Fire of soul

— Кагами, зачем ты меня так срочно звала? — Адриан остановился перевести дыхание, упираясь руками в колени. Их сегодняшняя встреча в парке была неожиданной. Девушка просто позвонила и без объяснения причин попросила срочно прийти. — Извини, у меня не нашлось другой отговорки для мамы, — Цуруги неловко улыбнулась, кланяясь другу. — Спасибо, что выделил время. Я хочу встретиться с Маринетт и обсудить всё с ней. А для тебя… О, обернись, — за спиной Лука непринуждённо парковал свой байк. — Ты позвала сюда и его?! — Ну не могла же я вытянуть тебя из дома всего на минуту, чтобы мама увидела сына Габриэля Агреста рядом со мной. Поэтому я вытянула в парк ещё и твоего парня. Куффен сам сказал, что у него есть идея вашего времяпрепровождения, так что, — девушка толкнула Адриана в сторону Луки, а сама убежала в противоположную. — А. Что ж, ладно. — Не рад меня видеть? — Куффен подошёл ближе, смотря девушке в след. — Конечно рад, — Адриан неловко почесал затылок. Он не понимал, что ему следует сейчас сделать. Можно ли ему обнять, поцеловать куда-нибудь Луку в знак приветствия? Или их отношения ещё не развились до такой стадии? — Катался на коньках этой зимой? Здесь неподалёку есть специальное место. Можем сходить, если хочешь. — Да, отличная идея, — Адриан посмотрел в глаза парню, ощущая кончиками пальцев ту неловкую атмосферу, что они создавали своим единением. Куффен взял Агреста за руку, затем помог застегнуть шлем и, ещё раз заглянув в глаза, всё-таки отвернулся. Модель робко обнял парня за талию, чему Лука широко улыбнулся. Он спокойно обхватил руки парня и усилил хватку на своём теле. — Всё в порядке. Мне даже нравится, что ты меня так держишь, — Адриан прижал горящие щёки к спине Куффена. Пальцы сжимали куртку его парня. Прохладная зима щекотала кожу своим морозом, особенно чувствующимся во время езды. Улицы Парижа тщательно очищали от снега, который укладывался по обочине. Город уже украшался к приближающемуся Рождеству. Витрины магазинов светились от количества игрушек и подарков для близких в честь праздника. Ему вдруг захотелось подарить Луке нечто особенное, что-то, напоминающее о самом Адриане. Сразу же вспомнились обручальные кольца родителей, но для подобного ещё слишком рано. Их отношения и без того сложные. Они даже не могут открыто сказать о них кому-то, ведь Агрест — чёртова знаменитость, и новость сразу же разойдётся по всем фанатским аккаунтам и сообществам. А он не хочет делать из них шумиху. Когда-нибудь потом — да, но сейчас он ещё сам не привык к мысли о том, что Лука его парень. Руки на талии сжимаются крепче, и Куффен кладёт свою ладонь поверх, когда останавливается на красном. Адриан немного успокаивается. Вдвоём не так страшно. — Катаюсь на нём в последний раз. Скоро ударят сильные морозы, да и сезон уже закрыт, — Лука помог снять шлем, взъерошивая волосы. — Ты очень миленький в этой шапке, кстати, — Адриан показушно ушёл вперёд под грудной смех его парня. — У тебя какой размер? — Сороковой, — спокойно ответил Лука, рассматривая что-то в телефоне. — А ты оказывается Дюймовочка. — Ага. Если бы я был Золушкой, то моему принцу пришлось бы недолго искать свою принцессу, — парни рассмеялись, шнуруя обувь. — А где ты научился кататься? Помню, с Маринетт ты даже поддержки исполнял. — В детстве часто приходил на каток. Там проводились тренировки будущих спортсменов. Что-то простое запоминал. Хотел повторять со своей девушкой, мне это казалось романтичным. — Ты раньше никогда бы не подумал, что у тебя будет именно парень? — Нет. Никогда не влюблялся в свой пол до тебя. Но из-за внешнего вида меня часто оскорбляли. Думаю, ты понимаешь как. — Ты поэтому ушёл на домашнее? — Мама настояла. У моего отца оказывается столько скандалов, связанных с ориентацией. Никогда бы не поверил, не увидь своими глазами. Неужели кому-то настолько интересно и значимо с кем встречается знаменитость? — К сожалению. Мы должны быть идеальными в глазах людей, воплощением их мыслей. Нельзя сделать шаг вправо или влево, не спросив перед этим фанатов. Они знают тебя куда лучше. А твоя настоящая личность будто бы заперта в клетку. И вырваться из неё означает предательство их любви и преданности. Это тяжело. — Поэтому я не хочу избирать путь отца. Не хочу, чтобы мне диктовали, как жить. Не хочу, чтобы моих родных обсуждали левые люди. Прости, хотел тебя отвлечь и создать об этом месте воспоминания приятнее тех прошлых. — Спасибо, — Адриан неумело оттолкнулся, чуть не заваливаясь на спину. — Проведи со мной это Рождество. Я очень хочу. Я и ты. Может твоя семья рядом, но главное, что там будешь ты. — На самом деле мы можем быть только вдвоём. Папа подарил мне квартиру, — видя в глазах Адриана неверие, он продолжил. — С таким не шутят. У меня правда есть квартира. Если честно, я принял этот подарок благодаря тебе. Хочу, чтобы у нас было собственное место. Личное. Где не будет давить, — Агрест стоял, чувствуя, как его разрывают эмоции. — Я хочу коснуться тебя. Можно? — Всегда можно, — Адриан тут же бросился ему на шею, крепко обнимая. Коньки немного мешали стоять, из-за чего Лука приобнял Агреста, помогая удерживаться на месте. — Главное не падай. — Не уходи от меня, пожалуйста. Не оставляй. — И не планировал, — губы Куффена легонько касаются лба. Но уже от этого Агрест готов прыгать даже лутц-ритт прямо здесь. Лука отодвигается и берёт его за руку. Подобным образом они, заливаясь громким смехом, скользят мимо людей. И Адриан банально счастлив тому, что ряди подобного не пошёл сегодня в школу. Он заслужил чёртов отдых до начала официальных каникул. Интересно, а придёт ли Лука на школьный бал в честь Рождества. Будут ли они там также легко общаться? Потому что если нет, Агрест умрёт. Он не может скрывать его. Куффен стал отдельной частью его организма. Без него нельзя. Потому что жизнь подобна этому льду, а Адриан не может кататься на нём в этих коньках, но пока Лука рядом он едет куда спокойнее. С уменьшением расстояния шаг Кагами замедлялся. Она сама не понимала почему. Цуруги — клан уверенных фехтовальщиков, которые не сомневаются в своих действиях. Но их жизнь — обычный образ, состоящий из свода правил. Кагами же мечтает быть счастливой. Мама говорила, что любовь оставляет после себя лишь разбитое сердце. Но всю жизнь играть чью-то роль куда больнее, чем переступать неудачи. Колокольчик пекарни звучит слишком громко. — Извините, а можно зайти к Маринетт? Я её подруга, — на неё с тоской в глазах смотрят Том и Сабрина. И ей внезапно становится совестно, ведь она может быть причиной столь подвешенной атмосферы в помещении. — Она в последнее время ни с кем не общается… — Это всё из-за меня. Поэтому я пришла. Я хочу хотя бы попытаться всё исправить. Извините. — Попробуй пройти к ней наверх, Кагами — её имя звучит слишком странно в произношении мамы Маринетт. Но она откидывает все свои ощущения куда подальше. Сейчас главное поговорить, найти правильные слова. Цуруги чувствует себя готовой, как никогда. В комнате слышны два голоса. Алья пытается растолкать подругу уже который день. Каждый раз безуспешно. — Не хочу вам помешать, но мне есть, что сказать Маринетт, — в Сезар в этот момент плещется слишком много эмоций. В основном её наполняет отчаяние. Она ничего не может сделать. И одновременно боится, что после этого диалога Дюпен-Чен станет ещё хуже. — Ка… Кагами?! — девушка вылезает из-под одеяла, в котором пряталась от лучшей подруги, как в коконе. Она взвизгивает, вспоминая свой внешний вид: пижама, растрёпанные волосы и появившиеся круги под глазами. Лучший вид, чтобы предстать перед человеком, который тебе нравится до такого состояния. — Чёрт, ты заболела?! Почему не сказала? Это ведь ничего серьёзного? — Кагами впервые видит девушку вот такой — домашней, по-особенному нежной и невинной. Она тут же подбегает к кровати и кладёт свою горячую руку ей на лоб. Маринетт улыбнулась, зачарованно придвигаясь ближе к прикосновению. Алья поспешно ретировалась, не мешая девушкам выяснять отношения. Будь, что будет. — Нет со мной всё в порядке. — Поэтому ты лежишь в постели, а твоя бедная лучшая подруга умоляет выйти? Мари, мне ты не соврёшь, — Дюпен-Чен дрогнула от подобной формы её имени. Она звучала слишком ласково, слишком любяще. В груди защемило. Она звучала так, будто Кагами её любит. — Я сплю и просто вижу сон, ведь так? Тогда это самое лучшее моё сновидение, — девушка откинулась обратно на подушки, впериваясь в Цуруги так, будто кто-то из них сейчас исчезнет. — Нет, я реальна. — Ты права. Во сне касания так не ощущаются, — Кагами придвинула стул, садясь напротив возлюбленной. Почему-то в голове всплыл их диалог с Адрианом. Интересно, а Маринетт делала нечто подобное? Она отогнала от себя эти мысли, несколько раз моргая, что не ускользнула от внимания Дюпен-Чен. Лёгкая улыбка тронула её губы. — Чего это с тобой? Я настолько нелепо выгляжу? — Нет, совсем нет. Это ведь из-за меня ты с собой так? — Цуруги звучала слишком грустно, из-за чего сердце оказалось в тисках. — Да. Я переживу через какое-то время, не волнуйтесь. Совсем скоро вернётся прежняя неуклюжая Маринетт. Правда она уже не будет влюблена в Адриана. — А в меня будет? — Да. Я не могу. Не могу не любить тебя. Даже несмотря на то, что ты бесишь Алью своим поведением и выходками. Всё равно в мыслях я добавляю к твоему имени «моя», — Кагами слышала лишь стук собственного сердца в ушах. Она быстро перебралась на кровать, обдавая лицо Дюпен-Чен горячим дыханием. Она никогда раньше не целовалась, лишь слышала и видела, как это делается. Вроде ничего сложного. Но волнительно. До дрожи в пальцах, которыми она касается плеч возлюбленной. Маринетт дышит через раз, понимая к чему всё идёт. Вязкая слюна скапливается во рту. Когда-то она воображала себе подобное с Адрианом, но когда в поле зрения попадают карие глаза, она точно уверена в своём решении. Она сама поддаётся ближе, неумело вжимаясь в губы Цуруги. Чувствуется мягкость человеческой кожи, и она нежнее двигает собственным ртом, лаская. Кагами мычит в поцелуй, касаясь волос девушки в попытке перенять контроль. Маринетт отстраняется, часто дыша. — Тебе вовсе не нужно быть главной. Просто расслабься и получай удовольствие от меня, хорошо? — не дожидаясь ответа, вновь приникает к губам, ощущая их мягкость. Сознание пропадает в негу. Она чувствует реакцию и мягко прикусывает нижнюю. Цуруги удивлённо распахивает глаза и улыбается в поцелуй. Ей неловко, но кожа Маринетт мягкая, от её волос приятно пахнет черникой, и девушка позволяет себе раствориться в этой атмосфере. — Что же ты со мной делаешь? — Помогаю стать счастливой, — Кагами ещё раз чмокает её в губы, прижимаясь лбом ко лбу. Спокойно. После этих событий жизнь завертелась куда лучше. Леди Баг и Супер Кот встречались всё реже, лишь патрулируя город. Они не особо распространялись о личном, поэтому быстро расходились. Создавалось ощущение, что даже Бражник взял перерыв на время новогодних праздников. Адриан продолжал противостоять отцу, в чём ему с переменным успехом помогала Натали. Но с каждым днём он всё увереннее держал Луку за руку. Его весна наступила зимой. Куффен рассказал об их отношениях семье. Анарка была удивлена, но с материнской заботой приняла выбор сына. — Извини. — И за что же ты извиняешься, глупыш? Я тоже когда-то была влюблена. Неудачно, правда, но это было потрясающее чувство. Первую любовь всё равно не забудешь. А у вас двоих и без меня проблем хватит. Угораздило же тебя из всех в этом мире влюбиться в Адриана Агреста… — Я, кажется, не влюбился. Я его полюбил. С первого взгляда. Как в какой-то романтической комедии, знаешь. — У музыкантов это называется с первой ноты. — Тогда у нас с первой клавиши, — семья рассмеялась, продолжая ужин в приятной атмосфере семейного тепла. Интересно, как там Адриан? Ещё не замёрз? — Мы на Рождество пойдём ко мне на квартиру. — Ту, что подарил Джаггед? — Угу. — Что ж, повеселитесь там, — мама всё ещё не любила разговоров о бывшем муже. Слишком тяжело ей далось их расставание. А до праздника оставалось каких-то сорок шесть часов. Нужно ещё нарядить ёлку и купить подарок его главному счастью уходящего года. Кагами часто касалась своих губ после того дня. Они буквально сгорали от воспоминаний. Теперь каждый её маршрут пролегал через пекарню Дюпен-Чен. Недавно она даже испекла свой первый багет, что получилось не так хорошо, как фехтование. Маринетт ласково обняла её, щекоча ухо своим смехом. — Первый блин всегда комом, не задерживайся на этом долго. Я тоже когда-то не умела даже тесто замешивать. Да и для первого раза у тебя неплохо получилось. Текстура сохранилась, форма тоже, осталось лишь немного поработать над температурой, и будет совсем идеально. — Совсем идеально? — девушки рассмеялись от неловкой попытки Дюпен-Чен подбодрить свою возлюбленную. Маринетт в отместку начала щекотать Кагами, и заливистый смех подростков прекрасно дополнил утреннюю атмосферу в пекарне. Цуруги всё ещё из кожи вон лезла лишь бы быть лучшей, поэтому каждый раз серьёзно переживала любую неудачу. Но в глазах Дюпен-Чен она идеальна в любом своём состоянии. И это вызывало диссонанс в голове бедной девушки. Ей всегда нужно было зарабатывать любовь и признание. Маринетт разрушила весь её мир. И на месте этих руин начала возводить сады удивительной красоты. Цуруги бы и сама не подумала, что может спокойно общаться с кем-то, не боясь возможных замечаний. Ей даже дозволялось бояться. — Приезжай ко мне на Рождество. — Мама собиралась к Агрестам несмотря на наши с Адрианом отношения. Точнее их нынешнее отсутствие, — девушка тяжело вздохнула, вспоминая те крики родителей. Ей казалось, что кто-то из них точно не выживет. — Но ведь его тоже не будет на данном мероприятии… — Маринетт кокетливо провела ладонью по лицу Кагами. — И где же он будет? — У Луки. Это ведь семейный праздник. — О. У них уже всё настолько официально, — Цуруги боялась рассказать об отношениях даже родителям Дюпен-Чен, ведь это именно из-за неё девушка чувствовала себя ужасно. — Ну, Лука говорил, что Адриану наверняка не хватает подобного. Теперь пытается создать праздничную семейную атмосферу у них на квартире. Каждый час скидывает мне фотографии с просьбой оценить. Они ещё более неловкие, чем Марк и Натаниэль в начале их отношений. Навсегда запомню, как Натаниэль бегал ко мне с каждым рисунком и спрашивал, понравятся ли они Марку. Как будто бы я подобное знаю. Тогда пришлось поработать свахой двух стесняющихся друзей. Прости, задумалась о прошлом. Так ты зайдёшь хотя бы на несколько минут? Заодно познакомишься с моими родителями в другом статусе, — Маринетт пыталась очаровать Кагами своими неумелыми попытками флирта в виде тянущихся концов слов. Девушка лишь прыснула, замечая её поведение. — Ты это из фильмов взяла? — Да. Не помогает? Эх, а у меня было столько надежд, — Мариннет привычно чмокнула Кагами, провожая её до двери пекарни. — И всё же, я буду ждать тебя. — Я попробую вырваться, но не могу говорить наверняка, — Дюпен-Чен кивнула головой, в последний раз ласково обводя Цуруги взглядом. Лука переминался с ноги на ногу всё утро. В голове роились миллиарды мыслей, образуя своим бесконечным водоворотом пустоту. Он впервые не с семьёй на Рождество. Ему хотелось сделать этот день идеальным, но далеко не для себя. В этом и таилась главная трудность. Что он может сделать особенного для Адриана? Теперь его Адриана… Ему казалось, что отношения внесут какой-то ясности в их взаимодействие, но пока продвижений особо не наблюдалось. Луке не хотелось торопить события, а тем более пугать Агреста своим напором. А ещё ему хотелось быть ближе. Лука упал на кровать спиной, вперившись в потолок. Рука непроизвольно водила по губам, из-за чего парень помотал головой, будто смахивая наваждение. Перевернулся на бок и засмеялся в подушку. До чего же глупая у них ситуация. Он начал эти отношения, чтобы что? Всё время бояться и ходить вокруг да около. Ведь благодаря примеру родителей он понимал, насколько важно умение вовремя открывать рот. Насколько далеко они смогут зайти? Сможет ли Адриан открыться ему полностью, дать помочь себе? А Лука? Всё-таки они оба сбегают в мир, где есть лишь они. Потому что у Куффена тоже есть проблемы. — Я впервые у кого-то на квартире вот так, — Адриан появился вечером, как они и договаривались. Лука ничего не спрашивал, лучше не вспоминать сегодня про ту кучу проблем, в которых им придётся погрязнуть из-за одного единственного статуса. Куффен просто улыбается, потому что может назвать Агреста своим парнем. Сейчас ему достаточно. Но он отчего-то уверен, что в будущем захочет куда большего. — Рад быть первым в твоей жизни, — Адриан прислонил руку к губам, скрывая смех. Спокойно. — К сожалению, я так и не придумал, чем мы займёмся в эту волшебную ночь. — Что ж, думаю, мы не заскучаем, когда останемся вдвоём. Я ведь могу пройти дальше? — Агрест вновь засмеялся, только в этот раз куда громче и совсем не прикрываясь. Лука опомнился, что они стоят на пороге его квартиры, а на Адриане уже давно нет верхней одежды. — Да, конечно, — смущённо промямлил парень, открывая гостю проход. — А у тебя тут просторно, — Агрест зашагал чуть ли не вприпрыжку, разглядывая комнаты. — У нас, — Лука кашлянул, поправляя парня. — Да, у… нас. Так странно подобное произносить, — Адриан почесал затылок, мягко заглядывая Куффену в глаза. — Понимаю. Но я стараюсь привыкать. Хожу и говорю Адриан Агрест мой парень. Так вроде легче. — Никогда не думал, что у меня будет парень. Просто у меня не было выбора. Или я старался отгонять подобные мысли. А потом появился ты, и меня будто коротнуло. Смотрел на тебя, а в голове такие сцены, что аж стыдно… — Лука довольно улыбнулся, обнимая своё безобразие со спины. Ощущать Адриана так — абсолютно другие ощущения. Тепло до дрожи. Так по-домашнему. Касаться его — умирать и возрождаться тысячу раз за шестьдесят секунд. — Ты… Я… — Не говори сейчас, — Агрест извернулся, оставляя след от губ на щеке. Парни прошли в комнату, дизайн которой Лука разрабатывал весь прошлый день. Он включил лампу, и её свет озарил потолок, рассыпая по нему звёзды. Весь зал горел разными цветами, но днём это выглядело ещё не так красиво. Глаза Адриана всё равно горели огоньком невысказанного счастья. И для Луки это была высшая похвала. — У меня в комнате приставка есть. Не хочешь составить мне компанию на несколько часов до готовки? — Ты хотел сказать у нас в комнате? — Да. У нас. Там даже кровать двуспальная. Спасибо папе, постарался. Интересно, что там у Джулеки… — парни рассмеялись, смотря друг на друга. Адриан чувствовал себя счастливым и беззаботным. Типичный подросток. Куффен был не так хорош в видеоиграх. Если честно, он вообще не особо любил тыкать кнопки на геймпаде. Но ради Адриана можно сделать исключение и попытаться научиться хоть чему-нибудь. — Тебе ведь не особо нравится? — Ну, да. Это немного не моё. Зато ты улыбаешься, — Лука опёр голову о ладонь и немного склонил голову. — Не стоило делать подобное только из-за меня, — Адриан отвернулся, зардевшись. — У тебя есть вкусовые предпочтения на Рождество? — Мороженное люблю. Но с отцом его особо не наешься. — Изыски тебе, наверное, надоели. Я как-то сразу не догадался, что нужно чего-то попроще взять. — У нас нет мороженого? Тогда я ухожу из семьи, — Адриан состроил обиженное лицо и постарался сделать голос как можно более грустным. — Всегда можно купить, отстояв невероятную очередь. Я пойду на подобное ради тебя, мой принц, — Агрест опять зарделся, убирая геймпад подальше. Он в шутку ударил Луку в плечо, надувая щёки. — Если ты мой принц, то я тогда кто в этой сказке? — Второй принц. Рушим эти ваши стереотипные детские рассказы. Кстати, у меня ещё есть игрушки и ель. Пока только отдельно. — Намекаешь её нарядить? Давно этим не занимался. Родители боялись, что поранюсь. Всеми приготовлениями обычно занималась прислуга. Мы собирались только на ужин и обменивались подарками. Мне разрешали не спать до полуночи. Поэтому мне очень нравилось Рождество, — Адриан закинул ноги на кровать, прижимая колени к груди. Лука обнял его за плечи, вдыхая запах шампуня. — Обещаю, каждый твой день будет как Рождество. Я сделаю всё ради этого, — сухой поцелуй в висок и тихий всхлип стали подтверждение правдивости слов. — Спасибо тебе за всё. Я очень тебе благодарен. И… — Агрест говорил отрывисто, глотая воздух через каждый слог. Лука покачал головой и поднёс палец к его губам. — Не говори… — Адриан замолчал, послушно кивая. Он крепче притиснулся к боку, наслаждаясь лаской. Куффен лишь улыбнулся, смотря на часы. У них впереди не просто целый день. Впереди целая жизнь. Маринетт заканчивала макияж перед выходом к родным. Весь день пролетел как один час, хоть она и была занята типичными праздничными хлопотами, а поток покупателей, казалось, не уменьшался до самого закрытия пекарни. Она заглядывала в телефон каждые пять минут, нервно ожидая хотя бы обыденного сообщения. Ей очень хотелось рассказать всем, что Кагами для неё ближе какого-либо человека. Что они больше не соперничают за Адриана. Они избрали тактику куда лучше. Но сделать это без самой Цуруги — явное предательство. Девушка ей доверяет. Поэтому Дюпен-Чен скрывает всё даже от мамы и папы. Неважно, что получается у неё как всегда. Она нигде не говорит об этом открыто, а значит ничего и нет. Точно также как Лука и Адриан. Их реальность лишь приукрасилась, но смогут ли они закончить картинку, оставшись вместе при этом? — Маринетт, ты спускаешься? — Сабина заглянула на чердак к дочери, оглядывая её обеспокоенным взглядом. — Скажи честно, ты ждёшь кого-то особенного? — Что?! Нееет. Вовсе нет. Я ведь всё время заглядываю в телефон каждые пять минут с нервным ожиданием сообщений. — Ну, почти, — мама хихикнула, закрывая дверь. Маринетт задышала чаще, прижимая к себе переписку с Кагами. А вдруг она увидела? Но с другой стороны это тогда просто нелепое стечение обстоятельств… Дюпен-Чен дрогнула, потирая лоб. Телефон всё же молчал. Маринетт была немного грустной, но старалась держать лицо перед родными. Они уж точно не виноваты в её сложной ситуации, связанной с отношениями. Звук раздался, откуда она не ждала. Цуруги вошла через дверь пекарни, отчего воздух разнёс звук колокольчика. Дюпен-Чен спустилась вниз, не ожидая увидеть столь неожиданную гостью. Оставался ещё один заказчик их особенных рождественских макарунов, к появлению которого девушка и готовилась. Но перед ней, словно мираж перед высыхающим заживо, стояла она — Кагами в красном брючном костюме и с серьгами в форме дракона. Маринетт остановилась, робея в самый важный момент. Подкосившиеся ноги сами несли её к девушке. — Это ведь правда ты? — Да, — Дюпен-Чен бросилась ей на шею, вдыхая свойственный каждому человеку запах — особенный флакон. Она сжимала дрожащими руками ворот пиджака и неотрывно смотрела в глаза, будто бы Цуруги сейчас действительно исчезнет. — Представишь меня своим родителям? — Конечно. Я ведь сейчас не сплю? Это правда происходит? — Маринетт чмокнула Кагами в губы и повела её за руку в жилую часть здания под заливающийся хохот. Адриан забросил ноги на колени Луки, уплетая мороженое, ради которого они всё-таки выстояли километровую очередь. Он надел самую мешковатую одежду, что они смогли найти, нацепил нелепую шапку и очки. Но даже с подобной маскировкой существовал далеко не мизерный процент его рассекреченной личности, поэтому в вышеупомянутой очереди он стоял прижатым, как можно ближе к Куффену. Зато это было безопасно, тепло, ведь Адриан Агрест, по мнению фанатов, не может находиться в объятиях какого парня в маркете Парижа в рождественскую ночь. Подобную прогулку он ещё долго не забудет. — А как ты вообще улизнул из дома? — Ну, есть кое-какой способ. Пришлось в очередной раз покричать на отца, но это так — временные трудности. Ради подобного я бы хоть годами слушал его истерики о том, какой я плохой теперь сын. Пообещай, что когда мы станем родителями, то не будем так надоедать своим детям. Это ужасно, — у Луки ёкнуло сердце. Адриан сказал «когда», а не «если». Подобное может быть лишь нелепой случайностью, но как объяснить это внутреннему ликованию? Для Агреста их отношения серьёзны. Их с Куффеном желания пересекаются. Лука громко сглатывает слюну и встаёт с дивана. Включает те сотни гирлянд, которые вчера развешивал. Наряженная ими недавно ёлка переливалась огнями в углу. Если честно, для Луки Адриан был каким-то особенным украшением этой квартиры. Без него он не сможет здесь жить. Наверное, отец предугадал это. Не зря в подарке шло именно две связки ключей. Всё пространство здесь будто дышит им, отражает их общую суть. Это сейчас она ещё пустая. Но главное жить в ней, и эта энергия обустроит её. Скоро здесь появится куча ненужного им барахла, как и в любом другом доме. Главное, дожить, донести эти отношения. — Эй, ты чего завис? — приподнятые уголки губ Адриана вызвали у Луки ответную полуулыбку. — Просто задумался кое о чём, не бери в голову. Красиво? — Агрест обвёл глазами зал, будто бы очутился здесь несколько секунд назад. Его взгляд остановился на Куффене, прожигая тело и заглядывая в глубины души. — Кое-кто в данной обстановке мне нравится куда больше, — он тоже встал, приблизившись маленькими шагами, точно смотря на реакцию. Куффен и не подумал бы отойти, даже наоборот двигался навстречу. Адриан выставил руку вперёд. Заворожённый атмосферой Лука протянул свою в ответ. Ладони соприкоснулись, пуская по телам миллиарды мурашек. Они оба смотрели на соединённые части тела, раздумывая, что делать дальше. Мороженое медленно таяло на диване, где и было оставлено. Маринетт неловко прошла в дом. Она репетировала эту простую фразу перед зеркалом далеко не первый день. Почему-то ей изначально казалось, что у них с Кагами всё серьёзно — по-другому просто и быть не может. Знакомство с родителями — тяжёлый шаг, особенно, когда они ожидают совсем иного от своей дочери. Цуруги сильнее сжала её ладонь, заглядывая в глаза своим прямым и беспрекословным взглядом. — И ради чего я приезжала сюда в рождественскую ночь, переругавшись со своей семьёй? Чтобы мы сейчас стояли перед дверью, и ты боялась даже зайти? — Просто… Они ведь поймут, как только мы окажемся по другую сторону. Друзья в одиночку не приходят в подобные праздники в гости. — Я всё ещё буду рядом с тобой, — твёрдая уверенность в голосе девушки раззадорила саму Дюпен-Чен. Она беспокойно толкнула дверь. — Милая! Ну, наконец-то. Мистер забрал свой заказ? Ох… — к ним сразу же вышла Сабрина, думая, что дочь вернётся одна. — Здравствуй, Кагами. Ты сегодня очень нарядная. — Спасибо, мисс, — Цуруги очень смутилась, что слишком резко контрастировало с её «задверной» версией. — Можешь называть меня по имени, всё в порядке. Проходите, садитесь за стол, — она вновь убежала, чтобы закончить последние приготовления. Перед тем как занять своё место, Маринетт принесла ещё один стул и набор столовых приборов и посуды для своей девушки. Родители весело щебетали вокруг, казалось, что напряжение исходит только от подростков. — Мам, пап, мне нужно кое-что вам рассказать, — Дюпен-Чен убрала свои вилку и нож, собираясь с мыслями. Недолго думая, положила свою руку поверх ладони Кагами. Им нужна поддержка хотя бы от одной из сторон, иначе станет совсем невозможно. — Кагами — моя девушка. Мы встречаемся, пускай и недолго, но это серьёзно. И я хочу, чтобы вы об этом знали, да. Вот так вот как-то, — Маринетт замялась, чувствуя себя чужой в собственном доме. Она боялась поднять голову и встретиться взглядом с родителями. Но те на удивление лишь улыбались и с теплом смотрели на обеих. — Мы и без того догадывались, милая. Спасибо, что не побоялась рассказать о чём-то столь личном, — Сабрина встала из-за стола и приобняла свою дочь за плечи. Маринетт выдохнула, почувствовав, как с души упал камень. Адриан несмело сократил дистанцию, которой между ними и без этого оставалось не так уж и много. Лука задержал дыхание, чувствуя, как Агрест положил свою голову ему на плечо и прикрыл глаза. Длинные ресницы мило подрагивали в созданном гирляндами свету. Куффен в подобном состоянии стал терять остатки своей неуверенности. Ему хотелось быть ближе. Сейчас, в этой квартире, в этой комнате, в этой жизни. У него больше не будет других шансов, нет возможности начать сначала. Тем более в лучший момент, когда Адриан Агрест рядом с ним, такой же желающий, тянущийся к нему за лаской и вниманием, делать шаг назад просто нельзя. Он не простит подобного самому же себе. Луке хочется сгореть вместе с ним, если чувства принесут им в конце боль. Хочется уйти в неё с головой, но помнить те события, когда они были счастливы, когда они были друг у друга. Поэтому сейчас хотелось создать их как можно больше. Он тяжело вдохнул и немного отошёл. Так, чтобы голова Адриана соскользнула с его футболки. И чтобы вновь подойти, но теперь уже обнять его где-то под рёбрами и неловко прижаться своими губами к его. Чтобы, наконец, добежать до места назначения. Найти то, что он так долго искал. Он целовался впервые. Простые прикосновения к губам другого человека, нет, не другого… Адриан для него любимый. Полупустую комнату наполнял звук сбившегося дыхания двух подростков. Оба думали об одном и том же, выносили эти мысли в неопытном столкновении губ, порой неосторожно ударяясь носами. Но всё это было где-то на задворках сознания. Лука отстранился, перетащив их на диван. Он только сейчас услышал всё ещё работающий телевизор и какое-то рождественское шоу на нём. До него не доходила суть реплик оттуда, потому что думал он лишь о человеке рядом с собой. — Это ведь правда произошло? — Адриан придвинулся ближе, устроив голову где-то в районе груди. Лука приобнял его. Стало уютнее, по-домашнему тепло. — Я… Я не могу предвидеть, что произойдёт с нами в будущем, куда нас заведут эти отношения. На самом деле я вообще ни в чём не уверен, потому что, когда дело касается нас, всё становится слишком сложным. Твой отец, компания Цуруги, весь тот идеальный образ правильного мальчика. И абсолютно не вписывающийся в эту картинку счастливого мира я. Я очень боюсь остаться где-то на обочине твоей жизни, Адриан. Я будто бы из другой вселенной, понимаешь? Что будет, когда о нас станет известно? Всё, чем мы так дорожим, рухнет за считанные секунды. Твой отец слишком непредсказуем. Я боюсь тебя потерять. Как и любого своего друга. Я боюсь сделать тебе больно, как и любому другому человеку. Но я хочу просыпаться рядом с тобой, видеть в твоих глазах ответную нежность, хочу прижаться к тебе в моменты душевной боли, хочу танцевать с тобой в ночном полумраке, хочу однажды на вопрос журналистов ответить, что у меня есть отношения, и знать, что дома меня ждёшь именно ты. Потому что я люблю тебя, Адриан Агрест. Всего. Любого. Полностью. Жадно. Обжигающе и бесповоротно. Моя жизнь без тебя слишком тихая. Мне недостаёт главной мелодии. Собственной… — Агрест не дослушал, чувствуя, как в уголках глаз собирается влага. Он в одно движение оказался сидящим на бёдрах Луки в весьма стеснительной позе. Он поцеловал его, не давая больше говорить. Но в этот раз ощущения были другими. Губы Куффена оказались в разы напряжённее из-за невысказанных слов. Но Агресту нравилось и так, ведь это был Лука — его любимый человек. Человек, чьи руки сейчас без стеснения оглаживали его бока. — Давай на этом остановимся. Пока что. Капец ты горячий, — Куффен тяжело дышал, сглатывая вязкую слюну. Адриану абсолютно не хотелось покидать своего места, поэтому он обнял Луку за шею, вжимаясь ближе. — Да ты вообще-то тоже далеко не ледышка, — парни рассмеялись. Куффен потёрся концом носа о висок Агреста. Адриан улыбнулся, чмокнув своего парня в губы. — Чёрт, не могу остановиться. — Не бойся, я не убегу. — Хочу остаться на ночь. Пустишь в кровать? — Агрест бросил взгляд на дверь, ведущую в спальню. В эту комнату они ещё не заходили. Немного странное табу. — Боюсь, что у меня нет выбора. Кажется, это наша первая общая вещь… — А как же эта квартира в целом? — усмехнулся Адриан. — У меня правда ключей нет. — У меня лежит ещё одна связка, папа оставлял. Специально для тебя сделал походу. Догадался раньше меня. Хитрец, а не отец прям. — Я люблю тебя, — Лука резко выдохнул из-за столь внезапного перевода темы. — Всё ради квартиры? — Агрест засмеялся, в шутку ударяя его в плечо. — Дурак. Кагами волновалась лечь с Маринетт в одной кровати, тем более такой тесной для двоих. Она никогда не спала с кем-то, всегда одна. Даже в детстве, когда маленькое тело содрогалось от кошмарных видений, девочка лежала в постели в гордом одиночестве. Так мама учила её преодолевать трудности и адаптироваться под разную среду. Сейчас она не знала, как точно к этому относиться. Было ли подобные действия слишком жестокими? Но в одном уверила саму себя точно — она никогда не поступит так со своим ребёнком. Потому что пережить подобное слишком страшно. Маринетт стеснялась делать абсолютно всё в эти минуты. Переодеваться, идти в душ, ложиться спать… Она не впервые делит свою постель, но Кагами — это другое. Она испытывает к ней вполне понятное влечение. Вместе со стеснением. И второго почему-то больше. К сожалению. Ей бы хотелось прикоснуться дальше обычных объятий и почувствовать глубже нежных поцелуев. Дотронуться до голой кожи и навсегда забыть обо всём. В этот момент она бы находилась не в этой комнате, не в этом городе и даже бы не в этой вселенной. Это был бы её личный рай. Удивительно, что его соавтором выступает девушка, общение с которой началось столь глупо. А Цуруги ведь сначала хотела только дружить. Наверное, если бы люди могли знать, что заготавливает им будущее, то испытывали бы меньше страха. Но это звучит глупо даже для какой-нибудь утопии. На их будущее повлияло слишком много обстоятельств настоящего: все те действия, благодаря которым они сейчас находятся в нескольких метрах друг от друга, и на Дюпен-Чен накинут махровый халат и полотенце после душа. Принятие ванны было её любимым рождественским ритуалом. Но она не знала какой шаг предпринимать дальше. Кагами сидела за столом, перебирая зарисовки девушки. Какие-то блокноты, целая куча случайных листов, какие-то из них выдернуты без лишней аккуратности. Она представляла, с каким усердием Маринетт выдумывает каждый раз все эти образы, как мысль превращается в цельную картинку, переданную на бумаге. Её подобное искренне восхищало. Если честно, Дюпен-Чен восхищала её полностью, а не отдельно взятыми своими качествами. Она вся была необыкновенной, своевольной, особенной, чего Цуруги не могла сказать о себе. В сердце ласково кольнуло. Маринетт сняла полотенце, босыми ногами прошла ближе и просто встала перед Кагами, заглядывая ей глубоко в глаза. С волос капала вода, попадая по ступням. Цуруги дышала через раз, потирая потные от волнения ладони о стул. Они готовы стать настолько ближе? Кажется, этот вопрос для неё — лишь риторический. Без лишнего осознания она притянула её в свои объятия, упираясь лбом в мягкий живот. Пальцы неловко дёргали пояс халата. Дюпен-Чен сделала тяжёлый вдох, чувствуя, как спирает дыхание. Дрожащими руками ослабила узел. Махровая ткань плавно спадала с тела, оставляя её полностью нагой. Кагами закрыла глаза, неловко убирая руки на край сиденья. Маринетт хихикнула, зарываясь ладонью в её волосы. — Прости, слишком настойчиво? Тебе не нравится? — Нет. Я просто не знаю, как это всё. Выросла в абсолютно другой культуре и немного страшно, если честно. — Не бойся. Я буду осторожной. К тому же, для меня подобное тоже впервые. Дюпен-Чен медленно убрала ладони Кагами, которые девушка прижали к собственному лицу. Осторожно коснулась губами губ — сделала что-то знакомое, к чему они обе привыкли. Цуруги под ней была немного скованнее обычного, вжимая свои руки теперь уже в кресло. — Всё в порядке. Меня можно коснуться, — Маринетт перехватила её за кисть, мягко направляя к своей шее. Поцелуи в эту часть тела были их обговорённым пределом. Кагами тяжело вдыхала, отчего грудная клетка сильно вздымалась. Она дышала глубоко и часто, боясь скользнуть дальше по коже. Но Маринетт лишь лукаво улыбнулась и нырнула под свою футболку на девушке. С нежностью оглаживала впалый натренированный живот, плавно переходя к бокам. Цуруги тихо стонала. Расслабившееся тело опустило ладонь к груди Маринетт, благодаря чему к щёкам прилила лишняя кровь. Стало по-настоящему жарко. Так, как описывают подобные ощущения в любовных романах для девочек подростков. Тем временем Дюпен-Чен помогла ей избавиться от верхней одежды, которая оказалась вдруг ненужной. Неловкими шагами они дошли до кровати, куда Цуруги уложила Маринетт. Раскрасневшаяся и голая перед ней — она была лучшей из всех, кого только Кагами могла увидеть в своей жизни. Синие волосы растрепались по всему постельному белью, скатываясь в клубки на голове самой девушки. Оторвавшись от обычного созерцания, Цуруги опёрлась на колено и нависла над ней, с любовью впиваясь губами в ключицы, исследуя шею, проводя языком по сонной артерии. Эмоции были новыми, и их было слишком много в этот момент. Дюпен-Чен зарылась в её волосы, направляя движения, подсказывая, где приятнее, в какой точке лучше всего сосредоточиться. Где-то внизу мельтешили родители, но они не зайдут сюда просто так, к тому же они сильно устали в этот вечер, так что наверняка уже крепко спят. Не у них ведь бурлит кровь от первых «взрослых» ощущений и ласк. Не они ведь сейчас упиваются моментом, потому что понимают: потом может не получиться. Их будущее слишком туманно. Поэтому в рождественскую ночь все четверо мечтают об одном — быть рядом, необязательно разделяя столь горячие моменты, просто рядом друг с другом. Лишь бы сердце в груди не билось, как раненый зверь в клетке. Маринетт перехватывает у немного уставшей Кагами власть, меняя их местами. Садится на её бёдра, стараясь сосредоточить вес на своих ногах, чтобы девушке не было тяжело. Мягкими частыми поцелуями спустилась по шее, обвела языком впадинку между ключиц. Цуруги прижала коленки друг к другу, сама немного отклоняясь влево. Рука метнулась прикрыть рот, но Дюпен-Чен, предвидев данный жест, не дала ему совершиться. — Тише, я не буду заходить дальше, — последний поцелуй, пришедшийся на пупок, и девушка спокойно падает на подушку. Обе делают быстрые вдохи и выдохи, смотря друг друга в глаза. Ночное небо освящается холодной лунной, на улицах слышны крики людей. А скомканное одеяло валяется скомканным куском где-то на полу. Маринетт неохотно встаёт под тихий хохот Кагами и отправляется на его поиски. — Здесь немного тесно, конечно. Кровать рассчитана на одну меня, но если закинуть руку, — девушка со спокойной душой приводит в действие озвученные ею слова, — и ногу на тебя, то очень даже удобно. — Спи уже. — Не хочу… — Почему же? — Завтра проснусь, а тебя уже рядом не будет. Опять закроешься. Все мы. И всё начнётся сначала.