Скоро рассвет

      Игорь смотрел на осенние пейзажи за окном купе, потом отложил книгу, на которой так и не смог сосредоточиться за последние четыре часа, и пошёл в тамбур, чтобы грохот колёс и холод хоть немного отвлекли его от досадного присутствия Виталия в мыслях и заставили перестать думать о том, что произошло накануне. «Лучше бы мы никуда не переезжали», — думал он.       Вчера, когда Игорь поднялся с пола школьного туалета, всё превратилось в череду машинальных действий: помыть руки, привести себя в порядок, вернуться в класс, забрать чашки, пойти обратно в туалет, помыть их, вернуть одну в учительскую, снова в класс, убрать чашку в ящик стола, вытереть доску, поправить стулья, надеть пальто, взять сумку, выйти и закрыть дверь, целясь в замочную скважину ключом в трясущихся пальцах.       Дома за ужином Лена говорила ему о возможной работе, но он словно ушёл под воду. До него доносилось что-то про страховую компанию, про расчёты, ставку на полдня; и что она уже договорилась и в понедельник пойдёт пообщаться с начальником, но это чистая условность.       А Игорь вспоминал тёплую ладонь в своей руке, вздёрнутый нос и истерзанные волнением губы, и своё желание зарыться лицом в чужие непослушные волосы. Он думал о том, что через неделю они окажутся здесь наедине, и тогда… И что тогда? Что?       Лена выдернула его из мыслей, спросив, всё ли в порядке, когда заметила, что он уже несколько минут перекладывает пюре с одной стороны тарелки на другую и обратно. «Мне кажется, я забыл что-то упаковать», — пробормотал он.       — Не пойму, чего ты так переживаешь? Всего-то выходные, — сказала она ему уже в кровати, когда он долго смотрел в одну точку. — Сгоняешь туда-обратно, и всё.       — Заржавел. Давно же не ездил никуда, а у них когда был в последний раз, вообще не помню.       Он закрыл глаза. Появилось лицо Виталия. Игорь попытался переключиться, думать о чем-то ещё, но не помогало. Безрезультатно поворочавшись, он шепнул:       — Лен, ты спишь?       — Ммм?       — Обними меня?       — Мхм, — она пропустила руку под его локоть, закинула ногу на бедро и прижалась щекой к его спине.       Он отключился почти моментально.       А утром навязчивые мысли вернулись.       Новоселье Гены и Таси пришлось как нельзя кстати: меньше всего ему сейчас хотелось находиться дома.       Несколько недель назад его друзья покинули свою старую маленькую квартиру у Обводного канала и переехали в трёхкомнатный новострой на окраине с видом на Финский залив.       Игорь прекрасно помнил, когда был у них в последний раз. Они, любители принимать у себя гостей, неоднократно приглашали его, но от одной лишь мысли о том, что он окажется в той кухне, где всё когда-то началось, у него холодели руки. Он каждый раз отказывался, ссылаясь на нехватку времени и денег. А теперь бояться было нечего.       Лену с детьми звали тоже. Особенно на семейном визите настаивал Гена, уверяя, что место найдётся для всех. Но Лена ехать не захотела: брать детей с собой на два дня, чтобы потом спать вповалку, выходило слишком накладно, и оставить их у родителей в Москве было бы не легче.       Игорь сошёл с поезда в четыре, потом добирался на метро и маршрутках до самого конца Ленинского проспекта, и к шести, когда доехал, застолье уже было в самом разгаре, а сам он — вымотан полностью. К счастью, компания оказалась приятной, и Игорь быстро влился в разговоры о насущном и бардовские песни под гитару, впервые за день отвлёкшись, наконец, от своего наваждения.       Собравшиеся ещё днём гости разошлись к девяти. Игорь помог навести порядок и теперь, в благодарность за койко-место, перемывал горы посуды, пока хозяева, ютясь за столом на крошечной кухне, допивали последнее вино.       — Как там Лена? — спросила Тася.       — Нормально вроде. На работу сильно рвётся.       — Оно и понятно. Я бы тоже рвалась. Как представлю, что готовлю и убираю целый день… К этому сборищу пока готовилась, всех возненавидела. На грани развода была, Генка не даст соврать. А ты сам как?       — Да нормально тоже… Работаю, — он усмехнулся.       — И как вы?       — Что как мы?       — Нормально?       — В смысле?       — В смысле, что вы с ней…       — Тась, — включился в разговор Гена, — не мучай его, он устал явно. Ты расскажи, у вас с деньгами сейчас как? Ты не заметил, что как-то лучше стало? Прямо вот дышится легче. Мы сюда технику покупали — и без особого надрыва. И на еду больше не надо копейки считать.       — Не знаю, — Игорь попытался вспомнить последние домашние расходы, но не мог, — это надо Лену спрашивать.       Он прекрасно понял, на что намекала Тася. Она, как и друзья из Москвы, считала его брак с Леной неверным шагом. Гена же был рад — единственный из всей этой компании, которую Игорь получил в наследство вместе с московской квартирой.       Гена ещё при жизни Макса старался принимать и его самого, и его отношения с Игорем, но всё равно искренне верил, что для каждого из них было бы лучше выбрать иной путь: знакомый, проторенный. Понятный.       Он вообще не любил перемены и нестандартные решения, и когда девяностые прошлись по его семье катком, и они с Тасей потеряли все свои сбережения, Гена сник. В свои редкие визиты в Москву, у Игоря на кухне поздно вечером после очередной рюмки он плакал о том, что не может обеспечить семью, и как ему стыдно, что Тася вынуждена браться за всё подряд и пахать целыми днями.       А Тася, оказываясь в Москве, рассказывала Игорю, как ей нравится, что она может теперь заниматься самыми разными вещами, которых в совке и представить себе не могла, и как она рада, что ей пригодились все вечерние курсы, на которые она ходила в восьмидесятые. Тася в шутку называла себя «самцом», потому что зарабатывала больше Гены.       Её вечный оптимизм и предприимчивость восхищали Игоря, а Генины стенания о том, что «раньше было лучше» — утомляли. Игорь пытался напоминать ему, что он просто успел отслужить до Афганистана, что ему довелось поработать в ресторане на Арбате, когда все остальные жили в дефиците, что когда он женился и переехал в Ленинград, квартиру от завода получил почти сразу лишь по чистой случайности: два кандидата в очереди перед ним скоропостижно скончались. И вообще, тогда он был юн и влюблён. Но Гена утверждал, что это не при чём, а Игорь не настаивал. У него давно не осталось сил на то, чтобы вне уроков взывать к чьему-либо здравому смыслу.       А теперь Гена рассказывал, что у них на заводе, где он упорно продолжал работать всё это время, зарплаты больше не задерживают. «Даже голос у него спокойней и добрей, чем раньше, — думал Игорь. — Хорошо, что у них жизнь налаживается».       Раздался щелчок замка входной двери, в коридоре что-то зашуршало, и на пороге кухни возник высокий парень с взъерошенными, мокрыми от пота волосами, фигурой — вылитый крепкий Гена.       — Ма, па, здрасьте, — поздоровался он басом, адресовав последнее Игорю, потом направился прямиком к холодильнику и вытащил оттуда котлету.       — Тёма! Руки помой сначала, — хлопнула его по спине Тася, прежде чем тот успел поднести её ко рту.       — Ну мааа, я жрать хочу с тренировки.       — Руки. Мыть. — Тася отобрала у него котлету.       — Ладно, — он подошёл к раковине, Игорь отодвинулся, и, пока тот мыл руки мылом для посуды, смотрел на него, едва узнавая.       — Я пойду у телека поем, ладно? У вас тут всё равно сидеть негде, — парень взял собранную Тасей тарелку с едой и вышел из комнаты.       — Это Артемий? — удивлённо спросил Игорь.       — Ну а кто? — усмехнулся Гена. — Не узнал? Вымахал, лось.       — Ну какой же он лось, он ещё ребёнок совсем, — недовольно вставила Тася.       — Он в школе? — уточнил Игорь.       — Да, в одиннадцатом.       Услышанное не отпускало его, пока он недолго ворочался в темноте гостиной на застеленном диване. Накопившаяся за последнее время усталость наконец взяла своё.       Игорь сидел за столом медицинского кабинета в белом халате. Дверь открылась и появился Виталий. Он приблизился и вчерашние эмоции нахлынули с новой силой. Виталий протянул ладонь. Игорь, глядя на него снизу вверх, взял её в свои руки и приложил к губам. Виталий шагнул ближе, Игорь обнял его и потёрся щекой о живот. Стал поднимать слои одежды: свитер, рубашку, футболку, чтобы пробраться к коже, но тут тело в руках затряслось. Игорь отодвинулся и поднял глаза: Виталия больше не было. На него смотрел он сам, совсем юный, в слезах.       Игорь резко сел в постели. Сердце выпрыгивало из груди, во рту пересохло. За окном ещё стояла воскресная темень, но он не смог больше уснуть, до самого рассвета воюя с тяжёлым осознанием.       Тринадцать лет назад Макс притащил его в Питер на концерт, и когда потом они ночевали у Гены с Тасей на полу в кухне их старой квартиры, между ними всё случилось в первый раз. А утром, проснувшись, он увидел, как Макс играет с Тёмой, пока Гена готовит завтрак. Потом уже Игорь спросил Макса: а почему они не боятся, не отгораживают от нас ребёнка, если они всё знают? «Мы же никому не вредим», — ответил Макс. Игорь успокоился, и до сих пор был в этом уверен.       Но вчера вечером он понял, что в то самое утро, на какой-то другой кухне завтракал такой же трёхлетний малыш — Виталий.       А Игорь зачем-то позвал его к себе домой.       Тогда он рассказал Максу, что произошло с ним в детстве, и тот, успокаивая его, говорил, что он ни в чём не виноват, виноват лишь тот, кто это с ним сделал. Что тот человек не имеет ничего общего с ними. Что он — гнусное чудовище.       Выходит, теперь Игорь сам стал таким же гнусным чудовищем.       В понедельник прямо с утра он направился к информатичке. Самый дорогой кабинет школы, единственный с железной дверью и решётками на окнах, никогда не выпускался Бобровой из виду. Отлучаясь в туалет, она закрывала его на все замки. Пользоваться компьютерами во внеурочное время без письменного разрешения директора информатичка не позволяла никому, даже другим учителям. А при наличии разрешения она всегда оставалась, зорким вертухаем следя, чтобы никто не делал ничего неположенного.       Боброва сказала Игорю, что ни в четверг, ни в пятницу после первой смены она присутствовать не сможет, и никого пускать в кабинет не имеет права. Насчет права Игорь уверен не был: она явно придумала это сама. Но он никак не мог допустить, чтобы консультация прошла у него дома. «Любовь Сергеевна, под мою личную ответственность», — промурлыкал он с улыбкой, и это сработало. В четверг она даст ему ключи под расписку, а потом — только если не обнаружит никаких нарушений.       В среду, после урока в 11-ом «А», Игорь задержал Виталия и сообщил, что пятничная консультация переносится в кабинет информатики. И без того серьёзное лицо напряглось ещё больше, но Виталий лишь тихо произнёс «окей» и ушёл.       Игорь был уверен, что теперь должно стать проще, но стоило лишь на мгновение остаться в тишине, и навязчивые мысли накатывали с новой силой.       Он пытался отвлечься и переключиться на Лену, обнимал её и зарывался носом в её волосы при любой возможности. Но Лена нервничала из-за первых дней на новой работе, а когда она нервничала, не любила, чтобы её трогали, и поэтому огрызалась и отодвигалась от него подальше.       И в четверг Игорь пошёл на крайние меры.       Он позвонил в типографию, где уже год заказывал наглядные материалы. Там менеджером работала мать одного из его восьмиклассников, которая делала ему огромные скидки и, подпирая грудь прилавком, неоднократно давала понять, что была бы рада если бы их знакомство перешло на новый уровень. Тот факт, что Игорь попал к ней по наводке её мужа, похоже, совсем её не смущал. После московских романов Игорь был уже не таким наивным, всё понял сразу, и до сегодняшнего дня ухитрялся сбегать раньше, чем она успевала приступить к активным действиям.       Её тоже звали Настей.       В этот раз всё случилось просто и быстро. Он спросил, когда лучше подойти, чтобы было потише, она сказала, что этим вечером будет в типографии совершенно одна подготавливать заказы на завтра. Он пришёл, они недолго походили вокруг да около, он провел пальцем по её запястью, а потом всё было как в тумане: мокрые поцелуи, её кабинет, ворох упавших со стола бумаг, и Игорь снова не помнил, закрыла ли она за собой дверь.       Потом они сидели полуголые и запыхавшиеся на полу. Настя без увиливаний сказала, что от мужа уходить не планирует, и он облегченно вздохнул.       Казалось, что это помогло: запах и ощущение её тела на кончиках пальцев преследовали его ещё долго, и прежние переживания сменились тревогой о том, что Лена о чем-то догадается.       Но Лена, у которой в последние дни прибавилось забот, сама была мыслями не здесь. С новым графиком из её головы вылетело, что завтра она должна была уехать к подруге на дачу. Теперь из-за работы она вообще туда не успевала, и поэтому оставалась дома. Игорь подумал, что в таком случае, приведи он Виталия сюда, ничего страшного не случилось бы, и тогда можно было бы отказаться от кабинета информатики, но лишь представив, как он знакомит его с Леной, почувствовал, как похолодели руки.       Утром Игорь долго смотрел на себя в зеркало и пытался понять, где же он сбился с пути и как забрался в эти дебри. Лучше бы он был не здесь и не собой. Он снял пиджак, галстук и рубашку и сменил их на подаренный тёщей свитер, который, не подходя по размеру, давно лежал в шкафу без дела. Он был огромным, бесформенным и нездорово-фекального, прости господи, цвета. Когда Игорь садился, свитер накрывал неуклюжим облаком бедра, и это было именно то, что нужно.       Но смысла в нём не оказалось: Игорь уже не почувствовал того волнения, как неделей раньше, лишь вину за всё, что произошло в последнее время и продолжало происходить.       Они сидели за компьютером, Игорь показывал сайты и форумы, которые использовал сам, а Виталий ёрзал, пытаясь сесть чуть поближе. Игорь отодвигался, при первой же возможности вставал и ходил по кабинету, подсказывая идеи для поиска. Виталий искал, и пока загружались страницы, сидел без дела. Игорь, чтобы избежать неловкой тишины, спрашивал, чем тот занимается после школы.       — МТВ смотрю. Читаю иногда.       — Что читаешь?       — Ну, что по литературе задают… Ну и, типа, по истории тоже.       — По истории? Для доклада или вообще?       — Ну и для доклада, и вообще…       — Например?       — Ну… не помню уже.       Игорь, глядя Виталию в затылок из другого конца кабинета, усмехнулся неуклюжей попытке понравиться, но тут же опомнился.       — Ладно. А любимая книга у тебя есть?       — Не знаю… Мартин Гарднер, может быть.       — Это о чём?       — Ну… — Виталий задумался и повернулся к Игорю, — он математик. Так что про математику. Про числа. Про логику.       — И что он пишет?       — Про головоломки разные.       — Например?       — Например?.. На какое максимальное количество частей можно разрезать бублик тремя плоскостями?       — И на сколько же?       — Если не сдвигать части после разрезания, то тринадцать.       Игорь с огромным трудом попытался представить себе, как это делается, но не получалось. По дороге домой он зашёл за хлебом и взял несколько бубликов, а вечером за ужином принялся их резать. Оля и Дима внимательно смотрели, как он сосредоточенно их распиливает, а потом пересчитывает куски. Оля давала советы, но каждый раз выходило не больше восьми, а Дима просто запихивал неудачные попытки себе в рот.       Лена, выйдя из душа, обнаружила их за этим занятием и поинтересовалась, почему они переводят еду. Игорь объяснил. Лена прищурилась, поджала губы, подвигала перед собой пальцами, наверное, разрезая невидимый бублик, и сказала:       — Плоскости должны сходиться в одной точке, которая будет внутри теста. Чтобы получилась треугольная пирамида. Дай нож. Придерживай. Раз. Вот тут теперь держи. Два. Оль, иди сюда и тоже держи — вот тут и тут. Три.       Игорь пересчитал рассыпавшиеся куски. Их было тринадцать.       Он посмотрел на Лену с восхищением. Как эта потрясающе умная женщина за все эти годы так ни о чём и не догадалась? И почему он продолжает застревать головой вообще не в тех людях. Хуёвый муж. Гнусное чудовище.       По крайней мере в последние часы он думал не о людях, а только о бубликах. Значит, не всё потеряно.       Однако с приближением очередной пятницы тревога не только вернулась, но и продолжила нарастать. Несмотря на то, что, сталкиваясь с Виталием на уроках, Игорь избегал встречи с его восхищённым взглядом, тот продолжал навязчиво всплывать в памяти, когда он сидел на планёрках, проверял контрольные или забирал детей из сада.       Накануне пятницы, не в силах бороться с собой, он снова пошёл в типографию, и ненадолго полегчало.       На следующий день Игорь опять ходил кругами по кабинету информатики, пока Виталий, продвигаясь по тексту доклада, компоновал слайды. Он видел Пауэрпойнт впервые в жизни, и Игорю всё время приходилось садиться рядом, чтобы помочь вставить изображение, чувствовать, как тот будто бы случайно придвигает ногу чуть ближе, вовремя отодвигаться и уходить, и снова бороться с удушающей виной за то, что на самом деле ему хотелось того же.       На четвёртой, последней встрече вина сменилась беспокойством: Виталий явно не был готов к выступлению. Он запинался, забывал текст, краснел, смущался, бубнил под нос. С остальными докладчицами таких трудностей не было, даже с той, что поначалу пришла, не понимая, зачем.       Игорь подумал, что надо было отказать ему с самого начала. Тогда не было бы никаких проблем.       — Ты точно уверен, что хочешь выступить? — с надеждой спросил он. — Ещё не поздно отказаться.       Виталий, глядя в пол, тихо ответил:       — Я всё выучу.       — Я верю, что ты на это способен. Но, может, тебе просто не хватило времени?       — Я выучу.       Не поднимая глаз, Виталий пинал линолеум, и Игорю показалось, что у него задрожал голос.       — Обещаешь? У меня не будет другой возможности тебя проверить.       — Обещаю, — Виталий часто закивал.       — Хорошо. Только перед конференцией ты мне честно скажешь, насколько ты готов. Договорились?       — Ты шелушишься, — сказала ему вечером Лена, когда он ложился в кровать.       Игорь оглядел себя. Живот покрылся сухими красными пятнами.       — Чёрт.       — Чешется?       — Не особо, — отмахнулся он. — Забегу завтра в аптеку.       Наступил день конференции.       Игорь ожидал участников на крыльце школы. На лужах ещё не растаял схватившийся за ночь лёд, но ему было так жарко, что он снял перчатки и со всей силы сжал обеими ладонями перила.       Виталий пришёл первым.       — Я всё выучил, — сказал он из-за знакомого, намотанного в несколько оборотов шарфа.       — Молодец. Я в тебе не сомневался, — уверенно соврал Игорь.       Появились остальные, и они двинулись к автобусной остановке, чтобы добраться на другой конец города. Игорь был благодарен толпе в автобусе, которая разнесла их в противоположные стороны и прижала его к стеклу.       Из класса, где проходила конференция, вытащили все парты и поставили ряды стульев. Почему-то для докладчиков не выделили отдельного места, и все сидели вперемешку. Пока все копировали свои презентации с дискет на компьютер у доски, Игорь заметил незанятые сиденья в пятом ряду, и предложил сесть туда в порядке выступления, чтобы легче было выходить из узких проходов, а теперь наблюдал, как через три стула от него Виталий угрюмо сутулится и нервно дергает ногой. Игорь не успел подбодрить его прежде, чем отсел, и хотелось быть поближе, чтобы сказать пару слов в поддержку, но он так и не решился сдвинуть всех остальных.       Виталий выступил одним из первых. Запинался, торопился и забывал слова, но довёл всё до конца. Это был не самый лучший доклад в мире, но Игоря накрыло внезапной гордостью. Он вздохнул с облегчением и зааплодировал, лишь сейчас заметив, что экзема уже добралась до тыльной стороны ладоней.       Она была обычной ноябрьской гостьей, когда воздух в помещении становился слишком сухим от раскалённых батарей, и быстро уходила с гидрокортизоном. Вот только сейчас Игорь мазался уже несколько дней, но становилось только хуже. Такого уже давно не случалось, а в тот раз, много лет назад, помогло только успокоительное. Но просто так, не задавая лишних вопросов, никто ему больше ничего сильного не выпишет.       В автобусе, теперь уже пустом, Виталий сел на одиночное сиденье подальше от остальных и, засунув в уши наушники от кассетного плеера, обхватил себя руками и прислонился головой к стеклу. Девочки, окружив Игоря, обсуждали чей-то особо успешный доклад, но он не слушал, лишь изредка машинально кивая и косясь на то, как двигалась под неслышную музыку голова в натянутой до глаз шапке. Ему очень хотелось знать, что там играет, отгораживая этого грустного мальчика от недружелюбного мира.       На остановке Виталий бросил «до свидания» и быстро ушагал прочь. Уставший от бесконечных разговоров Игорь тоже попрощался и поспешил домой.       Дома стояла гробовая тишина. Игорь был благодарен тому, что Лена теперь не находилась в квартире всё время. Он походил по комнатам, не в силах найти себе места, и позвонил в типографию. Там сказали, что Насти сегодня нет. Один за другим Игорь стал набирать номера всех своих бывших подруг. Никто не отвечал.       Это к лучшему, думал он, понимая, что произойдёт, если он встретится с одной из них. А ему всего лишь хотелось с кем-нибудь поговорить. Вот только вряд ли кто-то смог бы его понять.       Кроме, разве что, Олега или Маши. Но Олег уехал по делам в Италию, а дружба с Машей сошла на нет в последние полтора года, и не по её вине. Для Макса она была самым родным человеком, почти сестрой, и после его смерти они с Игорем тоже стали близкими друзьями. Первой трещиной в их отношениях стал его брак с Леной. Она так и не смогла его принять, хоть и вежливо улыбалась в её присутствии. А когда Маша застала Игоря в постели с другой женщиной, она просто перестала с ним разговаривать. С тех пор они лишь иногда сталкивались в гостях у Олега, перекидываясь дежурными фразами.       Жаль, что Беллы уже нет в живых. Ей бы он признался (наверное), и она бы точно выслушала и дала совет. Но и с ней Игорь почти перестал общаться вскоре после того, как начал спать не то с Анжелой, не то с Наташей. До этого он умолял Беллу помочь ему прекратить и снова стать хорошим мужем, но она упорно повторяла, что сначала он должен понять, зачем это делает. Игорь же, пытаясь найти ответ, наталкивался внутри себя на стену, сдвигать которую было слишком боязно. Перед каждой встречей страх переполнял его до тошноты, поэтому они становились всё реже и в один прекрасный день прекратились совсем.       Игорь снова попытался позвонить московской Насте, и на этот раз она ответила. Он оставил на кухонном столе записку: «Уехал в ОблОНО, потом в библиотеку, буду поздно», и вышел из дома.       Когда Настя услышала в трубке его голос, отреагировала спокойно, без обид, как будто и не было полутора лет молчания.       — Что-то стряслось? — спросила она, увидев его на пороге.       — Да нет, просто хотел увидеться.       — Только не говори, что жить без меня не можешь.       — Могу, — успокоил он её. — Просто на душе паршиво.       — Понятно. Ты поговорить хочешь? Или борща? Или сразу в кровать?       — Борща и в кровать, — Игорь грустно улыбнулся, вспомнив, что ничего не ел с утра.              А после он уже не понимал, что здесь делает. Настя колдовала над его телом, а оно отказывалось реагировать.       — У тебя точно что-то серьёзное случилось, — оторвалась она от его члена и провела пальцем вокруг пятен на животе. — Уверен, что не хочешь поговорить?       — Нет. Просто устал. Уработался. Иди сюда.       Игорь уложил её на спину, дежурно пробежался губами по шее, ключицам и груди, а потом устроился между её ног. Настя застонала.       Из мужских разговоров в курилках он давно понял, что большинство людей его пола к куннилингусу относится в лучшем случае как к неприятному обязательству, щедро снабжая описание процесса рыбными метафорами, а в худшем — как к чем-то неприемлемому «по понятиям». Те же самые люди хвастались каждый раз, когда уламывали жён и любовниц на минет, и Игоря передёргивало от лицемерия.       Сам он не то чтобы любил это занятие, но отвращения не испытывал. До знакомства с Настей он никогда этого не делал, и в своё время ей пришлось ему объяснять, что и как. Ей нравилось — он не отказывался. А Лена не просила — и он не предлагал, от неё оральных ласк тоже не требуя. За годы их отношений он сам ни разу не смог довести её до оргазма, а научившись обращаться с женской анатомией на стороне, продолжал неуклюже тыкаться пальцами не туда, боясь, что демонстрация усвоенного вызовет подозрения.       Но это было неважно, потому что компромисс нашёлся вскоре после свадьбы, и продолжал работать до сих пор. Однажды, после очередного рутинного секса он пошёл в душ, вернулся через пару минут за забытым полотенцем и неожиданно застал Лену за мастурбацией. Не почувствовав ни капли обиды, он спросил, может ли присоединиться. И теперь их каждый секс заканчивался тем, что он ложился рядом, обнимал её, и, пока она сама шла до победного конца, шептал ей на ухо, как она прекрасна.       Он не врал. Лена бесспорно была прекрасна во всех отношениях. Игорь восхищался ею каждый день с самого начала их знакомства. Он часто думал, что не заслуживает её, искренне не понимал, что она в нём нашла и почему до сих пор с ним, несмотря на его постельный кретинизм и постоянное витание в облаках.       Они сошлись неожиданно, в конце первого года его аспирантуры, куда Игорь поступил, чтобы меньше думать и чтобы лучше спать.       Получив в собственность квартиру у «Рижской», в которой и так уже практически жил в последние месяцы, он быстро понял, что спать в ней не сможет. Уже открыли зеркала, отметили сорок дней, а он, готовясь к защите диплома и мотаясь по Москве к своим первым ученикам, выматывал себя до полуобморочного состояния, чтобы вечером, не включая свет и зажимая уши в звенящей тишине, свалиться без сил и надеяться, что сможет хоть ненадолго уснуть, и новая ночь пройдет без сновидений.       Но если и удавалось отключиться, то либо снилось истерзанное тело, и он просыпался в ужасе, либо во сне Макс был жив, здоров и рядом, и тогда просыпаться было ещё страшнее. Когда становилось совсем невмоготу, Игорь ночевал у друзей, но и там засыпал с трудом, потому что в воздухе витало слишком много слов, которые все боялись произносить.       А аспирантам давали общежитие, и, поступив, в сентябре он снова вернулся туда. Спать стал не намного лучше, но теперь его хотя бы не окружали вещи, которые напоминали о Максе.       Все советовали ему сдать квартиру в аренду, пока он там не живёт, но Игорь не мог. Он хотел, чтобы у него оставалась возможность — возможность, воспользоваться которой он потом долго не решался — прийти туда хотя бы на несколько минут, в застывшую картинку, где казалось, что Макс войдёт сейчас в дверь в этой смешной шторе и чулках, и они будут танцевать, любить и встречать Новый год; вернуться в те дни, когда всё ещё было правильно, всё было так, как должно было быть и не понеслось под откос. До того, как Макса забрали, пережевали и выплюнули. До того, как он растаял в руках Игоря.       Ему было одиноко. Друзья оставались рядом, но от них он не получал и малой доли того тепла, которое Макс давал ему даже в последние недели своей жизни. Игорю не хватало этого, но он ничего не искал и ни на кого не смотрел. Никто, он был уверен, не смог бы заполнить эту зияющую дыру.       Знакомые по общаге позвали его на тусовку к своим друзьям. Только вчера была годовщина, и он прорыдал весь день на кладбище. Хотелось спрятаться у себя в комнате и никого не видеть, а не идти пить у каких-то незнакомых людей. Но его уговорили.       Что отмечали, он так и не понял. Небольшая квартира была забита под завязку. Все стояли, пили, галдели. Кто-то бренчал на гитаре. Было шумно и неуютно. Игорь уже собирался уходить, когда вдруг увидел на другом конце комнаты девушку, с которой недолго встречался на втором курсе.       Он помахал ей рукой, она обрадовалась встрече. Они забились в угол и разговорились.       Лена работала секретаршей, прекрасно понимая, что держали её исключительно за длинные ноги и натуральный блонд. Она была слишком умной для этой работы и регулярно замечала несоответствия цифр в финансовых документах, но благоразумно молчала. Когда Лена поступала на мехмат в восемьдесят седьмом, она мечтала, что будет заниматься полезными разработками в каком-нибудь НИИ, но история внесла свои коррективы, и исследовательские зарплаты стали издевательскими. На своей теперешней работе Лена получала больше, чем её родители вместе взятые. Избегать секса с начальником пока получалось, но она не была уверена в том, что её отговорок про несуществующего жениха хватит надолго, и как скоро наступит момент, когда босс её всё же зажмёт. А уходить с такой зарплаты в неизвестность было страшно.       Она спросила про жизнь. Он задумался. Год назад они столкнулись случайно, и, не вдаваясь в подробности, Игорь рассказал ей, что у него есть Макс, который тогда ещё был жив, и что именно он в своё время стал причиной их расставания.       А теперь, снова избегая деталей, Игорь сказал, что Макс умер от продолжительной болезни. Лишь месяцы спустя по воле обстоятельств ему пришлось, опустив бо́льшую часть истории, рассказать ей про СПИД и тюрьму, а о том, что каждый день после его смерти был для Игоря пыткой, она так и не узнала. Но в тот вечер она обняла его, сказав, что ей очень жаль.       Потом они долго разговаривали, не замечая, что люди начали расходиться. Метро уже не работало, и хозяева квартиры предложили им переночевать с другими приезжими, предоставив небольшой тонкий матрас и детских размеров розовое одеяло.       В соседней комнате женский голос под гитару пел что-то, кажется, из «Машины Времени»:       Как легко знать, что ты в стороне       Что решаешь не ты       Пусть другие побеждают в войне       И сжигают мосты       Полпути позади и немного осталось       И себя обмануть будет легче всего       От ненужных побед остается усталость       Если завтрашний день не сулит ничего       Лена обняла его сзади, взяла за руку и прижалась щекой к спине, и следующее, что он помнил — как открыл глаза и понял, что уже утро. Это была его первая ночь без сновидений и пробуждений в панике за невыносимо долгое время.