – удивилась Нарочинская. В ответ он лишь кивнул, не хотелось говорить лишних слов. Она с досадой посмотрела на мужчину. Вдохнула и произнесла как можно бесстрастнее: – Не сошлись характерами. Он американец был, чистокровный такой янки. Развелись, он мне вид на жительство аннулировал. Пришлось вернуться, хотя у меня там всё уже налажено было. Потом Питер, потом Бурденко, потом Склиф.       - Ну и хорошо, зато мы с тобой встретились.       - Думаешь хорошо?       - Не думаю, а знаю. – Он не разделял её сомнений, а может это были не сомнения, а проверка с её стороны. И он решился: – Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. - Слова лились сами собой. Давно нужно было ей признаться и сказать правду. Он любит её – это факт. А против факта не попрёшь!       Она с недоверием поглядывала на него, а затем, нежно улыбнувшись, прижалась к нему ближе и положила свою голову на его обнажённую грудь. Она, наконец, услышала эти долгожданные слова. Она тоже его любила, и он это знал. Он обнял её и в блаженстве закрыл глаза.       - И я люблю тебя… - услышал он важные слова, произнесённые совсем тихо, лежащей рядом любимой женщиной.       Вот оно счастье. Он выиграл у жизни самый большой куш и может назвать себя счастливчиком. Ему больше ничего и не нужно было. Просто чтобы он любил, и любили его. В этом и есть весь смысл этой странной игры – жизнь.       - Я люблю тебя. Люб-лю…       Люб–       (Воздуха! Воздуха! Самую малость бы! Самую-самую…)       Лю!       (Хочешь, – уедем куда-нибудь заново, замертво, за море?..)       Люб–       (Богово-богу, а женское –женщине сказано, воздано.)       Лю!       (Ты покоренная, Ты непокорная…Воздуха! Воздуха!)       Люб–       (Руки разбросаны. Губы закушены. Волосы скомканы.)       Лю!       (Стены расходятся. Звезды, качаясь, врываются в комнаты.)       Люб–       (В загнанном мире кто-то рождается, что-то предвидится…)       Лю!       (Где-то законы, запреты, заставы, заносы, правительства…)       Люб–       (Врут очевидцы, сонно глядят океаны остывшие.)       Лю!       (Охай, бесстрашная! Падай, наивная! Смейся, бесстыжая!)       Люб–       (Пусть эти сумерки станут проклятием или ошибкою…)       Лю!       (Бейся в руках моих каждым изгибом и каждою жилкою!)       Люб–       (Радостно всхлипывай, плач и выскальзывай, вздрагивай, жалуйся!..)       Лю!       (Хочешь – уедем? Сегодня? – пожалуйста. Завтра? – пожалуйста!)       Люб–       (Царствуй, рабыня! Бесчинствуй, учитель! Неистовствуй, женщина!)       Лю!       (Вот и глаза твои. Жалкие, долгие и сумасшедшие!..)       Люб–       (Чертовы горы уставились в небо темными бивнями.)       Лю!       (Только люби меня! Слышишь, люби меня! Знаешь, люби меня!)       Люб–       (Чтоб навсегда! Чтоб отсюда – до гибели… Вот оно…Вот оно…)       Лю!       (Мы никогда, никогда не расстанемся…Воздуха…Воздуха!..) Когда любил... (Из поэмы "До твоего прихода") Р. Рождественский.