Снежный горизонт

      Иногда казалось, что боль отступала, лишь на время казалось, что всё хорошо. Во сне было тепло, там его спину всё ещё грели лучи солнца, солёный морской воздух щекотал нос и навевал о чём-то приятном, под лапами утопал золотистый песок, местами он всегда был горячее… Чонгук приоткрывает глаза и всё ещё чувствует колкие снежинки, обволакивающие его босые ноги.       Тэхён был прав: долго в теле волка душа не может ютиться, только больнее становится, когда он не слышит его грудное урчание, настоящее, а не фантомное присутствие. Он тяжело вздыхает, будто это поможет ему избавиться от груза, и наблюдает за густым облачком пара изо рта. Оно улетает и моментально растворяется в воздухе. Чонгук так играется ещё несколько раз, удивляясь тому, каким видимым становится его дыхание, и оборачивается в сторону двери, где доносится шум.       Не найдя никого в доме утром, он надел оставленные специально для него утеплённые вещи, обратился и, оставив обувь дома, вышел на порожки, присел на предпоследнюю, опустив ступни на белое покрывало. Холод приятно заколол, остудил голову, которая по ощущениям была горячей и тяжёлой. Нужно было отвлечься, и холод, как ни странно, ему очень в этом способствовал. Стоило коснуться снега, как тот ему сразу напоминал, где он находится, и чтобы здесь жить — нужно двигаться, чтобы не окоченеть от низкой температуры, а ещё нужно искать общий язык с теми, кто поможет ему избежать обледенения и в душе.       Как Чонгук уже понял позже, этот маленький дом лишь пристройка к большому, к которому ведёт внутренний вход под лестницей. За дверью слышны голоса, смешавшиеся запахи и кажется ещё теплее, чем здесь.       Он смотрит на себя в зеркало, что висит рядом с дверью, и, будто впервые видя свои светлые волосы, проводит по ним ладонью, приглаживает и заправляет за уши, накидывая поверх капюшон белой толстовки с вышитым серебряным орнаментом, в котором очень хочется утонуть, задохнувшись запахом того альфы, но он дал себе слово, что попробует жить по-новому, а значит, нужно двигаться дальше. Ради себя.       Омега тихонько приоткрывает дверь и в эту же секунду видит взгляд лекаря, удивлённый поначалу, но после довольный и тёплый.       — Голоден? Будешь с нами завтракать?       Чонгук лишь кивает и, прикрывая дверь, следует за Юнги, выходя на просторную кухню, где за столом сидит альфа. В нём он узнаёт парня, которого видел среди волков на совете: светло-бурого, с ясными глазами и сочным запахом трав. По взглядом этих двоих он сразу понимает — пара.       — Здравствуй, Чонгук, нам так и не удалось по-человечески познакомиться, — альфа встаёт и отодвигает ему соседний стул. — Меня зовут Чимин, по запаху ты, видимо, уже догадался, что я не просто так в самую рань за хлебом зашёл, — Чимин лучисто улыбается, получая укус в шею от мимо проходящего Юнги.       — С этого, вообще-то, у нас всё и начиналось, — Юнги садится напротив, расставляя всем приборы, и взглядом просит Чонгука хоть немного поесть, чтобы не упасть в голодный обморок. — Сначала его якобы заманил сюда запах тушёного мяса, потом, по его мнению, крыша у меня прохудилась, дров в дровнице маловато, одного пледа на февральские морозы мало, так он принёс свои, перед этим тактично пометив их запахом.       — Я ухаживал за тобой! — оправдывается альфа.       — Твои намёки меня не впечатлили.       — Тогда я тактично закрою глаза и забуду, как ты из моих пледов и вещей сделал гнездо у камина, а я, проходя мимо, такое смешение феромонов учуял…       — И ты, конечно же, не смог пройти мимо, — Юнги игриво щурит глаза и тыкает в альфу ложкой.       — От любимого омеги в таком состояние, я что был похож на мазохиста?       У Чонгука невольно на губах появляется улыбка от перепалки этих двоих, которая пропитана теплом и счастливыми воспоминаниями. Они тянутся друг к другу, как солнце тянется к горизонту во время захода, невольно переплетают пальцы на поверхности стола, играются с ладонью, будто этого касания ничтожно мало и в нетерпении хочется больше и как можно ближе. Невольно алеют и кончики его ушей, пока желудок наполняется мясным рагу, которое отлично согревает изнутри.       Пока во рту утопает очередная порция горячего, дверь в дом с шумом распахивается и на кухню вбегают волчата со знакомыми мордочками и осадочным запахом морозной мяты и можжевельника.       — Это волчата Тэхёна? — задаёт Чонгук интересующий его вопрос и косится на глазки-пуговки, что наблюдают за ним, будто оценивают настроение и возможность приблизиться к новому волку.       — С чего ты это решил? — лекарь довольно щурится, приподнимая одного волчонка на руки. Тот резво елозит в чужих руках, но, наткнувшись на его внимательный взгляд, затихает, оседая в чужих объятьях.       — Я замечал их рядом с ним. И Тэхён ими пахнет, немного, вот я и решил, что…       — Будь у Тэхёна кто-то, были бы и волчата, — сбоку со смехом сказал альфа, тут же получив закатанные глаза от своего омеги в ответ.       — Ты прекрасно знаешь причину, Чимин… — и альфа уже было хотел что-то вставить, но Чонгук его опередил, недовольно сведя брови к переносице.       — А я вот нет, — прозвучало громче, чем хотелось. Но он действительно хочет знать, что с этим альфой не так. — Ну так что? Вы же мне доверяете, все вокруг говорят про доверие, так почему вы от меня что-то скрываете!       — Волчат забрала к себе их семья, — ответил Юнги, посмотрев на Чонгука строгим взглядом, чтобы поумерил пыл. — Малышей нашли практически заледеневших в снегу неподалёку от нашей границы, одних, на многие километры никого из родителей не нашли и их приютили. Тэхён с них глаз не спускает, когда находится в стае.       — Я спросил не только это, — Чон стоит на своём.       — Почему тебя интересует Тэхён?       Дверь в дом снова открывается и вместе с холодом входят Чонвон и Тэхён, ловя взглядом волчат и тут же тех подхватывая, бурча о том, как неправильно сбегать от них и прятаться в чужом доме. По воцарившемуся молчанию ощущают напряжённую обстановку. Тэхён бросает взгляд на Чонгука, наконец-то обратившегося и сытым, с румянцем на щеках, и не может отвести взгляда, странного взгляда, замечая, как тот кутается в его одежду с головой.       Чонгук, не смотря ни кому в глаза, встаёт из-за стола и, разворачиваясь, уходит в пристройку, чтобы уместиться всё на тех же порошках, опустив ступни в снег, а хотелось бы ещё и голову.       — Что произошло? — Тэхён озадаченно и немного с наездом смотрит на хозяев дома.       — Он спрашивал о тебе, думал, что волчата твои и разозлился, когда мы не поведали о тебе всю правду, — объяснил Юнги, вздохнув от навалившегося напряжения. — Он злится, что все просят его доверять, а сами обратного не делают.       — Он все ещё нас боится, — не спрашивает, а смело утверждает вожак.       — Я до сих пор не чувствую его волка.       — Что? — Чонвон тоже его не чувствовал, заметил ещё когда тот только обратился, но думал, что омега сам скрыл его от всех.       — Последний раз я его чувствовал, когда только увидел у подножья гор, и больше он не появлялся. Разве не заметили? Он лишился своей главной защиты, своей второй природы, своего волка, его страх мне предельно ясен.       Альфа со вздохом передаёт волчонка брату, чтобы пойти за Чонгуком, которого опасно оставлять одного, совершенно одного.       — Это не лучшая идея, — Чонвон смотрит на напряжённую спину уходящего брата, но остановить не спешит, чувствует, что сделает только хуже.       — Что происходит?       — История Чонгука кольнула его в самую душу, я никогда его таким не видел. Он мало того, что обескуражен до сих пор и зол, так ещё и его волк рвётся защитить слабого, хотя Чонгук далеко не из таких. Бесится, сам не знает на что и кого, — выговаривает с рыком, переживает, не хочет снова потерять.       — Значит, ему нужно это позволить, будет хуже, если мы встанем между ними, — просит Юнги, прекрасно зная, насколько опасно мешать делать волку то, что он хочет, особенно в отношении омеги. — Не доверяешь ему?       — Пока всё хорошо, но я всегда жду удара в спину. Не думаю, что его уход из стаи воспримется так легко. Пока мы просто подождём, но на границе усилим дозорных, я не хочу, чтобы кто-то навредил ему снова, а тем более нашей семье.       Понурая фигура находится быстро и, съёжившись, кажется ещё меньше. Тэхён замечает оставленные тёплые сапоги в прихожей и вздыхает, подбирая со спинки дивана свою меховую накидку, которую оставил здесь в прошлый раз, укрыв ею Чонгука. Та носит в себе тёплый аромат цветов, который альфе невольно попадает в лёгкие.       Несмотря на чужое напряжение и тихое бормотание, подходит ближе, не боясь чужой реакции и острых клыков. Сжимая в пальцах шкуру, накидывает на сутулые плечи, которые резко распрямляются, но голову омега всё так же упрямо не поворачивает в его сторону, смотря на снежную поляну с протоптанными следами.       Его волк бьётся в груди загнанной птицей, крутится и не понимает, почему не чувствует чужого волка, чьё присутствие уже успел ощутить. Вкусил то, что больше не доступно, и это, очевидно, сводит его с ума.       — Чувствуешь себя беззащитным, пустым, голым… — на его тихий шёпот у самой шеи подняли взгляд, вздрогнув, не ожидав, что альфа подобрался к нему так близко. Без волка плохо, он совсем растерял бдительность и даже не почувствовал чужого близкого присутствия, хоть и понимал, что альфа где-то рядом. — Совершенно один среди толпы, которая не заполнит эту пустоту, потому что волка внутри заменить нельзя.       Тэхён спустился на ту же ступеньку, где уместился омега, и повернулся к тому полубоком, видя лишь светлые волосы из-под капюшона и кончик чуть покрасневшего носа. Цокает недовольно, но понимает, что не имеет права омеге указывать, хоть и хочется достать ступни из снега и засунуть в тёплые носки, чтобы его и так шаткое состояние не подкосила простуда. От отсутствия солнечных лучей он стал ещё бледнее.       — Ты совсем его не чувствуешь?       — Нет, — отвечают ему пустым голосом, что говорит о том, что эту тему ему продолжать не хочется. Но Тэхён не просто любопытный мальчик, который суёт нос не в своё дело, он хочет искренне помочь.       — А моего чувствуешь? — спрашивает ещё более аккуратно.       — Чувствую.       — Значит, не всё потеряно, это хорошо, — альфа позволяет себе выдохнуть, понимая, что того, кто хоть немного, но чувствует ближнего, можно вернуть.       Чонгук резко поворачивает к нему голову, отчего с макушки слетает капюшон, лохматя волосы. Те переливаются серебром, рассыпаясь аккурат вокруг шеи, на что Тэхён не может не обратить внимание. Его ловят за очевидным разглядыванием и сдвигают брови сильнее к переносице, царапая собственные губы прорезавшимися клыками.       — Откуда ты знаешь? Говоришь так, будто самый умный, тебя не просят, но ты всё равно лезешь в чужие дела!       Чужой напор его ничуть не пугает. Чонгук молчал слишком долго, ему хочется кричать, хочется вырвать грудной рык, который копился из горестных мыслей, слёз, страха и это нужно сделать, если он не хочет в конечном итоге взорваться, погубив многих, кто окажется в его окружении. Бомба замедленного действия.       — Просто я видел больше, чем другие, и очень надеюсь, что ты подобного никогда не увидишь, — Тэхён, напротив, говорит спокойно, сдержанно, распаляя и успокаивая одновременно гулко бьющееся сердце, которое он слышит.       — Ты терял волка? — любопытство с дрожью проскочило в голосе.       — Терял и надолго, думал, уже не верну.       Раньше это вспоминалось куда больнее, от картинок перед глазами хотелось сорвать с себя шкуру и переломать собственные кости, так было горестно и больно, сейчас же это просто опыт. Тэхён повзрослел слишком рано и в свои полные двадцать ощутил на своей шкуре больше крови, чем многие волки за десятки лет жизни.       — И что, помогло?       — Ты хочешь спросить другое, — альфа усмехается, ярко чувствуя чужое любопытство, направленное в другое русло.       — Не думаю, что хочу сейчас это услышать.       Чонгук хочет услышать правду, но сейчас, смотря в тёмные омуты, наполненные тьмой, совсем не хочет узнавать о ней прямо сейчас. Кровь и так стынет в жилах от чужого близкого присутствия, которое не то чтобы отталкивает, — он сам хотел уединиться и поговорить, надеялся, что альфа пойдёт за ним, — но однозначно морально к этому совсем не подготовился.       — Ну ты же хотел знать правду, да вот только что у Юнги распинался, чего потух?       — Если ты не заметил, то я до сих пор не расцвёл, — огрызается, отвернувшись, а после Тэхён замечает мокрые, медленно бегущие прямо к шее дорожки на разрумянившихся щеках. — Ты считаешь себя умнее всех, ну и как тебе это помогает видеть людей насквозь, знать, когда нужно остановиться?       Вопрос остаётся без ответа. Тэхён пытается, но не так хорошо разбирается в чувствах, как хотелось бы. Но… Но ради Чонгука хочет стать лучше, чтобы помочь восполнить ту утрату, которую когда-то ощутил на себе сам. На омегу свалилось слишком много за последние сутки, и хоть физически он окреп, имея доминантные стержень и силу, но психологически разбит на кристаллики, которые сам же и ломает под своими ногами, невольно прислушиваясь к хрусту.       Больше они не говорят. Сидят бок о бок, но не прикасаясь друг к другу, ловят взглядом снежинки, которые медленно кружатся поодиночке, оседая вслед за своими собратьями тысячами граней, так не похожих на остальные. Тэхён видит в синих глазах искры белого льда, взгляд заворожённо наблюдает за лёгким полётом и кажется, будто Чонгук забывается, смотря на неизвестное ранее чудо, которое здесь для всех является обыденным.       Проследив за более крупной снежинкой зорким взглядом, альфа протягивает руку и ловит ту на кончик рукава чёрного свитера, чтобы лёгким движением после поднести к самому носу Чонгука, обескуражив его и удивив. Омега видится ему куда младше своего возраста, смотря таким взглядом, которым обычно смотрят дети на что-то новое, которые не могут провести чёткую грань между воображением и реальностью, рисуя в своей голове разные образы. Синее море плещется, в нём непривычно играет холодный свет, зрачки расширены, и в чужом запахе не чувствуется тревоги и горечи, лишь любопытство и интерес ко всему новому. Попытка заставить Чонгука отвлечься и сделать ему капельку лучше, вынуждает Тэхёна невольно улыбнуться и поймать себя на мысли, что нечто подобное хочется делать чаще.

***

      Чонгук потихоньку приобщился к работе в стае, не отсиживался в стенах чужого дома, который ему предоставили временно, помогал другим, старался быть учтивым и не огрызаться, как нарекали старейшины. Начал привыкать к климату, хоть и всё время мёрз, ему не хватало солнца, его лучей. За кронами высоченных сосен и секвой, что закрывают собой всё воздушное пространство, пряча поселение в своей чаще, не было возможности порой увидеть голубой кусочек неба, которое здесь появляется так же редко. В основном, небо затянуто серым покрывалом и совсем не видно звёзд, сутками сыплет снег, и поначалу Чонгук не понимал, чем можно заниматься на севере и на кого охотиться при таких низких температурах. Как оказалось, без дела здесь ни сидел никто, даже молодняк хватался за любую возможность двигаться и быть полезным.       Юнги — этот омега со временем стал ему симпатичен. Тихий, немного ворчливый, и смотрел он на него, как на самого обычного волка, иной раз, правда, раскрывал рот в изумлении, когда он перетаскивал на спине тяжёлые шкуры в одиночку и резко откликался на каждый шум и шорох, находящийся достаточно далеко, чтобы не обратить на него внимания, но Чонгук обращал. Омега был мягок по отношении к нему, чувствовал, когда следует промолчать, уйти или сгладить разговор, переведя в другое русло, скрыться с глаз и дать побыть одному, чего нельзя было сказать о Тэхёне, который за ним украдкой наблюдал. Всегда.       Альфа не упускал возможности провести по нему взглядом, издалека принюхиваясь, дабы уловить настроение. Чувствовал, как шерсть встаёт дыбом, когда этот волк, в полтора раза больше их омег в стае, неуклюже переступает по снегу, рычит и топчет ни в чём не повинный лёд лапами и, махнув хвостом на треснутую гладь, уходит, довольствуясь маленькой победой над замёрзшей водой.       Он все ещё мало кого к себе подпускает, не даёт прикоснуться, и только волчатам дозволяет кусать себя за лапы и всей толпой валить на землю. Они единственные, от кого не ожидаешь нож в спину, у кого ясный и чистый взгляд, невинный, кто сам ищет защиты у старших, и Чонгука хоть и побаиваются, но слушаются, тут же замолкая, стоит омеге рыкнуть на них за непослушание.       Под большим навесом собралось много омег, которые хоть и занимаются своими делами, но глазами стреляют в его сторону, изучают его поведение и двигаются ближе, не уловив в запахе агрессии. Юнги стоит рядом и Чонгуку как-то дышится спокойнее, видя знакомое лицо в толпе. Омеги начинают шептаться громче, и Чонгук невольно прислушивается. Эта стая поражает своими обычаями, открытыми взглядами и чуткостью, а ещё какими-то оленями, которых он никогда не видел, но держит в руках его мягкую шкуру.       — Оленина — наш основной продукт. В ней много питательных веществ, мясо очень сытное как в сыром, так и в готовом виде на огне. В наших краях водятся большие стада, так что нам нет нужды переживать за добычу, — говорит высокий омега, вокруг которого вьются двое волчат, то и дело тянут на себя шкуру зверя. — Ещё дальше на север — атлантическое побережье, которое входит в наши владения и многие альфы промышляют там ловлей моржей и нерп. Несколько раз нам даже удавалось увидеть китов! Но они слишком огромны, чтобы на них охотиться, да и мы не голодаем, — Чонгук о таких животных слышит впервые, кто это такие даже в голове представить трудно. — Когда к весне погода становится теплее — они приплывают к побережью. Тебе обязательно нужно посмотреть на этих гигантов!       Чон только заворожённо кивает с открытым ртом и не замечает лёгкой ухмылки на лице рядом стоящего Юнги.       Он узнаёт, что оленеводство и рыболовство их основной промысел, охотятся они ежедневно, так как их стая не ограничивается этой деревней, их владения намного больше и уходят дальше на север — к океану, где также живут оборотни. Чонгук, только услышав об океане, встрепенулся, глаза загорелись вопросами, но омеги шустро перескочили на другую тему, затронув альф.       Говорят, что альфы их только с виду холодны, в душе же до безумия тёплые и горячие, стоит только омегам показаться на горизонте, вспыхивают, а после тают и выполняют их маленькие прихоти, капризы, непосредственно прислушиваются и советуются, если того требует ситуация. Эти омеги никогда не остаются безучастными. Здесь все равны, каждый обладает соответствующей силой и речь идёт не только о физической, издержки климата делают их сплочённее, однако, как и везде, обязанности у них разные. Омеги созданы для уюта и так было всегда. Они хранят то тепло, которое лишь сильнее питает альф. Пусть те показывают себя с самым сильных сторон, вырастая теми, кем должны, но все поголовно нуждаются в обыкновенном тепле и любви, рвутся к нему через тернии к звёздам, в их же случае, конечно, через сугробы.       Омеги на скрежет снега под лапами поворачивают головы, втягивая носом запах. Чонгук их чувствует множество, но среди всех запах крови убитых животных. Он направляет взгляд к границе, приглядывается, смотря, как во главе белого волка с окровавленной пастью ступают остальные альфы с добычей в зубах. Тэхёна легко вычислить среди остальных, даже будь тот весь в крови убитых животных, его отличает уверенная, спокойная походка. Он собран и внимателен, расчёт идёт на каждый шаг и звук, направленный взгляд, в том числе и на него самого.       Голова волка наклонена чуть в бок, идёт так, будто подкрадывается, осторожно, сбавляя шаг, давая другим альфам пройти дальше в поселение, и замыкает их цепочку, не сводя с него чёрных глаз, таких глубоких на светлой шкуре, белее белого снега. Такой холодный. Чонгук, привыкший к теплу в любом её проявлении, отводит взгляд, вздрагивая всем телом. Может ли быть Тэхён таким же тёплым внутри, как говорят другие омеги, или он промёрз до самых костей настолько, что заледенело и сердце?       — Чонгук! — перед глазами появляется Чонвон, мягко ему улыбаясь. Чонгук бы тоже улыбнулся, но мыслями где-то далеко не здесь, а взгляд цепляется за чужую спину, высматривая белого зверя, от которого мороз по коже и никакого тепла. Почему? Почему? — У меня есть для тебя хорошая новость, пойдём, — омега бросает последний взгляд на скрывающийся в снегу силуэт и, убирая руки в карманы тёплой куртки, ступает за вожаком.       Тэхён замечает, что Чонгук идёт от его брата на приличном расстоянии вытянутой руки, не отрывает взгляда от своих ног и лишь слушает альфу. Тэхён нарочно принюхивается, чтобы, заметив изменения, помочь, прекрасно видя, как Чонгук сторонится альф и их любых прикосновений. Это рвёт его душу, ведь в глазах этого доминантного омеги он такой же, как и все. И всё равно… И всё равно он бросится на защиту.       Он слышит, как Чонвон говорит, что для него уже готов домик и к вечеру Чонгук уже может заходить, как полноправный его владелец. Тэхён чувствует его беспокойство в запахе. Он не хочет быть один, ему страшно. Это так очевидно. Почему Чонвон этого не замечает?       Фыркая, альфа меняет направление в сторону собственного дома, где даже с порога чувствуется запах еды. Он ведёт носом по воздуху и перекидывается, хватая с подлокотника дивана домашние штаны. Ведёт плечом, похрустывая, всё же рога оленя его сильно зацепили.       — Как Чонгук? — спрашивает, не успев зайти на порог кухни.       Дедушка, воркующий над кастрюлей, накрывает ту крышкой и поворачивается с ухмылкой.       — Да ты и сам всё знаешь. Глаз с него не спускаешь, стоит ему появиться в твоём поле зрения.       Тэхён протестующе рычит, опираясь о дверной косяк. Даже если и так, Чонгук ему не открывается, как им, как Юнги, с которым нашёл общий язык. Ему важно знать, что всё в порядке.       — Чего рычишь?       — Чонвон намного мягче его, — в другом углу дома причитает дедушка Нордман, думая, что его никто не слышит.       — Распугаешь всех в округе, утихомирь своего волка и сядь, — Тэхён под тяжёлым взглядом присаживается на стул, хоть и не хочет в очередной раз слышать, что ему нужно успокоиться. Да как они не понимают? — Ему все хотят помочь, да, ему тяжело, он не слышит волка, он беззащитная доминирующая омега, что утратила свою силу, но сохранила внутренний стержень. Он не хрустальный, справится.       Кажется, хрусталь в его глазах видит только он. Почему больше никто не замечает то, насколько серьёзно Чонгук потерян, и пока он не обретёт защиту, его волк не появится? Альфа в груди рычит, царапая когтями грудь. Он понимает как никто другой, и беспокоится, как никто из этой стаи, так почему так трудно ответить на простые вопросы!       — Вы что, совсем ничего не видите? Он потерял всю свою семью, ощутил на себе предательство, боль, угрозу, потерял волка, оказался в новой для себя среде, среди чужаков, он потерял всё, что у него было! — стул с грохотом приземлился позади него, стоило подорваться с места от злости, которую он, кажется, впервые испытывает на своих дедушек за всю жизнь.       — Тэхён, ты преувеличиваешь, — пожилой омега делает глубокий вдох и жестом руки просит успокоиться.       — Ты всегда был вспыльчивее Чонвона, но тем и сильнее — снова бормочет альфа, глядя куда-то в пустое пространство.       — Тэхён, вспомни о том, что он уже не ребёнок. Он — доминирующий омега, он намного сильнее, чем ты думаешь и…       — Вот именно, что он омега. Омега, который остался один, совсем один! — грудь высоко вздымается. Тэхён совсем не контролирует своё сердце, даже не пытается успокоиться, кровь только горячее становится.       — И что же ты хочешь?       Грудной рык сотрясает стены, и через мгновенье волка уже и след простыл. Ступая за порог, он на лету обращается, ломая под лапами лёд. Треск сотрясает перепонки, он трясёт головой, ускоряя темп, и бежит в сторону границы, грузно выдыхая пар изо рта.       Альфа впервые за долгое время так рассвирепел и даже сам не понял, когда самообладание треснуло и пересекло черту, когда хочется вгрызться в чью-то глотку, сорвать злость. Он бежит как можно дальше от стаи, дабы никто не почуял такой густой яростный аромат. Нужно прийти в себя. Он не хочет, чтобы его боялись. Не хочет показаться жестоким, ведь у него есть и другие стороны, они сокрыты глубоко, достаточно для того, чтобы забыть о них, но недостаточно, чтобы вытащить их наружу ради него.       Он с разбега врезается в сугроб, что накрывает его с головой и тяжело дышит, заставляя кристаллики поблизости мгновенно таять. Горные волки не знают мороза. И снег не помогает остудить разгорячённую голову. Волк зарывается глубже, копает мордой ледяной покров, стуча лапами, рычит, и от гула в ушах не слышит, как к нему приближается другой волк и толкает его с лёту в бок.       Застали врасплох. Тэхён резко встаёт на лапы, раскрывая клыкастую пасть, дыхание растворяется густыми клубами пара, все конечности напряжены, из-за шерсти, вставшей дыбом, он кажется ещё больше, больше собственного брата, что стоит напротив грудью вперёд.       — Уймись. Ты что устроил? — Чонвон делает шаг вперёд, пока только призывая успокоиться, давит запахом, но Тэхён настолько зол, что не чувствует ничего, кроме застрявшего в носоглотке запаха гардении. — Тэхён.       Чонвон начинает скалить зубы от очевидного игнорирования и наступает вперёд, срывая Тэхёну тормоза, и он кидается вперёд, заваливая не ожидавшего к такому раскладу брата. Потерянный, Чонвон мечется в снегу, пока его придавливают сверху и больно кусают за загривок, вгрызаясь зубами. Он с силой пихает волка в грудь, но Тэхён, который даже в шуточных состязаниях всегда использовал полсилы, сейчас использует её по максимуму и даже не думает отступать.       — Тэхён, прекрати! Ну же, пусти, тебе никто здесь не враг и Чонгуку тоже!       Чонвону удаётся прикусить чужое ухо и Тэхён скулит, разжимая пасть, получая сразу же удар задними лапами под грудью. Снег вокруг поднимается к облакам, деревья трясутся от мехового клубка, который перекатывается по территории, периодически врезаясь в стволы, тем самым опрокидывая на себя лежащие мирно шапки снега.       — Да ты хоть понимаешь, что для него каждый шорох кажется угрозой. Его волк ему совсем не помогает, ты понятия не имеешь, каково это!       Они стоят друг напротив друга, покусанные, помятые и дико уставшие. Тэхён выдохся эмоционально и прикрывает глаза, кроша когтями снег.       — Я чувствую его за много метров отсюда, он обеспокоен, боится остаться совсем один в доме, без волка, без стайной связи, которую ещё не имеет с нами, боится, что его никто не услышит в случае опасности! — Тэхён, сгребая лапой снег, бросает тот в морду Чонвона, с рыком делая выпад вперёд.       — Так охраняй границы от тех, кто может навредить ему. Защити, как полагается, если тебе так хочется, — бросает альфа и, ударяя Тэхёна по морде хвостом, направляется обратно в деревню. — Ты напугал Ёнга и Хальсе, они ведь чувствуют тебя лучше, чем кто-либо.       Под рёбрами закололо. Волк в груди грузно падает, и Тэхён, следуя его примеру, валится в снег. На периферии он слышал тихий скулеж, но даже не понял, что это его волчата. Он был первым, кто их нашёл, дал имена, научил охотиться и, несмотря на то, что большинство времени они проводили с другими омегами стаи, с тем же Юнги, волчата признали его своим и так крепко привязались, считая его отцом, тем, кто спас и защитил. Сейчас они напуганы, в шатком равновесии, как и Чонгук, и он понимает, что не может позволить себе безвольной куклой здесь лежать, он им нужен. Пусть даже Чонгук и не ждёт от него поддержки, он сделает всё, чтобы ему её предоставить и вернуть себя прежнего. Он ещё не знает, какой он на самом деле, и очень хочется узнать, его волк беснует от любопытства.       Солнце уплывало к закату, синее зарево медленно опустилось на деревню, над крышей домиков зажглись первые фонари. Тусклым светом они обрамляют окна, кружащийся дым из труб говорит о чём-то вкусном в печи. В феврале месяце здесь зимы холоднее, ветра задувают сильнее и волки спешат домой, чтобы прогреть дом к ночи.       Подходя к дому Юнги, он надеется найти там одного волка, до сих пор носящего его тёплые вещи. Тэхёну они ни к чему, а омеге мёрзнуть нельзя. Он замечает светлые волосы, собранные аккурат в маленький пучок на макушке, на лоб и щёки спадают выбившиеся пряди, кожу украшает тёплый румянец, за окном волк даже разглядывает улыбку. Волк расслабленно вздыхает и падает на лапы, уместив на них морду, но взгляд держит на омеге, решив ещё немного за ним понаблюдать, чтобы убедиться, что всё в порядке.       Тэхён не отрицает, что ведёт себя странно, тело ломает похлеще, чем в день его первого обращения. Так ощущается треск чего-то в груди, когда что-то ломается, но боль совсем другая.       Позади он слышит шаги и встаёт на лапы. К нему направляется один из дозорных, передающий ему пост на ночное дежурство, о котором он успел позабыть. Тэхён кивает молодому волку и прежде, чем окончательно уйти, бросает взгляд в окно, ловя взор синих глаз.

***

      Прошло несколько дней с момента, как Чонгук переехал в свой дом, забрав с собой все тёплые вещи, подаренные темноглазым альфой, которые теперь покоятся стопочкой в его шкафу. За эти дни Тэхён не попадался ему на глаза, даже запаха было не слышно, и ему стало любопытно. Он упрямо отрицает факт волнения, это простое любопытство и утолить его может дедушка Лоренс, который ему очень помогает и часто называет внуком вскользь, а иногда и обращается напрямую. Смущает ли это? Определённо.       — Чонгук? Ты в порядке? — зайти в дом вожака он не успел, дверь раскрылась и из неё выбежали волчата под наблюдением Чонвона. Альфа всегда ему нежно улыбается, спрашивает о состоянии и чего хочется, словом «заботится», как о новом члене стаи.       — Здравствуй, Чонвон, я решил… Я хотел спросить, где Тэхён. Я давно его не видел, обычно он где-то мелькает поблизости, — спрашивает смущённо, будто кто-то может что-то не то подумать. Но Чонвон не меняется в лице.       — Он патрулирует на границах вот уже несколько дней, было срочное дело на дальнем Севере и ему пришлось ненадолго покинуть деревню, не переживай, к ночи должен вернуться.       — Я и не переживаю, — альфа кивнул на его слова, тактично промолчав, даже если что-то и пришло в голову. — Что ж, тогда я пойду.       — Помогаешь Юнги?       — Да, и не только, всему учусь потихоньку. Мне у вас нравится.       Чонгук успел сдружиться со многими омегами, которые радушно приняли его, но обращались с осторожностью, и не потому что боялись, как он понял, страх им здесь не знаком, они находят подход к любой ситуации и не поддаются панике, потому что знали о горечи и боли, причинённой ему, и искренне хотели помочь. Как и их щенки, которые его хорошо слушались, чувствуя доминантную омегу. Он занимает себя хоть чем-то, лишь бы не быть одному. Мороз сковывал одиночество и напоминал о причине пребывания здесь. Новая жизнь никак не хочет вступать в свои права.       Возвращаясь поздно ночью в свой дом, он ещё долго не заходит и сидит на крыльце, засматриваясь на витиеватые снежные тропинки. Ветер не треплет волосы, сегодня даже видно звёзды, небо чистое, заволакивает иссиня-чёрной глубиной, непроглядной. Когда ноги начали замерзать, он поднялся в дом, сразу надев сохранивший тепло и запах свитер и новые носки, чтобы согреться. Так и лёг в кровать, забравшись под одеяло, и поверх укрылся шкурой, надеясь в тепле заснуть как можно скорее и не думать о плохом, но сон, как назло, не шёл. От духоты в доме дышать стало тяжело, но окна открывать не хотелось. Свесив ступни с кровати, он вздохнул, посмотрев в окно, где ни в одном доме больше не горел свет, все уже уснули.       Чонгук прикрыл глаза и с тихим скрежетом открыл дверь, впустив ночной мороз. Холодок пробежался по практически нагому телу, и он незамедлительно обратился в волка. Дышать стало легче, омега поглубже вдохнул воздух, что начал неприятно пощипывать, но уже так привычно. Отойдя недалеко от дома, Чонгук ложится под высокой пушистой веткой сосны, складывает лапы и укладывает на них морду, подняв взгляд к звёздам. Здесь они намного ярче, россыпью блуждают по млечному пути и ночь не кажется такой тёмной, однако тишина здесь просто режет уши. В ушах лишь стук собственного сердца и бегущая по венам кровь.       Что-то сродни паники накрывает его в момент хруста, словно треск льда, и он поднимает голову с лап, готовый уже броситься обратно в дом, дабы избежать этой паранойи, которую он себе накручивает, но идущий в его сторону силуэт останавливает его. Запах морозной мяты и можжевельника застревает в глотке, он не стесняется активно принюхиваться, дабы убедиться, что это не галлюцинации, что он не напридумывал.       Тэхён тихой поступью идёт в его сторону, глаза его сливаются с ночной мглой, но не несут в себе опасности, феромоны же обволакивают спокойствием, и он терпеливо ждёт, когда альфа подойдёт ближе.       — Страшно? — Тэхён присаживается напротив, возвышаясь белоснежной скалой. — Не могу отвечать за других, у каждого своя голова на плечах и все знают, чем грозит нападение на своего. Я не допущу, чтобы тебя кто-то тронул, даже если это будет кто-то из своих — глотки порву. Все знают твою историю и никто не смеет осквернять тебя, сквернословить и причинять какую-либо боль, я не позволю. Ты омега, и такое к себе отношение не должен чувствовать, то, что с тобой собирались сделать, низко, настолько, что волками в глазах других они больше не считаются. Они не семья, не стая, они варвары, и к тебе они и близко не подойдут, — он склонил морду над чужой и уткнулся носом омеге в лоб.       У Чонгука что-то ёкнуло, струна в груди сотрясла рёбра, смотря на огромного волка, которому лишь немного уступал в размерах, что стоит скалой, пряча от всех, даже от своих сородичей, своей семьи.       — Спи спокойно, тебя никто не обидит.       Волк поддел носом чужой и заставил поднять на себя взгляд. Только бы Чонгук увидел в его глазах искренность намерений, лишь бы доверился. Этого так сильно хочется, что волк непроизвольно заурчал, и омега дёрнулся, заинтересованно наблюдая за чужим космосом в застывших глазах. Запах сгустился и медленно обнял со всех сторон, хотелось уйти от подобного внимания, но создалось ощущение плотного купола, внутри которого не страшен холод и опасности не дано было подобраться, пока морозный аромат окружал со всех сторон.       На утро Чонгук не помнил, как дошёл обратно домой, чувствовал лишь запах Тэхёна у своего дома всю ночь и лишь под утро он стал не таким сконцентрированным, будто растворился в утренней дымке.       Открыв глаза, он медленно осмотрелся, лёжа на боку, подложив под себя шкуры, от которых исходило тепло, не хотелось вставать. Носом Чонгук уткнулся в подушку и засопел, пытаясь придумать причину такого раннего подъёма. Хотелось в лес. Ужасно хотелось размять кости и почувствовать, как изнутри горит тело, как колит лёгкие и растягиваются мышцы. Ему всегда нравилось ощущать эту нагрузку, лёгкую усталость после охоты, бега, плавания, не нравилось это безделье, хотелось движения. Здесь Чонгук органичен в своих передвижениях, действиях, даже бег в человеческом обличье даётся с трудом из-за плотной одежды, что стесняет движения.       Он рывком отбрасывает одеяло и босиком, оставаясь в одних лёгких штанах и кофте, выходит на порог, накидывая лишь длинную накидку с мехом и тёплой подкладкой, которая защищает от холода, встречаясь с утренней прохладой, застревающей в горле. Вокруг снег, и с каждым днём его всё больше, всюду белого, очищающего, накрывающего всё на своём пути. Становится непонятным, где земля, а где небо. Чонгуку тяжело привыкнуть к холоду, но ему нравятся снежные покровы, среди которых он может исчезнуть. Иногда ему действительно хотелось потеряться, слишком много глаз за ним наблюдают, и он всё чаще уходит в лес. Он был отличным охотником, всегда приносил большую дичь, и будь его волк с ним, у него бы уже чесались зубы от желания вцепиться в тушу.       Сунув ноги в сапоги, омега плотно прикрывает дверь дома и, оглядев пустую поляну, разворачивается в сторону леса, к северной границе, окутанной огромными секвойями, с мохнатыми лапами лежащего поверх снега. Здесь тихо, лес ещё не проснулся, в отличие от Чонгука, которому не сидится на месте. Он признаётся, что чувствует себя немного лучше, больше никуда не нужно бежать, нет нужды просыпаться от каждого шороха, его сон охраняют, его ментальное состояние приходит в норму, однако докричаться до своего волка он всё ещё не может, тот сидит и не высовывается, будто в спячке, погрузился в свою нирвану и не отвечает своему человеку, которому так нужен. Чонгук понимает, что ему нужно больше времени на восстановление, но он скучает.       Вытоптанная тропинка уводит его на холм, а человеческие следы сменяются на волчьи. Он принюхивается, запахи все те же — морозные, оседают ледяной коркой на стенках горла от глубокого вздоха. Меж деревьев мелькает тень. На автомате он прижимается к стволу дерева и осторожно выглядывает из своего укрытия. На поляне, где редеют деревья, он видит Тэхёна в обличии волка, что готовится к нападению на оленя, который медленно плетётся по снегу. С холма его хорошо видно и он с замираем и удовольствием смотрит, как волк рывком поднимается на лапы и атакует, заваливая животное. Не проходит и минуты, как ему удаётся перегрызть тому горло. На белой шерсти он видит порезы, через которые сочится кровь, и будь альфа обнажён, определённо были бы видны синяки от рогов, которые зверь использовал в качестве защиты и задел волка.       Чонгук резко выдыхает, соскребая замёрзшую кору дерева ногтями, чуть сжав фаланги. Альфа, услышав шорох, быстро находит объект и убирает свою агрессию, запах который наверняка учуял и Чонгук. Заметили. Стоять на месте и прятаться больше нет смысла. Он смотрит под ноги, ища более безопасный спуск и придерживаясь за выступающие низкорастущие ветви, спускается к волку, гордо возвышающегося над убитым зверем. Чонгук подходит осторожно, хоть и знает, что не тронут. Запах крови и усилившиеся феромоны не отталкивают, беспокоит лишь вид окровавленной раны на шее и под грудкой. Цокает и тянет ладонь с белоснежной шерсти, невесомо поглаживая грудку, слыша в ответ что-то знакомое на довольный рокот. Усмехается невольно и поднимает руку к морде, ведёт до поднятых ушей, которые опускаются, стоит ему за ними почесать и совсем разнежить альфу.       — Ты умеешь быть таким… Не знал, — нежным, хотел произнести Чонгук, но промолчал, отчего-то смутился и убрал руку.       Снег начался так же внезапно, как и зашло солнце, тело автоматически сжалось и Тэхён, заметив перемену погоды, берёт в зубы убитого зверя и кивает головой, подзывая идти вперёд. Неожиданные ласки, определённо, были приятны, но омеге он мёрзнуть не позволит.       Снег пошёл крупнее, пушистыми хлопьями, которые летели в глаза и липли на щёки. Чонгук ещё не привык идти по снегу так быстро, как Тэхён, идя на расстоянии в полтора метра от него. Ноги утопают, но он не сдаётся, психует, облизывая губы, и натягивает капюшон сильнее на глаза, чтобы снежинки не так сильно резали кожу. Осталось подняться совсем немного, он хватается за ветку, подтягиваясь на крутой камень, но нога соскальзывает со скользкого участка и от неожиданности, не удержавшись, Гук, падая, готовится скатиться вниз, но его зубами хватают за капюшон кофты и тянут перепуганного наверх.       В груди всё вмиг перевернулось, и где-то глубоко в испуге раскрылись синие глаза волка. Это произошло на долю секунды, но Чонгук смог почувствовать его беспокойство за человека и вздох спокойствия, когда Тэхён вытащил его, удержав на весу. Омега сжался весь, глотая глубже воздух, и мельком опустил взгляд вниз. Под выступом выглядывает много острых камней и голых веток, и бог знает, что ещё укрыто под снегом. Чонгук оседает на колени и обнимает себя за плечи, смотря заторможенно вниз, на спуск, который казался не таким уж высоким и точно не опасным, когда он спускался. Мордой волк его нарочно отворачивается от туда и просит смотреть на него, пихает носом в грудь и тяжко дышит. Сам перепугался.       — Всё в порядке, Чонгук, — альфа жмётся носом ему в волосы и лохматит макушку под капюшоном. — Ты нигде не поранился? — лезть под одежду Тэхёну не хочется, он и так вторгся в чужое личное пространство и он уверен, что Чонгук не отпихнул его только потому, что всё ещё находится в шоковом состоянии. Альфа корит себя, смотря на то, как заторможенно омега мотает головой. — Садись мне на спину, так мы быстрее доберёмся и я буду уверен, что ты в порядке.       Чонгук поднимается с колен и смотрит на чужую широкую мохнатую спину. Подобным образом ездить ему ещё не приходилось, он уже подумывает сам обратиться и дойти до деревни в обличии зверя, но замечая, как Тэхён смотрит, будто умоляет не делать глупостей и засунуть свою упрямость подальше, он соглашается.       Спина оказалась тёплой, а ладони утонули в слоях меха, у здешних волков он действительно плотнее, такой густой. Приходится сильнее прижаться и лишь довериться альфе, который берёт в зубы оленя и, выпрямляясь, продолжает идти. Чонгук, определённо, добавляет тяжести, он не пушинка, так ещё и крупный олень волочился по земле, истекая кровью, а у Тэхёна даже дыхание не сбилось, твёрдая поступь и не единой секунды на остановку, лишь периодически ведёт телом, чтобы поправить Чонгука, когда тот чуть съезжает.       Так они добираются до поселения, где добрая половина волков уже проснулась и те, кто были ближе к границе леса, подбежали к ним, забрав из пасти Тэхёна зверя. Альфа повёл челюстью, которая немного затекла, и свернул к дому лекаря, так и не ссадив с себя омегу, запах которого сгустился от волнения.       Юнги, почувствовав запах крови ещё за несколько метров, запахивает кофту и раскрывает входную дверь, смотря огромными глазами, как по залитой тропинке, восходящем солнцем, Тэхён с багряными каплями крови у шее несёт на себе Чонгука, выглядящего настолько потеряно, что когда они подходят к его дому, он не сразу понимает, что нужно слезть и крутит перед собой головой, сильнее цепляясь в мех.       — Чонгук, — зовёт его Юнги аккуратно и касается ладони, чтобы обратить на себя внимание. — Что произошло?       Гук сжимает шерсть под ладонями сильнее, не замечая, как по белому меху расходится алая кровь, его кровь с разодранных ладоней, и, выпрямившись, спрыгивает с чужой спины, тут же подлетая к окровавленной шее. И чего, собственно, так распереживался? Как будто сам никогда не получал подобных ранений.       — Пустяки. Неудачно увернулся от рогов, — говорит Тэхён, отклоняя голову в сторону, чтобы показать шею. Юнги хмурит брови и недовольно цокает, но повозмущаться не успевает. — У него глубоко содрана кожа на ладонях, нужно обработать, — и после заходит в дом первым, оставив недовольного и причитающего лекаря.       — Ни на минуту нельзя тебя оставить, — рассматривая ладони на предмет сильных повреждений, Юнги подмечает полное спокойствие омеги, который, казалось бы, и не чувствует боли, но мыслями находится где-то не здесь. — Идём, я обработаю и остановлю кровь.       Чонгука сажают за стол с разодранными ладонями и, как оказалось, вывихнутой рукой, но это быстро заживёт, видимо, всё же рывок был слишком резким, чего он даже не заметил, пока Юнги не начал снимать с него верхнюю одежду. Пока лекарь собирал всё нужное на столе, в комнату, одетый лишь по пояс, зашёл Тэхён. Чонгук был прав, гематомы опоясывали грудь и торс, шея разодрана, но не опасно для жизни, кровь больше не идёт, значит, жизненно важные артерии не задеты. Отчего-то становится спокойнее, что жизни этому альфе ничего не угрожает.       — Когда ты охотишься один, это хорошим никогда не заканчивается, особенно, если ты сутки уже не спал, — Юнги припечатал его недовольным взглядом и совсем не нежно касается ладонью шеи, поворачивая ту в разные стороны, чтобы лучше рассмотреть царапины. — Не буду говорить тебе то, что ты и так знаешь, — отпустил его, но не смягчил взгляд. — Напомню лишь, как тебе следует себя беречь, как ты важен для нас.       Тэхёна отчитывает на голову ниже его омега, казалось бы, как нелепо это выглядит, но альфа принимает сказанное за внимание и ласково улыбается чужим последним словам. Улыбка сквозь усталость. Её отлично видно. Чонгук думал, что Тэхёну несвойственно быть таким безрассудным. Отчего он не спит уже сутки?       — Что с Чонгуком? — Юнги уселся напротив него и взял его ладонь в свою, чтобы смыть влажной тряпкой кровь и грязь.       Чонгук поднимает глаза на альфу, чёрные омуты смотрят устало, но как будто бы довольно.       — Просто оступился, — произносит тихо, опустив то, как сильно они оба испугались и как перед глазами до сих пор миг чужого неизбежного падения и сорванный вздох, звенящий в ушах. Секунда и омега полетел бы вниз. Тэхён не желает больше видеть кровь на своих ладонях, ни одну душу больше нельзя потерять. Головой он принимает только естественную смерть, но если в его силах помочь — он приложит все усилия.       Чонгук с благодарностью смотрит на Тэхёна, обводя взглядом исполосанные крылья ключицы, и шею, на которой к завтрашнему утру останутся лишь белёсые царапины, а вскоре и вовсе сойдут. Ему кажется, что на этой груди шрамы куда глубже и куда сильнее, нежели те, что оставил ему зверь, поэтому Тэхёну они так сейчас безразличны. Он говорил, что когда-то его зверь тоже от него отвернулся. Что случилось с ним в тот день?       Говорить об этом сейчас не хочется, хоть и обстановка более чем располагающая к разговорам по душам, если это можно так назвать. Горячая кружка травяного чая, тёплый плед на ногах, из-за потрескивающих поленей в камине не слышно посторонних звуков, хочется закрыть глаза и чтобы кто-нибудь что-нибудь рассказал, как в детстве сказку.       В груди заныло, а после перед глазами промелькнули те самые синие, родные. Тэхён сразу заметил чужую заминку и перемену настроения, сидя напротив.       — Чонгук? — омега испуганно поднимает на него взгляд. Губы подрагивают, а рука тянется к груди, сжимая плед.       — Я… Я кое-что вспомнил. Когда ты поймал меня, когда мне показалось, что я пострадаю, или того хуже, так глупо попрощаюсь с жизнью… Он появился. Я почувствовал его, — с губ слетел облегчённый вздох.       Тэхён, наплевав на чужое личное пространство и выстроенные границы, пересел на диван, коснувшись своей ладонью чужой, которая легла на грудь, приятно грея мыслью, что его волк всё ещё здесь.       — А сейчас?       — Его нет.       Чонгук чувствует тёплую ладонь на своей и то, как чужой волк принюхивается, пытается распознать присутствие его омеги, так старается, что не замечает, как запах альфы усиливается, а его собственная грудь ходит ходуном, Тэхён не сводит с неё взгляда. Это, грубо говоря, смущает, но делает Чонгука таким живым.       — Думаю, тебе нужно пойти с нами на охоту, — Тэхён в ожидании ответа поднимает взгляд и просит поверить.       — Ты с ума сошёл? Чонвон не позволит, — Юнги нагоняет паники и начинает приводить кучу аргументов, почему этого делать не нужно.       — Каждый имеет здесь своё слово, и если Чонгук захочет пойти на охоту, чтобы его волк вспомнил, кто он такой и как он нужен своему человеку, то он пойдёт, я даже спрашивать согласия Чонвона не буду, — отрезает Тэхён, установив свою чёткую позицию, и ждёт лишь ответа от одного конкретного омеги, чья грудь до сих пор высоко вздымается, а запах сгущается, оседая на стенках носоглотки.       — Он все ещё вожак.       — А я все ещё доминантный альфа, охотник и защитник, и я больше не дам Чонгуку поступиться, не беспокойся об этом. Чонгук, подумай…       — Я согласен, — возможно, прозвучало громче, чем хотелось бы, но он слишком воодушевлён словами альфы, он как будто точно знает, что делать. Тэхён спас его жизнь уже дважды и хочется верить, что спасёт и его волка, он готов на многое, лишь бы его вернуть, слова услышать. — Прямо сейчас?       Тэхён улыбается его стойкости и силе духа, готовый рваться навстречу жизни омега. Он хочет увидеть его на охоте, уверен, тот в навыках не будет уступать, даже его опытным охотникам. Он никогда не видел доминантного омегу в бою. От предвкушения чешутся дёсна от прорезавшихся клыков, и он облизывается довольно, встав с дивана.       — Идём, Чонгук.       Омега скидывает с себя плед и с горящим огнём в глазах перекидывается вслед за Тэхёном, предварительно сняв вещи.       — Тэхён, так нельзя!       Лапы облизывает холод, но это только бодрит его, он готов к охоте, клыки так и чешутся, мышцы застыли в напряжении, ему действительно не терпится. Тэхён, идущий впереди, очевидно, по стайной связи предупреждает Чонвона и берёт с собой несколько свободных волков, которые не отказываются немного размять лапы и поохотиться.       Тэхён вышагивает вперёд, прокладывая курс, и держит Чонгука в поле зрения по левому боку, другие идут чуть поодаль, но омега их не замечает вовсе, идёт тяжело и гордо, холод уже не так чувствуется, бурлит кровь.       Он первый замечает пару лисиц у склона и, приняв стойку, наблюдает, пока Тэхён дал знак всем остальным стоять на месте, дабы не мешать омеге и насладиться охотой в полной мере. С глубокими вдохами в нос залетают снежинки, и морозный воздух оседает в глотке. Он тянет носом по ветру и концентрируется только на запахе диких животных, отгоняя от себя все посторонние, но крайне приятные, что окутывают будто невзначай.       Чонгук Тэхёну, на самом деле, очень благодарен и когда-нибудь он скажет ему об этом вслух, ну, а пока он ходит вокруг лисиц тихой поступью, сливаясь со снегом и, раскрыв пасть, резко выпрыгивает из-за сугроба, убивая сразу двоих в своей пасти. Глаза волка прорезались мгновенно, инстинкты никуда не делись, сердце бьётся, сильно бьётся, только вот не отвечает, но Гук рад и таким маленьким шагам к себе навстречу, что даже глаза застилаются пеленой. Чонгук чувствует позади остальных волков и крепко держит добычу в зубах, довольно скаля зубы, бросая взгляд на стойко сидящего Тэхёна, волк которого довольно бьёт хвостом и нагло облизывается, искренне показывая свои желания. Чонгук тушуется, обводя взглядом остальных, и отводит взгляд. Вдруг среди деревьев мелькает чей-то хвост, коричневый, почти бурый, и он роняет добычу, сотрясаясь всем телом, так что лапы подкашиваются. Ему почудилось, или?.. Он поворачивает голову к альфам и видит, как все остальные идут в его сторону, будто гонят в ловушку. Он сорвался в панике и побежал вперёд.       Тэхён срывается за ним, не понимая, что происходит, и приказывает всем остальным оставаться на местах. Чонгук бежит быстро, буравя сугробы лапами, ловко обегая деревья и скалы, чувствует только дикий страх и холод, забивающийся в лёгкие с каждым глубоким вдохом. Дыхание уже совсем сбилось и выходит из горла со свистом и хрипами, но он и не думает сбавлять ход.       Деревья заканчиваются, и он выбегает на открытую местность, слыша позади вой. Холод сковывал тело, а от хруста под лапами сердце упало вниз. Замёрзшая река. Треснувший лёд. Глаза застелили слёзы и ужас, он не двигается, вцепившись когтями крепко в замёрзшую воду.       — Чонгук, не двигайся!       Омега видит перед собой белоснежного волка, что топчется на месте, просит успокоиться и ни в коем случае не делать резких движений. Тэхён оглядывает ситуацию с разных углов и понимает, что лёд может не выдержать их двоих, но делать-то что-то нужно. Он смотрит до ужаса на перепуганного омегу, на его дикий необузданный взгляд и хочет как можно скорее оказаться рядом и понять, что так его напугало за считанные секунды. Альфа на пробу делает шаг, Чонгук, напротив, отходит назад. Тэхён уже начинает злиться и шипит, скаля зубы. Аккуратный шаг вперёд, не отводя взгляда от омеги, и в секунду Чонгук поскальзывается, теряет равновесие и Тэхён, подлетая, хватает его за шкирку и швыряет на снег, подальше ото льда, и сам падает на него сверху, держит лапами, чтобы не сбежал. Чонгук истошно рычит и кусается, рыпается и царапается, бьёт мордой Тэхёна прямо в лоб, отчего тот теряется, но быстро встаёт на лапы, дабы не упустить поднимающегося омегу, готового удрать.       Тэхён его снова валит в снег, придавливает лапами грудь и грозно рычит так, что уши Чонгука опускаются, прижимаясь к макушке, и он с распахнутыми глазами замирает, чувствуя всем естеством своего волка, его горящие глаза и поднятую с лап голову, с раскрытой пастью показывая клыки, что смотрит с вызовом на волка Тэхёна.       Рискни и узнаешь, с кем связался.       Тэхён выдыхает и отпускает Чонгука, но тот не торопится вставать, так и лежит, восстанавливая дыхание, прижимая к себе лапы, и смотрит будто в пустоту, разглядывая голубое безоблачное небо, и прислушивается к волку. Тот грузно дышит, ходит вокруг своей оси и наблюдает за альфой, который машет хвостом ему в ответ, после чего омега фыркает и, возвращаясь на своё место, ложится, прикрывая спокойно глаза.       Нужно возвращаться обратно, остальные наверняка переволновались, но Тэхён не торопится, даёт Чонгуку прийти в себя и толкает его носом под горлом, как можно незаметнее вдыхая грудью запах гордении, и Чонгук отзывается, бодая альфу носом и, облизнув свой, случайно задевает и его.       — Рад, что ты пришёл в себя, — довольно облизывается, фыркнув от проявленной нежности, пусть и случайной.       Чонгук сводит брови к переносице и, приподняв морду, прикусывает зубами его ухо, чтоб прекратил так улыбаться. Дыхание потихоньку выравнивается, он встаёт и огладывается по сторонам, видя реку, уходящую вниз по течению, которую сковал мороз и вряд ли она когда-нибудь придёт в движение, точно не в этих краях; холм с замёрзшими ивами, с которых будто стекают застывшие капельки воды, и покрытые инеем листья. Он оборачивается назад и видит холм, с которого скатился кубарем, и принюхивается, сжимаясь и отступая назад, пока не врезается в грудь Тэхёна и неуклюже падает на задницу, прижавшись к нему спиной.       — Что ты увидел там? Ты же не просто так дёру дал, как обезумевший. Чего ты так испугался? — своей спиной Чонгук чувствует чужую вздымающуюся грудь, гулкое сердцебиение и такое тепло, которое передаётся ему с бешеной скоростью. Безумно тепло. Дома такое ощущалось от прилива солнечных лучей, от сухого ветра, задувающего под шейку, было так приятно, умиротворённо хотелось прикрыть глаза и отдаться этой лёгкости, сейчас было нечто подобное этому чувству. Ему никогда не нужна была защита, он отлично и сам мог за себя постоять, он не видел врагов в лице своих сородичей. Возможно, был наивен и никогда не думал, что будет нуждаться в защите, в защите альфы.       — Мне показалось, что я увидел кого-то из своей стаи, — омега в момент почувствовал, как тело позади него напряглось. — Хвост бурого цвета промелькнул между деревьев, и я подумал… Подумал, что это Хосок. Тело среагировало быстрее мозга, поэтому я сорвался в испуге и…       — В следующий раз, когда тебе покажется, хоть на миг, что ты в опасности — найди меня, а не убегай. Пожалуйста, Чонгук, — альфа наклоняет голову и ведёт своим носом под его шейкой, задевая щёки, и гладит, гладит, гладит, пока дают возможность, не отталкивают, позволяют.       — Спасибо тебе, — говорит в ответ. — Благодаря тебе, я снова чувствую своего волка, он показывается, хоть и ненадолго, но я его чувствую, и он недоволен наглым поведением твоего волка, который хищно облизывается, стоит моему появиться на горизонте.       — Прости его за такую вопиющую наглость, — Тэхён усмехается. — Он не нарочно. Я буду попорядочнее его.       Чонгук фыркает и выворачивается из-под его морды, заглядывая в тёмные глаза, обрамлённые пушистым мехом.       — Вот тут я с тобой не соглашусь.       — Я просто рад, что тебе стало легче, Чонгук, — альфа ведёт языком по клыкам и тянется вперёд, поддевая чужой нос своим. — Ты хорошо показал себя на охоте, — хвалит, наблюдая за чужим горящим взглядом и клянётся, что готов рассыпать комплименты так часто, как только может, лишь бы этот огонь горел не переставая. — Ты хорошо справляешься и в деревне, я наблюдаю за тобой…       — Не мог этого не заметить, — Чонгук вертит головой и принюхивается. — Только твой запах витает вокруг моего дома, будто он твой собственный, на одежде, которую я ношу, тоже твой запах и…       — Это плохо? Я не хотел доставить тебе этим дискомфорт, пытался лишь как-то помочь, не хотел показаться бестактным… С самого первого дня, как я нашёл тебя, я беспокоился и мне было спокойнее, когда ты был в поле моего зрения, запаха, это всё…       — И я благодарен тебе за это, — был бы он человеком, Тэхён бы наблюдал его порозовевшие щёки, но альфа довольствуется лишь опущенным взглядом, который Чонгук прячет за лапой. Никогда Чонгук не чувствовал себя таким смущённым.       Он всегда открыто доверял, ни в ком не сомневался и был открыт для других, обстоятельства закрыли его вместе с волком и пришлось учиться заново быть тем, кем был тогда. Тэхён воздействовал на него иначе, нежели другие в стае, хоть и выглядели дружелюбнее, тот же Чонвон, но головой он понимает, что если ему действительно будет что-то угрожать, первым, о ком он подумает будет Тэхён, который спас его в третий раз.

***

      Несмотря на этот инцидент, охота прошла успешно. Волки с тушей в зубах двигаются к стае. Чонвон по стайной связи идёт к ним навстречу, он знал, что Тэхён созвал альф на охоту, узнал от Юнги и о том, что тот берёт с собой Чонгука. Гнаться за ними в лес и делать выговор он не стал, но замедляет шаг сейчас, учуяв волка. Рядом с Тэхёном идёт Чонгук уверенным шагом, с небывалой яркостью глаз, убитыми лисицами в зубах, довольный. Чонвон чувствует, как их волки взаимодействуют на эмоциональном уровне и трясёт головой с гордостью и чуточку недовольством, смотря на своевольного брата, который так и не научился прислушиваться к другим, но сейчас его упрямство помогло. Это помогло Чонгуку.       Завидев брата, Тэхён подталкивает Чонгука к их дому, понимая, что их просто так не отпустят. Он склоняет голову к омеге и бодает его под шейкой, намекая, что всё в порядке, получая в ответ удовлетворённый рык и прижавшееся ближе тело. Их встречает горячий воздух, доносящийся с кухни, и два пушистых урагана, что с разбегу врезаются в лапы и тянут на себе убитых зверей прямо из их пасти. Из кухни выходит дедушка, но не успел приструнить хулиганов, как те садятся на свои лапы, услышав предупреждающий рык Чонгука.       — Вот это я понимаю — воспитание, — дедушка смеётся, зазывая всех на кухню, как только они оденутся. — Жду вас на ужин, не зря же по лесу носились, и тебя тоже, Чонгук, останься.       Чонгуку и не хочется идти к себе домой, он слишком перевозбуждён, чтобы оставаться наедине с самим собой. Лапы окрепли, тело не ломило и так было приятно вновь чувствовать присутствие своего родного волка в груди. Он чувствовал, что тот ещё не окреп, лежит, но дышит и хмурит лоб, встречаясь с альфой, заинтересованно суетящимся рядом. Тэхён, похоже, совсем не в силах его контролировать, а Чонгуку слишком приятна такая забота. Наивным он никогда не был, мыслил рассудительно, шестое чувство никогда не брало над ним верх, голова была холодной, это чувство обострилось после того, как его пытались обесчестить, но чужие вещи принимает из рук Тэхёна добровольно, сам невольно тянется носом к ткани, вдыхая морозный запах. Тепло и уютно, а больше ему и не нужно.       Альфы разбираются с мясом, поэтому, чтобы волчата им не мешали, Чонгук, уже переодевшись, берёт их в охапку и идёт на кухню, предварительно прикрыв дверь, чтобы любопытные носики туда не лезли.       — Как ты себя чувствуешь? Вижу здоровый румянец, — дедушка Лоренс размеренно ходит по кухне, орудуя ножом и заготовками, которые оказываются на противне. — И чувствую его.       — Былой пустоты больше нет, — улыбка скользит по пухлым губам. — Я чувствую, как к телу возвращается былая сила и уверенность, мне легче дышать…       Первые дни тело трясло так, что ему казалось, он никогда не избавится от этого чувства, снаружи был холод, внутри — пустота, страх был единственной эмоцией, которая господствовала над всеми остальными. Был бы он бурый, на его шерсти появились бы седые волосы, он в этом даже не сомневается, однако внешне последствий не видно, но душа никогда не сможет забыть той боли, и это всё ещё страшно. Есть ли шанс, что он будет прежним, тем самым волком из Южных краёв?       — В жизни есть переломные моменты, которые влияют на тебя настолько, что прежним ты уже не сможешь стать, он останется в прошлом, — сев напротив, сказал омега. Чонгук сначала даже не понял, что свои мысли произнёс вслух. — Не держи в себе всё, что тебя беспокоит, и не стыдись этого.       На руках заёрзали полусонные волчата. Оказавшись у Чонгука, они не захотели слезать, так и остались лежать у него на коленях, свернувшись клубочком, и прижались к его животу.       — Чувствуют сильную омегу, — дедушка гладит каждого за ушком, довольно смотря на спящих малышей, что так яро тянутся к незнакомой омеге. Казалось бы, ещё с детства они от многих воротили носы и прятались за Тэхёном, единственным, кого они не боялись и слепо верили, а тут чужак из другой стаи, которого они беспрекословно слушаются. Чонгук видится ему удивительным омегой, сильным для своих лет, упрямства ему не занимать и оно же приведёт его к хорошей жизни, к такой, которой он сам захочет. — Я велел Тэхёну не опекать тебя с такой прытью, дать свободу, но этот упрямец не желал меня слушать. Всегда он так, импульсивный, когда дело касается чего-то личного.       — Личного?       — Ты для него не пустое место, Чонгук. И пусть головой он ещё этого не понимает, но сердцем чувствует что-то родное, как и в этих малышах, которых нашёл в снегах совсем одних.       — Как и меня, — едва усмехается Чонгук, касаясь пальцами мохнатых ушек. От вида сопящих волчат, его и самого клонит в сон, а тёплое помещение этому ещё и отлично способствует. — У него комплекс спасателя?       Лоренс, хихикая, качает головой.       — Ему было непросто. Жизнь обошлась с ним жестоко, и он, видя столь хрупкое создание, всеми силами хочет уберечь, — пожилой омега усмехается уголками губ. — Ты на хрустального не тянешь, но Тэхён видит в тебе омегу и ничего не может с собой поделать. Тот факт, что ты переживаешь такой же тяжёлый период в жизни, что и он когда-то, привязывает его к тебе на ментальном уровне. Волк тянется.       Чонгук это прекрасно чувствует, но не знает, как реагировать на подобное проявление чувств.       — Тебе нечего бояться, никто тебя ни к чему не принуждает, ты даже волен уйти, если захочешь, отныне ты волен распоряжаться своей жизнью как тебе угодно. Просто знай, что Тэхену ты стал очень дорог и он будет на твоей стороне в любом случае и не даст в обиду, больше он этого не допустит.       У него есть выбор. Он ничейный и волен уйти куда угодно. Он одиночка, сам по себе, без стаи и семьи. Это заставляет сжаться на деревянном стуле и опустить взгляд, разглядывая волчат, так трепетно к нему прижавшихся. Он невольно обнимает их сильнее, чувствуя тепло, оно греет руки и грудь, так приятно колет. Ему не хочется лишаться этого тепла. Волки Северной стаи не стали ему семьёй, но они те, кто не перегрыз шею и дали выбор. Сможет ли он уйти отсюда и жить дальше, скитаясь от стаи к стае? Зная, что он доминантный омега, лакомый кусочек для многих, за которого готовы и убить.       Нет, не сможет.       — Ужин будет готов через час. Ты устал, поспи с ними в гостиной, у камина теплее, — пожилой омега проводит по его светлым волосам и, заглянув в синие глаза, улыбается. Лоренсу порой хочется прижать его к своей груди и, как собственного сына, приласкать и поддержать, дать ту опору, которую родитель должен дать ребёнку, чтобы он прочно встал на неё ножками и отталкивался, но при этом, уйдя далеко, знал, что его дома всегда ждут и любят.       В гостиной никого не оказывается, в камине лишь трещат поленья, и языки пламени теплом ласкают комнату. Чонгук укладывает волчат на ковёр, ближе к огню и, сняв одежду, укладывает рядом с волком, с интересом наблюдая, как те во сне двигают носами и тянутся к омеге, перебирая лапками, чтобы, добравшись до цели, утонуть в белоснежной шерсти и, наконец успокоившись, снова провалились в сон. Чонгук на пробу ведёт языком по их мордочкам и ушкам, носом вдыхая молочный аромат и нотки морозной мяты. Они как и прежде обволакивают глотку, и он, расплываясь в приятной неге у камина, прикрывает глаза, не замечая, как вскоре и сам засыпает, заворачивая волчат в своеобразный кокон.       К тому моменту, как они закончили, уже смеркалось, ночь здесь наступает быстро, и холод тянется с гор колючим ветром. В куртке с меховой подкладкой тепло, но думается ему, что дома ещё теплее, и он рад, что Чонгук наверняка сейчас сидит на кухне или у камина, и его ноги и руки не покрываются ледяной коркой.       Они с Чонвоном и дедушкой шумно заходят в дом с чёрного входа и на ходу снимают куртки, держа направление в сторону кухни. По дому разносится аромат мяса и специй, слюнки так и текут и среди всего прочего он улавливает носом душистые цветы гардении. Языком он невольно проходится по губам и, идя мимо кухни, замечает комок меха у самого камина. Белый волк, прижав уши к макушке, бережно обнимает мордой спрятавшихся в шерсти Ёнга и Хальсе, те тихо посапывают, прижимаясь друг к другу, и на удивление даже не пинаются во сне, как это часто бывает. Комнату обволакивает запах умиротворения, сладкий, тёплый. Волк в груди скулит, просится ближе, и Тэхён с ним солидарен, довольная улыбка не сползает с лица, он откровенно любуется и вовсе не отзывается, когда его окликают с кухни.       Снимая верхнюю одежду он обращается и, аккуратно переступая лапами, чтобы не разбудить, ложится с другой стороны, чтобы чонгукова морда оказалась у него под шеей, лапами прижимает ближе и дарит своё тепло, нагло лизнув чужой нос, но ему за это не стыдно. Искренняя, глупая улыбка так давно не посещала его лицо, и это спокойствие, когда не нужно никуда бежать, волноваться, трястись, хотя подобного на его лице и не видно, но его трясёт изнутри, когда что-то идёт не так, всегда есть то, о чём следует беспокоиться, и сейчас, обнимая волчат, которые ещё в тот день стали для него родными, и омегу, для которого хочется стать лучше, для которого хочется стать защитой и подарить новую жизнь, перечеркнув старую, чтобы к ней больше никогда не возвращаться. Мысль о том, что он хочет сделать Чонгука счастливым, заливает его щёки румянцем, а тело вспыхнуть, что аж самому становится жарко.       Дрёма подбирается быстрее, чем он думал, где-то над ними все стоят и шепчутся, он слышит, но не различает и половины, а сосредотачиваться на них не хочется, ему слишком спокойно и хорошо, чтобы думать об их разговорах.       Чонвон довольно скалит улыбку, чувствуя, как волк его брата доволен быть рядом с Южной омегой, его радует и тот факт, что Чонгук не отталкивает, идёт на контакт, подпускает к себе, даже во сне защищает, прижав к себе чужих волчат.       — Кажется, моё решение оставить омегу в стае было верным вопреки всему.       — Многие ещё опасаются. По стае ходят слухи, что омега приведёт за собой чужаков, так как по правилам он всё ещё ничейный и может принадлежать любое стае, которая его завоюет…       — И никому нет дела, что он здесь добровольно.       — Я не смею принуждать его получить нашу метку и сцепиться с альфой, чтобы получить здесь свободу по закону — это жестоко. Он может испугаться, омега снова замкнётся и как и из своей стаи сбежит, Тэхён этого не переживёт. Пройдёт ещё немного времени и он привяжется настолько, что будет готов отдать за него свою жизнь.