Этому городу нужён новый герой

      Первое, что делает Антон после пробуждения из-за настырных солнечных лучей, тычущихся в самое лицо, это пытается размять затекшее от неудобной позы тело, о чем, естественно, моментально жалеет. Шею тут же простреливает острой болью, а пострадавшую ногу под слоями тугого бинта сводит судорогой, как будто предсмертной, но так только кажется. Вроде.       Кое-как сдержав мученический стон, Шаст переворачивается со спины на бок и только после этого раздирает слипшиеся от сна глаза. Воспоминания о произошедшем накатывают на него мутной пеленой, хочется взреветь диким зверем прямо в белую подушку от ужаса и стыда одновременно, потому что паршивее он себя не чувствовал уже очень давно. Завалиться в полусознательном состоянии в башню Импров Индастриз и умолять, аки последняя бездомная дворняга, перекантоваться на одну ночь у Железного человека? Антон сам не знает, как смог докатиться до жизни такой. В моменте ему казалось, что скакать через все Москву и лезть на шестидесятые этажи, когда у тебя пробита бочина и недееспособна левая нога — самый оптимальный план на всем белом свете. Лучше только, разве что, валяться на диване Арсения Сергеевича и с безнадежностью суицидника пытаться с ним флиртовать. Благо, что Антон собрал комбо (но не Мак, ведь теперь у нас импортозамещение).       Антон судорожно вздыхает, мельком оглядывая помещение, в котором находится. Оглядывает еще и себя на всякий случай, чтобы проверить собственную целостность и обнаружить на себе чужую, чистую и вкусно пахнущую одежду. От осознания последнего почему-то хочется удариться в бесконтрольный визгливый припадок и начать бегать по комнате кругами, но Шастун все-таки находит в себе остатки самоконтроля, поэтому вместо визгов из него выходит только жалкое "Оу-у".       Несмотря на окружающую его гостеприимность, пользоваться чужим сердоболием и дальше было бы верхом неуважения. Неуважения к себе, в первую очередь. По хорошему, ему нужно прямо сейчас подняться с мягкого дивана и тихонечко съебаться из башни, пока ее владелец еще не проснулся. До кучи можно и Захару написать оправдательное сообщение, мол, передай пожалуйста Арсень Сергеичу, что мне на пары нужно было бежать, а так бы я, естественно, остался и объяснился. Хотя че тут объяснять? Да, облажался. Да, похоронил костюм за баснословную сумму денег. Да, разбудил посреди ночи и, что самое ужасное, засрал диван. Ну с кем не бывает, правда? Арсений Сергеевич должен понять и простить, да отпустить с миром. В конце концов, он всегда может написать ему в телеграмме или запросить личную встречу для разбора полетов, главное — не сейчас. Сейчас Шаст просто не вывезет.       Убедившись в правильности собственных доводов, Антон действительно поднимается с дивана. И он мог бы пойти зарабатывать миллионы, однако вместо этого, превозмогая нереальную ломоту в теле, пытается найти выход из апартаментов, что, вообще-то, не должно было быть так уж сложно. О себе дает знать топографический кретинизм, передавшийся от троюродной бабки его деда, и помещение при дневном свете кажется ему совершенно незнакомым, словно не он вчера здесь шастал как у себя дома. Вместо того, чтобы выйти к лифтам, Антон оказывается в ванной комнате и только в этот момент понимает, что в его плане есть какая-то загвоздка.       Нет, он мог бы по старинке вылезти через окно, как полагается Человеку-пауку, однако отсутствие костюма (земля ему пухом, как и сотрудничеству с Импров Индастриз после такого безолаберного отношения к подаркам) маячит нешуточной такой угрозой его конфиденциальности, поэтому до дома он планирует добраться способом самых простых смертных. Другой вопрос, что при нем нет ни кошелька, ни карты Тройки, ни даже завалявшейся в карманах спортивок мелочи, из-за чего в метро ему придется либо импровизировать, либо прибиться к каким-нибудь уличным музыкантам. Третьего не дано.       Когда Антон дергает на себя вторую, последнюю оставшуюся в помещении дверь, дверь дергает в ответ. Довольно неожиданно, но проигрывать куску дерева, пусть и несомненно благородного, наверняка дуба, он не собирается, а потому дергает сильнее, применяя остатки своей паучьей мощи.       И естественно, заезжает краем двери себе в лоб, ведь иначе Антон просто не умеет.       — Блять! — вырывается чисто машинально, зато чересчур эмоционально.       — Ой.       Оказывается, ручка двери дергалась не сама, ее с другой стороны тянул на себя Арсений, который сейчас стоит с максимально странным выражением лица, держа в руках бутылку воды. Святой источник, кажется.       На нем совершенно домашняя футболка со срамной надписью "be vegan eat pussy", которая может означать либо постироничный прикол современности, либо вполне себе четкий намек на ориентацию. Антон склоняется больше ко второму варианту, но не отпускает мысль, что он, возможно, придает дизайнам футболок слишком много смысла. В конце концов, на его майке вообще написано слово "Батон" и вряд ли это цитата Аристотеля из его ранних изданий.       — Ой, — повторяет эхом Шастун. Он глупо трет пострадавший лоб и, конечно же, случайно задевает уже слегка рассосавшийся фингал под глазом, от чего тут же глухо шипит куда-то в руку. Мастер элегантности и утонченности к вашим услугам.       — Собрался куда-то? — интересуется Арсений так, словно говорит о погоде за панорамным окном его апартаментов.       Антон не знает, что в таких случаях нужно отвечать. Когда преподаватель в университете ловил его с поличным на наглом списывании с телефона, он просто строил глаза кота из Шрека и смиренно шагал на пересдачу, потому что выбираться из подобных ситуаций совершенно не умел. Ему проще добровольно положить голову на плаху, чем вертеться подобно речному ужу в попытке сбежать или цапнуть за отдернутый мизинец.       Хотя, цапнуть Арсения за мизинец не кажется совсем уж плохой идеей.       — Домой, — честно отвечает Шастун, понимая, что вариант с "искал туалет" тут явно не прокатит.       — Решил уйти по-английски? Я оскорблен, Антон, до глубины души. Разве для тебя ничего не значила эта ночь?       После столь остроумной шутки Шаст не смеется, как полагается, а давиться собственными слюнями и заходится в старческом кашле курильщика, демонстрируя очередную сцену высшего изящества. Оценка за артистизм: 4,6. За технику пока уверенная троечка.       — Для меня... в смысле я очень, я очень благодарен и я... — вместе с хрипящими звуками из Антона выходит и умение нормально разговаривать. Он в момент теряет все адекватные слова, забывает про правила построения предложений, которые проходил во втором классе, короче, позорит себя так, как только может.       — Эй, все нормально. Я не буду тебя отчитывать или что ты там уже успел себе надумать? С ролью твоей мамы Мая Олеговна справляется куда лучше меня, вот перед ней и будешь объясняться за свой великолепный макияж на лице.       Слава всем существующим и несуществующим богам, что Арсений воспринимает его кашель как-то по своему, не акцентируя внимания на покрасневших ушах и бегающем взгляде. Объяснять еще и свою стремную реакцию Антон бы не потянул уж точно.       — Это хорошо, — Антон правда выдыхает облегченно, — Потому что я реально переживал за этот, ну, инцидент. Но больше за костюм, конечно. Он же теперь совсем дырявый, да? Меня потаскали по асфальту несколько раз и там, кажется, справа вообще все стерлось, — если честно, он даже не помнит состояние костюма на момент своего визита в Меркурий, просто предполагает, основываясь на болевых ощущениях по телу, — Но может я смогу как-то зашить? Я умею.       — Зашить материал на основе кевлара и модифицированной металлосодержащей ткани? Я бы на это посмотрел, — Арсений улыбается одними глазами, явно сдерживаясь от открытых насмешек над чужой наивностью.       Он не собирается издеваться, вовсе нет, просто предположение действительно глупое. Костюм — разработка Импров Индастриз, тут простой ниткой с иголкой починить не получится, как было со злосчастной обосранной толстовкой и рваными спортивками. Однако Антон, как всегда, сначала говорит, а потом только маринует мысль в голове.       — Ну блин, да, не подумал чето, — ему снова хочется потереть ушибленный о дверь лоб, — Тогда... не знаю, мне очень жаль, правда. Я не хотел так безалаберно относится к Вашему труду и все такое. Простите.       Арсений в ответ только добродушно улыбается. И вот реально добродушно — на его лице не видно и капли злорадства или недовольства чужой ошибкой. Он не спешит отвечать, лениво болтает в руках бутылку с водой и продолжает стоять на входе в собственные апартаменты, словно это он здесь гость в чужом доме. Шаст это замечает и благоразумно отходит в сторону, пропуская хозяина вглубь. Лучше поздно, чем никогда.       — Воды принес. Подумал, что после такой бессонной ночи, — на этих словах Арсений Сергеевич снова использует какой-то трюк со скачками интонации, от чего вся фраза обретает невероятно смущающий подтекст, — тебе захочется смочить горло.       — Да-да, точно. Спасибо.       В грудь Антону втыкается эта самая бутылка, которую Арсений крутил еще секунду назад в своих руках, и Шасту приходится спешно подхватить ее, пока она не шлепнулась на пол. Близость Попова перекрывает разум, когда тот проходит мимо, вскользь касаясь его плеча своим. Физически необходимо отшатнуться и завизжать, но Антон просто прикрывает глаза в блаженном небытии.       Он не понимает, что с ним происходит.       — А по поводу костюма... — Арсений плавной походкой шагает по апартаментам, точно плывет, а не ходит. Он движется в сторону когда-то белого дивана, изо всех сил стараясь не обращать внимания на алые поблекшие разводы. — Зайди в мастерскую перед уходом. Залатать прочесанный кусок дело пяти минут.       Антон округляет глаза в подобии удивления или, скорее, жесткого ахуя. Арсению же такая реакция не приходится по душе, поэтому он неохотно исправляется.       — Ладно, может получаса. Ну час максимум.       — А когда Вы... Вы ночью что ли все делали, пока я спал? — скрыть восхищение вперемешку с недюжинным удивлением в голосе у Антона не получается.       — Не то, чтобы это делал прям я. Прелесть технологий моего авторства заключается в том, что достаточно просто вбить нужные характеристики, отрегулировать настройки, достать нужный материал — и вуаля! Целый костюм без пробоин в боку.       — Невероятно! То есть, это Вы невероятный, Ваше же изобретение, — звучит еще хуже, чем казалось в голове, но поток слов уже не остановить, — Вы очень умный, правда, я в восторге.       Чтобы перебить себя же, Шаст решает пригубить любезно предоставленной ему воды и уже через мгновение всасывается в бедное горлышко бутылки так, словно от интенсивности глотания зависит вся его жизнь. Картина далеко не самая привлекательная, но зато вода попадает точно в цель, а не льется по метафорическим усам и не капает на чужие вещи.       Арсений за этим движением следит как-то странно, сидя на более-менее чистой стороне дивана. На его губах снисходительная, застывшая во времени и пространстве улыбка. Насладившись повисшей паузой вдоволь, он вскоре все-таки отворачивает голову в сторону окна, находя себе там вид поинтереснее, чем хлюпающий водой Шастун. Последнего как будто в ту же секунду отпускают невидимые металлические тиски чужого пристального внимания.       Воды остается ровно половина от изначального, когда Антон отлипает от бутылки: бедная аж смялась от такого интенсивного давления жадного рта. И теперь, не имея козыря в рукаве, Антон даже не представляет, что делать дальше. Неловкость от нахождения рядом с объектом его симпатии течет по венам ядерной кислотой, жжется и блокирует любую возможность нормально функционировать. Сколько себя помнит — всегда косплеил железного дровосека наедине со своими крашами, если так еще можно выражаться, и тупил жутко, пока нормальные пацаны такие ситуации всегда выворачивали в свою пользу.       Но Антону нужно дать поблажку! Он все еще не уверен ни в себе, ни в своих чувствах, ни в целесообразности всего происходящего с ним в последнюю неделю. Ему бы о пересдаче думать, а не о том, как же пиздато смотрится Арсений с закинутой на спинку дивана рукой.       Похабные мысли прерывает голос Арсения.       — Антон, присядь сюда, пожалуйста.       Он хлопает по оставшемуся чистому островку дивана, как будто в апартаментах больше нет мест для сидения и единственная плоскость, куда можно умостить тощую жопу — это краешек совсем близко к самому Попову. Антон делает глубокий вдох и задерживает дыхание, присаживаясь рядом.       — Вы вроде говорили, что не будете меня отчитывать, — неуверенно замечает Шаст, потому что мама тоже просила его присесть перед тем, как отвесить звездюлей за курение сигарет около соседского гаража. Арсений, естественно, не мама, но взгляд у него шибко серьезный, не предвещающий ничего хорошего. Это пугает.       — Не буду, конечно, — соглашается, едва заметно кивая.       Антон пытается прочитать хоть что-нибудь на чужом лице, но видит только всепоглощающую усталость и въевшиеся под голубыми глазами тени. Становится совестно за свой поступок, хотя, казалось бы, стыдом он и так успел пропитаться похлеще губки для мытья посуды: Арсений Сергеевич стопудово не спал целую ночь, а Антон, вероятнее всего, тому причина.       Любопытной варваре на базаре нос оторвали, поэтому, когда Арсений оборачивается на Антона, ему приходится ежесекундно перевести взгляд в сторону, чтобы не спалиться. В итоге смотрит на результаты своего ночного визита в виде кровавых разводов на белой коже.       — Что случилось вчера? Кто на тебя напал? — он не думает долго перед тем, как вывалить интересующие его вопросы.       Что ж, о таком варианте развития событий Антон, признаться честно, даже не подумал. Логично, что Арсению, супергерою и крупнейшему бизнесмену, будет интересно знать нарушителей московского порядка в лицо.       — Ой, там, если честно, вообще что-то мутное было, — Шаст откидывается на спинку дивана и запрокидывает голову, утыкаясь взглядом в пустой потолок, — Я как всегда спокойно себе патрулировал, но где-то в районе... блин, не помню, честно. Короче, на середине пути до Южного Чертаново услышал выстрелы. Я, конечно, охуел, — мат вылетает на автомате, что Антон замечает не сразу.       Потом только, удержав драматичную паузу, осознает, что сидит не перед корешом на чьей-то хате, рассказывая ахерительную историю из жизни, а перед самим Железным человеком и, вроде как, пытается ему сдать официальный отчет.       — Боже, я что, по-твоему, матов никогда не слышал? Продолжай давай, — замечает заминку Арсений и тут же верно ее трактует.       — Эм, да, ага. Так вот, услышал выстрелы — при чем не обычные, а как будто из Звездных Войн, клянусь, — на данном этапе невероятного повествования Арсений скептически поднимает правую бровь, однако своих ремарок благоразумно не вставляет, — Ну, знаете, как будто из бластеров каких, а не из обычных пистолетов. Ну я сразу в то направление и двинулся, я же все-таки Человек-паук.       Звучит довольно жалко, учитывая внешний вид Антона и его фонарь под глазом, но у кого не бывает плохих дней? Пауки не исключение, как оказалось.       — В переулке каком-то реально стреляли. И реально из бластеров! Я таких не видел никогда, светились и пулялись как будто энергией какой-то. Похоже было... на Ваши репульсоры.       Арсений вздрагивает. Антон бы не заметил этой детали, только вот сидит он настолько близко, что чувствуется даже шевеление грудной клетки от дыхания. Хочется отшутиться, сказать, что ошибся или перепутал, не разглядел в темноте, но врать в вопросах общественной безопасности равнозначно коррупции на верхушках политический власти. Сравнение, конечно, чересчур остросоциальное и актуальное, как реклама справедливых выборов.       — Это не все. Мужиков же двое было, и у каждого какие-то стремные технические штуки были, которые они, ну знаете, тестировали, что ли? На людей не нападали, а выстрелили, как я понял, случайно, и то в стену. Я пытался разобраться, даже вежливо уточнил, чем таким интересным они занимаются в два часа ночи, но ответа мне не дали. Сразу напали, а дальше Вы, наверное, понимаете что произошло, — Антон замолкает ненадолго, глядя на чужую реакцию, а затем все же решает пояснить, — Оттаскали меня по асфальту, приложили об кирпичи пару раз и дали в глаз. Гордиться нечем, но как есть.       — Подожди-ка, — Арсений даже поднимает в воздух руку, как будто Антон бы и на словах не понял, что ему нужно заткнуться. — Как такое физически возможно? Ты же, прости за неполиткорректную лексику, мутант? Не думаю, что среднестатистические мужчины с так называемыми бластерами смогли бы оттаскать тебя за шкирку по асфальту и растерзать тебе костюм.       Антон мнется перед ответом, как будто стоит на кассе аптеки в одиннадцатом классе и просит пробить ему упаковку презервативов.       — Ну, там такая ситуация была... Они сбежать пытались на своей газели, я и зацепился за кузов паутиной, — об этой части истории ему действительно хотелось бы умолчать, — Короче, виноват тут, считайте, я сам. Не сразу среагировал и как-то пол улицы и прочесал. Безрезультатно, как оказалось.       Ответа не следует, как и какой-либо реакции на рассказ в целом. Арсений устало трет пальцами свой лоб, думает так громко, что Антону мерещится ход чужих мыслей. Перебивать этот поток нет никакого желания, однако чрезвычайная серьезность, густым туманом повисшая над головой Арсения Сергеевича, не может не настораживать. О чем тот думает? Стоит ли переживать? Что, блять, вообще делать?       Внезапно Арсений поднимается с дивана. При чем молча, без всяких кряхтений или вздохов, практически бесшумно. Еще минут пять назад он казался таким беззаботно-спокойным, шутил шутки и раскидывался совершенно смущающим флиртом направо и налево, а сейчас стоит чернее самой черной тучи, которая еще собой все небо накрывает и создает ощущение приближающегося апокалипсиса. Возможно, Антон слишком утрирует, однако столь резкий перепад настроения наводит на определенные догадки, но, если честно, их хочется выкинуть в помойку и сжечь.       Когда Попов все также беззвучно встает в самый центр комнаты и тяжелым взглядом пилит пол, Антону приходится все-таки озвучить те ужасные догадки вслух, лишь бы, наконец, прервать давящую на уши тишину.       — Вам кажется, что кто-то посторонний имеет доступ к Вашим технологиям, да?       Вопрос Шаста как будто выбивает Арсения из трясины бесконечного, всепоглощающего тильта и возвращает в реальный красочный мир. Он даже промаргивается быстро-быстро, словно действительно пытается смахнуть настойчивую картинку перед глазами, а после оборачивается к своему ночному гостю как ни в чем не бывало. На лице Попова играет уже знакомая беззаботность, а его уголки губ растянуты в легкой полуулыбке, которую используют, когда пытаются быть вежливыми. Поразительные скачки настроения; Антона это одновременно пугает и восхищает.       — Сейчас это не так важно. У меня нет достаточных доказательств, а поверить тебе на слово я, увы, не могу. Серьезно, бластеры? — Арсений смеется даже, однако сквозящая в его смехе неискренность противно режет уши. Антон едва заметно кривится. — Лучше поговорим о твоих слабоумии и отваге.       — Не понял? — не сразу реагирует Шаст.       — Зачем ты полез на этих бандитов с очевидно контрабандным оружием? — тон Арсения подозрительно напоминает учительский, хотя в его голосе слышатся едва заметные смешки.       — Я же супергерой, — Антону кажется, что такого оправдания должно хватить с лихвой.       — Понимаю. Но в следующий раз, будь так добр, сообщи Субботе о подозрительной активности и постарайся не подставляться под удар. Еще лучше — просто уходи, чтобы я за зря не нервничал, а то, знаешь ли, волнение способствует появлению седины. Или ты хочешь, чтобы я стал старым и страшным?       Говоря это, Арсений возвышается над сидящем на диване Антоном, от чего все происходящее сейчас действительно напоминает какой-то показательный выговор в старшей школе от директора за бег в коридорах. Но Антон не в десятом классе, он давно не носится между кабинетами и уж точно не должен чувствовать вину за проявленное геройство.       Слова Арсения... оскорбляют.       Нет, даже не так, они раздражают, взбешивают Антона до ужаса. Недовольство вспыхивает внутри ярким огоньком от зажигалки и в мгновение ока разрастается до размеров самого настоящего лагерного костра. Только вот вокруг него не поют "Батарейку" и не жарят зефирки, вокруг него танцуют ебанные черти и выкрикивают всякие гадости.       Хочется огрызнуться, сжать кулаки так сильно, чтоб ногти впились в ладони и оставили красные отпечатки, хочется смачно проматериться. Раздражение, злость и, самое главное, обида ударяют в голову так сильно, словно вместо черепной коробки у него огромный церковный колокол, а Арсений — ебанный звонарь, дергающий веревки невпопад. Антон, несмотря на свою добродушность и большое понимающее сердце, всегда был человеком вспыльчивым и, чего уж греха таить, агрессивным в определенных моментах. Сейчас момент оказывается как никогда определенным.       Не подставляться под удар? Уходить? Не лезть? А может ему еще и из дома не выходить, забросить это супергеройство к ебанной матери и начать жить обычной жизнью среднестатистического студента? Антон бы не злился так сильно, если бы такое ему сказал любой другой человек, супергерой или даже мама. Но слышать подобные слова от Арсения, от несомненного авторитета и мужчины, который Антону... нравится? Да, наверное именно это слово подходит сюда как никуда больше. Не лучшие обстоятельства для признания собственных чувств, однако осознание того, что в твоих силах и самодостаточности сомневается даже твой, так сказать, избранник — обстоятельства куда хуже.       Сам же Арсений делу не помогает: стоит, сложив размякшие руки на груди, и улыбается все так же расслабленно, словно ничего сверхъестественного и не говорил. Словно не он только что занизил значимость Антона как супергероя до минимума. Словно Антон и вовсе ничего не стоит.       От откровенной грубости и трехэтажного мата Шастуна удерживает только одно — усталость. При чем не своя, а Арсения. Голубые глаза смотрят на него практически умоляюще, с такой отвратительной заебанностью, что некогда яркий гнев сам по себе растворяется в простом непонимании. Ему все еще обидно и даже грустно, но почему-то на банальную злость и отстаивание собственного достоинства ни сил, ни желания совсем не находится.       Возможно, где-то в глубине Антон понимает, что виноват. Возможно, он просто принимает чужое беспокойство за чистую монету. Возможно, трусость перед столь значимым человеком взяла верх. Возможно... Антон не знает, что еще могло повлиять на него. Он даже банально не может выбрать нужную эмоцию из всего того урагана, который бушует внутри, поэтому вместо гневной тирады выдает едва слышное:       — Вообще-то, ее зовут Карина. Не Суббота.       Арсений кивает.       — Как скажешь.       И кажется, что вот оно — все, финал, конец без хэппи энда, можно смело говорить "Ну да, ну да, пошел я нахуй" и без оглядок двигаться к выходу, благо, Антон помнит, где именно тот находится. Обида сжирает изнутри, все сейчас представляется таким несправедливым, что впору было бы запереться в подвале и строить планы мести, как делает 80 процентов всех существующих в мире злодеев. Жаль только, что Шастуну под силу всего лишь закрыться в собственной комнате, чтобы до усеру играть в лигу легенд. Какие уж там злодейские махинации.       Однако происходит что-то из ряда вон выходящее, не вписывающееся в унылую атмосферу безнадежности и Антонова отчаяния.       Арсений все так же бесшумно, слишком аккуратно садится перед ним на корточки и силится заглянуть в глаза. Антону не хочется смотреть в ответ, правда не хочется, но разве его кто-то спрашивал? Взгляд сам находит чужое уставшее лицо, на котором теперь, если сильно постараться, можно прочитать иллюзию глубокого сожаления. Или Антону просто мерещится после бурного эмоционального всплеска.       — Не дуйся только, ладно? — это как сказать нервничающему человеку ебучее "успокойся" — коэффициент полезного действия минус двести, — Я не пытаюсь запретить тебе геройствовать.       Антон против собственной воли кривится. Ему не хочется выглядеть в глазах Арсения оскорбленной дамой, которая после ссоры кидает в черный список и вдобавок еще удаляет свою страничку Вконтакте, предварительно выставив последний пост о предательстве и ноже в спину.       — Про седину я не шутил, честно. Я переживаю и это плохо на мне сказывается, — голос Арсения теперь лишен и намека на шутку, в отличии от прошлой его попытки оправдаться. Это не может не радовать. — Указывать тебе я не в силах, но могу попросить не лезть на рожон. Понимаю, какая ответственность лежит на твоих плечах, ты просто не можешь стоять в стороне, пока где-то там, — он взмахивает рукой, — происходит злодейский произвол. Но подумай, пожалуйста, о том, какая ответственность лежит на мне.       Теплая ладонь внезапно ложится на колено Антона. При других обстоятельствах он бы, вне всяких сомнений, дернулся как от ожога и, вероятно, начал бы терять связь с реальностью. Однако сейчас жест кажется таким скромным, мягким и осторожным, предпринятым ради попытки выразить все переживания, болтающиеся где-то на самом дне. Видимо, Арсений таким незатейливым образом показывает серьезность своих слов, ведь раньше он не позволял себе подобных вольностей в виде долгих и многословных касаний.       Но Антон все равно задерживает дыхание, ибо бабочки с крыльями-бритвами порхают в животе вопреки здравому смыслу. Ну, он не виноват, что тело реагирует больше по привычке, не ориентируясь на общую атмосферу происходящего.       — Я не хочу, чтобы в следующий раз ты так и не смог доползти до моих апартаментов, — слова рубят тяжелым топором, ставя точку в их разговоре (скорее, монологе? Антон вытянул из себя всего-то пару слов) по душам, — И кстати, двери все еще существуют. Чем тебе не угодил обычный человеческий вход?       Улыбка сама тянет губы Шаста, потому что, ну, правда забавно. Пройти через ту же парковку было варианом куда надежнее и безопаснее, чем строить из себя альпиниста и лезть вертикально по башне Меркурий без всякой подстраховки.       Антон хочет ответить, тоже пошутить и уже наконец разбить гнетущую обстановку, забивая все свои негативные эмоции в самый дальний угол апартаментов, однако не успевает — входная дверь распахивается без стука. Среагировать никто из них не успевает, а потому они остаются в прежней позе. И, если честно, вне контекста она вызывает много неприличных вопросов.       Так их и застают, наклонившихся друг к другу с потускневшими улыбками на лицах, словно они секунду назад хихикали над анекдотом про Штирлица. Еще и Арсений сидит на полусогнутых с рукой на колене своего гостя, просто пиздец как странно, Антон бы и сам все не так понял.       — Какого хуя, Попов?! — весьма цензурно вопрошает леди Варнава, застыв в дверях с выражением глубокого удивления на ее прекрасном лице. За женским узким плечом виднеется макушка Матвенко, который и вовсе напоминает второстепенного героя из сцены в баре мультика "Кота в сапогах". Не хватает только протяжного "О-о-оу" и прикрытого лапой рта.       — Кать, это не то, чем кажется, — серьезно заявляет Арсений, но руку не убирает то ли от эффекта неожиданности, то ли из вредности.       — Тебе же лучше, чтоб мне ничего не казалось, — пусть она и не сходит со своего места, Антон все равно зачем-то пытается отодвинуться от нее подальше, хотя сам все еще сидит на диване и проскользнуть сквозь его спинку физически невозможно, — Когда я просила не выкидывать его на улицу, я не имела в виду это!       Отлично, сначала принизили его полезность как героя и заставили сомневаться в себе, а теперь и вовсе сравнили с дворовой собачонкой, которую, оказывается, просили на улицу не выгонять. Чтобы не травмировать собственную шаткую психику еще больше, Антон решает сделать вид, что ничего не слышит, никого не видит и вообще оказался здесь случайно. Пусть настоящие герои разбираются друг с другом без его участия (но если дело дойдет до чистки ебальников, Антон встанет на сторону Арсения, потому что двое на одного как минимум нечестно. Как максимум, он в любом случае выберет Железного человека).       — Давай-ка не придумывай себе лишнего, — на этот раз Арсений поднимается. Медленно, с предельной осторожностью встает и как будто специально закрывает Антона своей спиной, огораживая от двух пар глаз, — Сейчас он поедет домой, а потом ты будешь выносить мне мозги. Договорились?       Теперь Антону не видно происходящего из-за спины Арсения, но ему упорно мерещится, что женщина насупилась от злости. Или возмущения. Или чего угодно, но точно насупилась подобно ворчливой тетке со стороны матери на семейном ужине.       Непонятно, какие претензии у Черной вдовы могут быть к простому студенту третьего курса. Не то, чтобы Антон сильно стремится это выяснить прямо сейчас, ему уже хватает эмоциональных потрясений на целый месяц вперед, а для разборок с Екатериной Варнавой, по предварительным расчетам, нужен годовой запас душевного спокойствия.       — Придумываю? Я что, по-твоему, слепая? — на этой фразе будто начинается новый оборот женского негодования, который обещает разрастись в полноценный конфликт.       — А я так и знал!       Матвиенко своим ребяческим восторгом сбавляет градус напряжения между Варнавой и Поповым, за что Шастун ему благодарен от всей своей большой души. Ему, как нечаянному свидетелю каких-то внутренних разборок, становится совсем уж не по себе. Лишний, очевидно лишний (как и во всей супергеройской тусовке, да, Арсений Сергеевич?).       Тем временем Катя на чересчур восторженное восклицание друга реагирует ровно никак, оставаясь непоколебимой в своем возмущении. Пусть ей не видно сидящего на диване Антона, последнему кажется, что она смотрит прямо на него. У Черной вдовы же нет рентгеновского зрения? А то мало ли, чем их там пичкали в шпионском училище...       — Антон, сейчас иди в мастерскую, забирай костюм и спускайся вниз. Даша на ресепшене вызовет тебе такси.       Арсений не оборачивается, пока диктует Антону порядок его дальнейших действий. Только когда Шастун проходит мимо, чтобы выйти из апартаментов уже точно насовсем, он не удерживается от короткого беспокойного взгляда. За эти несколько секунд в Антоне рождаются и тут же умирают миллионы эмоциональных сверчков (что за сравнение такое?).       — Я напишу тебе позже, — добавляет вслед совсем тихо.       И этого, кажется, достаточно, чтобы выкинуть из головы все недавние обиды и недомолвки. Хотя бы на время, потому что ему только предстоит переварить факт какой-то странной ссоры, возникшей между Железным человеком и супершпионкой, очевидно, из-за него.       Стоит двери за Антоном закрыться, а Субботе сообщить дежурное "Доступ в мастерскую временно открыт", Арсений, наконец, обращает свое всеобъемлющее внимание на новых незваных гостей. Его голова полыхает сотнями разных мыслей, которые не удастся структурировать даже за неделю упорного мозгового штура, если не сказать больше. Он не говорит про то, что Катя с Сережей вошли на его личную территорию без разрешения, глотает всякое недовольство и не пытается оправдаться за увиденную ими сцену. Несмотря на животрепещущую близость этого особенного момента, вся его ценность меркнет на фоне настоящих проблем.       Катя ждет объяснений, Сережа жаждет интимных подробностей увиденного, но никто из них не готов к столь неебической новости:       — Кто-то ворует мои технологии и продает их на черном рынке.

***

      Домой Антон, естественно, не идет. Завтра у него смена в ПВЗ, дома мама и ее вездесущее беспокойство, а под глазом уже пожелтевший благодаря регенерации фингал. Так себе комбо, учитывая невероятную ломоту в теле и абсолютное эмоциональное опустошение после одной только ночи наедине с Арсением. Все эти загадки, злодейские махинации, попытки отдалить его от очевидной серьезной заварушки вкупе с усиливающимися никому на хер не упавшими чувствами выматывает до такой степени, что в пору бы нажраться до блаженного беспамятства, при чем так, чтоб по утру еще и стыдно было.       Именно так Антон и решает поступить, поэтому, после короткой предупредительной смс матушке о том, что останется у друзей и на вторую ночь, он пишет Олесе с предложением устроить вечер гаданий и натальных карт. И то, вечер — сильно сказано, потому что время на часах едва подвалило к обеду, а Шастун уже сидит в такси и ждет только зеленого света в ответ на свое невинное предложение. Долго томиться не приходится, ведь Иванченко, как и полагается истинной ведьме в двадцать шестом поколении, моментально соглашается и просит зайти в магазин по дороге вместе с уже приглашенным на тусовку Журавлем. Конечно, ведь какие Трикс без Строми? Что за Тотали Спайс без той в зеленом костюме? Какой может быть команда номер семь без Саске?       Ладно, последний пример не работоспособный: практика показывает, что без Саске можно прожить долгие годы, а вот без Димы Журавлева — вряд ли, и Антон с Олесей не собираются проверять.       Повезло, что за рулем такси сидит не Аня Захарова, а рандомный водитель из небезызвестной компании, которому резкая замена адреса с жилого дома на магазин Дикси с другого конца города вообще до лампочки. Чел с интеллигентным именем Евгений полностью оправдывает звание бизнес-класса и молча довозит побитого студента до обговоренной точки. Будь воля Антона, он бы непременно поставил водиле уверенные шесть звезд, но увы и ах! Счет оплачивает не он, а Импров Индастриз собственной персоной (если у компании вообще может быть хоть какая-то персона, кроме ее владельца в виде Арсения Сергеевича).       Журавль опаздывает, что неудивительно — у простого люда без "стажировки" нет возможности кататься на бизнес такси. Чтобы не терять драгоценное время за зря, Антон берет бремя закупки на себя и хватает в Дикси практически все, на что только падает взгляд. Не башляет сильно, конечно, потому что его личный бюджет все еще весьма ограничен, да и рюкзак не бездонный.       Пока в корзинку пихаются всевозможные снэки и бутылочка водочки лично для Олеси, которой высокий градус помогает колдовать, Антон придумывает себе убедительную легенду для оправдания разукрашенного лица. История с ссорой между ним и другим стажером, окончившаяся пацанским разговором за гаражами, кажется ему довольно мужественной и убедительной, поэтому именно эту версию развития событий из альтернативных реальностей он рассказывает Журавлю при встрече. Тот воспринимает ложь с очевидным энтузиазмом, мол, мужик! Хорош! Так и надо с этими пижонами поступать!       Интересно, как бы отреагировал Дима, узнай он правду о бластерах, физических усилителях и катаниях по всей Москве на асфальте. Антон надеется, что хотя бы не менее восторженно.       Олеся встречает их в своей скромной съемной квартирке сначала крепкими объятиями, а после испуганными расспросами о внешнем виде Антона. Ей приходится залить в уши ту же сказку, что Шастун десять минут назад накручивал Диме. Повезло еще, что крепкого бинта и растесанного бока под слоем одежды не видно, а то бы пришлось строить из себя и воображаемого стажера Джеки Чанов с Ван Дамами.       Шутки шутками, но на самом деле ужасно, так это все ужасно и лживо, что Антона аж скручивает от собственного бессилия. Он устал вечно сжимать губы в тонкую полоску и пиздеть лучшим друзьям прямо в лица, но поделать с собственным враньем ничего не может — при попытке рассказать правду в голове из раза в раз всплывает программное окошко с надписью "Ошибка! Если не хочешь подвергать опасности двух близких тебе людей, то сейчас же закрой свой пиздак". Или как-то так, у Шаста слишком активная визуализация.       — Антон, насилие — не выход, ты же знаешь? — Олеся, как всегда чуткая и миролюбивая, заглядывает Шастуну в глаза с самого порога, — Все можно решить словами через рот.       И это правда. Такая жесточайшая правда, что у Антона возникает ежесекундное желание набрать Арсения и спросить прямо в лоб "А какого хуя вы такое про меня думаете и что вообще происходит?", хотя в его теле еще нет ни капли алкоголя для пьяных разговоров. Да и номера телефона Арсения у него тоже нет, поэтому желание отодвигается в самый дальний ящик невоплотившихся в жизнь задумок.       Дима начинает спорить с Олесей, что мужикам иногда нужно решить все на кулаках, потому что они мужики (это вся аргументация), а Антон, лениво проходя прямо сквозь конфликт, шагает ровно по направлению к кухне. Щас он забабахает себе вкуснючих коктейлей с водкой и пойдет балдеть на диван, жалея о ебучем паучьем метаболизме, который не дает ему напиться в слюни с одного-двух бокалов. Ну серьезно, что за баг в мутации? Почему нельзя было оставить только регенерацию и дать людям спокойно бухать? Чертовы национальные программы по оздоровлению населения.       Через час, когда все трое немного раздупляются и доходят до приемлемой кондиции, когда все разговоры о пересдаче и новой футболке Антона с принтом батона исчерпывают себя, Олеся с дрожащим благоговением достает заветные карты таро. Собственно то, ради чего они, по идее, все здесь и собрались.       Дима недовольно кривит лицо и слишком уж показушно цокает.       — Да ладно, я думал вы прикалывайтесь насчет этой хуйни, — Журавль даже отодвигает от себя стакан с выпивкой, — Может лучше в настолки, а?       Все это время они разумно сидели на полу, так как маленькая однушка не располагает даже вторым стулом. Конечно, его можно было бы перевернуть и усесться по традициям анекдотов, но для этого ребятам нужно больше алкоголя, чем они имеют сейчас.       — Для настолок времени хватит, у нас целый вечер и ночь впереди, — Олеся не собирается принимать отказы и жалкие оправдания, — Мы же бухаем прямо посреди бела дня, как тут не погадать?       — Легко, — Дима все еще ворчит, но внутренне уже давно смирился. Ему вообще со многим приходится мириться на протяжении всего периода дружбы с Иванченко, но оно того определенно стоит. Расклады — это, как минимум, смешно.       Олеся легким движением руки сметает все лишнее со своего импровизированного гадального стола в виде досчатого пола и даже убирает мелкие крошки от чипсов: все должно быть стерильно чисто, чтобы энергия карт не перемешалась с энергией русской картошки с беконом.       — Ну давай, Антош, задавай свой вопросик. Только шепотом и без касаний! — все в квартире прекрасно знают, что одно прикосновение к колоде заканчивается переломанными пальцами рук.       — Да помню я, помню, — Антон вздыхает пока формулирует в голове вопрос. Мыслей ноль, на самом деле, он сам не помнит, зачем вообще предложил эту хуйню, но что-то спрашивать надо. Он нагибается к протянутой в женской руке колоде и начинает шептать. — Как мне стать богатым и знаменитым?       Олеся резко одергивает карты на себя.       — Антон, ну что за ебота! — ее голос звучит отчасти оскорбленно, — Какие в жопу богатства и знаменитости?!       — А что не так-то? — Шаст разгибается обратно и вскидывает брови домиком, совсем как отруганный щенок золотистого лабрадора.       — Я хочу страстей и интриг! Давай про любовь что-нибудь лучше, — заявляет Иванченко с таким лицом, от которого тут же создается впечатление, что будет либо так, как она сказала, либо все вылетят из ее квартиры стройным парадным маршем.       Любовь, ага, конечно. "Дорогие карты, а вы не могли бы подсказать, че там с Арсением? Шансы есть или как? Ну просто надо понимать хотя бы процентное соотношение, а то судя по его последним словам он меня за самостоятельную личность не считает, че там про достойную кандидатуру в партнеры говорить."       Антон смеется над собственными мыслями и над тем, что при наборе слов "страсти, интриги, любовь" его мгновенной ассоциацией стал именно Арсений. Вот что с людьми делает болезненная влюбленность в недосягаемых супергероев.       Нет, а на что он может рассчитывать? Что Арсений Сергеевич после нескольких дополнительных попыток неумелого флирта вдруг чудесным образом разглядит в нем симпатичного непростого парнишку и радостно кинется в объятия? У него вообще хоть когда-то были шансы или Антон изначально рыл себе тоннель в никуда? Так много вопросов и так мало ответов.       — Ну что, надумал? — спрашивает внезапно Дима, хотя до этого он казался максимально отрешенным от всей движухи, — Я бы послушал, че там высшие силы тебе нахреначат. Вдруг Меган Фокс к тебе приворожат, а? Такое вообще может быть?       — Нет конечно! Господи, Дим, — упоминание православного господа в процессе ведьминских практик кажется лишним, — Карты не могут заставить, только сподвигнуть на дальнейшие действия. Они просто объясняют текущую картину и составляют прогноз, а ты уже сам решаешь, следовать ему или нет.       Что ж, звучит разумно. Если уж и карты выплюнут ему какие-нибудь тройки с шестерками, то значит сами звезды против безнадежных трепыханий. Ну а если выпадут хорошие, козырные тузы там всякие или хотя б короли, то Антон не будет опускать руки раньше времени. В конце концов, Шастун примерно так и решает все свои проблемы на протяжении жизни: не живем, как мамка скажет, а живем, как карта ляжет. Иронично, учитывая что в свои двадцать два он все еще делит квартиру с родительницей, но это отступление от основной темы.       Не попробуешь — не попробуешь. Не будет же он в заправду верить всей этой магической чепухе и следовать пошагово советам от небесной богини. Он так, просто, ради интереса.       — Что у меня сейчас происходит на личном фронте? — задает Антон в колоду, и на этот раз она не улетает из поля зрения.       — Странный вопрос, конечно, но пофиг уже, — Олеся делает разгоночный глоток из своего бокала и приступает к непосредственному гаданию.       Хотелось бы сказать, что процесс походит на какой-нибудь древний ритуал, сопровожденный шлейфом мистицизма и внезапными мурашками по спине, что ветерок из открытой форточки подозрительно мягко дергает шторку и что Олеся с картами в руках напоминает зловещую колдунью из фильмов про короля Артура. Но нет, совершенно точно нет. Олеся не тянет даже на выряженных экстрасенсов с ТНТ, на ней домашняя растянутая кофта и спортивные велосипедки, а так называемые мурашки бегут по жопе от сквозняка, потому что сидят они все на полу. Короче, никакого таинства и сект, все по-человечески глупо.       Это отмечает вслух Журавль, которому так и не терпится разъебать весь разбор к чертям собачьим. Он предвкушающе хлебает свой коктейль с наименьшим количеством водки (потому что он, вообще-то, бросает пить) и терроризирует тасующуюся колоду повышенным вниманием.       Олеся выкладывает на пол перед Антоном сразу несколько карт и тут же удивленно охает.       — Карта суда! Ты уже встретил свою любовь! — за секунду ее накрывает неимоверный детский восторг, она трясет свободной от карт рукой в воздухе и чуть не сбивает свой бокал. Дима благоразумно убирает посуду себе за спину. — Но блин, тут еще какой-то конфликт... Не понимаю, нужна пояснительная.       Она вытягивает из колоды еще несколько карт и ставит их в один ряд с предыдущими тремя. На новой картинке изображена куча стремных палок, но Олесю это почему-то радует еще сильнее.       — О боже мой, девятка жезлов, — лицо Иванченко почти трескается от улыбки, настолько сильно ее накрывают эмоции, — Это очень круто, Антон!       — Я тебе конечно верю, но неплохо было бы услышать какие-то комментарии, а то эти палки больше похожи на пророчество к гэнг-бэнгу, — Антон хоть и шутит, но пояснения услышать правда хочет. Все-таки сейчас решается его дальнейший план действий на Арсения Сергеевича.       — Тьфу на тебя, гэнг-бэнг это Король Мечей, — звучит с таким осуждением, словно Шастун должен был это знать по программе за подготовительный класс, — Девятка жезлов говорит о благоприятном исходе ссоры. Какие бы разногласия не стояли перед парой, все в итоге будет хорошо!       М-да... Вот и погадали.       Антон, конечно, во всю эту чепуху не верит, потому что он взрослый здравомыслящий человек со своей головой на плечах, но на душе от чего-то скребется дичайшее подозрение в мухлеже Олеси. Ну не могла же она проследить за Антоном и выведать про ссору с Арсением? Хотя какая там ссора, это слишком громкое и неподходящее ситуации слово, ведь Шаст просто кинул обидку и был таков, сам Арсений наверняка даже не знает о каком-то там внутреннем конфликте.       Но, в любом случае, несколько минут назад слегка захмелевший Антон успел заключить сделку с самим собой, по результатам которой выходит, что сдаваться ему пока рановато. Вот же блять, что за совпадения такие?       — А ну-ка признавайся, что там у тебя за конфликтная знойная красавица? Или, может, красавец? Учти, я могу просто разложить на внешний вид и все равно все узнаю! — Олеся опасно наклоняется к Антону и начинает беззлобно тыкать его наманикюренным пальцем в оттопыренное колено.       Шастун, естественно, пытается избежать ответа и острых тычков, но его с другой стороны внезапно прижимает Журавль — пришла беда откуда не ждали, друг ударил в спину и отпустил лапу, как это сделал в свое время Шрам с Муфасой.       — Так, Антошка, а что за реакция? Че молчим? — господи, куда подевался весь его скептицизм, когда он так нужен? — Неужели эта шарлатанка попала? Говори, иначе...       Дима переглядывается с Олесей. Им хватает половины секунды, чтобы скооперироваться на каком-то своем, ментальном уровне и практически одновременно начать полномасштабную атаку на Шастуна, избежать которую не представляется возможным, ибо за ним стоит старая кровать, а перед ним — две хитрых рожи.       — Не надо, дядя, — последнее, что успевает выдавить из себя Антон перед тем, как его начинают безжалостно щекотать.       И это, между прочим, запрещенный прием! Как чит-код в ГТА Сан-Андреас, вот честно, как будто у Антона был хоть шанс продержаться дольше трех секунд.       — Все, все, все! Дайте мне немного выпить и я все расскажу! Клянусь.       Нужно бы скрестить пальцы за спиной, но они заняты. Остается надеется, что брошенная в шутку клятва нигде там на небесах потом не засчитается, потому что у Шастуна снова не получится рассказать прям все. Может когда-нибудь потом, но точно не сейчас.