Воля Огня

Первый год манги. Март. Ханаби 13 лет. Кимимару 13,5 лет. Кимимару все вечера пропадал теперь у Кабуто. Мастер только однажды показал ему, чем на самом деле занимается их команда. И то для мальчика, который так долго был в клетке, все увиденное казалось большим чудом. Кабуто достал из шкатулки несколько маленьких марионеток, почти игрушечных, как в тех магазинах для детей, витрины которых он иногда любил разглядывать вместе с Ханой, особенно, когда они были на год младше. - Зачем вам игрушки? - Спросил Кимимару. - Я как-то староват для них. Кагуя в ответ услышал, что эти маленькие марионетки стоят столько, сколько он не заработает и за год. А вот это уже становилось интересно. Кимимару хотелось зарабатывать во много раз больше, чем сейчас, или стать раз в двадцать сильнее. Врач показал своему воспитаннику целое представление: Кимимару увидел нити из чакры, которые опустились к марионеткам, подняли их, и те заплясали, как живые. Кабуто заметил, как засверкали глаза мальчишки, и понял, что Кимимару в его руках. - Ничего такого в жизни не видал, Кабуто-сама! - Восхищенно произнес он. - А вы меня научите? - В голову Кимимару в этот момент даже не приходила мысль, что Кабуто просто показал, как он управляет своими куклами, чтобы развлечь его или продемонстрировать мастерство. Не думал Кагуя и о том, что доктор может ему отказать в обучении такому высокому искусству, настолько сильное впечатление произвело на него это представление. Якуши лукаво улыбнулся и пообещал. Только дзюцу нитей чакры он так альбиноса и не научил, а "представление" при Ханаби показывать и вовсе отказался. Однажды Якуши проговорился и сказал, что Кимимару и Хьюга для такого слишком мелкие, а для того, чтобы управлять марионетками, нужна ответственность. Кимимару тогда разочаровался. Однако Кабуто все же понемногу привлекал мальчика к марионеточному делу. Сначала Кимимару дали огромное количество кунаев, сенбонов и лезвий, которые он должен был промазывать составами из тех трав, которые он когда-то собирал. Рецептов всех этих смесей пока даже Хана не знала, чем парень очень очень гордился. Только даже такое задание немного пугало: зачем Кабуто столько отравленного оружия? Конечно, радовало Кимимару то, что он уже подрабатывал в мастерской у Якуши, а время шло, и Кагуя понимал, что после кадетской школы у него не хватит денег на дальнейшее образование. Да что там на образование, даже на читательский билет... А Кабуто предлагал работу, не связанную с миссиями. А еще он учил мальчика вытачивать детали и делать из заготовок что-то похожее на полые деревянные пальцы. Пальцы были такие же, как на куколках Кабуто-самы, только заметно больше. Кагуя силился представить, насколько большие настоящие марионетки Кабуто, и догадался, что они, наверное, делаются в человеческий рост. А сколько стоят эти большие образцы, он даже и представить не мог. Кимимару пытался считать марионетки Кабуто. У человека по десять пальцев на руках и на ногах, и если на боевых куклах Кабуто столько же, то, значит, Якуши делает много таких механизмов. Потом Кимимару объяснили, что деревянные пальцы представляли собой капсулы для того, чтобы заряжать сенбоны. Вот зачем он неделями промазывал кунаи и лезвия ядом. Поняв все это, альбинос почувствовал себя настоящим мастером, который может и отравленную смесь приготовить, и лезвие ею аккуратно промазать, и капсулу для него в виде деревянного пальца выточить. А как юноша "задрал нос", когда ему поручили вырезать для марионетки целую ладонь?! И гордиться было чем! Во-первых, он верно догадался, что боевые марионетки Якуши представляют собой человекоподобные механизмы, напичканные отравленным метательным оружием. Во-вторых, Кабуто явно все больше ценил его, раз приказал выполнить более ценную деталь. Только эта работа отняла гораздо больше времени и сил, чем выточка "пальцев". Много времени он под руководством Якуши потратил на это новое для него изделие, и два раза Якуши не принимал работу, время оказывалось потрачено зря, и Кагуя начинал работать заново, потому что оружие, скрытое в боевой кукле не работало, как надо. И только к середине третьего месяца трудов получилась у него та самая ладонь для марионетки. Кабуто куда-то унес удачную деталь. С одной стороны, Кимимару льстило, что Кабуто считал его хорошим ремесленником. "Вот именно, ремесленником..." - С обидой думал Кимимару. Он ведь все еще не мог ни собирать марионетки, ни управлять ими, а между тем шли месяцы учебы у Кабуто. Якуши поступил очень хитро. Кимимару чувствовал, что доктор пользуется его трудом, но сам парень не знал, как с помощью чакронитей приводить марионетку в движение, как управлять тем, что он мастерил и как этими механизмами воевать. А еще ему не показывали больших марионеток целиком. Кабуто умел хранить тайны от "недостойных" учеников. "А кто вытачивает все остальное?" - Часто задумывался Кагуя. - Сакон? Сакон был старше, только, если он и резал что-то, то это были анатомированные мертвецы в морге под присмотром Якуши. Если это доктор-сама ему, конечно, позволяет... А так Сакону разрешают принимать корреспонденцию, которая приходит к Якуши-саме, когда его нет на месте. И только. Кимимару слыхал, что Кабуто с Саконом раньше занимался, как с ним и с Ханой, и даже направил его на какие-то заочные экзамены. И с тех пор, позволил работать с его документами. Кимимару видел, как доктор часто просил Сакона переписать что-то для себя. В общем альбинос представлял Сакона не то секретарем, не то санитаром-бойцом, но никак не марионеточником, и, откровенно говоря, считал, что марионеточником быть круче. Кимимару очень сильно хотелось кое-кому рассказать, что он теперь может самостоятельно выточить важную деталь, чтобы эта "кто-то" не заносилась тем, что ее учат в клане, а чему - она не скажет. Кагуя не знал, что лучше, тренироваться у Кабуто или учиться в улучшенно-геномном клане, потому что Ханаби Кабуто не взял, сказав, что она не только зверушка, случайно попавшая в кадетскую школу, но еще и "недо-Хьюга", не освоившая целиком всех премудростей ее клана. А раз так, то пока она ему не нужна. И пусть сначала заслужит того, чтобы он как преподаватель обратил на нее внимание. И Хана пошла заслуживать. После уроков ходила на дополнительные занятия к Кабуто, который в ускоренном темпе закрывал "огромные" пробелы в хьюговской программе, а потом шла в клан, где ее тоже учили. И Кимимару не знает чему. Иногда в голову Кагуи приходила светлая мысль, что Кабуто обоими ими пользуется: у Кимимару забирает готовые детали и управлять марионетками не учит, чтобы он и дальше оставался учеником-ремесленником, а не боевым шиноби, а Хану и вовсе ничему учить не хочет, проверяет у нее домашнее задание, а всю шинобскую подготовку свалил на клан. Родные свою девочку не бросят и выучат. Зашедшей к нему по поручению Анко-самы Аджисай он может спокойно выдать швабру и припахать убираться или заставить девчонку, у которой чудом сохранился красивый почерк, что-то переписывать. При этом ни сена не заплатит. А Аджисай будет переписывать и за швабру возьмется, потому что побаивается доктора-саму. Да и Сакону Кабуто ключ от лаборантской выдал, а техники зажал. Ну, или Сакон про них ничего не рассказывает. В общем ситуация складывалась безрадостная. Кабуто, если подумать, еще тот гад. Тем не менее, даже Кимимару, приглядываясь к тому, как и что делает Кабуто, все-таки увел у него одну полезную технику. Альбиносу было невдамек, что, если Якуши, правда, готовит из Сакона санитара-бойца, то парень это дзюцу тоже давно выучил, а значит, оно никакое не секретное. Событий накопилось так много, что хотелось поделиться своими радостями с Ханой. Немного денег у него есть, да и выходные скоро. Деньги, конечно, были не за работу у Кабуто. Якуши как учитель все его детали всегда брал бесплатно. А тут выбрался Кимимару на нормальную миссию, за которую платят, на бататовых полях, и хоть там краем глаза увидел склонившуюся над корзиной знакомую фигуру в надвинутой на лоб косынке.

***

Первым делом он поделился своей находкой с Хьюгой: - Знаешь, что мне у нашего доктора выведать удалось? - Рассказывай! - Воскликнула она. И Кимимару показал. Он для опыта заранее взял чистую ткань. Затем Ханаби увидела, как Кимимару сосредотачивает чакру в ладони, проводит рукой по ткани. Та разрезалась надвое. - Блин! - Произнесла девчонка не то с завистью, не то с восхищением. Повторить что-то подобное у нее не получилось. И Кимимару понял, почему: техника Кабуто была для тех, у кого хорошие сосуды чакры. Как бы Ханаби не пыталась, "скальпель чакры" у нее бы не вышел. А альбинос подумал о том, что, какое бы ниндзюцу не осваивала Хана, у нее все равно получится джукен: чакра будет концентрироваться только на кончиках пальцев. Однако девочка с криком: "я тоже могу", - сложив руку лодочкой, рассекла ткань на две части. "Ну, пусть считает, что может, - подумал Кимимару. - Если ей так легче". На самом деле удар не пальцами, а всей ладонью Кагуя считал опаснее. Затем Кагуя рассказал, как выточил для Кабуто-самы очень важную деталь, правда, ее у него с собой нет, а делать новую долго и трудно да и управлять марионетками он по-прежнему не умеет. - Ну а я... ну а я... - Ханаби тоже хотелось похвастаться, только чтобы такого про себя рассказать, она не знала. Так и молчала, пока, наконец, не придумала, - А меня, может, тоже Якуши-сама к себе возьмет! - Было бы неплохо. - Сдержанно ответил Кимимару, только "Якуши-саму" он знал лучше Ханаби. И знал, что просто так Якуши не возьмет к себе даже тех, кому немного симпатизирует. Но расстраивать Ханаби сейчас он не хотел, поэтому не сказал ей правду. - Я предлагаю наши успехи отпраздновать! - Произнес он. - А как? А где? - Оживилась девочка. - Место я знаю. - Заверил Кимимару. - Только вот сначала... А сначала ребята наведались в мандариновый сад. Сад пустовал, владельцы его давно не появлялись, так, что он сильно зарос, а сами мандариновые кустарники давно облюбовали генины-разбойники. Отправились туда и Кимимару с Ханаби. Хьюги даже прогулки по мандариновому саду нравились. У них в квартале столько мандариновых деревьев не было. А тут в одном месте целые заросли... Шуршит старая листва, в воздухе пахнет фруктами. "Так бы и гуляла..." - Думала она. Только вот, если бы хозяева сада были здесь, то они бы не дали никаким малолетним воришкам разгуливать по своим владениям. Хане пришла в голову грустная мысль, что если хозяева сада когда-нибудь не объявятся, то мандариновый сад со временем погибнет без ухода, потому что эти деревья очень капризные. В Хьюговских деревнях, где живет Побочная ветвь, их совсем мало... "А жаль", - подумала девчонка. - Хана-тян, чего уставилась? - Спросил Кагуя. - Думаю о том, сколько стоит этот сад. - Сказала она. - Мечтаешь купить, когда станешь джонином? - Произнес юноша. Хана вздохнула. - Мне не дадут джонина. Блин, знаешь, как я сейчас красиво рисую? Целые орнаменты на длинных свитках васи. Мне надо только шестнадцати дождаться, и я смогу эти "эскизы" в виде татуировок накалывать. - А что за "картины"? - Спросил Кимимару. - Такие, например. - Ответила Хана и высунула язык, будто дразнясь. На языке Кагуя разглядел маленькую саламандрочку. Среди всей этой темно-зеленой листвы, ароматов мандариновых плодов, сливавшихся в воображении юноши с пряным запахом волос Ханаби, Кимимару будто без вина опьянел настолько, что забыл и про фрукты, которыми надо было набить рюкзак, и о том, что они забрались в чужой сад, - так было только интереснее, - он, прижав Хану к себе, стал целовать ее, только смелее, чем тогда, в доме Мизуки. Ханаби вдруг отстранилась, вспомнив о чем-то совсем грустном. Вообще-то такой фуин был нехорошим знаком. "Неужели кроме Корня его еще где-то используют?" - Подумалось Кагуе. - Только ты же сам понимаешь... - Сказала Хьюга. И Кимимару понимал. - Кроме твоего племени эти татуировки никому не нужны? - Догадался он. - Ну да. - Ответила она. - А еще призывные татуировки - это ранг Б, да и ставить их на чужих, коноховских, нельзя: ни чайки, ни соколы им служить не будут. Заклюют просто или сожрут. А меня белоглазую в художку даже за деньги бы... не взяли. - Покажь! - Попросил он, раззадоренный саламандрочкой на языке. Может, Ханаби-чан покажет ему и другие рисунки? - Я дура что ли по Конохе со свитком бегать? Все в клане, как и "лапа" твоей марионетки. Все у учителя. Оба подростка вздохнули. А потом Ханаби лукаво подмигнула: - Ну, может, я покажу. Только не на улице. У меня же есть призыв... не на свитке. Увидишь, какие орнаменты я чакро-краской рисую... Тем временем ребята подошли к мандариновому дереву, на котором, на взгляд Ханаби, было уже много плодов, потрясли его, набив рюкзаки фруктами, затем Кимимару залез повыше, сорвав мандарины с верхних веток. Потом то же самое проделали со вторым и третьим деревом и напихали столько фруктов в походные сумки, что ребятам стало даже тяжело. - Здесь йен на пятнадцать. - Произнес Кимимару. - Здесь года на два... - Ответила Ханаби и потащилась с тяжеленым рюкзаком обратно - через ограду перелезать. Успешно выбравшись из мандаринового сада, кадеты отправились на рынок. Кое-что нельзя было достать в саду на соседней улице, но Кимимару говорил, что он немного заработал на миссии. - "Везет ему, - думала Хана. - Мне одной картошкой платят, да и ту тетка всю в суп отбирает". Ребята купили муки, яиц, сахар... Начинку для пирогов они уже стащили. Ханаби предложила отправиться печь угощение к ней в клан, потому что там у них очаг лучше, чем в комнате Кимимару. - А там нас не спросят про апельсины? - Испугался Кагуя. - Там больше будут спрашивать про тебя. - Ответила девочка. - Родня привыкла, что я приношу не деньги, а какую-то еду. Зато меня кормить не нужно, если я с сумкой, набитой бататом, пришла. Кагую это устраивало. В клане к одногруппнику Ханаби отнеслись хорошо, по поводу еды даже не задавали вопросов, а выдали ребятам кастрюлю, где замесить тесто и оставили их на кухне с хорошей печью. Раздувать огонь, раскалять печь, месить тесто да лепить в четыре руки пирожки с мандариновой начинкой оказалось увлекательно и очень весело, а еще было приятно просто ждать, пока сладости испекутся в печке и болтать ни о чем. Вскоре аромат свежей выпечки распространился по комнате. Только в клане Кимимару было очень неуютно: хорошее свидание на кухне! Наверняка хоть несколько родственников-дзато сидят в соседней комнате да подслушивают каждый шорох. Кимимару помнил и даже уже не удивлялся, насколько хорошо чувствует Ханаби, что творится в соседней комнате за закрытой дверью. А в клане не она одна такая. Значит, вся родня, которой интересно, чем там они занимаются, в курсе даже того, сколько времени они, сидя рядом, за руку держатся, пока ждут, когда испечется противень с пирожками. А раз так, то он предложил, поделившись свежими пирожками с соклановцами, все-таки найти для дегустации место поуединеннее, и Хана его поняла. Забрала пакет со сладостями себе, часть оставила на кухне для родственников и отправилась за Кимимару. У Кагуи вариантов было мало. Можно было, например, свалить в мастерскую. Там спокойнее, нет назойливых родственников Ханы, да и Кабуто их вдвоем там вряд ли будет искать. Ханаби побежит туда сама и с удовольствием, потому что Якуши ее туда пока не пускает. А запретный плод сладок. Поглядеть на место, где изготавливаются детали для марионеток.... Что может быть увлекательнее? Только перед этим оставалось еще кое-куда зайти. Ребята отправились в продуктовый, и Кимимару на остатки денег взял бутылку саке. А закуска у них и так была: испеченные пирожки и оставшиеся ворованные мандарины. До мастерской бежали почти бегом: не хотелось, чтобы пирожки совсем простыли. Кимимару рассказывал, что саке он уже пробовал когда-то, пока жил в другой стране. А она еще не пила, да и повода особого не было. Но тут девочка ощущала гордость: она ведь правда научилась рисовать ту самую призывную печать, пусть и на бумаге. А это значит, стала совсем взрослой. Так почему бы ей вместе с Кимимару не отметить этот праздник, их совместный успех: она растет как молодая чакро-художница, а он делает детали для каких-то непростых механизмов. У них у обоих все получается! Хана вспомнила, что ее, конечно, поздравили с успехом, который стоил месяцев труда, но девчонке в какой-то момент захотелось особенного праздника. Например, такого, какой устроил мастер Гай Року Ли, когда тот освоил что-то сильно секретное. Конечно, семья Ханаби ее тоже поздравила: выдала молодой художнице новые рисовальные принадлежности и много бумаги васи, так что Хана неделю от счастья прыгала. Только почему бы это прекрасное событие не отпраздновать теперь с Кимимару? Праздников ведь много не бывает! И почему бы им не пригубить саке как победителям? Вот, пока она думала о предстоящих посиделках, ребята дошли до мастерской. Внутри помещения приятно пахло стружкой и свежим деревом. Разложенные инструменты, мелкие детали и винтики, деревянные заготовки - все это было для Ханаби чрезвычайно интересно. Она представила, как Кимимару днями напролет вытачивал ту самую "очень важную" деталь для Кабуто, отбрасывая забракованные образцы. - Теперь ты тоже показывай. Ты же говорила, что у тебя "твой свиток всегда с собой". И, действительно, Кимимару понял, что на улице такое показывать нельзя: во-первых, холодно, а во-вторых... Ханаби сняла с головы косынку, и юноша увидел на ее голове крест манджи. - Вот такое принято носить у нас в клане на лбу. И я умею это набивать на коже. - Ханаби грустно вздохнула. - Пока только на свиной. Кимимару моргнул. Все-таки печати были для него чем-то ненормальным. К виду Ханаби без косынки ему надо было... привыкнуть. На ее лбу оно смотрелось, как клеймо. У него в роду таких знаков не ставили, а, когда мальчик бродяжничал в стране Тумана, то слышал, что насильным нанесением печатей наказывают. Отчасти этот взгляд на фуиндзюцу подтвердился, когда он узнал, что невролог Кабуто ставит их буйным больным. А в племени Ханаби это - обычное дело, и Хана сама чему-то такому выучилась, только ей предстоит еще повзрослеть, прежде чем она сможет наносить фуиндзюцу на людей. - А еще... - тут Ханаби подвернула штаны по колено, - в клане есть такие рисунки. Это - призывательная татуировка. Кимимару увидел, что ноги Хьюги тоже покрыты какими-то знаками, которые он видел в первый раз. Кожа Ханы была разрисована диковинным узором от лодыжки до самых коленей. Кимимару даже задумался, не идут ли рисунки дальше, и, поразмыслив, представил соблазнительную картину растатуированных Ханабиных бедер. Только вот больше она ему ничего не покажет. И фантазия Кимимару так и осталась его фантазией. Альбинос совсем запутался в том, нравится ли ему настоящий облик Ханаби, дикарки из кочевого племени, осевшего в Стране Огня. Нарисованные знаки были мерзкими и даже пугающими, а, с другой стороны, жутковатая красота девчонки его манила. Кагуя понял, почему Хана такая скромница. Выставлять на показ такие позорные художества в Конохе особо не хочется, как и ему, например, рассказывать всем про клетку в детстве. Для Кимимару печать была знаком рабства, потому что во время своего бродяжничества он слышал только о том, что фуиндзюцу ставят на пойманных уголовниках, и призывные звери могут их убить или помешать сбежать... О других, более выгодных, отношениях с призывами он не знал. А печати, которые ставил Кабуто, были знаком психической неполноценности. В общем, не было ничего хорошего в чакро-татуировках, и, хотя Ханаби очень гордилась тем, что она - начинающий мастер, Кимимару не понимал, зачем семья Хьюга так себя изуродовала. Кагуя догадался, что с Ханой проделали все это, когда она была маленькой, и ей было больно. Очень. А значит, причина терпеть такое должна быть очень серьезная. С другой стороны, Кимимару не мог не оценить, что его подруга может воспроизвести такой большой и сложный рисунок на чакробумаге. А наверное, рисунок даже еще сложнее... Тут юноша дал волю своему воображению. - Кла-а-асс! - Только и сказал Кагуя. Ноги Ханаби крепкие, изящные, молодые... Засмотрелся на них Кимимару, и только старый, почти забытый детский страх попасться на бродяжничестве или воровстве и быть запечатанным отвлекал парня от похотливых мыслей. - Ну такие успехи точно надо отметить. И мои, и твои. - Решил Кимимару. Кагуя стал убирать со стола винтики, шурупы, оставленные им мелкие детали, деревянные болванки. Рабочее место постепенно превращалось в пиршественный стол, на который выложили простывшие пирожки и поставили бутылку саке. Юноша нашел где-то две жестяные кружки, по которым разлили напиток. - За первую изготовленную деталь: мою марионеточную ладонь! - Произнес тост юноша. - И за твои фуиндзюцу-орнаменты! За такое, правда, стоило выпить. Альбинос сделал несколько больших глотков. Ханаби тоже попробовала: сначала закашлялась с непривычки, потом заела обжигавший горло алкоголь сладким пирогом. - Что ни говори, а мы с тобой не только талантливые шиноби, мы еще и пекари! - Нахваливал выпечку Кагуя, пробуя свою и Ханабину стряпню. Вино сделало Кимимару словоохотливым и гордым, и он, спустя некоторое время, принялся рассказывать Ханаби, как он скоро сможет собрать в этой мастерской всю марионетку, свою собственную, а Кабуто непременно научит его управлять этим механизмом и будет брать на взрослые миссии. Опьянев, Кимимару все больше напоминал белоглазой девчонке трезвого Наруто и его пустое хвастовство. У нее было такое чувство, что еще немного и альбинос скажет, что он хочет стать хокаге, но до такого они оба, к счастью, не допились. Кагуя просто рассказывал заплетающимся языком небылицы, был необычайно раскован и весел, смеялся собственным шуткам да заглядывался покосившимися глазами на голые ножки Ханы. Белоглазая девочка рыбьим взглядом уставилась на Кимимару. Она подумала, что нельзя ему столько пить. Ханаби за всеми этими разговорами и не заметила, как кружки наполнились и опустошились еще пару раз. Девчонка, опьянев, чувствовала, что, возможно, с этого марта и начнется их настоящая шинобская жизнь. Ее тело отяжелело и распарилось от вина, и даже комната немного поплыла от выпитого саке. Хана в полудреме услышала, как щелкнул замок на двери. Звуки были гулкими, будто издали. Послышались шаги. И громкие голоса. Ханаби сквозь пьяное марево не понимала, зачем же так орать. - Ты у меня будешь только пальцы от "карасу" собирать, а она - полы мыть до конца жизни! Ханаби посочувствовала той девушке, на которую так разгневались, и потянулась за новой освежающей мандаринкой, хотя не сразу ее нашла. - Кто вообще это придумал? - Истошно прокричал вошедший голос вместо того, чтобы все обсудить спокойно. Мандариновый сок освежал, как и прохладный воздух из раскрытой двери, а Ханаби все отчетливее слышала разговор и все больше понимала, о чем идет спор. - Мы это... того... праздновали. - В моей мастерской? - Кричал Нервный Человек грозным голосом, который шумел у Ханаби в голове. - Споить эту свинью надумал? - Кричал он. Ханаби становилось все холоднее, и она решила, что так и простынуть можно. Потом посмотрела на Кимимару, и он показался ей совсем пьяным. У Ханы ноги почти, как ватные, и от холода она завернулась на стуле в куртку, и так стало теплее и лучше. Винные пары понемногу выветривались на свежем воздухе, дремота проходила, а потом она не успела испугаться. Их уже минут пятнадцать ругал Кабуто. По глазам испуганным и осмысленным Якуши понял, что опьяневшая Ханаби стала адекватнее. - Ну, что, пришла в себя, дрянь? - Спросил он. Ханаби честно попыталась встать в присутствии наставника, только ничего не вышло, а ватные ноги разъехались в стороны. Она снова села на стул, закуталась, а потом поняла, что вид у нее совсем не тот, в котором ее должен видеть руководитель. Она выправила подвернутые штанины, из-под которых были видны клановые татуировки, глазами стала искать косынку, но та валялась слишком далеко, а ноги были совсем онемелые. - Не о такой команде я мечтал... Идиоты! - Якуши забрал со стола бутылку. - Ну, а это я конфискую! Ханаби потянулась за еще одной мандаринкой. Вообще-то ей должно было быть стремно, но алкоголь притуплял страх. Даже если завтра Кабуто будет очень зол, а она наказана, не пропадать же фруктам зря! Потом она подумала, что это как-то неуважительно и разделила мандарин на троих. Одну часть протянула Кимимару, а вторую - орущему на нее Кабуто. В этот момент Якуши понял, что Ханаби сейчас все равно. Угощения он не принял.