Записки Мышонка — принца и волшебника

Этот день не задался с самого утра. Пока я умывался и чистил зубы, в спальне произошла короткая потасовка. Винсент решил вылить чернила в мой чемодан, это увидел Блейз, за Винсента попытался вступиться Грегори, в итоге они оба были вынуждены отправиться в Больничное крыло. Когда я выскочил из ванной на шум, то увидел только последствия — лицо Винсента распухло так, словно на него напал рой пчёл, а по левой щеке Грегори стремительно расползалось чёрное некрозное пятно. Оба поскуливали, сбитые с толку, а Блейз поигрывал палочкой, сидя на кровати, и сладким тоном объяснял, что это было первое и последнее предупреждение «по-хорошему». — По-хорошему? — негромко переспросил я, когда парни выбежали из спальни. Блейз расхохотался, запрокинув голову, и подмигнул мне: — Не дрейфь, Мышонок. Все выживут. Тео… — он обернулся на Теодора, который завязывал галстук перед зеркалом, — приструни их, или я решу, что у нас в спальне завелись бесплатные мишени для тренировки. — Блейз… — начал я, пытаясь выразить то, что чувствую. С одной стороны, я был благодарен за защиту. С другой, признаюсь, я боялся того, что никому из нас это не пойдёт на пользу. Особенно Блейзу — он и без того бывал жестоким сверх меры, особенно если считал, что нападают на него или на тех, кто ему дорог. — Я серьёзно, Тео, — повторил друг, проигнорировав меня. — Сомневаюсь, что Том Риддл давал вам уроки всё лето. — Кто? — нахмурившись, спросил Теодор. — Как мило! — осклабился Блейз. — Вы в таком восторге от своего лорда, но даже не знаете его настоящего имени? Вот это преданность, я восхищён. Берти, ты готов? Я кивнул и, к счастью, мы покинули спальню. Только тогда я понял, что за время всей стычки Драко не проронил ни слова и вообще делал вид, что его в комнате нет. Чёрт. Я понимал, что нужно поговорить с ним как можно раньше, только как это сделать, если он явно не стремится к общению? Да и школьная нагрузка возросла до предела. В расписании, которое раздал за завтраком профессор Снейп, почти не было окон. А там, где они возникали просто по необходимости (например, когда половина курса отправлялась на уход за магическими существами), летящим почерком было вписано: «Время на подготовку к СОВ». Профессор Бинс на первом уроке сообщил, что мы в ближайшие месяцы закончим период Новой истории и перейдём к Новейшей, чтобы до начала экзаменов остановиться на отметке «1918 год». Изучение дальнейших событий предполагалось только в рамках факультативов на старших курсах, что лично мне показалось странным. Но большинство моих однокурсников считали, что чем меньше истории — тем лучше. Во всяком случае, Рон с задней парты пробормотал: «Всего-то полтора века осталось. Круто, да?» Но он резко изменил мнение, когда Бинс завалил нас датами, именами и событиями. — И это только история магии! Правильно Фред с Джорджем сказали, будет тот ещё год, — вздохнул Рон, когда мы вышли с урока, загруженные новой информацией. — Да уж, — согласилась Гермиона и добавила: — С другой стороны, они правы и в том, что лишнее волнение никому ещё не шло на пользу. Да, экзамены важны, но надо помнить, что это не смысл жизни. Правда? — Иди, расскажи это педагогам, — фыркнул Гарри. — Особенно Снейпу и МакГонагалл. На что хочешь спорю, они устроят конкурс на самое огромное домашнее задание в истории Хогвартса! К сожалению, мы все были с Гарри в этом согласны. По дороге вниз, в подземелья, друзья понемногу начали рассказывать нам с Блейзом о тех событиях, которые мы пропустили. Новости из семьи Уизли гласили следующее: во-первых, Перси разругался с мистером Уизли из-за того, что тот поддерживает Дамблдора, а во-вторых, близнецы начали активно рекламировать свой будущий магазин и развернули в гостиной Гриффиндора настоящую подпольную торговлю своими «Всевозможными Волшебными Вредилками». — Я сказала, что они могут творить всё, что им вздумается, — резко произнесла Гермиона, — но их клиенты не должны быть младше четырнадцати. Если они продадут хоть одну эту свою конфету младшекурснику, я пойду к МакГонагалл. — Бедолаги… — протянул Блейз насмешливо, за что был награждён гневным взглядом. Из прочих новостей — Гермиона всё же съездила в Болгарию и повидалась с Крамом. Правда, она почему-то не хотела об этом рассказывать и быстро поменяла тему. Наконец, последняя значимая новость касалась некоего места под названием «штаб-квартира Ордена Феникса». А если проще — старого дома семьи Блэк, который Сириус отдал под благое дело. Гарри, Рон и Гермиона провели там последние две недели каникул и, по их словам, дом был сущим кошмаром. Не добавляло веселья и то, что ребят припрягли к масштабной уборке. — На самом деле, — заметила Гермиона, — даже когда мы воевали с кусачими шторами, я думала, что у тебя, Берти, лето всё равно хуже. Мы хотя бы были вместе, и нам было весело, а у тебя — сплошные поездки и выступления. При этих словах Гарри прищурился недобро, и я поспешно сменил тему. Мы так и не помирились окончательно после спора о моём «без комментариев», и чувствовалось, что лучше поговорить о чём-то безопасном. — В класс! — велел декан, появляясь, как обычно, бесшумно и незаметно. Мы поспешили занять места. Мне показалось, что за лето профессор Снейп изменился. Его волосы, прежде вечно немытые, свисающие патлами, теперь выглядели опрятно, и он несколько укоротил их. Щёки не так западали, как прежде, пропала восковая матовость кожи. Я взглянул на его руки, но кольца не увидел. — Прежде, чем начать урок, — начал профессор, заложив руки за спину и обводя класс холодным взглядом, — я считаю уместным напомнить, что в июне вы будете держать серьезный экзамен, который покажет, насколько вы усвоили науку изготовления и использования волшебных зелий. Хотя изрядную часть из вас, несомненно, составляют кретины, я всё же надеюсь, что вы худо-бедно заработаете за СОВ хотя бы «удовлетворительно». Иначе вам придется столкнуться с моим... неудовольствием, — он задержал взгляд на Невилле, который судорожно сглотнул, потом посмотрел на заметно побледневших Лаванду Браун и Парвати Патил. — По окончании пятого курса многие из вас перестанут у меня учиться. По программе, нацеленной на подготовку к выпускным экзаменам, в моём классе зельеварения будут заниматься только лучшие из лучших, остальным же придется со мной распрощаться, — он слегка улыбнулся, словно предвкушал момент, когда перестанет видеть большую часть класса. — Но до приятной минуты расставания как-никак ещё год, и потому, будете вы впоследствии претендовать на высшую аттестацию или нет, я советую всем собраться с силами и постараться получить те приличные баллы за СОВ, на которые я привык рассчитывать у своих учеников. Пока он рассказывал о свойствах «Умиротворяющего бальзама», я читал рецепт в учебнике и думал, что однозначно не стану брать зелья для дальнейшего изучения. Зачем они мне, спрашивается? — Ну, Берти, приступай. Я подиктую, — сказал Блейз, откидываясь на спинку стула и поднимая его на две ножки. — Первым делом нарезай листья мандрагоры. Полосками. — Ты не будешь варить зелье? — спросил я удивлённо. Блейз покачал головой, достал из сумки книгу «На грани с тёмными искусствами» и углубился в чтение. При этом то и дело говорил поверх неё: — Лунный камень в ступку, растолочь в пыль. И на кончике ножа в зелье. Его негромкий голос был хорошо слышен в классе, и я понимал — это вопрос времени, когда именно терпение декана иссякнет. Впрочем, пока он отчитывал Невилла, у которого зелье стремительно загустевало, потом сунул нос в котёл Гарри, объявив его работу «халтурной поделкой», велел Рону внимательнее читать — в общем, обошёл весь класс. Но, наконец, остановился возле нашего стола и спросил мягко: — Мистер Забини, вы не желаете поучаствовать в работе? — Нет, сэр, — ответил Блейз спокойно, — что-то не хочется. У меня интересная книжка. Я прикусил губу изнутри, добавляя в котёл две капли чемерицы и отчаянно желая оказаться сейчас где-нибудь подальше, желательно на другом конце страны. — Мистер Забини, мне казалось, — тише заметил Снейп, — что вы собирались делать карьеру в области зельеварения. — О, за СОВ не переживайте, сэр. Я их сдам. А сейчас, если вы не против, я продолжу читать. — Мальчишка! — рявкнул Снейп, мгновенно выходя из себя. — Убрать книгу! — Пожалуй, я её оставлю, сэр, — ухмыльнулся Блейз, демонстрируя ровные белые зубы. — Но, если считаете нужным, вы можете написать о моём плохом поведении родителям. То есть, я хотел сказать, маме и отчиму. Уверен, они на меня повлияют. Пауза. Я опустил голову ещё ниже, мечтая, чтобы это прекратилось. Господи, пожалуйста! — Поттер! — прорычал Снейп, стремительно отходя от нашего стола и накидываясь на Гарри. — Теперь три раза по часовой стрелке. В следующий раз будешь варить сам, а я прослежу, чтобы всё было правильно, — ещё шире улыбнувшись, сказал мне Блейз. Когда урок закончился, он громко и радостно воскликнул: — До встречи, профессор Снейп! — Чувак, что это было?! — театральным шёпотом спросил Рон, едва мы отошли от класса. — То есть, круто, отпад просто, но… Улыбка мгновенно пропала с лица Блейза — как выключили. — Не пытайся повторить, — сказал он и, ничего не объясняя, пошёл прочь широким шагом. Никто из нас не решился его догнать. А Гермиона произнесла задумчиво: — У него что-то случилось. Случилось. К сожалению, я не мог поделиться чужой тайной, и мне оставалось только надеяться, что всё более или менее образуется. Если бы. Блейз так и не появился за обедом. Я постарался разделаться с едой как можно быстрее, чтобы избежать неприязненных взглядов от соседей по столу, и пошёл к гриффиндорцам. Там я застал разгар ссоры, причём так и не понял, кто всё начал и кто в чём виноват, — но разругались друзья все втроём. — Они лаются без остановки! — воскликнул Гарри, пока мы с ним шли к кабинету прорицаний. — Достали. Как кошка с собакой! И, слушай, серьёзно, что не так с Блейзом? Я не фанат Снейпа, но Блейз его как будто реально ненавидит. — Это его секрет, — честно сказал я, только покачав головой, а потом добавил: — Не хочу на прорицания. — Почему? — спросил Гарри, но тут же понимающе покивал и уточнил: — Ты видел что-то ещё? Да? Немного подумав, я выложил всё как есть: что с середины лета я только и делаю, что наблюдаю какую-то чушь во снах, что это всё абсолютно бесполезно, потому что кому нужна такая способность, от которой проблем больше, чем пользы? — Но ведь ты был прав в прошлом году. Насчёт кладбища, — заметил Гарри, когда мы сели на узкую скамью под люком. — И как, — спросил я, — это тебе помогло? Гарри задумался, привычным жестом ероша волосы на затылке, снял очки, надел обратно и только после этого ответил: — А знаешь, помогло ведь. Я ожидал подвоха. Может, не в конце Турнира, но в какой-то момент. Я думал о том, что однажды это случится, и как будто... не знаю, как будто не испугался так сильно, как следовало бы. Но, ладно, — он вздохнул, — я тоже не хочу на прорицания. Не желаю слушать очередное предсказание скорой смерти. К профессору Трелони я всегда относился странно, и за это лето, наполненное мелкими бестолковыми предвидениями, только укрепился в этом. С одной стороны, я понимал, что она действительно пророк. А с другой, меня злила её поза, весь этот таинственный образ, дурман в кабинете и манера держать себя так, словно она знает всё на свете. Поднимаясь по серебристой верёвочной лесенке в класс, я думал о том, что за всё время профессор Трелони так никого ничему и не научила. Она не говорила, что делать с прорицаниями, словно УВИДЕТЬ было единственной целью. Мы с Гарри устроились в дальнем тёмном углу, благо, их хватало, поскольку класс освещался только пламенем камина. Профессор была, как всегда, закутана в многочисленные шали и слегка позвякивала бусами. Глядя на нас сквозь толстые стёкла огромных, в пол-лица очков, она таинственным голосом сообщила, что в этом году мы целиком и полностью погрузимся в сферу толкования сновидений, которую лишь немного затронули в прошлом семестре. — Разбейтесь на пары, — прошептала профессор Трелони, — и, пользуясь «Оракулом снов», попробуйте истолковать самые последние сновидения друг друга. Гарри обречённо вздохнул и спросил: — Ну, что у тебя? Я, уж извини, последние месяцы кроме кладбища ничего не вижу. — Дай-ка подумать, — обречённо произнёс я, — изумрудные чернила прольются на пергамент, нога в белом кроссовке застрянет в исчезающей ступеньке лестницы, сквозь просвечивающееся серебристое тело какого-то привидения будет видно колыхание знамени Гриффиндора и толстые пальцы сломают перо. Буквально. Без толкований. Гарри застонал, решительно открыл «Оракул» и сообщил: — Давай поделим пополам. Чернила… пролитые чернила означают разлуку. Изумрудный цвет означает зависть или болезнь. Следовательно, кто-то заболеет, и ты будешь с ним разлучён. Так и запишем. Теперь ты. Считай, что мне приснилась нога в белом кроссовке, застрявшая в ступеньке. — Ну, кроссовок здесь нет, но белая обувь означает либо целомудрие, либо лёгкость в дороге, — сообщил я, листая книгу весьма сомнительной ценности. Я и без «Оракула» точно знал, к чему мне приснилась эта нога. Но, пожалуй, предложение Гарри позволило нам кое-как справиться с заданием. Правда, мы оба едва не в голос взвыли, услышав, что придётся целый месяц вести дневник сновидений. — Клянусь, у меня фантазии не хватит на целый месяц, — пожаловался Гарри. — Я поделюсь, — мрачно пообещал я. Едва ли мои надоедливые сны прекратятся по щелчку пальцев. — Но они озверели! Полтора фута эссе от Бинса, фут от Снейпа, теперь ещё этот дневник. Спорим, Локхарт тоже завалит какой-нибудь ерундой? Гарри сказал это в тот момент, когда мы уже подошли к классу, и Рон, услышав жалобу, заметил: — Или устроит тест о цветах своих любимых мантий. Мы рассмеялись: слишком уж жив был в памяти первый урок профессора Локхарта на нашем втором курсе. По счастью, Блейз появился возле дверей класса как ни в чём не бывало, даже, как мне показалось, в хорошем настроении. Рон с Гермионой тоже вроде бы помирились, и если бы ещё Драко не прятался за спинами Винсента и Грегори, можно было бы подумать, что всё снова хорошо. — Удивительно, как вы изменились за эти, подумать только, два… почти три года! — вместо приветствия воскликнул Локхарт, эффектно откинув назад золотистую чёлку. Сегодня он явился на урок в салатовой мантии с пышными рукавами и лично мне чем-то напомнил барышню с полотен XVIII века. — Не могу даже описать, как вам повезло, что вы заполучили меня именно в этом году, перед экзаменами СОВ! Не сомневайтесь, под моим руководством вы постигните настоящие таинства этого искусства. За год я постараюсь передать вам свой опыт, рассказать о настоящих, не выдуманных подвигах, которые я совершил. Он прошёлся перед доской, красуясь, подмигнул кому-то из девчонок на первых партах и вдруг остановился возле Гарри. Наклонился и сказал доверительным тоном: — Особенно это пойдёт на пользу тебе, Гарри. Меня расстраивают все эти истории, в которые ты ввязываешься. Понимаю твою жажду славы, но сочинять глупости о Сам-Знаешь-Ком… — он покачал головой и цокнул языком. — Ничего, мы с этим справимся. Локхарт выпрямился и собрался вернуться к учительскому столу, когда Гарри произнёс: — Это не глупости и не выдумки. Волдеморт вернулся, и я видел это своими глазами. Локхарт вздохнул и улыбнулся ему как умственно-отсталому: — Бедный мальчик! Сам не понимает, что говорит! Ну, дорогие мои, — он снова обратился к классу, — начнём урок с небольшого устного опроса. Хочу проверить, насколько вы помните мои книги. Вопросы были в духе «Как называлась та деревня, где я встретился с баньши». Гарри кипел от злости, а Блейз рисовал на полях «Тропы с троллями» тех самых троллей. Довольно противных. — Печально, печально, — возвестил Локхарт через пятнадцать минут опроса. — Кажется, вы читали мои книги совсем невнимательно! Хорошая новость в том, что мы это исправим! И начнём прямо сейчас. Я расскажу вам, как излечил оборотня от ликантропии. Гарри, ты мне поможешь? Выйди сюда, пожалуйста. Под шепотки и смешки Гарри встал из-за парты и подошёл к Локхарту. Тот заботливо положил руку ему на плечо и начал рассказ. С театральными паузами и художественными подробностями вроде грозового неба и свежего ветра, он поведал нам, как прибыл в деревню, которую терроризировал оборотень. Как он начал поиски, используя очень сложные заклинания и своё знаменитое чутьё. — И тут я увидел его. Лунный свет озарил его лицо, и в мгновение ока началось преображение. Гарри, скорчить посильнее, помни, его терзали страшные муки! — Гарри закатил глаза и сделал плечом какое-то невнятное движение. — Да, отлично! — воскликнул Локхарт. — Он обернулся ко мне и зарычал. Зарычи, пожалуйста. Замечательно! Я понимал, что моя жизнь висит на волоске. Если он меня укусит, всё будет кончено. Но отступать некуда! — он патетически вскинул руки. — Я направил на него палочку и начал читать заклинание. Извините, я не буду произносить его вслух, оно может навредить мистеру Поттеру. И в тот момент, когда оборотень почти подошёл ко мне, когда я ощутил его жаркое дыхание на своем лице и приготовился умереть с гордо поднятой головой, заклинание подействовало. На землю рухнул староста деревни! Да, я спас его, и вся деревня пыталась потом вручить мне награду. Но я совершаю подвиги не ради денег или славы, нет. Мне было достаточно того, что эти милые люди счастливы, — он выдохнул и элегантным движением откинул назад чёлку, после чего улыбнулся, снова приобнял Гарри за плечи и продолжил: — Видишь, мой мальчик, когда история правдива, она не вызывает вопросов и сомнений. Но твоя… прости, она не выдерживает критики! Мало того, что там фигурирует давно погибший волшебник, так ещё и вся эта история с кубком-порталом и прочим звучит абсурдно! Гарри, повернув голову, посмотрел на Локхарта. Потом на весь класс. И произнёс твёрдо: — Я говорю правду. Волдеморт вернулся, и если мы не начнём сражаться с ним, он наберёт могущество, как раньше. — Гарри, Гарри, — воскликнул Локхарт, слегка посмеиваясь, — вот так упорство! Ну, хорошо, скажи, какое заклинание ты использовал против этого, несомненно, давно погибшего волшебника? — «Экспеллиармус». И тут Локхарт расхохотался. Да и кое-кто из класса, не выдержав, прыснул. Дальше — больше — со стороны Гриффиндора всё явственнее слышались сдерживаемые смешки, а Симус Финниган и вовсе покраснел от натуги. — Великолепно! — сквозь хохот пробормотал Локхарт. — Только подумать! «Экспеллиармус» против кого-то, кого считали самым опасным волшебником всех времён. Я прошу тебя, Гарри, когда будешь сочинять следующую историю, хотя бы озаботься тем, чтобы она звучала достоверно. — Как ваши? — резко спросил Гарри, а Локхарт перестал веселиться, убрал руку с его плеча, сделался внезапно строгим и злым. — Хотя бы. Почитай о реальных подвигах, прежде чем сочинять небылицы. — Я говорю правду! — Ну, хватит! — оборвал его Локхарт. — Это уже заходит слишком далеко. Да, — будто обращаясь к самому себе, добавил он, — да, мальчику нужна помощь и наставления. Мне жаль, мистер Поттер, но я вынужден снять пять очков с Гриффиндора и назначить вам отработку. Сегодня в восемь в моём кабинете. Садитесь. А теперь, почему бы нам не записать основные события моей схватки с оборотнем? *** Гарри просто кипел от злости. После ужина мы с Блейзом подошли к гриффиндорскому столу и застали не самую приятную сцену — Рон и Гермиона убеждали Гарри в том, что надо просто махнуть рукой на Локхарта. «Он же придурок!» — был аргумент Рона. «Какая разница, что думает этот самовлюблённый болван! Игнорируй!» — советовала Гермиона. — Мне плевать на Локхарта! — огрызнулся Гарри, поднимаясь из-за стола. — Но он выставляет меня лжецом. А вы тоже считаете, что мне надо было промолчать?! Не отвечайте, сам знаю. И он стремительно пошёл к выходу из зала. Гермиона застонала вслух, а Рон неуверенно заметил: — Он остынет. Любой бы взбесился, да? Кстати, вы ничего странного не заметили? — А именно? — уточнил я. Рон перевёл взгляд на преподавательский стол, и тут внезапно до меня дошло, о чём он. В этом году впервые вместе с преподавателями обедал наш завхоз Филч. До сих пор он был единственным членом школьного персонала, которому не выделяли места за столом, но с первого сентября он сидел с краю вместе со всеми. Да и выглядел, пожалуй, получше — костюм новый, редкие волосы не топорщатся в стороны, а приведены в порядок. Даже странно, что я сразу не обратил на это внимания. — С чего бы это? — спросил Блейз задумчиво. — Скорее я бы спросила, почему только сейчас, — ответила Гермиона. — Я не думала об этом раньше, но разве это не дискриминация — то, что он единственный ел отдельно? — Может, и так. Но почему именно сейчас?.. Я хотел было предположить, что, возможно, это последствия развития Общества магорождённых, но не успел — к нам примчались Колин Криви и Джинни Уизли. Оба очень выросли за лето: Колин уже был одного со мной роста, а Джинни сильно загорела и как-то неуловимо поменялась. — Как здорово, что вы тут все! У нас проблема, Альберт, только ты нам можешь помочь! Как теперь работать без Седрика? Они говорят, что надо сделать Паркинсон главным редактором, но она куда лучше как репортёр, и мы всё время ругаемся теперь. Альберт, как думаешь… — Колин! — воскликнула Джинни. — В три раза медленнее! Короче, он прав, у нас в редакции газеты разлад. Седрик предлагал в конце года сделать новым главным редактором Паркинсон, но она явно не тянет, а других идей нет. — Я как-то забыла, что Диггори закончил школу… — пробормотала Гермиона. — Действительно. — Я не в редакции, — сказал я, чувствуя себя несколько виноватым за то, что не могу помочь, — вряд ли моё мнение имеет значение. Но мне кажется, вам лучше брать редактора из Хаффлпаффа или Рейвенкло. По многим причинам. — Вау, — Джинни тряхнула головой, — гениально. Спасибо, Берти! Как лето прошло? Ты знаешь, что про тебя писали в «Таймс»? — Я стараюсь не читать про себя в газетах, — признался я. — Но если там была заметка, то ты знаешь, что лето у меня прошло в поездках и выступлениях. — Бедняга, — фыркнула Джинни, и мы на этом распрощались. Рон с Гермионой поднялись из-за стола, и я уже собрался предложить посидеть немного во дворе, как Блейз сказал: — Надо поговорить с Дракошей. Мы с друзьями переглянулись, и я тут же произнёс: — Мы… сами с Блейзом. Для начала. — Можете передать ему от меня, что он придурок, — буркнул Рон. Блейз серьёзно пообещал так и сделать. Правда, была одна проблема: мы понятия не имели, где искать Драко. Он давно ушёл из зала, и были шансы, что он сидит где-нибудь в библиотеке, прячась от нас за широкими спинами Винсента и Грегори. С другой стороны, я достаточно знал его, чтобы предположить, что он будет искать уединения. В общем, не сговариваясь, для начала мы проверили самые очевидные укрытия: начали с ниши за гобеленом возле библиотеки, оттуда прошли на второй этаж, поболтали минутку с Плаксой Миртл, но ничего полезного не узнали. Дошли до третьего этажа и заглянули в небольшой бестолковый тупик за картиной с пастушками — никого. — Без толку, — сказал Блейз недовольно. — Сидит себе в спальне, и всё. — Возможно, — согласился я, хотя в глубине души в этом сомневался. Тут мы вышли из тупика и едва не столкнулись с маленькой худенькой девочкой. В отличие от остальных, Луна Лавгуд, кажется, совсем не выросла за лето: волосы, как и прежде, всклокочены, вместо школьной мантии — что-то вроде голубой хлопковой пижамы с мерцающими звёдами. А главное, она была босой. — Луна? — произнёс я осторожно. — Здравствуй, Альберт, — пропела она. — Здравствуй, друг Альберта. — Это ещё что? — спросил Блейз недоверчиво. — Луна, познакомься, это Блейз Забини. Ты верно сказала, он мой друг. — Конечно, верно! — девочка захлопала большущими навыкате глазами. — У вас даже мозгошмыги дружат. — М… — протянул я, — пожалуй. Блейз, это Луна Лавгуд, четвёртый курс Рейвенкло. — Прекрасно, — скептически заметил Блейз и спросил в пространство: — А обувь Луна Лавгуд с четвёртого курса Рейвенкло не носит по каким-то особым соображениям или по совету мозгошмыгов? — А! — улыбнулась девочка, слегка поджимая пальцы на ногах. — Обувь стащили нарглы. Они добрые, просто иногда заигрываются. — У тебя украли обувь? — уточнил я. — Какие-то существа? — Не существа! — возразила Луна таким тоном, словно я никак не мог понять очевидного. — Нарглы! Вот, хожу, ищу. Они спрятали мою мантию на Астрономической башне, но туда ходить нельзя. Может, мне повезёт, и башмаки найдутся где-то поближе. Ну, я пойду… — Луна! — внезапно позвал её я. — Ты в своих поисках не видела случайно Драко Малфоя? Слизеринец, светловолосый… — О, у него огромные мозгошмыги! Он их выгуливает на шестом этаже, за статуей однорукой волшебницы из Йорка. Правда, он не знает, что на самом деле она не из Йорка, а с далёкой планеты, где у всех людей одна рука. — Спасибо, Луна, — неуверенно ответил я и предложил: — Может, тебе нужна помощь в поисках? — Не нужно. Я знаю, как мыслят нарглы, особенно когда хотят мне насолить. До свидания, Альберт. До свидания, Блейз Забини. И она пошла дальше по коридору, то и дело привставая на цыпочки. Смотреть на неё было холодно. — Калефацио! — внезапно произнёс Блейз, направляя палочку на ноги Луны. Та ойкнула. Подняла одну ногу, опустила, подняла другую, счастливо улыбнулась и воскликнула: — Это как тёплая ванна, только без воды! Блейз закатил глаза и сказал, опять в пространство: — Ещё мадам Помфри не хватало возни с очередной заболевшей мелочью. — Спасибо, Блейз Забини! — сказала девочка и пошла дальше, теперь ступая куда увереннее. — Я не знал этого заклинания, — признался я, когда Луна скрылась за поворотом. — По счастью, у тебя никакие нарглы не утаскивают обувь, — хмыкнул Блейз. — Кстати, я не знал, что в Хогвартс принимают чокнутых. — Она милая, на самом деле. Просто выражается странно. — Лавгуд… Если она из тех Лавгудов, про которых я думаю, то там вся семейка поехавшая, причём не в первом поколении. Пошли, надерём Дракоше зад? — Ничего мы не будем ему надирать! — возмутился я. — Мы просто поговорим. Блейз промолчал, и я понадеялся, что он не скажет Драко чего-нибудь лишнего. *** Драко сидел на своей сумке за постаментом статуи и читал какую-то книгу. Я кашлянул, и он подскочил с вытаращенными глазами, попытался достать палочку, но запутался в мантии и резко спросил, стремительно краснея: — Вы тут что делаете? — Поболтать пришли, Дракоша, не дёргайся. — С психами и грязнокровками мне говорить не о чем. Проваливайте! — он плотно сжал губы, неуклюже перехватил книгу, чтобы она не выпала, и я с изумлением увидел краешек обложки «Братства кольца». — Психами?! — угрожающим тоном начал Блейз, но я поспешно схватил его за руку и шикнул: — Успокойся. Может, найдёшь минутку для друзей? — спросил я у Драко, и он слегка дёрнул щекой, словно пытался не улыбнуться. Но потом скривился и выплюнул: — У меня теперь другие друзья. Чего вам надо? Я остро пожалел, что Блейз пошёл со мной. По его лицу я видел, что он едва-едва сдерживается, и слова Драко его взбесили. Нужно было что-то предпринять — что угодно, чтобы успокоить одного и сломать эту дурацкую ледяную стену вокруг другого. Я выпалил: — Нельзя позволить Риддлу решать, с кем тебе дружить! Просто… нельзя. Он не настолько важный! Всего-то шестое место в рейтинге самых опасных волшебников Британии и… — Почему шестое? — ошеломлённо, вдруг растеряв всю суровость, спросил Драко. — Не знаю, так сказал Дженкинс. Что Риддл — обычный террорист, которого непременно одолеют. И, слушай, это же правда! Я читал в газетах, он только и делал, что запугивал всех. У него даже нет политической программы! Убить всех магглорождённых — это не программа, а ерунда какая-то! Чистокровных слишком мало, чтобы занять все позиции в обществе, сначала начнётся кадровый дефицит, потом стагнация экономики. Я тараторил, сам точно не зная, что именно, лишь бы не замолкать. Драко слушал, широко распахнув глаза, и я видел, как что-то в нём меняется, корёжится, пока, наконец, он не выкрикнул, резко меня перебивая: — Да мне плевать на Риддла! — выдохнул. Отступил назад, словно пытался спрятаться в тени однорукой статуи. — Плевать мне на него! Но отец ему служит. Он сказал… я должен быть достоин, чтобы он мог представить меня ему. Я… — вдруг его глаза широко изумлённо распахнулись, рот приоткрылся. — Достоин?.. — Ты чего, Дракош? — настороженно спросил Блейз, и я его понимал. Драко выглядел как человек, которого только что осенила гениальная идея. — Достоин… Мне нельзя с вами общаться, — вздохнув, сказал он без капли прежней холодности. — Пока нельзя. Но у меня есть одна идея. — Поделишься? — предложил Блейз. Драко покачал головой. — Лучше не надо. Сам увидишь, — его глаза хитро заблестели. — И… Альберт, мне жаль, что я пропустил твой день рождения. — Мне тоже жаль, — признался я. — Нам тебя не хватало. Слушай, то, что ты задумал… ты ведь не будешь делать глупостей? Драко наклонился, поднял с пола сумку, перекинул лямку через плечо и признался с широкой шальной улыбкой: — Как раз наоборот.