Всё на своих местах

Миса всё никак не может закрыть свой рот. Сначала она рассказывала про съёмки, потом — про каких-то подружек из своего агентства, а о чём она говорит сейчас, Лайт не имеет ни малейшего понятия. Вся её болтовня сливается в один бесконечный звук, и ему только и остаётся, что вставлять «угу» и «ничего себе», когда она особенно пристально смотрит. Наверное, стоило бы прервать её излияния — но это всё-таки его Глаза. Ему нужно хотя бы изредка вести себя как заботливый парень. «Ты хоть раз с момента рождения говорил правду?» — в тысячный раз спрашивает Эл в его голове, и Лайт громко просит его заткнуться. Миса вздрагивает. — Не хочешь в кино? — неуверенно спрашивает она, глядя на Лайта огромными перепуганными глазами. — Хорошо, не пойдём в кино! Можем сходить в кафе, или в парк аттракционов, или на каток, или… Я буду счастлива везде, где будешь ты! Лайт смотрит на её подобострастное лицо и чувствует, как внутри вспыхивает желание повысить голос ещё раз, специально для неё. Вместо этого он нежно улыбается. «Это твои Глаза», — напоминает он себе. Ему нужны эти чёртовы Глаза. — Давай побудем дома, — предлагает он, сжимая тоненькие пальцы Мисы в своих ладонях. Прикосновение совсем простое, не слишком напрягающее, но на её щеках уже проступает удовлетворённый румянец. — Не хочу тебя ни с кем делить. Рюк ехидно гогочет на фоне, но Лайта, привыкшего к его веселью, это ни капли не трогает. Миса никак не реагирует тоже. Вряд ли она совершенно ничего не замечает, — ну не совсем же идиотка, в самом деле, — но эта девчонка поразительно удачно игнорирует всё, что не вписывается в её картину мира. Удивительный талант. Лайт, возможно, тоже хотел бы себе такой — если бы только хотел превратиться в безнадёжно слепого тупицу. — Конечно, — радостно откликается Миса, придвигаясь чуточку ближе. — Для тебя всё, что захочешь. …Миса включает какой-то фильм, и Лайт делает вид, что смотрит его, по факту совершенно не погружаясь в сюжет. Он не большой фанат кинематографа. Все ленты, с которыми он когда-либо сталкивался, казались Лайту плоскими, наигранными и унылыми. Ему пока что не встретилась история, которая смогла бы его увлечь. И, к тому же, ему есть, о чём подумать. Потому что, кажется, что-то не так. Лайт не знает, в чём дело, но фантомный зуд под кожей не даёт ему покоя. Такое ощущение, что он упустил из виду что-то важное. Такое ощущение, что он проморгал ключевую деталь, оступился на самом финише, и теперь это его убьёт. Это походит на паранойю, но Лайт не зашёл бы так далеко, если бы не был параноиком. Поэтому, пока Миса комментирует фильм, Лайт перепроверяет все свои шаги — воспроизводит их в голове снова и снова, но не видит ни в одном просчёта. Он уничтожил трёх врагов одним ударом, и вместо того, чтобы его заподозрить, команда расследования сделала его новым Эл. Никто из этих ослов не усомнился, что он страдает из-за смерти своего дорогого друга Рюзаки. Информация о произошедшем никуда не просочилась, а все данные, которые он смог восстановить, доступны только членам их бестолкового штаба. Как ни крути, всё под контролем. Фильм всё ещё идёт, — такой же пресный, как и всё, что он видел ранее, — а Лайт проходится по вероятностям и прогоняет сценарии в своей голове. Он так и не находит, к чему придраться, но смутное ощущение ошибки не даёт ему покоя. «Всё на своих местах», — говорит себе Лайт, и это правда. Что же его тревожит?