Так себе омега

      Представляя подобную ситуацию чисто гипотетически, Тецуро придумал бы что-то более драматичное. Ну, что-нибудь там с заламыванием рук и рыданием в ванной под депрессивную музыку. Но так как всю драму перетягивал на себя Бокуто, что было так типично, что даже не смешно, ощущалось всё как-то буднично и прозаично.       Угар разделённого с альфой гона уходил, и, на самом деле, Тецуро сейчас очень сильно хотел пожрать. Ещё хотелось поотмокать часик в горячей воде. И пожрать. Было бы неплохо это совместить. Да, точно. Залезть в ванну и заставить Бокуто таскать ему еду. Это же то, что должны делать альфы — защищать, заботиться, забивать там мамонта и всё такое. Внутренняя омега была согласна.       Но для этого надо сначала привести их глупого альфу в чувства.       — Я... — начал Бокуто, и тут, наверное, впервые внимательно посмотрев на шею Тецуро, он закончил сиплым шёпотом: — я тебя укусил...       Если Бокуто переключился на шёпот, значит, дело совсем худо.       — Конечно же, ты меня укусил! — Тецуро почти возмутился. — Чувак, если бы после всего вот этого ты бы меня не укусил, я бы реально чувствовал себя оскорблённым.       Укус вне течки не связывал их надолго и значил лишь то, что он поразвлёкся с альфой. Такого обычно старались избегать, чтобы не прослыть легкодоступной омегой, которая даёт кусать себя кому ни попадя. И если бы на месте Бокуто был бы сейчас другой альфа, Тецуро бы ему уже врезал по яйцам, и тот покатился бы с лестницы после прицельного пинка.       Но это был не какой-то там левый альфа. Это был Бо.       — Я тебя укусил... — повторил он, — я пришёл сюда, силой подчинил тебя, и укусил.       Тецуро подавил в себе желание расхохотаться.       — Не мели чепухи! Ты даже пятилетнего ребёнка не сможешь себе подчинить... эй-эй-эй, куда ты ползёшь?       Бокуто решил продолжить пятиться дальше, но далеко уползти он не мог, потому что кровать не была рассчитана на двух лосей, так что он просто с грохотом свалился на пол.

* * *

      Сказать, что это была любовь с первого взгляда, будет наглой ложью и беспросветной чушью. С первого взгляда было:       — А это что за болван?       Капитан проследил за его взглядом.       — А, этот, — хмыкнул он, и снова посмотрел на Тецуро. — Это Бокуто Котаро. Вы не встречались?       — Доигровщик из Ушими? — удивлённо поднял брови Тецуро. — Не-а, никогда не пересекались.       Но, конечно же, он о нём слышал. Бокуто Котаро и Сакуса Киёми были лучшими доигровщиками среди средних школ Токио. Неудивительно, что академия Фукуродани попыталась отхватить себе хоть кого-то из них.       Кто бы тогда ему сказал, что самая большая слабость его сердца будет вот так вот размахивать руками, изображая перед своим капитаном, возможно, мельницу, и объясняя ему что-то на повышенных тонах, отчего у того, судя по виду, был готов начаться нервный тик, Тецуро, может, в глаз бы и не плюнул, но пальцем у виска покрутил бы.       О чём он тогда распинался? Что-то про супер-съём? Про финт? Про свои слишком высокие наколенники? Про то, когда уже их, наконец, покормят?       И волосы. Сколько геля он угрохал на эту дикую причёску? Он это специально так делал, чтобы реально походить на какую-то сову? У Тецуро было хотя бы оправдание для собственных волос, он не виноват в этом безобразии, они сами...       — Я как-то по-другому себе представлял одного из лучших, — признался он.       — Да-а-а, он у них слегка… блаженный.       Тецуро согласно ухмыльнулся в ответ и вернулся к разогреву. Это был первый тренировочный матч с Фукуродани.       На самом деле первый для Тецуро, а не для их новой команды. Первый он пропустил из-за тех нескольких восхитительных дней, которые у него случились буквально через пару недель после вступления в старшую школу. Доктор с крайней строгостью и предельной серьёзностью внушал принимать подавители только в экстренных ситуациях, если там внеплановая течка застигла в неподходящем месте, или уж случается что-то настолько важное, что вообще нельзя пропустить. Тецуро обкатал в голове мысль закинуть в себя пару пилюль, когда почувствовал зарождающуюся знакомую уже лихорадку, но его остановила даже не Козумэ-сан или Кенма, а инструкция к подавителям, которая раскладывалась на половину письменного стола. Бо́льшую её часть занимало описание побочных эффектов, действие передозировки и последствия злоупотребления. Тецуро любил волейбол с пламенной страстью, но себя он любил несколько больше, и решил, что один тренировочный матч не стоит его здоровья.       С которым у него было всё отлично, в чём уверяли его доктора после планового обследования. И что все системы его организма развиваются в соответствии с его вторичным полом, и что его крупное для омеги телосложение даже может сослужить ему хорошую службу, когда он решит обзавестись потомством. Тецуро слегка подмораживала зацикленность докторов на репродукции, как будто он только и делал, что стенал и со слезами вопрошал их, ну когда же ему уже будет можно рожать. Он точно не хотел сильно думать в этом направлении и решил остановиться на положительной новости, что с его здоровьем всё в порядке и это хорошо.       Кроме его нюха. Это оказалось ещё одним последствием его полу-бетского происхождения. То, что ему сначала показалось нормальным, оказалось не вполне. И пусть острота обоняния была индивидуальной, но Тецуро всё равно бил рекорды по тупости нюха. Он различал альф и омег, он мог почуять какое-то экстремальное эмоциональное состояние, течку или гон, но на этом, в общем, всё.       Но вот от чего-чего, но вот от этого Тецуро решительно не страдал. За пару дней перед второй течкой обоняние снова начало обостряться, и даже от той части эмоций, которую он стал улавливать через запахи, у него начинала болеть голова. Чувствовать такое всегда? Ну уж нет, он пас.       У этого была и оборотная сторона, и было это плюсом или минусом, тут уж как посмотреть. Сам он тоже пах слабо, и его эмоциональный фон для других читался так же плохо, как и их — для него. Даже после того, как после второй течки, которая по интенсивности мало чем отличалось от первой, его запах выровнялся и немного усилился, он так и остался омегой «со второго взгляда».       И его это устраивало.       Тецуро переварил свою ситуацию. Может, он и не был клубком энергии и неувядающего оптимизма, но и нытиком он тоже никогда не был. Впадать в хроническую депрессию из-за того, что произошло именно то, что и должно было произойти, он даже и не собирался. В конце концов, он сам кормил себя ложными надеждами, что его случай какой-то исключительный и биология на нём даст сбой. И если верить врачам, его физическому и психическому состоянию было только на пользу, что организм естественным образом вошёл во вторичный пубертат. Он мог жить так, как ему хочется, но здоровый омежий организм, работающий, как ему положено, был лучше, чем неразорвавшаяся гормональная бомба внутри.       Так что Тецуро дал себе немного времени, чтобы поныть и пострадать, чутка пересмотрел свои планы, встряхнулся, и пошёл дальше. Его бросила девчонка — что тут поделаешь, она, в конце концов, не то чтобы была любовью всей его жизни. Может в будущем его действительно ждала какая-нибудь горячая красотка-альфа, хоть и статистически девушки-альфы чаще предпочитали других альф или бет. Ну да, вряд ли ему светит какая-то романтика в старшей школе, ведь в таком возрасте обычно западают на типичных представителей гендерных стереотипов. Ну и ладно, больше времени на волейбол. Подумаешь, он просто омега кинг-сайз с плохим нюхом. Зато у него слух на зависть.       Не произошло ничего катастрофического.       Могло быть хуже, он мог родиться, например, альфой-коротышкой с комплексом роста, как Яку. С которым он вовсе и не собирался ругаться, просто до сих пор стояло перед глазами, как его команда их тогда размазала. Это у Яку были какие-то проблемы, возможно, само существование омеги такого размера, как Тецуро, было для коротышки либеро плевком от вселенной. Хорошо, что с ними в волейбольный клуб пришёл интеллигентный Кай, спокойный и вежливый, который всегда улыбался, не показывая зубов. Хотя клыки там были здоровенные, Тецуро заметил один раз в лагере, когда они чистили зубы. Кай бы мог смело ими хвастаться, если бы не был таким нормальным.       Пополнение в их лице капитан команды Миура, крепко сбитый третьегодка-альфа, встретил удивлённо поднятыми бровями.       — Я правильно понимаю: у нас тут либеро — альфа, похожий на омегу, доигровщик — альфа, похожий на бету, и центральный блокирующий — омега, похожий на похожего на альфу бету?       Да, он всё понимал правильно. И ему ли удивляться, ведь Некома была известна либеральным отношением к подбору игроков, ведь именно из-за этого наследия тренера Некоматы Тецуро и выбрал эту школу.       Некомата начинал играть в волейбол, когда омег едва принимали не только в командные виды спорта, а в спорт вообще. Омеги были меньше, слабее и труднее набирали мышечную массу. Не говоря уже о проблемном репродуктивном цикле, который тогда подавляли по бабушкиным рецептам разными отварами и настойками, потому что качественные подавители ещё не вышли на фармацевтический рынок. А что касаемо таких игр, как волейбол и баскетбол, тут подключался ещё и фактор роста. Омеги были просто ниже. Так что дальше школьных клубов дело обычно не шло, и то на реальных соревнованиях омеги, за редким исключением, отсиживались на скамейке запасных.       Но времена менялись, и когда Некомата сам стал тренером, идея о том, что стоит разбавлять команду из вечно конкурирующих между собой альф, приобретала популярность. Не он её выдвинул, но активно поддерживал, справедливо полагая, что правильный баланс между альфами, бетами и омегами имеет бо́льший потенциал и, опираясь на стайные инстинкты, укрепляет командный дух.       Но и тут сложились классические расстановки игроков. Альфы, конечно, охотнее шли в атаку, из них состоял весь топ лучших диагональных. Центральными блокирующими часто были или высокие беты, или альфы поспокойнее. Связующие, как правило, были бетами — чтобы контролировать площадку, нужна была холодная голова, расчётливый ум и способность не отвлекаться на чужие разгорячённые запахи.       Омеги лучше всего показывали себя в защите, и да, бородатые шутки про атаку и приём многие до сих пор считали смешными. Доигровщики, специализирующиеся на приёмах, и, конечно, либеро. Лучшие либеро были омегами, хотя Яку тут собирался их подвинуть. Все вообще были уверены, что эту позицию ввели специально для них. Потому что даже высоких омег с неохотой оставляли на первой линии — по обе стороны от сетки всегда кипели страсти, альфы, особенно в юном возрасте, с трудом сдерживали свои эмоции, а значит, порой даже неосознанно, подавляли и запугивали запахом.       Так что да, даже в команде с толерантным подходом к набору игроков, Тецуро — дылда омега центральный блокирующий — всё равно выделялся.       — Ну, пугливым ты не выглядишь, — оценивающе посмотрел на него капитан, который был на полголовы его ниже.       — У меня тупой нюх, — тут же смело признался Тецуро, сразу расставляя все точки над «ё». Ему совсем не хотелось, чтобы с ним начали обращаться, как с впечатлительной принцессой из сёдзё-манги, которую один недовольный взгляд со стороны альфы приводит к потере чувств.       Его не приводило. В последние месяцы в средней школе он уже отыграл несколько тренировочных матчей в статусе омеги, и теперь знал, что да, у сетки было куда жарче, чем он всегда думал и ощущал. Он чувствовал это напряжение, он даже улавливал верхушку этих давящих запахов, часть его сознания их регистрировала, но они его не подавляли, и это было... ну, на самом деле, это было забавно. Было невероятно потешно наблюдать, как меняется выражение на лицах альф — тех самых ребят, с которыми они играли уже годы — удивление, замешательство и недоумение, когда их инстинкты кричат, что омега должен им уступить, что он должен прогнуться под натиском альфьих феромонов, а он не поддаётся. Ему всегда нравились блоки, больше съёмов и больше хорошего приёма, но было что-то до крайности удовлетворяющее видеть это выражение вселенской обиды в глазах альф, когда их не просто блокируют, а блокирует омега.       Может, это была какая-то подсознательная гиперкомпенсация, но у Тецуро не было желания рефлексировать на этот счёт.       И всё-таки в плане гендерного вопроса старшая школа во многом отличалась. Все как будто подуспокаивались, ослабевала зацикленность на половых различиях, начиналась подготовка к поступлению в университет и активное планирование будущего. К тому же, многие начинали создавать пары.       И вот сейчас, в этом коротком тренировочном лагере на Золотой неделе, в окружении большого количества альф, Тецуро не чувствовал на себе особого давления, скорее, любопытство. Причём любопытство было по большей части со стороны немногих присутствующих здесь омег — либеро из Убугавы, вечно-запасной-доигровщик из Шинзена и менеджер оттуда же — с которыми он делил одну комнату. Он не вполне понимал этот прикол, но то ли что-то было в его росте, то ли в размерах, но у некоторых омег это вызывало чувство какого-то благоговения и даже уважения, как будто он так вырос благодаря силе воли и усердным тренировкам.       Возвращаясь к тренировкам — Тецуро с нетерпением ждал этого лагеря. Его предыдущая команда была средненькой, они неплохо играли, но сильные школы их обычно уделывали, и ни о каких тренировочных матчах с ними и речи не шло. Фукуродани была одной из сильнейших команд Токио, сыграть с ними было почти что мечтой.       В отличие от Некомы, где кроме них троих, почти все были третьегодками, у Фукуродани был внушительный набор перваков, и их капитан, видимо, собирался их обкатывать. В команде не было ни одной омеги, только альфы и беты — было ли это случайностью или предпочтениями тренера, Тецуро не знал.       Конечно, Бокуто был альфой, Тецуро не надо было для этого смотреть ему в зубы. Он был как будто бы пониже ростом, но явно выше среднего, и этот горделивый разворот плеч, внушительно мускулистые для первогодки-старшеклассника руки с широкими ладонями, крепкие ноги — образцовый альфа. Но... от него было столько... шума. Не только в плане звука, но и визуального — столько много движений руками, головой и всем телом. Альфы если и старались привлечь к себе внимание, то обычно делали это своей статью и доминирующим запахом. Этот же был воплощением какого-то гиперактивного хаоса, и чем он там пах, было непонятно, но на площадке его уже было слишком много, а они ещё даже не начали играть.       А когда они всё-таки начали, он быстро понял, почему Бокуто попал в топ лучших.       Тецуро ещё пару лет назад похоронил мечты пойти в профессиональный спорт. Поэтому он и хотел урвать у старшей школы столько волейбола, сколько получится. И дело было даже вовсе не в его гендерной принадлежности, просто он понял, что как бы сильно он не старался, как бы хорошо он не играл, он никогда не станет хорош настолько, чтобы стать реально охуенным игроком.       А Бокуто Котаро им был.       И дело было не только в силе — чтобы её заценить, было достаточно увидеть, как мяч впечатывается в пол после первого же съёма Бокуто. И уж точно не в технике — он, по сути, лажал и бил в аут столько же, сколько забивал. Дело было в этой вдохновенной игре, в непредсказуемости, импровизации на площадке, инстинктивных движениях. Технику можно было наработать, а вот реальный талант — нет.       Когда же Бокуто цепанул его? Уже потом, когда они стали друзьями? Или в тот первый матч, когда он увидел его игру? Или в тот самый момент, когда они столкнулись лицом к лицу над сеткой, когда Тецуро впервые встретился с ним взглядом? В котором не было ни удивления, ни снисхождения, а только чистый драйв от игры?       — А-а-а! — завопил Бокуто, трагически хватаясь за свои дурацкие волосы. — Это был жёсткий блок, чувак!       А в глазах досада напополам с восторгом.       У Тецуро губы сами собой разъехались в ухмылке, больше подобающей какому-нибудь проходимцу, чем приличной омеге. Кровь кипела. Играть хотелось так, как никогда.       Тогда он ещё не понял, что делал Бокуто на площадке. Это было что-то вроде его суперспособности, которой он пользовался совершенно неосознанно. Тецуро сначала подумал, что дело, наверное, в запахе, который он не сразу смог уловить, и только потом понял, почему — Бокуто сам пах как этот чёртов лагерь. Он пах летом, этим раскалённым знойным воздухом, недвижимой дневной жарой. В любое время года стоило закрыть глаза рядом с Бокуто, и в голове словно можно было услышать стрекот цикад и скрип кроссовок по полу спортивного зала. Эмоции Бокуто всегда выплёскивались через край, поэтому он всегда был окружён своим запахом, он носил его, как мантию. Но в нём никогда не было агрессии, он не давил и не принуждал, он заводил и распалял всех играть вместе с ним.       Но, может, дело было вовсе не в запахе. Или не только в нём.       Может, это просто был сам Бокуто. Блаженный доигровщик из Фукуродани.       Когда тем первым вечером Бокуто подошёл к нему и с горящими глазами попросил попрыгать для него блоки, «бро, они у тебя просто чумовые, да, как тебя, кстати, зовут?», Тецуро не смог отказать. Он ещё даже не подозревал, что вообще очень мало вещей, в которых он окажется способен отказать Бокуто.       Тогда они сумели уломать на подачу Коноху, а Яку, которого никто не звал, присоединился сам, и сначала был каким-то настороженным и подозрительным, но потом расслабился и, уже сидя на полу, просто следил за игрой. Когда они с Бокуто просто стали тупо перекидываться мячом, к Яку присоединился Коноха, и они о чём-то переговаривались, понимающе качая головами.       — Ты разве был знаком с Бокуто? — спросил Кай во время ужина.       — Нет, — Тецуро тряхнул головой, — только что познакомились. А что здесь смущает?       У Яку на лице была написана мрачная обречённость.       — Это выглядит, как начало...       — Прекрасной дружбы? — весело закончил Тецуро.       — ...чего-то ужасающего, — трагично прошептал Яку.       Тецуро только закатил глаза на безрадостные пророчества либеро. Лагерь оказался намного лучше, чем он ожидал, и каким-то удивительным образом получилось, что спустя неделю он вернулся с ещё одним лучшим другом.       На следующий день после возвращения у него случилась внеплановая течка. Внезапная, резкая, развившаяся так быстро, как будто его по голове чем-то огрели. И сильная настолько, словно природа решила собрать невыплаченные проценты с предыдущих двух. Тецуро вполне справедливо винил в этом пребывание с большим количеством альф на одной площади, вот его омега их и «разнюхала», спасибо, Козумэ-сан. Адовая течка длилась три дня, его скручивало от нереализованного желания и мутило от пропитавших простыни запахов пота, смазки и спермы, потому что уж теперь-то он мог дрочить сколько угодно, спасибо, только это всё равно не помогало заполнить чувство воющей пустоты внутри. Лезть рукой назад он как-то ещё не смел.       В пазухах словно застрял запах летнего зноя, но Тецуро отказывался дорисовывать образ, потому что настоящие бро так не поступают.       На самом деле, Тецуро не так легко заводил друзей. Приятелей у него было полно, да, но не друзей. Друг у него был один — Кенма. И он был кем-то намного больше, они знали друг друга так долго и так хорошо, что он сам был как бы немножко Кенмой, а Кенма — Тецуро. На виду их отношения выглядели как дружба старшего и младшего, общительный сэмпай, заботящийся о своём робком кохае. Но на деле всё было куда сложнее. Кенма был не просто другом детства и парнишкой по соседству, он воплощал ту его часть, которую обычно никто не видел и даже не знал о её существовании — замкнутую, не желающую выходить из дома, ненавидящую изменения. Иногда он приходил к Кенме, словно в какую-то тёмную комнату — просто посидеть и перезагрузиться. Так было, наверное, и для Кенмы, он тоже в некотором роде использовал Тецуро для общения с миром.       А что до Бокуто... Что ж, Бокуто тоже затронул глубинные струны его души, и они принадлежали вовсе не омеге. Это была какая-то дикая, глупая дурь, о существовании в себе которой сам Тецуро и не подозревал, но эта часть его откликнулась на Бокуто сразу же, как будто только его и ждала. И как же ему, оказывается, этого не хватало.       Ему не хватало, как можно было со всей серьёзностью обсуждать самые тупые фильмы, как можно выдавать друг другу самые нелепые каламбуры и угорать с самих себя, как можно просто бродить по Сибуе и пялиться на витрины, как можно искать новую раменную каждые выходные, даже если ради этого надо уехать в другой конец Токио, как можно заблудиться в этом самом другом конце Токио и провести всю ночь в караоке, как можно сделать тысячу вещей, которых он никогда не смог бы сделать с Кенмой, о которых он даже не думал, что их хочет сделать.       Первое впечатление не обмануло Тецуро — по жизни Бокуто был тем ещё болваном, который был хорош только на площадке. Он был инфантилен до ужаса, его мозг принимал решения какими-то мистическими путями, эмоциональный фон мотыляло из одной крайности в другую, глупости и мелочи жизни расстраивали его до невозможности и доводили едва ли не до нервного срыва, а на серьёзные проблемы он махал рукой и пёр через них с уверенностью бронетанка, он помнил имена всех основных игроков V-Лиги, но не понимал, откуда в математике взялись буквы.       Ещё он был очень громким и чрезвычайно много ел, и подкупающе ржал даже над самыми тупыми шутками Тецуро и смотрел на него с восторгом, потому что встретил такого же волейбольного задрота, как и он сам.       Тецуро даже не был уверен, осознаёт ли вообще Бокуто, что он омега. Они не обсуждали гендерный статус друг друга, это не было каким-то табу, просто разговор не заходил — незачем было. Ну, типа было понятно, что Бокуто — альфа, но он никогда не козырял этим и не хвастался, это было просто очевидным фактом. Но за первые пару месяцев знакомства он ни словом, ни делом не показал, что Тецуро для него — противоположный пол, он был его бро, и вёл он себя соответствующе. И Тецуро не возражал, он не чувствовал со стороны Бокуто ни угрозы, ни снисхождения, но всё-таки ему было немного любопытно.       В смысле, может Бокуто реально не понимал? В башке у него ветер гуляет, а Тецуро пахнет слабо, так что кто там его знает?       Задавать вопрос в лоб ему не пришлось.       — У меня все конспекты в комнате. Мы можем позаниматься там, если хочешь.       Тецуро указал на дверь своей комнаты, отвечая на вопросительный взгляд Бокуто, почему они вообще поднялись наверх. Тецуро был таким щедрым, что пообещал позаниматься с ним математикой, хоть и прогноз на успех там были печальным.       Бокуто застыл как вкопанный. На его лице было выражение, как будто ему прилетел мяч в лоб.       — Но это твоя комната, бро, — наконец выдавил он.       — Да, я сплю в ней именно поэтому, — серьёзно согласился Тецуро.       Он не понимал, что было не так. У Бокуто фобия чужих комнат там или что?       — Я не могу заходить в твою комнату, — ещё более смущённо выдал Бокуто, сглотнув. Да ладно, он действительно смутился, у него даже уши покраснели!       Тецуро посмотрел внутрь комнаты. Ну, у него, конечно, не прибрано, но не настолько, чтобы это прям шокировало.       — Напомни-ка ещё раз, почему?       — Куро-о-о, — каким-то беспомощным голосом протянул Бокуто и, наконец, повернулся к нему, — ты не можешь вот так просто приглашать альфу к себе в комнату! Это звучит как предложение на «потрахаться»!       Тецуро моргнул. Такой ответ он даже бы и не предположил.       — А ты думал, зачем ещё я тебя позвал?       Это было так неожиданно, что природная склонность позубоскалить победила. И это того стоило, потому что Бокуто эффектно залился краской, показательно выпучил глаза и начал издавать какие-то булькающие звуки. Только увидев, как Тецуро сдерживает смех, он возмущённо взревел:       — Ну, Куро-о-о! Ты это специально!       — Да вообще нет, первый раз об этом слышу.       — Тц, — в раздражении от собственного смущения цокнул Бокуто и яростно заскрёб в затылке. — Это же твоя комната, там всё пахнет тобой, там ты проводишь свои... — Бокуто сглотнул, — свои течки. Там твоё гнездо. Ты не можешь просто позвать альфу туда зайти, это неприлично... Чего ты хихикаешь?!       — Не думал, что ты такой благовоспитанный. Я как будто подбиваю тебя монашку девственности лишить.       — Моя семья очень старомодная! — надулся Бокуто.       — Ладно, ладно, я больше не буду смущать тебя своим непристойным поведением. Я, правда, не знал.       — Это, типа, азбука.       Тецуро зашёл в комнату и развёл руками, глядя на одновременно смущённого и недовольного Бокуто, не способного переступить порог, словно он вампир какой-то.       — Я бетами воспитанный.       Значит, Бокуто прекрасно осознаёт, что Тецуро — омега. Он просто не придаёт этому значения, когда этого не требуется, и не хочет нарушать правила.       — То есть, так можно пикапить альф. Типа, «не хочешь посмотреть на моё гнездо»?       Бокуто заржал, но тут же серьёзно сказал:       — Пожалуйста, не говори так другим альфам, тебе реально могут неправильно понять.       — А альфы так тоже кадрятся? Если у омег — гнездо, то у вас там что? Берлога?       — Логово.       — Тайное убежище?       — Секретная база!       Так, за шутками, Тецуро узнал, что у Бокуто две старшие сестры — омега и альфа. И что у них дома всё действительно серьёзно с этим делом, никаких заходов на чужую территорию и всё такое.       — Так много запахов иногда напрягает, — поделился Бокуто, и радостно добавил: — А здесь так свободно, и пахнет только тобой!       — У меня слабый запах, — почему-то счёл нужным добавить Тецуро.       — Ага, — ещё больше обрадовался Бокуто, как будто его правоту только что подтвердили, — ненавязчивый такой.       Тецуро даже не знал, что ответить на это, и просто забил. После этого они редко касались в разговорах темы своей половой принадлежности. Просто посылали друг другу эмодзи с больными рожицами в «те самые дни», обозначая, что следующие несколько суток на связь лучше не выходить. Бокуто старательно не приближался к комнате Тецуро, даже когда ночевал у него, а когда он спросил, почему Бокуто не приглашает его в гости, то получил в ответ: «чувак, пожалей меня, с меня живого не слезут, если я приведу в дом омегу!».       Бокуто было плевать, омега он, альфа или бета — он просто хотел дружить и играть в волейбол, и Тецуро его в этом полностью поддерживал. Под флагом волейбола и всяких невинных глупостей и прошёл весь первый год их знакомства, не омрачённый никакими утомительными альфа-омежьими проблемами.       Но всё когда-нибудь приходит к концу, и медовый месяц их непорочной дружбы, растянувшийся на год, тоже постигла эта участь. Это было, наверное, неизбежно, но они, может, протянули бы и подольше, если бы не Акааши.       Да, это было мелочно и просто жалко, но в особо плохие дни Тецуро действительно любил винить во всём Акааши.