Qui nimis propĕre, minus prospĕre
Полоз хорошо помнит дорогу до кабинета Макарова, хотя и была там раза два за полтора месяца. Заслуга ли это привычки подсознательно рассчитывать пути отхода на всякий случай или снайперской внимательности — вопрос без ответа. Скорее всего виноваты оба качества понемногу, слегка присыпанные слабой заинтересованностью в нём. Она понемногу изучает командира через редкие пересечения внутри базы, и внимательный взгляд пересчитывает каждую стальную нить, из которых он состоит. Правящих судят по подчинённым. Она уже очень долго живёт в среде, где хороший солдат — безыдейный инструмент, в точности следующий инструкциям командования. Тот, кто выходит за рамки этого правила, но достаточно умен и опытен, сам становится командиром. Тот, кто выходит из глупости и не прошедшего подросткового бунта, быстро проходит путь до кладбища. Сама Полоз, будучи младшим лейтенантом, в своё время без особых раздумий отсеивает последних, скидывая проблемные кадры с буйной головой на других офицеров. Но Макаров, по всем её ощущениям, сам «правит» командирами. Конни в этом отношении… странные. От разнообразия характеров и предысторий у Полоза периодически свербит в носу, глазах и горле, выдавая явную аллергическую реакцию на слишком яркую индивидуальность некоторых. И хотя в составе есть так же и определенный процент болванчиков с клеймом пушечного мяса поперёк лба, массивная часть коллектива представляет собой интересных специалистов. Но что больше всего о Макарове говорит в его людях, так это беспрекословное подчинение и готовность следовать идеям. Чуткий слух улавливает диалог по ту сторону двери — звук глушится достаточно, чтобы не понять суть разговора, но вот присутствие двух участников — мужчины и женщины — вполне различается. Прерывать кажется неприличным, однако приказ явиться как можно быстрее кажется в этот момент важнее норм приличия, и костяшки пальцев легко стучат по деревянной поверхности. — Командир Макаров, — говорит достаточно громко и чётко, — это Полозова. Разрешите войти? Ответ раздаётся практически без заминки. — Входи. Первым, что видит в кабинете Полоз, оказывается жест рукой, безмолвно приказывающий подождать. Она молча кивает и встаёт у стены, прислонившись к прохладной поверхности спиной и замерев механическим стражем, внимательно сканируя пространство перед собой. Вторым центром интереса становятся хрупкие плечи с рассыпавшимися по ним мягкими волосами. Девушка, сидящая в кресле перед столом Макарова, быстро ощупывает Полозову взглядом, и отворачивается. — …как я уже сказала, Смирнов готов предоставить базу недалеко от Верданска в Кастовии в обмен на активы- — Рассмотрим это предложение в последнюю очередь, — Макаров откладывает папку. — Почему? — Не хотелось бы излишне мелькать в этом регионе. Не сходится с некоторыми… дальнейшими планами. — Ладно, — Милена запускает пятерню в волосы, как-то устало прочёсывая пряди, кажется, этот вариант ей нравился больше других. — Есть вариант в Финляндии, — она даёт следующую папку, и мужчина привычным движением пробегается пальцами по бумагам. — Военный нейтралитет, неплохо… Пока двое, явно принадлежавшие к «сильным мира сего», продолжаюь обсуждение, не выходя из ровного официального тона, Полоз, не прекращая фоново следить за ходом разговора, открывает собственную мысленную картотеку и находит совсем тоненькую папку. Милена Романова. Большая часть доступной информации — неподтвержденные слухи, расплывающиеся по рядам «Конни» тихими шёпотками. Кто-то ядовито шутит, что та была «макаровской подстилкой» (это слово словно вызывает зуд на полозовых костяшках, ведь является не самым приятным воспоминанием из ранних лет службы), кто-то сплетничает о внезапной и весьма удобной кончине мужа, оставившего после себя бизнес (и в этих голосах даже кроется странная похвала в сторону Романовой), кто-то за обедом перебрасывается парой слов о её успехах в сфере недвижимости. Единственное, что Полоз знает точно — Милена безбожно юна для того, кто так спокойно и с такой осанкой может сидеть напротив Макарова и на равных обсуждать интересующие вопросы. Понятно, почему Романову выходцы военной сферы пока что считают слабой — хрупкие, почти детские плечи явно не предназначены для груза обязанностей, внезапно — или же всё-таки не очень — свалившихся после смерти Фёдора Романова. Но Милена выдерживает. И Милена нужна Макарову. И почему-то не возникает сомнений, что скоро её в этой сфере будут уважать не меньше командира. Полоз мелко усмехается собственным мыслям, сквозь кожу и белую блузку — она так даже больше похожа на школьницу — ощупывая каждый позвонок девушки въедливым немигающим взглядом. Полоз разглядывает затылок Романовой, как когда-то с отцом на охоте разглядывала шкурку притаившейся на поваленной сосне ласки — кажущегося совсем безобидным, но на деле очень юркого и хитрого зверька с достаточно острыми зубками. Макаров пресекает столь явное и беспокоящее девушку любопытство со стороны Полозовой одним лишь движением бровей между фраз, и змеиный взгляд лениво и слегка недовольно переползает изучать стол и лежащие на нём бумаги. — …Вацлав ещё предлагал своё место под Свеце, но у него такая грязь в счетах. Хотя условия и место вполне неплохие. Милена стучит ногтями по подлокотнику, временами краем глаза посматривая на Полоза, старательно изображающую собой иссеченного из камня истукана. — Если это Барциковский, то неудивительно, — командир на полминуты замолкает, всматриваясь в файлы, и каждая секунда из тридцати двух разбивается о стены эхом. — Ненадёжно. Он талантливо вертится в военной сфере, но его верность принципам там же, где его предшественник — на дне. Вернёмся к варианту с Финляндией. А Полоз начинает понемногу размышлять о том, почему же Макаров не оставил её ждать под дверью. В приближённый круг она не входит — разговоры их можно пересчитать по пальцам одной руки, парочка из которых будут отрубленными; в командующий состав — тем более. Разговор с их — «Конни» — финансистом содержит информацию, явно связанную с предполагаемой миссией (или куда там закинет её макаровская удочка). Но обычно на миссию выдавали только одну папку с чётко обозначенной целью, и ни слова отходящего от неё — гриф «засекречено» стоял на каждом третьем задании Полозовой. Но в личной картотеке теперь минимум на три папки больше. Что это? Показательное доверие? Проверка? Макаров явно не из тех, кто будет разбрасываться информацией — ресурсом крайне ценным и быстро расхватываемым на рынке. Особенно когда положение новорожденной ЧВК было шатким — пока они о себе ещё никак не заявили, и знающие люди замерли в ожидании, предварительно выпустив когти. Так, на всякий случай. Будь Полозова плохим торгашом (равносильно «предателем»), она бы смогла неплохо продать даже те крупицы, что услышала здесь. Но, возможно, Владимир просто уверен в том, что Полозова — мастер крайне консервативный — владеет лишь одним товаром — человеческими жизнями по фиксированной цене пуль. Впрочем, так ли ей необходимо знать правду? — С Финляндией есть одна проблема. Цена, которую выставил Петровский за аренду, слишком высокая, но самое главное — он требует прямых переводов со счетов, а не через обходные пути. — Хочет иметь в руках рычаг давления в виде доказательств причастности. Помощь — крючок покрепче стального, и слезть с него впоследствии становится очень и очень не просто. — Он явно понимает, что именно это предложение будет выглядеть выгоднее прочих, — Милена вздыхает, поправляя часы на запястье. — У меня сложилось впечатление, что Петровский слишком хорошо тебя знает. — Служили вместе, — отрезает Владимир. — Ясно. Ясно, в общем-то, мало что, но контекст говорит громче любых подробностей. Полоз — как и в далёкие четырнадцать — наклоняет голову на птичий манер и впитывает в себя каждый тон из голосов собеседников. — Сможешь помочь в решении вопроса с ним? — Макаров отрывается от бумаг и ловит взгляд собеседницы. Милена на секунду замирает, будто всё ещё обдумывая ответ, но всё-таки достаточно уверенно произносит: — Я хотела бы ответить положительно, но, к сожалению, положение сейчас слишком неустойчивое, чтобы продолжать под него копать или давить. После смерти Фёдора, — она делает паузу, но Полоз из-за положения не может увидеть выражение лица, — пока слишком много вопросов, и привлекать ещё больше внимания к моей заинтересованности в военной сфере — опасно. — Я тебя понял. Благодарю, что вообще взялась за это дело. Деликатное прощание и сдержанное рукопожатие заканчивает разговор, и Романова, лёгким движением развернувшись на невысоком каблуке, покидает кабинет, вежливо кивнув даже Полозовой на прощание. Полоз, удивлённо дёрнув бровью, отвечает ей тем же. — Садись, — Макаров по-командирски коротко указывает на освободившееся место женщине. Та усаживается, неприятно согретая остатками чужого тепла на текстиле обивки, коротко разминает пальцы, удобно кладёт руки на подлокотники и неожиданно явно хмыкает, на что командир сразу же поднимает глаза. — Что такое? — Романова очень мило вам отказала. Такое уважение, — наполняются ядом последние слова. — Правильно сделала, — Владимир возвращается к бумагам, отмахиваясь от укола одной лишь интонацией. — Преданность одним актом доброй воли не зарабатывают. Это была бы уже моя ошибка в выборе Милены, а не её мужа, если бы она беспрекословно бегала по каждой просьбе, не думая о собственных положении и безопасности. Милена — партнёр, не подчинённый. — Ведь подставляя себя, она бы подставила и вас. — Верно. Преданность — термин наполовину собачий, наполовину рыцарский — в их реалиях зарабатывается порой очень сложно, но при определённом совпадении интересов, идеалов и взаимопомощи имеет все шансы стать абсолютной. Вот только Полозу человек, как живое существо, кажется конструкцией слишком хрупкой, чтобы подходить для столь крепкой верности. Но человек, как идея, — вполне. Лицо её расслабляется во время наблюдения за чёткой и быстрой работой начальства, и догадка вспыхивает импульсом — наверняка ведь знал все результаты ещё до прихода Романовой, иначе бы не вызвал Полозову так рано и тем более не впустил в кабинет во время обсуждения, однако проверить схождение с данными нового партнёра было необходимо. Значит, точно активно идёт этап притирания друг к другу. — И как вам, младший лейтенант Полозова, — внезапно переходит на старое обращение и новую тему Макаров, хотя тон далеко не такой лёгкий, как при разговоре с Миленой, — нынешний коллектив? У Полоза зудят глаза, нос и горло от этого вопроса. Хочется чихнуть, выдавая правду. Как ей коллектив? Как и любой другой… …не впечатляет. Стоит учитывать, что вопрос (и тут правда более вопрос, нежели проблема) во многом исходит из природного полозовского высокомерия, родившегося из неумения сопереживать — не сочувствуя автоматически ставишь себя выше. И Полоз, при всём своём прекрасном понимании иерархической системы военного общества и достоинств коллег, периодически превосходящих её в умениях и опыте, из разговора в разговор укрепляет в голове классический платоновский пример. Все они — прикованные в недрах пещеры — одинаковые по природе, но по-разному искалеченные войной, впиваются взглядами в тени, бегающие по стене, и искренне верят в их истинность, не понимая, что и это представление ложно. Полоз видит свет, создающий те самые тени, видит и людей, что за спинами «рабов» создают им спектакли из образов. Она искренне не понимает, почему другие не могут заметить настоящей сути происходящего. Но при всём этом странном самовознесении над «не ведающими», Полоз делит с ними пещеру. Положение у неё иное — у самого выхода. Она ещё не касается света, но уже видит перед собой часть настоящего мира. Но гнаться за познанием далее не планирует, как и изображать собой освободителя, вернувшегося в недра, чтобы попытаться вытащить остальных и приобщить их к «правде». Умереть на охоте ей кажется лучшим исходом, чем быть убитым в попытке изменить других. Полоз сворачивается кольцами в тени на прохладном камне и тихо шипит на проходящих мимо мудрецов, что всё-таки решили достичь солнца. Полоз с любопытством наблюдает, ни на секунду не забывая о собственном пути.Но кто же в этой системе Макаров?
Узник? Человек, играющий перед огнём с образами? Мудрец? Освободитель?
Полозова выныривает из секундного помутнения, возникшего образом перед глазами, и губы легко дёргаются в неполной улыбке. — Среднестатистически, товарищ командир. — Среднестатистически? — Среднестатистически никак. — Совсем никаких впечатлений? — Шумно слишком. Но пока работает. — «Пока»? — В состоянии покоя всё может казаться складным, пока при первом движении не развалится. Кольцо бликует в свете настольной лампы и Полоз на мгновение косит глаза в сторону пальцев. Сколько лет оно уже с ней? Кажется, совсем вросло в кожу. Полоз щурится, переползая взглядом с серебра на угли глаз Владимира. Опасно тыкать командиру в бездействие компании и неизвестность длиной в полтора месяца, но и врать в ответ на прямой вопрос не в её стиле. — Раз нужно движение, — в макаровской усталости мелькает смешок, — то у меня есть задание. Возьмёшь? Спрашивает так, будто бы у неё есть выбор. Полоз — подчинённый, не партнёр. Она должна влезать в любую авантюру без оглядки по его желанию, должна хотеть взять первую для их организации миссию и выполнить её превосходно. Но Полоз в первую очередь — «Полоз», а потом уже солдат. Снайпер неспеша тянется за документами. — Могу я для начала просмотреть материалы? Командир молча передаёт папку. Строчка за строчкой медленно поглощается и впечатывается в сознание. У Полозовой нет намерения специально потянуть время, просто она имеет привычку вдумчиво разбираться с материалом, чтобы потом было меньше ошибок. Ноготь, подчёркивающий каждую бегущую строку, оставляет самые заметные следы на тех фактах, что особо важны. Значит, вот с кем решил всё-таки дела вести… — Мне нужен кто-то с хорошим знанием города, кто поведёт операцию. — Не хочешь вести сама? Это хорошая возможность проявить себя и приблизиться к возможности войти в командующмй состав. О нет, увольте её от очередной обязанности. — Давно не была в городской среде, особенно в городе такого… типа. Нужно время, чтобы освоиться, а у нас его нет. Плохая ориентация на местности и скупое знание цели, а данных не очень много, может выйти боком, подставляя как меня, так и саму операцию, — она тихо цыкает перед следующим предложением. — И если мою потерю «Конни» крайне легко переживут, то вот искать другой вариант базы слишком затратно и опасно. Не горю желанием своей ошибкой перечеркнуть всё. Голос её шелестит где-то в глубине лёгких, почти не раздражая диафрагму. Сигаретная хрипотца накидывает равномерному тону десяток лет возраста. Будь она на полгода моложе, будь перед ней Лесницкий, Полоз уже начала бы распаляться драконом и рычать на оппонента за непонимание того, что ей казалось элементарным. Но Лесницкий мёртв, а на его могиле Полоз нашла объяснение того, почему до последнего проигрывала немощному старику в разговорах. Полоз всегда начинала рычать и лаять первой. Урок усвоился позже необходимого, но зато засел особо крепко, финальным штрихом подводя полозову личность. Прошлый или нынешний «Полоз» — уже не имело значения. Больше никаких криков, да и змеи не рычат. Тем более кажется, что собеседник ожидает от неё подобного ответа и слегка довольно улыбается. Женщина замечает, как расслабляются его брови, но залом морщинки между ними остаётся напоминанием серьёзности. — Во всяком случае, если считаете подобное решение лучшим, то я не буду спорить и постараюсь выполнить всё возможное в моих силах, — Полоз расслабленно пожимает плечами, хотя волосы на затылке стоят дыбом. — О возможном риске я вас предупредила. Макаров усмехается уже более открыто. — А Клочков не врал о ценности кадра. — Рановато до окончания задания судить. — Путь размышления тоже может многое рассказать о человеке, Полоз, — качает головой. — Операцию поведёт Андрей Нолан. — Нолан? Хм… Этот обрусевший австралиец? — Он-он. Если при нём его так назовёшь, напиши потом в отчёте о реакции. — Будет сделано, командир, — Полоз чувствует в этом какой-то хитрый подтекст, но не против поучаствовать ради интереса. — Отлично. Андрей уже проинформирован, собираетесь завтра в шесть тридцать в переговорной, в семь тридцать выезжаете. Подробности узнаешь от группы. Есть вопросы? Вот это его «Андрей уже проинформирован» точно обозначало, что запланировал Владимир миссию ещё даже до того, как Романова вошла в кабинет, что уж говорить о снайпере. — Никак нет, командир. Разрешите идти? — Свободна. Лишь вернувшись в комнату, сняв с себя вместе с формой ощущение тяжёлого взгляда на спине, Полозова позволяет себе во всю громкость прошипеть: — С-сукин с-сын, — и начинает подготовку к завтрашнему дню, обгладывая каждую запомнившуюся секунду, чтобы позже сделать выводы.А может быть Макаров и есть тень от огня на стене?