Неизбежно любить тебя

      — ... какого Дьявола?! — Тав ругалась, используя весь пёстрый лексикон. Первоначально родились рассуждения, а потом монолог перевоплотился в настоящие обвинения, отпугивающие жителей, проходящих далеко и мимо.       — Рафаила. — процедил Анкунин сквозь плотно сжатые зубы. Вены на руках и шее взбухли, готовясь к вербальному бою.       Карлах с Гейлом отошли подальше, наблюдая за сценой с приличного расстояния, не желая ненароком попасть под горячую руку. Вряд-ли Астарион кинется на Тав, а вот наоборот... При обратной ситуации у двоих не возникло бы альтруизма спасать вампира. Они все стояли по локоть в крови, щурясь от пристальных лучей солнца, безмолвно порицающих и пытающихся наказать хоть как-то.       — Тебе сложно было просто согласиться?! Астарион, я к тебе обращаюсь! — не унималась Тав, тыкая пальцем в грудь оппонента. — Почему я вечно иду на твоём поводу?!       — Никто не просил их нападать на нас! — впервые за долгое молчание взорвался обвинённый, указывая ладонью на трупы, расстеленные ковром у ног. Подумать только, ещё пару минут назад Ульма распиналась о Казадоре, а сейчас лежит бездыханно. Жутко от того, насколько внезапно опустел лагерь охотников. — Все должны уметь принимать «нет»!       — Как и ты! Объективно ты не прав и знаешь это!       Астарион рассмеялась, запрокинув голову. — С чего вдруг?! Твой ручной иллитид тебе нашептал?       — Он не мой иллитид, —поморщившись отрезала тифлинг, понижая тон, от чего становилось более жутко. — а ты последний мудачила. Мы могли согласиться и уйти. Не факт, что дети действительно живы, но, если бы кого-то и нашли, то отправили бы гурцам. Дело с концом.       — А, если нет? — морщины залегли меж бровями, указывая на гнев. — Будем ждать пока они не придут и не перережут нас всех?! Давай, милости прошу, испеки им блинчиков заранее, чтобы закусили нашу кровь!       — Тогда бы и убили, а не сейчас! Хватит искать оправдания своей жестокости!       — Пхах! — Астарион усмехнулся, едва не подавившись собственной слюной. — Оправдания?! Да тебе ли не знать чт...       — Я знаю, замолчи. Сама неоднократно оправдывала тебя этим же.       Вампир насупился, широко расправил плечи, вскинул голову, свысока глядя на возлюбленную. — Тав, — он ухватился за её палец, всё ещё сверлящий его доспех, а затем легко поцеловал тыльную поверхность ладони. — я не желаю ругаться из-за бестолковых охотников.       Тифлинг клялась защищать Астариона от «ищеек», от всех, кто вздумает причинить боль или потенциальных, но сейчас... В связи с происшествиями стороны чёрного и белого смешались, открывая занавес на ужасную тайну, разъедающую плоть души.       — Мне надо побыть одной. — высвободив руку Тав ушла не оглядываясь.       Разумеется, это покоробило Астариона. Взором он провожал силуэт двоих тифлингов. Пусть хотя бы Карлах будет рядом.       Что он сделал не так? Анкунин искренне не осознавал виновности. Конечно, может Тав и не понравилось что-то, но не настолько сильно же? Сердце затрепетало будто флажок, колыхающийся при урагане. Часто, прямо-таки бешено. Паника подкатила к горлу. Ещё ни разу тифлинг не злилась из-за подобных пустяков. Что, если... Нет, нет, нет. Не стоит думать о подобном. Тав по-прежнему любит, только... Возможно, ей приснился очередной дурной сон, о котором не рассказала? Или ещё чего-нибудь. Не стала же она зацикливаться на Баале...       — Дружище, — Гейл по-свойски встал рядом, смотря осуждающим взглядом, помешанным с псевдо-проницательностью. — одними цветами тут не отделаешься.       Астарион блеснул клыками, являя волшебнику маниакальный взор. — Если ты сейчас не заткнёшься, я вырву и сожру твоё сердце.

***

      Возможно, он погорячился на Гейла, раз в конечном итоге в руках действительно оказался красивый букетик цветов, упакованные кексы с черникой и серёжки. Те самые украшения, на который Тав с большим интересом смотрела через окно витрины, пока Хальсин не окликнул её. Чтобы наверняка, потому как в этот раз физическое обольщение определённо не прокатило бы даже у него.       Что дальше делать, Астарион особо не знал. Извиняться точно не собирался, а вещи должны были стать неким символом внимания, сглаживающим острые углы. В голове нарисовался отличный план. Идущий в разрез с реальностью.       Тав молчала. Ни единая мышца на лице не дрогнула при попытке вампира вручить презенты. Она встала и ушла. Неслыханная наглость. Тифлинг искренне не понимает, что тем самым загоняет в живой островок стрелы из льда?       Недолюбленный и покалеченный внутренний ребёнок Астариона бился в припадках. Лютых.       Этот позор видели все обитатели лагеря. Казалось, что даже на лице Лазель отобразилось сочувствие. Боже, какой ужас. В самолюбие вонзили незаточенный кинжал, покрытый ржавчиной.       Швырнув «замещение извинений» на стол, Астарион встретился взглядом с Медвесычем, нагревающим место на его кровати. Наконец никаких лежанок, а комфортные условия гостиницы. Поначалу Анкунин желал высказать нечто в духе «убирайся отсюда, противное животное», но потом вампир плюхнулся рядом, стягивая верхнюю часть одежды.       — С чего вообще я должен этим заниматься? Будто бы это моя вина. Не хотел я красть ваших детей и шрамы тоже не хотел. — Астарион провёл руками по лицу, шумно выдыхая. — Блять.       Питомец задвигался своей мощной тушкой, издал неопознанный звук, толкая головой в бок, точно сочувствуя.       Холодная рука погладила по перьям. Уголки губ чуть-чуть растянулись в жалком подобии на улыбку. Глаза защипало от горькой обиды, жгучей душу. Вампир впервые наткнулся на камень в собственных мыслях, гласящий о том, насколько он стал ранимым. Ничто не ранит сильнее, чем слова и поступки любимых, а учитывая расшатанную психику, данное превращалось в гремучую смесь.       Видел бы его сейчас Казадор, содрогнулся бы от омерзения.       Дьявол, почему вспомнился этот озабоченный сморчок?

***

      Астарион не надеялся, что Тав придёт к нему сегодняшней ночью.       Как бы то ни было, вампир услышал шорох, а затем ощутил опаляющее тепло. Тифлинг прижалась своей спиной к его, но не обняла, как делает это обычно. Ладно, хотя бы что-то.       Медвесыч ушёл около часа назад, а затем краем уха Анкунин приметил как детёныш говорит с Карлах.       Только сейчас дошло, что животное могло поведать о театральных вздыханиях Астариона. Не в подробностях, разумеет, слишком скуден пока интеллект существа, но... Вот дерьмо. Оба тифлинга понимают язык животных. Нет, ну это заговор какой-то. Не дают даже пострадать спокойно. Если Тав пришла из-за доноса Медвесыча, то Астарион съест его. Какое унижение.       Анкунин не шевелился, опасаясь очередного ухода Тав, хотя она знала, что он не спит.       Они пролежали так где-то с полчаса, сродни каменным статуям, пока вздрагивания и тихие всхлипывания не стали слишком тревожащими.       — Поиграли и хватит. — Астарион привстал, разворачивая Тав к себе лицом. — Кто тебя расстроил? Я?       Слезящиеся глаза напоминали листву деревьев после дождя. Тифлинг послушно поддалась, затем перераспределяя вес на колени. Она потянулась к вампиру будто к солнцу, соприкасаясь с ледяной грудью, всё также осторожно и любовно гладя шрамы на спине. — Мне страшно, Астарион.       Анкунин заключил возлюбленную в кокон рук, нежно целуя в висок.       — Отпрыск Баала, я один из основоположников всего дерьма, что сейчас происходит... Грёбаная катастрофа. Я никогда не была частью решения. Я - часть проблемы. А эти гурцы...       Слёзы отпечатывались на плече Астариона, грудная клетка ходила ходуном. — Глубокий вдох, умница, выдох. — вампир продолжал обнимать, слушая другую боль. Он не знал, как разделить её, кроме как тривиально вникать.       — Потеря памяти словно сбила настройки, вернула к началу, чему-то серому. Не хочу быть героем, набожной святошей, поклоняющейся Селунэ, но и настоящим чудовищем тоже становиться не хочу. Мне не стоило реагировать так, но я почувствовала, что всё это неправильно и... — Тав всхлипнула, сжимая кулаки. — Это тяжело. Я думаю о Казадоре, о твоих словах про истинных вампиров и о желании вознестись вместо него. Мне хочется, чтобы ты не боялся солнца, и никто не смог причинить тебе боли, но мне страшно потерять тебя в круговороте силы.       Астарион сомкнул объятия пуще прежнего. Пальцы задрожали. Он сглотнул тугой ком, с препятствиями проходящий вниз. Язык онемел, забыв какого это изрекать сложенные в текст буквы. В сознание кто-то принялся наводить беспорядок, выкидывая фразы в пропасть, не оставляя ничего, кроме тошнотворного пустого звона.       Сколько раз Анкунин назвал баалёнышем? Он не предполагал, что тема зацепляла настолько остро.       «Моя душа болит за тебя», ранее, как и понятие любви, вампир полноценно не знал. Однако, теперь Астарион проживал терзания Тав точно свои.

I'm not part of the solution

I am part of the problem

I'm not part of the solution

Not part of the solution

Not the solution

I am part of the problem

I'm not part of the solution

Not part of the solution

Euringer - Problematic