Настроить скрипку

      — Всё? Неужели ты больше не хочешь жить? — задумчиво спросил Паладайн у девушки.       Кто-то бы сказал, что она спала, но её грудь не вздымало дыхание, а сердце не колотилось. И всё же тот, кто предположил бы, что она мертва, тоже оказался бы не прав. Она просто замерла во времени, остановилась. Не старея, не болея, не страдая. В ней больше не было того, что заставляло раньше смеяться и плакать, бегать и падать, мечтать, удивляться — не было огня жизни. Не к этому ли долгожданному, выстраданному покою она стремилась так долго?       Паладайн мог лишь предполагать, кем была девушка. Просто в один момент он услышал зов, и не смог не прийти на него. Он не понимал, как такое возможно, что он, почти всемогущий бог, видит её впервые, ведь он знал каждого человека, неважно, поклонялся тот ему или Такхизис. Она же была ему незнакома, однако его не покидало ощущение, что когда-то она была очень близка ему. В другом мире, другой реальности? Прежде он не задумывался, что что-то подобное могло существовать. И всё же он знал, как её зовут:       — Крисания.       Крисания не отозвалась, не шевельнулась, но сам Паладайн вдруг ощутил, как имя отозвалось в нём. Это всё не могло быть случайностью, она определённо была важна для него. Потому ли он нашёл её? Она звала его, как… своего покровителя? Нет, она не могла, не в своём состоянии. Но кто?       Хоть он звался богом, но и он был так же, как и простой смертный, беспомощен перед судьбой. И именно судьба или, если говорить иначе, Создатель, неспроста устроил эту встречу.       — Что я должен сделать? — спросил Паладайн, зная, что ответ он не услышит. Впервые за долгое время он чувствовал себя таким озадаченным. — Дать ей жизнь или покой? Помочь очнуться или достойно похоронить? Что?       Решение пришло как-то само собой. Жизнь была бесценным даром не только потому, что давалась единожды, но и потому, что каждый сам определял, сколько она стоит. Кто-то был готов отдать её за мешок золота, кто-то — за детей, а кто-то , не желая расставаться с нею, вцеплялся в неё скрюченными пальцами и мог сделать что угодно, только чтобы его сердце продолжало мертвенно-монотонно стучать. И в этом была та свобода, которую всегда мечтала забрать у смертных Такхизис. Свобода выбирать.       — Ты сможешь прервать свою жизнь тогда, когда захочешь. А можешь не прерывать и стать счастливее, чем когда-либо. Тебе решать. Я не стану дарить тебе вечную жизнь или быструю смерть — лишь свободу.       Паладайн ласково коснулся волос своей жрицы — о да, теперь он знал, кто она. Лишь теперь он осознал, как тесно её жизнь была переплетена с существованием самого мира. Она не подчинялась времени, и старость была ей нипочём. Пожалуй, это было единственным, что выдавало бы в ней ту, кто когда-то жил в немного другом мире. А память? Память была наследием прошлого, как и всё остальное, что было там, она должна была обратиться в прах.       Он вдохнул в неё жизнь. Это далось ему на удивление легко, словно ему была дана сила для этого. Значит, он всё сделал правильно.       Бессмертная, вечно юная, не отягощённая ничем, даже собственными душевными ранами — пожалуй, Крисания была самым свободным человеком, когда-либо существовавшим в мире.       Теперь жрица в самом деле спала, спокойно и мирно, как, наверное, уже не спала много лет. Пламя Истара, кровь Замана и пепел, пепел повсюду — вот что наполняло её сны прежде. Прежде, но не теперь.

***

      Храм Паладайна в Палантасе был открыт для нуждающихся всегда. Даже в полночный час жрецы здесь были готовы помочь любому, но и они были удивлены, когда под своды храма шагнул дряхлый старик с девушкой на руках. Подойдя к ошарашенному жрецу, он передал девушку и сказал, по доброму улыбаясь:       — Позаботьтесь о ней.       И до того, как жрец сообразил, что ему ответить, медленно растворился в воздухе. Последней исчезла улыбка.