Кровавый край

      Когда туристы танцуют, они становятся неотличимы от зомби.       Они толкаются перед сценой. Дергаются. Разевают зубастые пасти.       Кошмарное зрелище.       А еще по случаю Хэллоуина Морин раздала им всю эту восхитительно нелепую дрянь. Кожаные жилеты и шляпы ковбоев с лихо торчащими в стороны коровьими рогами. На рога насажены светящиеся в ночной полутьме пластмассовые глазные яблоки.       Рейн допевает последние строчки очередной песни.       — Знаешь, что? — Триллер, устроившийся за деревянным столом для закусок поблизости от танцевальной площадки, кивает на сцену. — Мне кажется, если бы Рейн вдруг пришло в голову спуститься к ним, то туристы в тот же миг разорвали бы ее на части.       — Ты бы предпочел упасть в толпу зомби или в стадо туристов? — Струпс, улыбаясь, смотрит поверх своего наполовину пустого стакана.       — Зомби. — Хмыкает Триллер. — Определенно зомби.       Приподняв стаканы, они брякают ими друг о друга.       Ночь наполняется звуками новой мелодии.       Разноцветные лампочки загораются и гаснут над головой.       Туристы танцуют. Крошка Корби снует между ними с тарелкой закусок.       Морин, пробегая мимо с бутылкой вина, сжимает Струпса и Триллера в угрожающе крепких объятиях.       — Мы выиграли конкурс за самый лучший костюм! — Сообщает она.       — Это моя обычная одежда. — Хрипит Триллер, предпринимая неуверенную попытку освободиться. — Я всегда так хожу.       Морин звонко хохочет ему в ухо.       — В том-то и дело! — Перекрикивает она грохот музыки. — Этот прикид называется «костюм самого большого придурка на свете»!       Триллер смиряется со своей судьбой.       Ему суждено быть задушенным насмерть посреди хэллоуинской вечеринки.       До рассвета остается еще пара часов. И — ну кто бы мог только подумать! — им снова приходится отправиться рыскать по лесу вместо того, чтобы спать.       Тупые туристы. Нарушают тупые правила.       Идут в лес. Бродят там. Ищут себе приключения.       А после мечтают о том, чтобы вернуться назад. В родной город. И превратиться там в зомби. И всех заразить.       Тупые, тупые туристы.       Кучка богатых самонадеянных упырей, которых в очередной раз придется искать до утра.       — Как называется зомби, который танцует балет? — Раздается голос Струпса из-за деревьев.       — Зомбалерина? — Триллер забирается на ветку высокого дерева, в надежде увидеть отсветы чьего-нибудь фонаря.       — Как называется зомби из женского монастыря? — Доносится снизу.       Триллер, безнадежно вглядываясь вдаль, устало зевает.       — Зомбяхиня?       Струпс накидался.       Так что вместо работы он предается теперь сочинению шуток про зомби.       Какой звук будет, если ударить зомби?       3омбац!       А какой звук будет, если зомби поскользнется?       Зомбряк!       А вот еще: как называются смертельно пьяные зомби?       Лежачие мертвецы!       — Во имя всего святого… — Стонет Триллер.       — О, нет, подожди! Вот: как понять, что зомби перед тобой — очень умный? — Струпс стучит по коре дерева рукоятью багра. — Он спросит, как пройти в зомбиблиотеку!       Хотя, вообще, в прошлый раз, когда Струпс так наглотался бухла, он принялся спрашивать, не хотелось ли Триллеру когда-нибудь сжечь себя заживо.       Вид у него при этом был такой, будто ему самому уже не терпелось сунуть башку в костер. Свою или чью-то чужую — Триллер так и не смог разобрать.       Так что шутки про зомби — это еще даже не самый паршивый вариант.       Далеко впереди между ветками мелькает дрожащая искра.       Триллер срывается с места.       Он продирается сквозь кусты. Он всаживает молоток мертвецу прямо в лоб.       Он оглядывается.       Он ищет человека с фонарем.       Он торопится, чтобы как можно скорей настичь свою жертву.       А потом его жертва сама вдруг находит его.       Маленький человечек с обширным животом, дряблыми щеками и редкими клоками волос на висках врезается ему в бок. И тут же начинает кричать.       И вот что.       Черт побери. Это не крик ужаса. Это крик посетителя ресторана, который никак не может дождаться свободную официантку.       Толстые пальцы сжимают ручку туристического фонаря.       — Вы опоздали! — Кричит человечек. Ноздри на его мясистом лице раздуваются от ярости. Глаза наливаются кровью. — Вы знаете, сколько времени вас пришлось ждать?       Триллер мрачно усмехается. И, собрав в кулак все отпущенное ему хладнокровие, делает остановку на своем обычном пути — пути «найти беглеца — догнать беглеца — размазать его по деревьям».       — Вы укушены?       — Мой охранник! — Перебивает его толстяк. — Посмотрите! Это все из-за вас! По вашей вине! Посмотрите, вот что из-за вас стало с моим телохранителем!       Триллер оборачивается. И — о, черт!       Этот громила похож на проклятую гору. На королевскую акулу с ногами. На оживший токарный станок.       Его рубашка разорвана. Его тело сотрясается в судорогах. Он укушен.       Он обращается в зомби.       Забыв о толстяке, Триллер забрасывает свой верный крюк на ветку ближайшего дерева. Цепляется за веревку. Прыжок вверх. Прыжок вниз.       И вот он уже на плечах мужика в залитой кровью рубашке.       Его нельзя отпустить. Да, его укусили в шею. Выгрызли мясо. Целый кусок. А алкоголь, или природная предрасположенность, или еще какое-нибудь генетическое хрен-знает-что сделали свое дело. И обратили уродского великана в зомби почти мгновенно.       Так что — ура! — теперь им не грозит сценарий «тайно вернулся домой, тайно умер, и сразу же тайно воскрес, а потом уже не слишком тайно, но очень зрелищно покусал всех в округе». Им не грозят миллионные судебные иски для Алекса и господина Дельгадо.       Зато им грозит повторение паршивого случая из позапрошлого года.       Сценарий «пришел к забору с колючей проволокой в слегка разложившемся виде, после чего был замечен пронырливыми газетчиками с другой стороны, и попал на обложки таблоидов. Да еще в окружении своей безутешной семьи и тридцати несчастных сироток, горько рыдающих над его незавидной судьбой».       Завершается этот сценарий тем, что начальство все равно с удовольствием отгрызает Триллеру или Струпсу башку. В качестве компенсации за испорченную репутацию ранчо.       Вот поэтому Триллер сидит сейчас на плечах у здоровенного окровавленного мужика. И с остервенением пытается пробить дыру ему в черепной коробке.       Правда, весовые категории у них не равны.       Мощная лапа сгребает Триллера. И швыряет его, как щенка.       Время замедляется. Становится густым, как желе.       Триллер не самый сильный чувак на планете. Не самый красивый. Не самый умный. Он пишет с ошибками, путает Австрию и Австралию, и стряхивает с ног свои кеды, никогда не развязывая шнурков. Потому что ни за что не сможет после этого их завязать.       Но сейчас это неважно. Он не чертов ученый. Он не сраный кумир поколения. Его работа — валить укушенных упырей. Это — все, что от него требуется.       Так что он, черт побери, будет валить укушенных упырей.       И он будет делать это как гребаная рок-звезда.       Он переворачивается в своем коротком полете. Под ногами возникает ствол дерева. Триллер отталкивается от него. Хватается за ветку. И снова обрушивается на двухметрового гавнюка, успев подбросить и прокрутить в руке молоток, как сраные жонглеры бросают и крутят факелы на арене сраного цирка.       В этот раз он вцепляется в плечи громилы крепко, как клещ.       Коротконогий толстяк возмущенно кричит что-то далеко внизу.       Триллер наносит удар.       Здоровенные лапы громилы снова устремляются к нему. Пытаются отшвырнуть. Придушить. Сдавить его шею, сломать его кости, сорвать очки и выцарапать глаза, выдернуть руки из плеч.       Триллеру дороги его руки. Дорог по крайней мере один нормально видящий глаз. Дорога шея и кости.       И поэтому он дерется как сумасшедший.       Напоследок здоровяк все-таки впечатывает его спиной в дерево. И Триллер, подавшись вперед, врезается носом в чужой затылок.       А после этого здоровяк падает.       Триллер приземляется на землю рядом с поверженным телом.       Ха!       Видел бы его Алекс!       Это тянет на хорошую квартальную премию!       Видела бы его Рейн!       И, черт побери, как же хорошо, что перед визитом в карантинную зону туристам полагается сдать все оружие.       Иначе разбитым носом на этот раз дело бы точно не обошлось.       — Как… как… вы… смеете?! — Завывает толстяк.       Его глаза-пуговицы становятся круглыми. Лоб покрывается складками. Лысая голова тускло блестит от пота.       Триллер медленно выдыхает воздух вместе с каплями крови.       Он — чертов образец вежливости и самообладания.       О да. Видел бы его сейчас Струпс. Он от такого зрелища точно пришел бы в восторг.       — Вы укушены? — Повторяет Триллер. И делает шаг к толстяку.       Толстяк открывает рот.       А сразу же после этого переворачивается.       Земля опрокидывается. Исчезает из-под ног.       И Триллер оказывается висящим вниз головой на высоте человеческого роста. Затянувшаяся петля туго впивается в ногу над самой щиколоткой. Другой конец веревки исчезает за толстыми ветками, темнеющими на фоне звездного неба.       — Что это? — Испуганно взвизгивает толстяк. — Что произошло?       — Блядь! — Выдыхает Триллер.       Очки съезжают ему на лоб. Полосатый шарф, скрывавший лицо, оказывается на земле. Молоток падает рядом. А вся кровь, которая лилась по подбородку, теперь принимается течь в другую сторону. Прямо в глаза.       Толстяк издает нервный скрежещущий смех. После чего сообщает:       — Теперь… теперь мертвецы сожрут тебя. Да! И это будет тебе уроком!       Триллер прислушивается.       Никто не хрипит и не шаркает. Ни одного мертвеца поблизости нет.       Ну надо же. Вот незадача.       Яркий свет ослепляет. Толстяк направляет в лицо Триллеру луч своего фонаря. И кривит рот, приглядевшись.       — Ну ты и урод.       Морщины на лице толстяка складываются в гримасу отвращения.       Триллеру становится почти смешно.       — На себя посмотри. — Предлагает он. — Картошка печеная.       В целом, ему даже начинает нравиться создавшееся положение.       Если уж жертва упорно отказывается отвечать на его вопрос, то здесь ничего не попишешь.       Триллер с чистой совестью может болтаться на дереве, ругаться с толстяком, и ждать Струпса. А тот уже сам пусть решит, что с этим ублюдком следует делать дальше.       — Эй! — Орет Триллер. — Эй, Кровострупник! Струпс! Где тебя носят черти?       — Действительно. — Соглашается толстяк. Он кивает, и его щеки раскачиваются, дрожа, как пара дохлых медуз. — Здесь нужен другой… другой ваш сотрудник. Позовите другого! Давайте, зовите его! Позовите нормального! Вменяемого! Того, который способен относится к клиентам с положенным уважением.       Триллер, хмыкнув, закидывает руки за голову.       — Какое тебе уважение? Ты же правила нарушаешь, гандон.       Человечек в ответ угрожающе потрясает фонарем. Как будто бы и правда собираясь им врезать.       — Да ты хоть знаешь, кто я такой? — Шипит он сквозь зубы.       — Нет. — Простодушно сознается Триллер. — А что? Кто-то важный?       Лицо человечка вытягивается так, что с него исчезают почти все морщины.       — Разве ты не видел меня по телевизору? — Уточняет он, растерянно моргая.       — Ты снимался в порнухе? — Триллер принимается раскачиваться на веревке из стороны в сторону.       И неожиданно все-таки получает по уху фонарем.       Покрасневшее лицо толстяка трясется от ярости. Толстяк издает хриплый рык, как будто бы его душат. А после этого начинает кричать.       Он кричит о том, что он — известный политик. Он — уважаемый человек. Он добьется того, что Триллера уволят с работы. И посадят в тюрьму. Где он сгниет. Сгниет в страшных муках. И его мать тоже умрет в непередаваемо страшных мучениях. А его отца уволят. И еще его, Триллера, не возьмут ни в один университет. И солнце не будет светить, и земля разверзнется, и бездна поглотит его.       Или что-то вроде того.       Триллер слушает все эти вопли не очень внимательно.       И поэтому давится воздухом, когда до его ушей доносится совершенно немыслимое.       Угрозы, которые могли бы показаться серьезными только тому, кто способен по своему желанию свалить отсюда.       Только тому, кто мог бы уехать.       В любую минуту.       Они царапают слух, как горсти разбитого стекла.       — Подожди. — Перебивает Триллер, и пытается схватить толстяка за руку. — Ты врешь. Ты не политик. Ты не можешь им быть.       — Я?! — Толстяк принимается ловить ртом воздух, задыхаясь от возмущения. — Я — не политик? Я?! Да я шестнадцать лет… На лысине у него краснеет расплывшееся пятно. Должно быть, Триллер капнул на него кровью.       Триллер медленно выпускает воздух через сжатые зубы.       — Ш-шестнадцать лет? Шестнадцать лет? — Медленно повторяет он. — Шестнадцать? Ты — важный политик? Шестнадцать лет? И ты даже не знаешь… не помнишь... что нас всех отсюда не выпускают?       — И правильно делают! — Выплевывает толстяк.       Он кричит что-то еще. Вот только Триллер не слушает.       Он разматывает веревку на поясе, и прокручивает в пальцах верный железный крюк. Размахнувшись, закидывает его в высоту. Подтягивается. Снова переворачивается, меняя местами небо и землю. Добирается до ближайшей ветки, и стряхивает петлю со слегка онемевшей ноги. А потом падает вниз.       Он справляется со всем за секунду. Раз. Два. Три.       И готово.       Толстяк оторопело подается назад. Лунный свет падает на его лысину. Прямо на смазанное пятно.       И от этого, наконец, становится ясно: это не кровь.       — У тебя на макушке губная помада. — Триллер медленно поправляет очки, и снова натягивает на лицо свой шарф.       Толстяк, продолжая почти незаметно пятиться, нервно облизывает мясистые губы. В нем догорают остатки былого запала.       — Должно быть, это твоя мамаша оставила ее там, перед тем, как спуститься ниже, сученыш.       На его лице буквально написано: «Только попробуй тронуть меня!»       На его лице написано: «Ты не посмеешь!»       И тогда Триллер снова наклоняется к примятой траве. И нашаривает под ногами потерянный молоток.       Если бы в голове у Триллера еще оставались мысли, то это были бы мысли о толстых стопках бумаги.       Там, на ранчо. В офисе у господина Дельгадо, в конторе Алекса Кабреры.       Бумажки. Десятки бумаг, подтверждающих то, что за побег с территории ранчо работники имеют право размозжить голову хоть самому президенту. Без каких бы то ни было дальнейших последствий.       Печать, подпись.       Печать. Подпись.       На каждом листе.       Стороны осведомлены.       В глазах толстяка, наконец, появляется ужас.       — Меня будут искать! — Хрипит он, хватая ртом воздух.       Вот только он ошибается.       Его уже искали.       И уже нашли.       Чужие руки вцепляются Триллеру в плечи.       — Эй! Хватит! Хватит!       Это Струпс.       Он тянет вверх. Пытается оттащить.       Потому что им двоим здесь уже делать нечего.       Рукава у Струпса покрыты свежей грязью, и пахнут травой. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, как выглядит Триллер.       Триллер пытается отдышаться. Но получается как-то паршиво.       — Эй, — говорит Струпс. Он явно без особого успеха пытается определить, какое количество крови на лице приятеля принадлежит Триллеру, а какое — кому-то другому. — Эй, вот, послушай. Как называется безмозглый турист, сбежавший с ранчо?       — Ср-раный! Уебок! — Триллер, вырвавшись, от души пинает в бок растерзанную тушу жирдяя.       Струпс понимающе вздыхает.       — Я собирался сказать… зомбыдло. Но твой ответ принят.       Перед самым рассветом они добираются до ворот ранчо.       — Что ж, значит, два-один в твою пользу. — Резюмирует Струпс, тяжело прислоняясь к запертой двери. — Как думаешь, может, мне стоит вернуться, и поискать последнего?       — Да ну его к черту. — Триллер принимается возиться с замком. — Мы мотались по лесу не меньше пяти часов. Давай закончим с ним завтра?       Струпс издает усталый протяжный стон.       — Завтра он уже может быть мертвецом. Придется снова брать фотографию из личного дела, и играть с толпой полусгнивших ублюдков в полицейское опознание.       Триллер беспечно фыркает.       — Ага. Ты хочешь быть плохим или хорошим копом?       Потратив чертову кучу времени, он, наконец, отпирает ворота, после чего решительно пихает приятеля внутрь.       А сразу же за воротами на них неожиданно набрасывается Морин.       Под мышкой у нее сломанный фонарь из тыквы. В волосах застрял серпантин.       — Вот и Санта. — Мрачно провозглашает Морин. — А с ним его долбаный красноносый олень Рудольф.       — Заткнись! Ни слова про уродский нос! — Стонет Триллер, пытаясь одновременно закрыть засов на дверях, и поглубже зарыться в собственный шарф. — Это не мой уродский нос. Это чужой. Мне подкинули.       — Санта? — Удивляется Струпс. — Еще осень. Мне кажется, что ты ошиблась с праздником.       Вместо ответа Морин хватает его за рукав куртки. И, не говоря ни слова, тащит вслед за собой.       Триллер, уловив в воздухе тревожное напряжение, шагает следом.       На центральной улице ранчо безлюдно и грязно.       Тут и там валяются осколки разбитых бутылок и брошенные карнавальные шляпы. Из пустой поилки для лошадей возле салуна раздается храп. И еще оттуда торчит пара дорогих и нелепых ботинок.       — Значит, это я ошиблась с праздником? — Недовольно выдыхает Морин. — Вы — два больных на голову ебанутых маньяка. И вы хотите сказать, что эту срань сотворили не вы?       В эту минуту все трое уже стоят в ее комнате. На чердаке домика, полного убийственных механических аттракционов.       Морин приглашающим жестом указывает на окно.       Возле подоконника на трехногой подставке установлен ее телескоп. Он направлен не в небо, а вниз. В лес. При помощи смены линз Морин превратила его в подзорную трубу.       Струпс наклоняется к окуляру. Долго и сосредоточенно разглядывает что-то у самого горизонта.       — Вас долго не было. — Напряженно объясняет Морин, тяжело опускаясь на край низкого столика, заваленного грудой инструментов, железками и разной мелкой ерундой. — И я начала волноваться. И тогда я решила посмотреть…       — Ох. — Струпс, нервно усмехнувшись, зарывается пальцами в волосы. — И правда. Кто-то явно взялся заранее праздновать Рождество.       — Да что там такое? — Триллер тянет его за плечо, пытаясь тоже добраться до телескопа.       — Да как тебе сказать… — Выдыхает Струпс, отстраняясь. — Хорошая новость: последнего беглеца можно уже не искать.       Но есть и плохая новость.       Триллер издает тихий стон, наконец бросив взгляд через стекло окуляра.       Представшее перед ним зрелище непросто назвать одним из приятных.       3а его спиной Морин бормочет:       — Ну да. Плохая новость в том, что теперь мне всю ночь будет сниться эта сраная арт-инсталляция. Сраная елочка с гирляндой из свежих кишок.       Триллер прищуривается, вглядываясь.       Ох. Ну да. Черт возьми.       Для того чтобы ни у кого не осталось сомнений, что украшения действительно свежие, на макушке дерева белеет пластмассовыми рогами знакомая карнавальная шляпа.