Холодный ветер — мечта моя,
Теперь об этом так жалею я,
Пусть был бы мир хоть какой-нибудь,
В Ничто Великом боюсь уснуть.
Fleur
I
Почему-то Крисания всё ещё существовала. Сколько прошло времени? Часы, дни, годы? Рейстлин ушёл, а жизнь всё не заканчивалась, хоть в ней больше не было никакого смысла. Она уже давно не плакала и молча глядела в пустоту. Она больше не проклинала ни Паладайна, ни Такхизис, ни Рейстлина — спустя вечность горя она поняла, что во всём, что произошло, не стоит кого-то винить. Что толку, это не приносило даже облегчения — так к чему ей эта бездумная злоба? — И всё? — скучающе произнёс голос за спиной. Крисания резко обернулась и поморщилась: она ослепла слишком недавно, чтобы привыкнуть к тому, что смысла пытаться увидеть собеседника больше нет. Впрочем, этот голос она и так узнала. Такхизис. — Я думала, что ты не собираешься валяться здесь до конца своей жалкой жизни, — продолжила Тёмная Госпожа. — А я думала, что ты мертва, — резко ответила Крисания. Такхизис расхохоталась. Они проиграли обе, и, похоже, это служило Владычице Бездны единственным утешением — в хриплом смехе слышалось злорадство. — Разочарована? Видишь ли, боги вообще не умеют погибать мгновенно — это привилегия вас, смертных. Наш любимый чёрный маг забрал всю мою силу, и в скором времени это погубит меня, но пока что я обречена медленно исчезать здесь. — Зачем ты рассказываешь это? — удивилась Крисания. Она ожидала чего угодно, но только не признания в слабости Тёмной Госпожи. А ещё надо было бы быть безумной, чтобы верить, что та делает хоть что-то просто так. — Потому что сейчас для меня уже нет никакой разницы, что и кому говорить. Знаешь, что творится там, снаружи, за Бездной? Конец света. Наш милый мальчик разносит мир на кирпичики, надеясь подчинить его себе! Крисания думала, что уже ничто не сможет сделать реальность хуже, но как же она ошибалась. Было легче думать, что Рейстлин просто ушёл далеко-далеко, не задумываясь, как именно он использовал божественную силу. Слова Такхизис оглушили её, влились раскалённым воском в уши, и ей стало невыносимо жаль, что вместе со зрением она не утратила и слух. — Что? Как? — Ты никогда не задумывалась, почему я всегда действовала через своих слуг, жрецов, но почти никогда ничего не делала сама? Хорошо, я была заточена в Бездне, но другие тёмные боги, почему они так часто оставались в стороне? Тёмная Госпожа выдержала многозначительную паузу, а затем резко выкрикнула: — Да потому что даже у Саргонаса есть мозги! Тёмные боги — боги разрушения, а уничтожать что-то, если нет уверенности, что это потом удастся воссоздать — безумие! Я хотела править Кринном, а не его руинами. Там, снаружи сейчас бьются боги… Никто из смертных не переживёт этого. Новый божок не остановится, пока не победит — и лишь тогда увидит, что натворил. — Я должна остановить его, — Крисания попыталась встать, но ноги подкосились и она рухнула на пыльную землю. — Я выйду из Бездны и… — Ты не выйдешь из Бездны, вход вновь запечатан снаружи — Рейстлин позаботился об этом. Впрочем, не переживай, о тебе он не думал — он хотел окончательно избавиться от меня. Я бессильна, но в мире, полном жизни, сумела бы добыть хотя бы крупицы магии. А теперь всё, что мы можем — ждать, пока всё не закончится. Пока мир… не закончится. Крисания до боли сжала кулаки. Такхизис умела причинять боль, но в этом она бы никогда не сумела сравниться с Рейстлином. Да, по её ошибке весь мир обречён на гибель, но разве жизнь не потеряла какое-то значение после того, как Рейстлин покинул её? Это была чудовищная эгоистичная мысль, но жрица не спешила отбрасывать её. Пока идея помогала не отчаиваться, она не заслуживала осуждения. — Ты ведь заговорила со мной не от скуки, — подумав, сказала жрица. — Ты хотела что-то предложить, так? — Умирать в Бездне невыносимо тоскливо. Есть… иной путь. Что-то упало на землю с негромким стуком. Крисания пошарила рукой перед собой и ощупала предмет. Короткий нож с деревянной рукоятью и острым лезвием. Достаточно острым, чтобы… — Убей себя, — предложила Такхизис совершенно будничным тоном. — Облегчи свои муки. — А что получишь ты? — выпалила Крисания, ещё не осознав, что именно хочет от неё Тёмная Госпожа. — Не смей лгать, что это для моего блага. — В тебе так много боли… В твоей смерти я получу силу, — Крисания не могла видеть, но она почти была уверена, что Владычица Бездны облизнулась. — Немного, но этого будет достаточно, чтобы дождаться, когда Рейстлин вновь вернётся сюда. Он придёт сюда, когда сокрушит остальной мир — и я встречу его. Прежде, чем я исчезну, я успею увидеть, как он страдает… Итог неизбежен, так почему бы мне не испытать радость хотя бы в самом конце? Что произойдёт, если она действительно убьёт себя? От мысли, что Такхизис поглотит душу, Крисании стало тошно. И всё же, покой был соблазнителен. Без боли, в восхитительном ничто — навечно. — Ты ведь сама ничего не можешь мне сделать, — тихо рассмеялась жрица. — Даже вонзить в меня нож. Так, призрак, и стоит подуть слабому ветру — и рассеешься… — Один удар, — вкрадчиво прошептала Тёмная Госпожа, игнорируя насмешки. Крисания вскинула голову. Она знала, что Такхизис утратила все свои чары, и однако в этих уговорах была какая-то ужасная тёмная магия. Магия, с которой надо было бороться, не думая, не приводя разумных доводов… Бороться до конца. — Нет, никогда, — прошептала она сквозь стиснутые зубы.II
Тёмная Госпожа ещё долго мучила Крисанию ядовитыми словами. Сотни раз Крисания пожалела, что решила не сдаваться, а затем Такхизис просто исчезла, как будто её и не было. Жрица надеялась, что одной ей будет легче, но стало только хуже. Теперь надо было бороться не с Владычицей Бездны, но с самой Бездной. Да, здесь Крисания не чувствовала ни голода, ни жажды, так что даже без еды и воды она могла выживать. Только вот она словно находилась в огромном болоте, так и норовившем засосать её. Отчаяние тянуло её вниз, и она тонула в унынии, понимая, что вот-вот может не выплыть. Такхизис сказала, что Рейстлин ещё возвратится сюда — и она дождётся его. В трудные минуты Крисания вспоминала его редкую улыбку, седые, но такие мягкие волосы, почти неестественную худобу… То, что она больше никогда не сможет увидеть — но то, что придавало ей сил. Они спустились в Бездну вдвоём — Крисания совсем забыла об Астинусе, хранителе истории. Рейстлин не боролся с ним, ведь Астинус никогда не посягал на власть — он просто существовал вместе с миром. Была ли у него вообще какая-то сила? Так или иначе, он не желал использовать её ради возрождения мира. Тяжёлые шаги Рейстлина Крисания бы узнала из тысячи. Он шёл медленно, как если бы приближался к эшафоту. Вот только вместо виселицы его ждал разрушенный мир — и принятие того, что он уже ничего не исправит. Астинус величественно, почти бесшумно ступал за ним. — Крисания? Крисания, это ты? — Рейстлин не верил своим глазам. Она превращается в статую, застывает, не в силах пошевелиться. Его голос пленит её. Так или иначе, он пришёл за ней. — Рейстлин, — шепчет она. Нет. Крисания не могла позволить себе замереть — это было бы роскошью. Она так долго ждала его и не собиралась ждать ни мгновенья больше, и потому двинулась на голос. — Это правда ты? — дрожащим голосом спросил Рейстлин. — Но… как? — Я не могла просто так оставить тебя, — признаётся Крисания. — Я выжила ради тебя. Нет, Крисания проглатывает слова, готовящиеся сорваться с её языка. Это было бы неправдой, а ещё… ответ Рейстлина мог бы дать ей надежду. Ложную надежду. И потому она продолжала вслепую идти к нему. Рейстлин сам шагнул ей навстречу, коснулся её плеч руками, сомневаясь, что она не морок, не иллюзия, порождение воспалённого разума. Крисания бросается к нему в обьятия. То, что случилось, то, что ещё будет — всё неважно, когда рядом есть он. — Я с тобой, я здесь, — бормочет она, прижимаясь к его груди. Теперь всё будет хорошо. Почти. Вместо того, чтобы вцепиться пальцами в его мантию, не желая отпускать, она слегка наклонила руку, так, чтобы нож соскользнул ей в ладонь. А затем, не колеблясь, вонзила его прямо в сердце Рейстлина. Величайший маг Рейстлин Маджере, сильнейший из богов… Ни одно оружие в мире не могло бы одолеть его, не говоря уж о простом ноже. Если бы только Рейстлин ожидал, что ему попытаются причинить вред. Он ожидал от Крисании всего — проклятий, слёз, признаний в любви — и не учёл лишь одного. Она знала, что сейчас её срок действительно подходил к концу, а Рейстлин не сумел бы излечить её, даже если бы захотел. Она понимала, что даже с нею ему будет не по силам спасти мир. Она слишком сильно любила его, чтобы позволить ему остаться одному в пустоте. И потому лишь, что Рейстлин не пытался защититься — нож вошёл в него также легко, как если бы он был простым человеком. Он не упал лишь потому, что Крисания поддержала его, осталась стоять, когда он навалился на неё всем телом. Рейстлин не произнёс ни слова, ей сказало всё его прерывистое дыхание — жуткое, уже давно нечеловеческое. Как? Почему? — Прости. Прости. Прости, — монотонно повторяла Крисания, лишь краем сознания понимая, что Рейстлин уже давно не слышит её. — Прости. Прости… Она опустилась на землю. Теперь его голова лежала у неё на коленях. Длинные седые волосы рассыпались по земле, а она всё гладила их, бездумно пропуская меж пальцев прядь за прядью. Крисания едва заметила, как к ней вернулось зрение. Рейстлин был мёртв. Вся его сила перешла к той, кто победила его — ей. Для магии созидания было необходимо пройти испытание состраданием — и она сделала это, когда убила Рейстлина. Но что толку, если у неё не было необходимых умений? От мира больше ничего не осталось, а она не знала, как его спасти. Вот теперь — точно конец. Она хотя бы умрёт рядом с ним, и в последние мгновения жизни будет не одинока… — Всё? Я закрываю книгу Бытия? — дежурным голосом поинтересовался Астинус. Крисания вздрогнула — она совсем забыла о присутствии здесь ещё одного бога. Немудрено — он молчал всё это время, и, наверное, даже не дышал. — Книгу? — тупо переспросила жрица. — Вся история хранится в моей летописи, — невозмутимо ответил Астинус. — Если это конец мира, то и моя работа здесь закончена. Если… У неё было недостаточно умений, чтобы создать новый мир, но всё ещё была летопись Астинуса — указание, как возродить старый. — Мне нужна Книга Бытия, — глухо произнесла Крисания. — Ещё не поздно… исправить ошибку.III
Песок вновь собирался в камень, пыль оборачивалась сырой плодородной землёй, из пепла возрождались долины и горы. Она делала всё точь-в-точь, как было написано в Книге. Каждый цветок должен был расти на своём месте, каждый зверь жил именно там, где жил прежде. Сделать что-то лучше? Крисания была не настолько надменна, чтобы полагать, что знает мир лучше, чем Творец. И потому в этом новом старом мире вновь появились Такхизис, Король-Жрец, Пар-Салиан… Не допустить их появления значило бы пасть, поддаться гордыне, поверить, что одной лишь ей известно, кому и как следует жить. Разрушив мир, Рейстлин вобрал в себя всю его мощь, и теперь у Крисании было ровно столько сил, сколько было нужно для возрождения. Она отдавала свою силу, пока, наконец, не исчерпала себя полностью, вновь став той, кем была — слабой слепой жрицей. Она созидала его одновременно во всех эпохах, находясь как бы во времени. Всё прошлое мира было заново повторено, и теперь мир был готов продолжать существовать. Оставалась лишь одна проблема. Мальчик из деревни, превратившийся в самого опасного бога, который когда-либо существовал. В новом мире он всё ещё стремился к божественной власти, и Крисания обязана была его остановить, чтобы не повторилось то, что уже случилось. Она могла просто не допустить его рождения. Мальчик мог погибнуть ещё в детстве от какой-нибудь очередной хвори. Он мог не пройти испытание в Башне Высшего Колдовства. Его мог пристрелить вражеский лучник в очередном бою. Она могла забрать его жизнь и стать только сильнее. Розамун Маджере родилась без магического дара. Она тяжело перенесла смерть мужа, но это не сломило её — ведь у неё оставались любимые дети. Китиара, которая больше не сторонилась матери из-за магических трансов. Карамон, который, как и прежде, всегда был готов на всё ради семьи. И Рейстлин — родившийся пусть и с магическим даром, но здоровым, не пострадавшим от материнской болезненности. Крисания не знала, что произошло потом. Она могла лишь надеяться, что у семьи Маджере всё было хорошо и дальше. Чтобы спасти Розамун, она отдала всё, чем обладала — всю себя. Жизнь за жизнь — она подарила будущее, обделив им себя. Погружаясь в забвение, она успела лишь мысленно обратиться к Рейстлину в последний раз: «Пожалуйста, будь счастлив…»