Полоз

      Homo novus или "выскочка"

      — Завтра уезжаю, Поль.       Служба начинается как-то… туго.       Медкомиссию Полозова ещё летом, тайком от родни, проходит с лёгкостью — годы тренировок и постоянной активности делают ей большое одолжение, доводя здоровье до идеала. Надя рослая, сухая и гибкая, словно витая из проволоки статуя. Вышколенная осанка возвышает её над большим количеством других призывников в тот день как среди малочисленных девушек, так и парней. Ей бы хоть сейчас идти в президентский полк служить, вот только женщин туда не берут.       Этап у психиатра немного напрягает, но пролетает заметно легче, чем ожидает Полозова, прекрасно осведомлённая о своих некоторых "особенностях". Оказывается, что немного мимикрии под обычных людей и пару манеризм, подхваченных у других ребят в очереди, вполне достаточно для того, чтобы пройти, если не говорить никаких противоречивых вещей — а необходимые ответы она знает ещё за год до этого. Уже гораздо позже она поймёт, что будь ты хоть трижды шизофреник, но без официальной справки, призывная комиссия обозначит тебя годным и отправит служить, потому что за недобор можно лишиться премии. И потом офицеры-психологи матерят и плюются ядом в коллег на гражданке, пополняя в очередной раз списки "групп риска" и разбираясь с очередным инцидентом, когда очередной солдатик либо уходит из жизни своими силами, либо забирает с собой ещё парочку сослуживцев из-за голосов в голове.       — Что, прямо туда? — голубоглазая таращится в неверии.       Надежда перечитывает заветную справку на автобусной остановке ранним утром. В рюкзаке — согласие комиссии на трёхлетний контракт, документы, немного денег с оставленного отцом счёта и скромные пожитки. Дома — телефон с симкой, оставленный прямо поверх записки, и прошлое. В голове — собственная библиотека и цели.       Но вот в богом забытой части посередь тайги, куда её направили на освободившееся место, всё начинает будто вязнуть в патоке.       После окончания обязательного КМБ, не произвёвшего на дисциплинированную и явно более подготовленную к подобному Полозову почти никакого впечатления, её просто закрепляют за штабом в роли «кого-то». Нет, у должности, конечно, есть какое-то официальное название и даже какие-то обязанности, но они больше похожи на пыль с верхней полки, которую все обычно стараются не замечать и не трогать лишний раз. Командование, будто всегда находящееся во власти зимней дрёмы и в свободные часы активно "давящее мух", твердит ей меньше "заморачиваться", потому что перспектив здесь всё равно никаких не ждёт.       — Ага, прямо туда, — полубезразлично пожимает плечами Полозова, выдыхая облако дыма.       Застывшая во времени и холоде база, которую даже срочники между собой называют "санаторием", в действительности больше похожа на кладбище перспектив.       Майор, заведующая женской частью, бросает однажды что-то вроде: «Всё равно дальше штаба вас никто не пустит, отслужите своё и уматывайте замуж куда подальше, а то станете мной», — с блёклой грустью в усталых глазах смотря на Надю. И в этих словах, кажется, выражается всё отношение к женской службе в российской армии.       Иногда после отбоя она катает по ладони кольцо, думая, что чувствовала себя куда более реализованной, имей хоть какое-то связанное с военкой образование, потому что тогда было бы гораздо легче получить конкретную специальность и должность. Но, покусывая жетон, на поверхности которого уже больше десятка мелких вдавлений от зубов, девушка вспоминает, что её цель не конечная точка, а именно путь из самых низов к реальному опыту, как однажды это прошёл отец. И Полозова, конечно, могла бы упростить себе жизнь и не продолжать всё это, только вот она…       — …ебанутая ты, Полозова, е-ба-ну-та-я, — хохочет Полина и затягивается новой порцией никотина. — С первой нашей встречи знала.       Надя не торопится.       Терпение у неё железное, а разума достаточно для понимания того, что восемнадцатилетнюю пискуху никто всерьёз воспринимать не будет, насколько бы амбициозной та себя не показывала. Поэтому она выполняет все свои туманно представляемые обязанности настолько хорошо, насколько это возможно. Обучается всему, что может предложить их центр, берёт дополнительные материалы, много работает с бумагами, помогая в бухгалтерии и читает малочисленную, но всё же имеющуюся литературу на иностранном языке, особенно уделяя внимание военной лексике.       Ранние двухтысячные, всё ещё пожинающие плоды тряски девяностых, знаменуются попытками всё «устаканить» и привести в порядок, поэтому приходится привыкать адаптироваться к постоянному изменению правил и переписыванию уставов. Экономика пошатывается в преддверии очередного кризиса, военная часть напряжённо посматривает на Ближний Восток (и особенно на Кавказ), а народ с переменным успехом пытается выжить. И хотя в их сибирской глуши относительно спокойно, Полозова думает, что это вполне неплохая возможность попытаться встать на ноги как можно более крепко и освоить правила среды, пусть даже не в самой жёсткой её форме, ведь потом будет легче вливаться в реальные действия, когда всё в очередной раз дойдёт до точки кипения.       Ей почему-то вспоминаются часы, проведённые по колени в ледяной болотной воде с ружьём наперевес в ожидании лучшей добычи.       Жизнь, к сожалению или к счастью, требует своего времени.       Но и совсем тихо она не сидит. К концу первого года получает заслуженную полоску уголком поперёк погон, ещё через пару месяцев берёт измором командование (а именно раз в определенный промежуток подаёт прошение о переводе, пока у зама её фамилия чуть ли не на сетчатке выжигается), добиваясь возможности проходить физподготовку вместе с мужскими группами «в порядке исключения». За это её даже назовут выскочкой и ещё как похуже в казармах, но то, во что превратилась женская часть их подразделения после ухода майорши, ещё имевшей какие-никакие ежовые рукавицы, и появления новой начальницы, — Надю совсем не устраивает. Пусть играют в офис с чаями сколько хотят и осуждают с обеих сторон, но себе закостенеть за фанерным столом окончательно она не позволит. И хоть её и будут обвинять в излишнем привлечении внимания, единственный человек, которому Полозова хотела что-то доказать, уже несколько лет как мёртв, так что чужое мнение не трогает от слова совсем.       — Ну, при этом, мы уже третий год курим за этим бараком. Хотя тебя всегда самые дикие собаки привлекали.       Парней, как оказывается, муштруют и правда гораздо больше. Спортивное прошлое и самодисциплина позволяют влиться достаточно быстро, но вот к порой абсурдным заданиям скучающего офицерского состава, кажется, подготовить не может ничто.       Впрочем, кроссы в полном ОЗК под хлопьями снега ей в чём-то даже нравятся - будто у них уже ядерная зима. Она бегает в противогазе так, будто совсем не нуждается в воздухе, и даже пару раз таскает на себе сослуживцев — взвод считают по последнему, а отрабатывать всем составом промах кого-то одного совсем не хочется.       Курение, особенно приевшееся из-за той самой скуки, от таких нагрузок приходится на время, конечно, бросить.       И хотя в силе мужчинам даже своего роста Надежда частенько уступает в счёт банального физического превосходства, да и в рукопашном бою заметно сдаёт перед ними, в трёх аспектах обходит абсолютно всех: в железной воле, в равной жестокости по отношению к себе и к окружающим и в стрельбе по движущимся целям. К ней, конечно, пытаются пару раз приставать (этого из армии, к сожалению, не искоренить никогда), но, помня уроки отца, она безапелляционно и без следов прерывает попытки поползновений в собственную сторону.       Несмотря на отрицательную заинтересованность в окружающих людях в виду своих особенностей, вместе с крестом девушка носит с собой материнский завет: связи решают многое. Поэтому список постоянно пополняют новые знакомства. Особенно ценными среди них оказываются встречи с ветеранами боевых действий, которых заносит в «санаторную» часть волей судьбы как на перевалочный пункт, где они задерживаются максимум на пару месяцев, чтобы потом продолжить службу где поинтереснее. Так она из первых уст узнает про уже далёкий Афган, про разгорающийся всё сильнее Кавказ, про нестабильную и туманную обстановку в Урзыкстане. В официальности общения внутри вооруженных сил больше всего радует отсутствие необходимости улыбаться — это раздражало в социализации больше всего со времён школы. Некоторые из связей открывают ей дороги на разные соревнования. Теперь Полозова ездит с командой на всевозможные мероприятия, чтобы «защищать честь части», а на деле пытаться вырваться из чёртового тыла.       — Ды-а, — усмехается кинолог, рассматривая покусанные новыми щенками руки, но быстро мрачнеет. — Блин, вот ты сказала про три года, и я вдруг поняла, что тридцатник-то уже не за горами, — она вздыхает.       Золото на состязании снайперов по иронии судьбы приносит с собой цистит — так Сибирь наконец подлавливает слишком расслабившуюся от ложного ощущения привыкания к холоду девушку. С того времени Наде иногда хочется повырывать всё к чертям из малого таза от боли, но приходится жить с этим дальше.       Большой скачок в службе происходит с получением второй полоски на погонах — ей наконец одобряют перевод на Урал, и контракт продлевается уже на новом месте. И хотя это всё ещё не боевая часть, работу себе там искать не приходится — она находит тебя сама.       В звании младшего сержанта она застревает на три года, но время пролетает куда быстрее. Разросшаяся зона ответственности приносит с собой и массу новых возможностей, во всяком случае коллектив в этот раз попадается очень даже трудоспособный. В общежитии делит комнату со связистками, от которых нахватывается полезных советов. На двадцать первый день рождения берёт единственный за всю службу отпуск, чтобы поехать сдать TOEFL, а потом ходит на курсы арабского в училище при части — знания пригодятся на тот случай, если Надежда всё же доберётся до заветного Востока. Но больше всего, конечно, занимается с пехотой, следит за вверенными подчинёнными (девушек в этой части куда больше и они куда целеустремлённее) и проходит специальную снайперскую переподготовку.       — Доживи ещё, Беликова.       Пару раз удаётся побывать на секретных объектах, благодаря, опять же, связям, и оружие поражает её своей безукоризненностью, так несвойственной людям.       На втором году сдруживается с военным кинологом, хотя тут будет верным сказать, что сержант Беликова, ответственная за подготовку собак к охране территорий стратегического назначения, сдруживается с Полозовой. Активная в общении и чувствующая себя в социуме как рыба в воде девушка, года на четыре старше Нади, словно компенсирует весь недостаток улыбок. Самым неожиданным в этом знакомстве оказывается то, что оно продлится более десятка лет и пройдет с ней через самые тяжёлые периоды жизни.       Полозова пашет как проклятая, хотя вероятность так и не добраться до боевых действий с каждым месяцем новым пунктом в уставе только увеличивается.       Годы неумолимо бегут к отметке в двадцать четыре, когда в их часть приезжает с проверкой генерал-лейтенант с болезненно знакомой фамилией. Анатолий Васильевич Лесницкий, вызвавший её на ковёр, в воспоминаниях отца ещё полковник, но вот внешность с прожигающими насквозь черными глазами узнаётся даже сквозь пелену возрастных изменений.       — Я думал, что всё это — совпадение, но ты и правда Полозова дочка.       В руках у него — её личное дело, под тяжёлыми бровями — тяжёлый взгляд, который почти надламывает горделивую осанку, но девушка выдерживает.       Говорят недолго. Лаконично. О целях, возможностях и взаимовыгоде.       — …если за год хотя бы приблизишься к его результатам, то я заберу тебя в своё спецподразделение. Таких людей у меня не хватает. Сможешь, младший сержант?       — Я превзойду, товарищ генерал-лейтенант.       В словах нет ни капли тщеславия, только холодная уверенность.       Июльская жара обжигает щёки и уносит дым далеко-далеко.       — У меня-то шансов дожить явно побольше твоего, — Полина хмыкает и затягивается электронной сигаретой. — На Кавказ? Сейчас? Ты серьёзно?       На это Надя лишь вновь молча пожимает плечами. Локтём к боку прижимает папку с документами о переводе, почти дотягивая табак до фильтра.       — Ну и отвратительную хрень же ты куришь, Беликова, — морщится младший сержант, когда до неё долетает химозный запах. И где только такую инновацию нашла?       — Ой не ворчи. Вот увидишь, пару лет пройдёт — и все на это подсядут, — подруга многозначительно машет электронкой перед носом.       — Ну-ну.       Вдалеке слышится лай и возьня собачьей ребятни. Маленькие овчарки, которых вот только начали дрессировать, ведут себя пока совсем как дети и носятся по ту сторону сетки в свободное время по всей своей территории. Безжалостное солнце, разогнавшее за последние дни тяжёлые уральские тучи, всё пытается забраться под козырёк барака. Источники так необходимого сейчас никотина заканчиваются у обеих, и девушки просто молча стоят у стены, задерживаясь на месте встречи в этот раз куда дольше.       — Полозова.       — М?       — Знаешь, чего хочу?       — Ну?       — Сдохнуть.       Младший сержант усмехается их внутренней шутке и потягивается руками вверх, разминая затёкшие плечи.       — Тогда присоединяйся ко мне через год.